«Книгоедство» kitabından alıntılar, sayfa 2

Ведь взрослые бывают чёрствыми и унылыми в основном потому, что в детстве они мало читали хороших книжек.

<...> строчки Иосифа Бродского <...>:

Что нужно для чуда? Кожух овчара,

щепотка сегодня, крупица вчера,

и к пригоршне завтра добавь на глазок

огрызок пространства и неба кусок.

А потом я понял: ничего удивительного. Ведь существо чуда в том именно и состоит, что вмещает в себя всего человека сразу - и вчерашнего, и сегодняшнего, и завтрашнего. И мир, в котором живёт человек, со всеми его страхами, радостями, рождениями, смертями, надеждами, существует не где-то рядом, он находится внутри человека.

Сергей Довлатов ничьих дней рождения не помнил, кроме Колиного и Катиного (сыновнего и дочернего); да и их он помнил лишь потому, что Коля родился в один день с Гитлером, а Катя - с Пушкиным.

      Однажды, когда будущий писатель [Р.Л. Стивенсон] был маленький, он нарисовал человечка и сказал матери: «Мама, я нарисовал человека. А душу его рисовать?» В этом весь взрослый Стивенсон – в том, что, нарисовав героя, он не может не нарисовать его душу.

…историческая веревка, с помощью которой свел счеты с жизнью Сергей Есенин, хранилась одно время у А Горнфельда, переводчика «Тиля Уленшпигеля». Где находится раритет сейчас, наукой не установлено;

в качестве Вергилия по кругам ада поэту Евгению Евтушенко предложил свои услуги писатель Виктор Пелевин. «Если вы попадете в ад, - пообещал писатель поэту в приватном разговоре по телефону, - то - уверяю вас - исключительно по ошибке, и даю слово: я вас оттуда вытащу»

Даже про Брежнева тогда говорили: «Мелкий политический деятель эпохи Высоцкого».

Мой приятель тех лет, диссидентствующий врач-психиатр Андрей Васильев, помнится, любил повторять: «Пока в магазинах продаются пельмени, жизнь продолжается».

      В одной петербургской школе был проведен опрос. Произвольно выбрали десять старшеклассников и попросили каждого из них назвать любимое стихотворение Пушкина.

      Результаты были такие:

      Половина не назвала ничего. Один молодой человек три минуты мучительно вспоминал, на четвертой минуте вспомнил: «Я из лесу вышел, был сильный мороз». Другой, вернее, другая (девочка) продекламировала две первые строчки из лермонтовского «На смерть поэта». И лишь трое назвали правильно «Я помню чудное мгновенье» – два человека, и несколько строчек из «Утопленника» («Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца») – один.

      Когда этих же самых школьников попросили назвать любимые сорта пива, спектр ответов был радужнее, чем радуга.

      Один модный современный писатель назвал поколение 80-х поколением Пе – то есть выбравшим для себя «Пепси».

      По аналогии с этим определением поколение 90-х, включая нынешнее, смело можно назвать поколением Пи. Оно выбирает пиво.

      Что же сказать о нас – о поколении 60-70-х? Что мы за поколение такое?

      Я думал, думал и, наконец, придумал: мы – поколение Пу.

      Мы выбрали для себя Пушкина.

Пушкин – гений.

Словесность живет независимо от усилий гения.

Просто гений – единственный, кто эту ее независимость может тихонечко подчинить себе.

Что Пушкин и сделал.