Kitabı oku: «Неизвестный Хлыноff»
Фотограф Александр Геннадьевич Балыбердин
© Александр Геннадьевич Балыбердин, 2022
© Александр Геннадьевич Балыбердин, фотографии, 2022
ISBN 978-5-4483-9986-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
КАК ХЛЫНОВ СНОВА СТАЛ НЕИЗВЕСТНЫМ ГОРОДОМ
То, что город Киров раньше назывался Вяткой и Хлыновом, хорошо известно. Как и тот факт, что из трех названий города последнее является самым непопулярным. Настолько, что даже не рассматривается организаторами опросов общественного мнения в качестве одного из ответов на вопрос «Как сегодня должен называться город Киров?».1 Однако если бы такое и произошло, то, думается, вряд ли Хлынов смог набрать более 5% голосов.
Почему не Хлынов?
Но почему? Спросив об этом горожан, в ответ мы, скорее всего, услышим следующее: «Киров – крупный промышленный центр, современный и благоустроенный город; Вятка для своего времени тоже была хороша, особенно, своими храмами. А за что любить Хлынов – город деревянных бараков, грязных улиц и жителей – разбойников, ушкуйников, „хлынов“, наводивших ужас на все Поволжье, по имени которых он и получил свое название?».
Вроде бы с этим трудно не согласиться. Но мы все-таки попробуем. И пусть на этом пути нас вдохновляет светлый образ Анатолия Гавриловича Тинского (1920—2006), архитектора, ученого и краеведа, который приехал в г. Киров уже взрослым человеком, всем сердцем полюбил наш город, его историю и культуру, и всегда с глубочайшим уважением писал не только о Кирове и Вятке, но также о Хлынове, которому он посвятил, пожалуй, свои лучшие научные труды.2 Если столь образованный и тонко чувствующий красоту человек смог полюбить Хлынов и передать эту любовь своим читателям и ученикам,3 то и нам, возможно, следует внимательнее вглядеться в образ этого города, увидев в нем, как в зерне или ростке то, что со временем дало добрые всходы, превратившись в «молодой дубок по имени Вятка» или «могучий дуб имени С.М.Кирова». Любой другой взгляд следовало бы признать неисторичным – ведь, если Вятка была так темна и ужасна, то непонятно почему так хорош Киров и, аналогично, если Хлынов был так темен и ужасен, то непонятно откуда взялись достоинства Вятки? Поэтому человек, который, действительно, любит Киров или Вятку не может быть безучастным и к судьбе Хлынова и не интересоваться тем духовным и прочим потенциалом, что был когда-то заложен при основании его любимого города.
Как А. С. Верещагин повернул историю Вятки
Между тем, обратившись к истории Хлынова, любой исследователь неизбежно сталкивается с несколькими проблемами.
Первая и, пожалуй, сама острая – это малая источниковая база исследований. По сей день Хлынов все еще мало изучен в археологическом отношении. Поэтому, по справедливому замечанию Л.Д.Макарова, единственной основой для воссоздания древней истории города длительное время оставались письменные источники, среди которых источников собственно вятского происхождения немного, и нам все еще мало, что известно о развитии книжной культуры и письменности в Вятском крае в древности.4
В последней четверти XIX – начале XX века А.А.Спицын, А.С.Верещагин и члены Вятской ученой архивной комиссии внесли значительный вклад изучение историографии средневековой Вятки. Опубликованные ими «Древние акты, относящиеся к истории Вятского края», «Свод летописных известий о Вятском крае», «Вятский времянник», «Повести о стране Вятской», «Летописец старых лет», акты по истории Вятского архиерейского дома, Успенского Трифонова монастыря, других монастырей и церквей,5 а также изданные вятскими и московскими архивистами дозорные, писцовые и переписные книги, росписные списки и сказки6 до настоящего времени составляют основной корпус письменных источников по истории Хлынова.
Выдающуюся роль в открытии и изучении этих источников сыграл Александр Степанович Верещагин (1835 – 1908), который, являясь редактором трудов ВУАК, как правило, сопровождал публикации источников своими комментариями, иногда превышавшими объем самого артефакта.7 Его комментарии и отдельные работы по истории Хлынова8 еще при жизни автора стали классикой историографии Вятского края. Неслучайно, кончина Верещагина, последовавшая 5 декабря 1908 г., была воспринята как огромная и невосполнимая утрата. В.Д.Емельянов, которому отныне было поручено редактирование трудов ВУАК, писал: «Утрата эта была весьма тяжела. Покойный всю свою жизнь посвятил изучению истории родного края и своими трудами по истории Вятки пролил некоторый свет на то темное прошлое ее, которое, как легенда, принималось и до сих пор принимается еще на веру иногда в ученом мире, именно – на время колонизации Вятского края… Принимая на себя трудное и ответственное звание продолжателя дела покойного Александра Степановича, мы возлагаем надежду на участливое отношение к Архивной Комиссии местного просвещенного общества и ученого мира вообще. История Вятки еще темна, многие лица и события стоят особняком, нужно время и силы для изучения их и надлежащего, беспристрастного освещения».9
В последующие годы членами комиссии были открыто и опубликовано немало новых источников, написано множество статей и рефератов. Все они были не только замечательны и полезны, но также выдержаны в духе того «окончательного поворота в работах по истории Вятки и новгородской колонизации на востоке», который был произведен Верещагиным. Суть этого поворота, по мнению члена ВУАК А. Шубина, состояла в том, что «подвергнув основательной научной критике свидетельство „Вятского летописца“ и основанное на нем установившееся в исторической науке со времени Карамзина мнение о начале Вятки в XII веке и доказав несостоятельность того и другого, Александр Степанович… высказал свой, принятый теперь учеными, взгляд об основании Вятки новгородскими выходцами в XIV веке».10
И, действительно, если большинство авторов конца XVIII – XIX вв., в том числе Н.М.Карамзин (1766—1826), А.И.Вештомов (1768—1831), М.П.Погодин (1800—1875), Н.И.Костомаров (1817—1885), А.И.Герцен (1818—1870), С.М.Соловьев (1820—1879), В.О.Ключевский, (1841—1911), относили основание Хлынова к концу XII века и излагали его историю по «Повести о стране Вятской»,11 то именно Верещагин заставил многих поверить в недостоверность этого источника и отнести события, описанные в ней к 1374 г. Сам Верещагин писал об этом так: «Таким образом, оставя показание Повести о походе новгородцев на Вятку в 1174 году, как не только неподтверждаемое, но и прямо опровергаемое другими вполне достоверными показаниями, приходится принять показание летописей о приходе на Вятку новгородцев в 1374 году, действительность которого не возбуждает никаких сомнений и подтверждается дальнейшими летописными известиями вполне достоверными».12
Каким же образом указанный в летописях 1374 год превратился в 1174 год «Повести», и, главное, зачем? По мнению Верещагина, в этом виноват вятский книжник, желавший удревнить историю своего края. Он писал: «Нельзя решительно утверждать, что в Повести 1174 год, вместо летописного 1374 года, поставлен не намеренно. Предисловие Повести (преисполненное баснями о знаменитости древних славян и их князей) в Толстовском списке прямо указывает на желание ее составителя воспрославить своих вятских праотцев и связать их начальную историю с историей знаменитых новгородских древних славян… Кто знает – может быть и наш составитель Повести, по тем же побуждениям, букву летописного известия (6882—1374), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682 – 1174), и такой ничтожной, по-видимому, «поправкой» поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет…».13 Так, благодаря Верещагину, вятский книжник оказался фантазером, «Повесть о стране Вятской» лишилась доверия ученых, а Вятская страна – на два века моложе.
Мы еще вернемся к летописному известию о походе 1374 г., сыгравшему столь важную роль в спорах вокруг «Повести о стране Вятской», времени основания нашего города и предках вятчан. Сейчас же заметим, что, доверяя этому известию, Верещагин не утверждал будто ушкуйники основали город Вятку и дали начало всему вятскому народу, так как, по его мнению, под Вяткой в этих летописях упоминаются «река и страна Вятка»,14 а вовсе не город, как большинство из нас привыкли думать сегодня. Этого же мнения придерживался и Спицын, писавший, что «в словах летописи «пограбиша Вятку» под Вяткою, «следует разуметь поселения инородцев, живших по реке Вятке».15 Более того, ни Спицын, ни Верещагин не утверждали, что главный город вятчан изначально назывался Вяткой. Как и другие историки, они считали, что он назывался Хлыновом и был построен уже в следующем XV веке, где-то между 1428 и 1432 гг.16
Как в 1974 году Киров отметил свое 600-летие
Принципиально новое прочтение летописного известия о походе 1374 г. было предложено профессором А.В.Эммаусским (1898—1987), который в начале 1970-х гг. предположил, что в конце своего похода ушкуйники вернулись в среднее течение реки Вятки, где поселились в одном из ранее существовавших поселков, укрепили его и стали в нем жить, оставив свой недостойный промысел.17 Поэтому, по крайней мере, одно из трех упоминаний о Вятке в этом летописном известии относится не к реке или местности, но к городу, который был основан ушкуйниками в 1374 г., первоначально назывался Вяткой и, следовательно, в 1974 г. отметит свое 600-летие.
Эти предположения профессора Эммаусского, возможно, так навсегда и остались бы смелой гипотезой. Если бы руководство Кировской области, которое, не обсуждая ее научную состоятельность, форсировало и должным образом использовало идеи ученого для того, чтобы извлечь из предстоящего юбилея выгоду для города и области. История подготовки к 600-летию г. Кирова подробно описана в статье А.Л.Мусихина «Вопрос об основании г. Кирова в работах А.В.Эммаусского»,18 автор которой справедливо замечает, что, поскольку «причины ошибок в данном случае лежат не в научной, а в политико-идеологической плоскости», ответственность за искажение исторической правды следует возлагать не на ученого, а на руководителей города и области, использовавших его работы для решения других задач. В итоге летом 1974 г. город Киров широко отметил свой 600-летний юбилей, который стал заметным событием в его жизни. К этому юбилею город был награжден орденом Трудового Красного знамени и получил несколько новых важных объектов, в том числе Дворец пионеров – мемориал, а его жители – новых предков – ушкуйников, наводивших своими набегами ужас на все Поволжье и Север Европейской России.
Кстати, именно тогда в жизнь города вошла традиция ежегодно отмечать день его рождения. С недавних пор он отмечается 12 июня, в День России. В 2011 году, по этой версии, Кирову исполнилось 637 лет. За эти годы летящий по водам Вятки ушкуй прочно обосновался на эмблеме главного городского праздника,19 и никто не спросит – по каким заслугам такая честь? Размышляя над этим печальным фактом, А.Л.Мусихин цитирует справедливое замечание А.А.Бушкова: «Мифы укореняются в сознании в результате нехитрого процесса – механического повторения. Никто не дает себе труда вернуться к первоисточнику, и ошибочное утверждение кочует из книги в книгу, из статьи в статью. А потом к нему привыкают настолько, что иная точка зрения представляется вовсе уж злодейским покушением на устои».20
Впрочем, вправе ли мы требовать от простых горожан или властей то, что следовало бы ожидать, прежде всего, от ученых? Вместе с тем, очевидно, что до конца советского периода, когда «Повесть о стране Вятской» была заклеймена как «тенденциозное сочинение русских церковников»,21 какая-либо дискуссия по этим вопросам была невозможна. Наверное, не следует осуждать и ученых, в среде которых не зря бытует мнение о том, что «величие ученого измеряется тем, насколько лет он смог затормозить развитие науки». Мало кто дерзнет спорить с классиком. Особенно, когда он – заведующий кафедрой или твой научный руководитель. Особенно, в советские времена, когда в начале статьи автору приходилось не раз «присягать на верность» классикам марксизма и признанным научным авторитетам.
Время перемен
Ситуация начала меняться только в 1990-е годы, когда историческая наука, освободившись от «объятий» коммунистической идеологии, обрела новые возможности и перспективы. В обстановке «второго крещения Руси» изменилось отношение к истории Церкви. Были открыты научные темы, ранее считавшиеся закрытыми или неперспективными. Стали доступнее архивы. Появились другие – не только государственные – источники финансирования. Появилась возможность встречи с коллегами не только из других городов, но и стран, также интересующимися историей Вятки. Подготовка к изданию многотомной «Энциклопедии земли Вятской» также стимулировала этот интерес.
В том же 1996 г. вышло из печати посмертное издание монографии А.В.Эммаусского «История Вятского края в XII – середине XIX века», из которого читатели узнали, что в последние годы своей жизни, под влиянием новых открытий, автор скорректировал свои взгляды на древнюю историю Вятки. Он писал: «Археологические материалы, местные предания и позднейшие записи вятских книжников свидетельствуют о том, что русская колонизация Вятского края началась в XI – начале XIII века… Поэтому не случайно в официальных вятских документах конца XVIII века годом основания Хлынова считался 1199 год», но с оговоркой, что первые русские поселения тех лет следует считать не городами, а поселками, а сама колонизация не носила еще массовый характер.22 По сути, это было приглашением к дискуссии. И она началась.
Усилиями В. В. Низова в 1990-е годы в г. Кирове прошли несколько научных конференций, по итогам которых были изданы сборники с материалами, в том числе по истории Хлынова.23 На конференции 1996 г. в докладе, посвященном зарождению православного культа на Вятке, В.В.Низов обратился к «Повести о стране Вятской» и, следуя в русле гипотезы А.С.Верещагина, предпринял попытку совместить ее сказания с известием о походе ушкуйников на Вятку, что позволило ему предложить в качестве точной даты основания г. Хлынова 14 (22) сентября 1374 г.24 Несколькими годами позже, он высказал еще одно смелое предположение – будто, в действительности, на Вятку пришли мирные новгородские переселенцы, которые уже позже, по воле «московского редактора» летописи, намеренно были «заменены ватагой удалых молодцев-ушкуйников, прибывших в Вятско-Камский край не для его освоения, а исключительно с целью грабежа местного финно-угорского населения».25
В том же сборнике 1999 г. впервые были опубликованы результаты раскопок Л.П.Гуссаковского (1923—1977) в Хлыновском кремле, проведенных еще во второй половине 1950-х гг., а также обзорная статья Л.Д.Макарова об истории археологического изучения города Вятки (Хлынова), в которой автор рассказал также о работах 1983—94 гг.26 Эти статьи можно было сравнить с камнем, брошенным в доныне тихую заводь местной исторической науки. На основании полученных артефактов Гуссаковский утверждал, что на плато между Раздерихинским оврагом и Засорой («Болясковым полем») в древности существовали два поселения: на рубеже XII и XIII веков на территории современного Александровского сада возникло удмуртское поселение «Вятка», а во второй половине XIII века на другом конце плато, вблизи современного «вечного огня», пришлым русским населением был основан «Хлынов», названный по реке Хлыновице, протекавшей под стенами этого города. Чем, по мнению, Гуссаковского и можно объяснить наличие двух названий у центрального города Вятской земли.27
Тогда же в 1999 г., благодаря международным контактам вятского ВУЗа, в сборнике была опубликована статья Даниэля Кларка Уо, профессора из г. Сиэтла, США, «Новое о «Повести о стране Вятской».28 В отличие от Верещагина, автор статьи весьма уважительно отозвался о работе вятского книжника, предположив, что тот мог использовать в своей работе «Сказание о вятчанех» – источник XVII века, обнаруженный автором статьи в Государственной библиотеке Республики Узбекистан.29 Текст этого сочинения был опубликован двумя годами раньше в сборнике материалов международного научного симпозиума «Шведы и Русский Север», также состоявшегося в г. Кирове.30 Спустя еще несколько лет в г. Санкт-Петербурге увидела свет монография Д.К.Уо,31 в которой он в свете последних открытий пересмотреть общепринятые взгляды на «Повесть о стране Вятской» и другие вятские летописцы. Откликаясь на это предложение, «нижегородец с вятскими корнями» А.Л.Мусихин приступил к систематическому изучению источников вятского летописания, что потребовало создания коллекции их электронных копий и нашло отражение во множестве публикаций.32
Практически одновременно с Уо, археолог Л.Д.Макаров защитил в Удмуртском университете докторскую диссертацию по теме «Древнерусское население Прикамья в X – XV веках», в которой, обобщив последние достижения науки, пришел к выводу, что «Средняя Вятка, начала заселяться славянами и ославяненными финнами во второй половине XII – начале XIII в.»,33 то есть в период, описанный в «Повести о стране Вятской» и других вятских источниках.
Все это, в совокупности, не могло не привести к переоценке научного наследия Верещагина и пересмотру устоявшихся взглядов на древнюю историю Вятской земли. Образно говоря, уже в наши дни Хлынов снова стал неизвестным городом. Оказалось, что мы до сих пор все еще не знаем ответа на главные вопросы: Когда, где, кем, как, с какой целью был основан наш город? Каково его первоначальное название? От кого ведут свой род современные вятчане и кировчане?
Это важно, не потому что кому-то очень хочется доказать будто Киров древнее Рима, а вятчане – прямые потомки египетских фараонов. Нет. Автор этой статьи согласен с А.Л.Мусихиным в том, что перед нами не стоит цель написать новую фантастическую историю Хлынова, к чему стремятся иные поклонники фолк-хистори.34 А.С.Пушкин писал: «… клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал».35 И нам, вятчанам, довольно собственной истории. В том числе для того, чтобы, зная достоинства предков, стараться подражать им, и, зная их грехи, стараться избежать их ошибок.
Собственно именно этому и посвящен цикл открытых лекций «Неизвестный Хлынов», который, конечно, не прольет свет на все темные страницы вятской истории, но, возможно, приблизит время ответов на самые важные вопросы, а также позволит нам, узнав Хлынов, еще больше полюбить и его, и Вятку, и Киров – наш родной город.
БЫЛИ ЛИ ВЯТКА ОСНОВАНА УШКУЙНИКАМИ В 1374 ГОДУ?
В юбилейном для города 2009 году происхождение вятчан от ушкуйников стало одной из ведущих тем местных газет. «Источник новостей» сообщил, что «инициативная группа горожан» собирается построить пять ушкуев и следующим летом пройти на них по рекам Вятке, Каме и Волге, устраивая в пути «презентации Кировской области».36 «Научным обоснованием» этого проекта стали труды самарского краеведа Бажанова, утверждавшего, что предками казаков были именно вятские ушкуйники, которые, захватив в 1471 г. в г. Сарае казну Золотой Орды, не пошли домой, но решили остановиться в горах Жигулях и стали «организующим звеном казачества».37 Действительно, после таких «открытий» как не предложить поставить на Театральной площади памятник «вятскому ушкую» … на постаменте памятника В.И.Ленину, о чем в юбилейном году писала та же газета.38
Кто такие ушкуйники?
К сожалению, ученые все это время оставались в стороне от обсуждения столь пламенных проектов. Хотя им было прекрасно известно, что участие ушкуйников в основании Вятки – весьма спорный вопрос, а их моральный облик, жестокость и алчность получили принципиальную оценку еще в дореволюционные годы.
В.И.Даль в своем знаменитом «Толковом словаре живого великорусского языка» дает такое определение этому слову: «ушкуйники – речные разбойники, которые шайками пускались открыто на грабеж и привозили добычу домой, как товар».39 Заметим, что этой «добычей» нередко были женщины и дети, которых ушкуйники продавали на невольничьих рынках. На английский язык слово «ушкуйник» переводится как «river pirate» – «речной пират». Именно так, «русскими пиратами», названы ушкуйники в другом классическом издании – Энциклопедическом словаре Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона (1890—1907).
Приведем подробную выписку из этого словаря:
«Летопись сохранила нам несколько походов ушкуйников. В 1360 г. ушкуйники взяли город Жукотин на реке Каме и перебили татар, вследствие чего князья суздальский, нижегородский и костромской ловили по приказу хана ушкуйников и пересылали их в Орду. В 1363 г. ушкуйники под начальством Александра Абакуновича и Степана Ляпы воевали Обь. В 1366 г. без разрешения Новгорода ушкуйники под начальством того же Абакуновича и еще двух воевод побили татар под Нижним, за что великий князь Дмитрий Иванович поссорился с новгородцами и последним пришлось дорогой ценой купить мир. В 1369 г. ушкуйники грабили по Каме, в 1370 г. – по Волге; в 1371 г. разграбили Ярославль и Кострому; в 1374 г. на 90 ушкуях разграбили Вятку и взяли Болгары; часть их спустилась к югу, другая пошла на восток; в 1375 г. под начальством Прокопа они в числе 1500 чел. разбили пятитысячную рать костромского воеводы Плещеева и захватили Кострому, где грабили неделю, затем взяли Н. Новгород и пустились к Астрахани, грабя всех по дороге; в Астрахани воевода обманом перебил их всех. В 1391 г. ушкуйники опять грабили по Вятке, Каме и Волге и снова взяли Жукотин, а также Казань».40
Современники считали, что нравственный облик ушкуйников достоин не восхищения, а глубокого сожаления. Вот как описывает очевидец бесчинства ушкуйнической дружины Прокопа при разграблении ей в 1375 г. Костромы:
«… И мнози ту на побоищи побиени быша и падоша, а друзии по лесом разбегошася, а иных живых поимаша и повязаша. Новгородци же видеша оставлен град и небрегом и несть ему заборони ни отъкуду же и взяша град и пограбиша его до конца, и стоявше во граде неделю и всяко сокровище изыскаша и изнесоша и всякыи товар изъобретше и поимаша. Не все же товарное с собою попровадиша, но елико драгое и легчаишее, а прочее тяжькое излишнее множаишее в Волгу вметаша и глубине предаша, а иное огнем пожгоша. И множьство народа христианскаго полониша, муж и жен и детии и девиц с собою попровадиша и отъидоша от Костромы. И шедше на Низ по Волзе, пограбиша Новъгород Нижний и много полона взяша муж и жен и девиц и град зажгоша. И поидоша на Низ и повернуша в Каму и тамо в Каме помедлиша неколико время и потом выидоша ис Камы и внидоша Камою на Влъгу и дошедше на Низ по Влъзе града Блъгар и тамо полон весь христианьскыи попродаша или Костромьскыи, или Нижняго Новагорода, попродаша Бесерменом жены и девици, а сами поидоша в насадех по Волзе на низ к Сараю, гости христианьскыя грабячи, а бесермены биючи».
Далее летописец сообщает, что разбойная дружина Прокопа достигла устья Волги, где местный князь Салчеи «лестию», то есть обманом перебил всех ушкуйников – «ни один от них ни остася», на что восклицает словами Евангелия: «В ню же меру мерите, возмерится вам».41 Разграбить и сжечь русский город, не жалея ни кремля, ни храмов, ни домов, ни самих горожан. Награбить сокровищ столько, что не унести и потому большую их часть утопить в реке. Захватить в плен беззащитных женщин и детей и затем продать их врагам славян на невольничьем рынке. Какое из этих преступлений ушкуйников хотели бы сегодня прославить их современные последователи? А ведь, между тем, как отмечал еще А.А.Спицын, «поход Прокопа 1375 г. и поход неизвестных ушкуйников (якобы основавших Вятку – А.Б.) в предыдущем 1374 г. находятся между собой во внутренней связи»,42 и у нас нет никаких оснований полагать, будто Вятку основали какие-то особенные, «гуманные» ушкуйники. История таковых не знает.
Важно отметить, что эти два похода ушкуйников были предприняты именно в те годы, когда Русь набирала силы для решительной битвы с Золотой Ордой. Переломным в их отношениях стал 1374 г., когда великий московский князь Дмитрий Иванович открыто порвал с Мамаем,43 на что ушкуйники откликнулись… разграблением Костромы и Нижнего Новгорода, «зачисткой» Камы и Вятки, взятием Булгара, грабительским походом к Астрахани. Очевидно, что это было на руку врагам Москвы, так как грабежи ушкуйников ослабляли пограничные районы и провоцировали новый военный конфликт с Ордой. Время показало, что их походы шли вразрез с государственными интересами Руси, что дополнительно характеризует нравственный облик «русских пиратов». Что же до того, что вятчане, случалось, поступали, как ушкуйники, совершая разорительные походы в соседние земли, то все же существует разница между теми, кто опустился до разбоя, и теми, кто избрал разбой своим главным ремеслом.
Именно по этой причине уместен вопрос: как могло такое произойти, чтобы ушкуйники, оставив свое ремесло, основали город и поселись в нем? Отвечая на него, В.В.Низов в статье «Новгородские ушкуйники: мифы и действительность» предположил, что «разрушительная деятельность ушкуйников была подчинена созидательным задачам – основанию новых колоний». Однако здесь же был вынужден признать, что достоверно известна лишь одна страна, в которой поселились ушкуйники – Вятская.44 Других примеров история не знает. Да и есть ли у науки действительно веские основания считать, что это событие действительно имело место?
