Kitabı oku: «Сила инстинкта. Часть 1», sayfa 4
Но на лице Уильяма не дрогнул ни один мускул, и он ответил в таком же спокойном тоне:
– Прошу меня извинить, но вы, после того как бросили его на кровать, изволили на него лечь и проспали так до сегодняшнего утра.
– В самом деле? Ик!…Скажите, многоуважаемый и горячо любимый мой…Ик!… Уильям, а я был сильно пьян вчера?
– Не более чем сейчас, граф.
– Да ну?! А вы знаете, что я вас очень-очень люблю и горячо уважаю? А ну говорите, знали или нет?
Но и здесь лицо уроженца Туманного Альбиона осталось непроницаемым.
– Всегда это знал, мой дорогой граф.
– Вот люблю я его, ей-Богу люблю, не поверите, – все приговаривал Чернокуцкий, обращаясь уже к Кравцову. – Помню как-то раз…
Но о чем дальше говорил выпивший Евгений Павлович, Антон не услышал, потому что они с Андреем Александровичем вышли на улицу. Вскоре, убрав со стола грязные приборы, ушел и Уильям. В гостиной никого не осталось.
Пойти и мне, что ли, покурить, подумал студент.
Сообразив, что в своем укрытии делать больше нечего, он направился к входной двери. Не прошло и полминуты, как он уже шагал по выложенной мозаикой дорожке по направлению к беседке, которая располагалась слева от особняка. Беседка эта имела форму арки, а к ней вели две массивные ступеньки, такой же расцветки, как и дорожка к дому. Вокруг росли тюльпаны, контрастируя цветом своих бутонов с черными решетками курилки. Трава была аккуратно пострижена заботливым садовником. Сад у Петра Островского был хоть и невелик, но поистине красив.
Но посмотрев на улицу, за решетчатое ограждение, Антон обомлел. За воротами стояла черная карета, запряженная отличной двойкой. Та самая, в которую вчера вечером пытались затащить богатого промышленника и Маргариту Петровну. Лошади от безделья перебирали копытами и крутили головами из стороны в сторону, щурясь от яркого полуденного солнца.
На козлах, свесив ноги, сидел страшный альбинос. Теперь, присмотревшись повнимательнее, Антон увидел, что он действительно турок. Восточный разрез глаз, орлиный нос, густые, взлохмаченные брови. Правда, волосы на голове не черные, а бесцветные.
И одет он не так, как вчера. На нем был прекрасного покроя широкий светло-коричневый камзол, обшитый красной каймой. В руках он крутил кинжал, и острый клинок отбрасывал золотистые солнечные блики. Увидев Антона, турок прищурился, и лицо его исказилось нескрываемой злобой. От такого взгляда внутри у молодого студента все похолодело. Выходит, узнал.
Не желая смотреть на недоброго турка, Антон Ковров отвернулся и зашагал дальше к беседке. Чернокуцкий и поверенный Кравцов курили сигары, пуская под кованый навес клубы сизого дыма. Увидели студента, улыбнулись.
– О, вот и наш вчерашний спаситель, – поприветствовал его граф. – Вы знакомы с…Ик!…С Андреем Александровичем?
Поверенный чуть заметно кивнул и протянул ему руку. Поздоровались.
– Антон Семенович Ковров, очень рад познакомиться.
– Взаимно, Петр Петрович о вас рассказывал. Вы молодец, очень одобряю ваш поступок.
– Благодарю вас, Андрей Александрович, но одобрять тут нечего. Любой человек, обладающий чувством собственного достоинства, поступил бы так же.
– Тем не менее, примите мою искреннюю благодарность. Петр Петрович не только мой клиент, но и хороший друг. И я горжусь, что такой замечательный человек как он не брезгует порой спросить у меня совета. Но ладно, что это я о себе? Как вы, как ваша рана?
– Благодарю, уже лучше.
– Очень рад. А вы слышали, мой новый знакомец, что произошло сегодня утром, вот только что?
Антон подумал, что не стоит строить из себя неосведомленного. Но и раскрываться полностью он был не намерен.
– Если вы про мерзавца Хавинского, то знаю. Услышал обрывки вашей беседы в столовой.
– Это не мерзавец, а сущий дьявол! – Произнес поверенный, но непонятно, кому именно адресовал свои слова – то ли Антону, то ли самому себе.
– Граф имел честь упомянуть имя этого человека вчера вечером. То, что он редкостный мерзавец, я уже понял. Но чем он так страшен, что сам Петр Петрович, как мне показалось, его побаивается?
Поверенный выпустил кольцо сигарного дыма. Посмотрел, как оно медленно расползается под потолком, а потом ответил:
– Почему он так опасен, мало кто знает наверняка. Но вокруг него ходят множество нехороших слухов. Поговаривают, что на его совести несколько нераскрытых убийств, а также шантаж, вымогательства и прочие незаконные авантюры. Было предпринято немало попыток, в том числе и с моей стороны, отправить его в арестантские ссылки, но всякий раз ему помогала какая-то неведомая сила. То свидетель куда-то исчез, то улик оказывалось недостаточно. А однажды приключилась история, которая буквально потрясла всю общественность. Скажите, вы слышали что-нибудь про бриллиант Стелла?
Антон раскурил любезно предложенную сигару и с первой же затяжки скрутился пополам в приступе продолжительного кашля.
– Что с вами? – Перепугался Кравцов, усиленно хлопая по спине задыхающегося студента.
– Простите ради Бога, дымом поперхнулся, – ответил юноша, разогнувшись. Лицо его было красное, как панцирь только что сваренного рака. – Слишком крепкие. Как вы их курите?
– Отменные сигары, – обиделся Андрей Александрович. – Кубинские, высшего качества. Сам Дизраэли, говорят, такие курил.
– Не буду спорить, но мне от них плохо.
Поверенный развел руками.
– Прошу извинить, других не имею.
Антон взял его за рукав.
– Это ничего, совсем ничего. У меня есть свои, в комнате. Если не возражаете, я мигом сбегаю и вернусь. А вы мне про бриллиант расскажете, ладно? Очень уж охота послушать.
– Да, прошу вас. Мы подождем.
Ковров быстрым шагом проследовал в дом и через несколько минут вернулся, держа в руке сигару. Она была гораздо тоньше той, которую предложил ему поверенный. Чиркнул зажигалкой, прикурил.
– Слабенький вы, как я погляжу, – укоризненно заметил граф. – Настоящие мужчины предпочитают…ик…Крепкое курево. В нашем полку только такие и курили.
Антон пожал плечами, но ничего не ответил.
– Прошу вас, Андрей Александрович, продолжайте, – попросил юноша. – Вы остановились на драгоценном камне. Стелла, кажется?
– Да, Стелла! Это легендарнейший драгоценный камень в Европе. Весит, кажется, более пятидесяти пяти карат. Видел его несколько раз, но увы, только лишь на картинках, в сборниках «Западные и восточные драгоценные каменья». Скажу прямо, камень небывалой красоты, и он сразу же привлек мое внимание.
Сказано было с воодушевлением, потому что бриллиант этот действительно однажды поразил воображение молодого студента. Хоть к драгоценностям он был равнодушен и читал о них исключительно ради собственного удовольствия, но оценивал их не за их денежную стоимость, а исключительно за внешнюю красоту.
– Ну что же, неплохо. Что еще можете о нем сказать?
Антон кое-что читал об этой реликвии и не преминул случаем блеснуть эрудицией.
– Насколько я помню, камень этот, как и многие другие, был привезен из Индии, еще очень давно. В Европе же его впервые увидели у короля Карла Смелого. Говорят, что Карл, согласно арабскому поверью, считал, что из двух воюющих сторон побеждает та, которая владеет более тяжелым алмазом. Поэтому после того, как голландский дворянин Луи де Журвель огранил этот камень, Карл повелел вставить его в свой шлем наподобие кокарды. В битве с войсками швейцарцев Карл Смелый вступил в поединок с самым храбрым воином противника, превосходившем его по физической силе. На своем боевом коне он промчался вдоль вражеского войска, развернулся на скаку и неожиданно для всех стал напротив солнца.
Все удивились такой элементарной тактической ошибке. Однако это совсем не было ошибкой: во время поединка Карл стал мотать своей головой из стороны в сторону, солнечным зайчиком от бриллианта ослепил противника и ловко проткнул его шпагой.
Однако победы ему это не принесло, потому что войско его потерпело сокрушительное фиаско, а сам он был убит прямо на поле боя. Стеллу нашел на обледенелом поле какой-то швейцарский солдат и продал его местному священнику всего за один гульден, так как не знал настоящей стоимости камня. Потом он каким-то образом попал к португальскому королю, а уже после – к маркизу Николя де Вале, отпрыску французской династии Валуа и близкого друга Генриха Третьего. У маркиза он пробыл довольно долго, а потом оказался у английского короля Якова Первого.
– Все так, мой юный друг, все так, – сигара Андрея Александровича потухла, и он раскурил ее снова. Вижу, с этой легендой вы знакомы. А знаете ли вы, что за камнем охотился сам Наполеон, но так и не смог найти?
– Что-то не припомню.
– Он послал на поиски своего самого хитрого и умного агента, но тот не смог отыскать никаких следов этой реликвии.
– Да, точно. Потом Стелла оказалась в России, правильно? В 1828 году, когда ее приобрел владелец российских угледобывающих заводов Сергей Покровский.
– И заметьте, приобрел незаконно! – Подмигнул Андрей Александрович. – К Покровскому алмаз попал через дочь Франциска I, короля обеих Сицилий. Доподлинно известно, что вскоре после этой покупки, он слег с какой-то странной болезнью, похожей на тропическую лихорадку. Лекари только руками разводили. Чем только не лечили, какими травами не потчевали – все зря. Преставился уважаемый миллионщик в страшных мучениях. Ну, а бриллиант по наследству достался его законной супруге, княгине Аделаиде Покровской. Что было дальше, знаете?
Антон улыбнулся, будто Андрей Александрович задал ему глупый вопрос.
– По-моему, это всем известно. Княгиня, похоронив со всеми почестями мужа, вышла замуж за известного на тот момент историка Филиппа Вяземского. И до сих пор камень находится у нее. Кстати, два года назад у нее скончался единственный сын.
Поверенный усмехнулся.
– То есть вы считаете, что Стелла до сих пор находится в её коллекции?
– А как же иначе? – Удивился Ковров.
Студент невольно бросил взгляд на лужайку, где стояла карета Хавинского, и увидел, что страшного альбиноса на козлах уже не было. Куда, интересно, он подевался? По малой нужде отлучился, что ли?
Андрей Александрович присел на скамейку, выпустив облако сигарного дыма. Некоторое время он сидел, не произнеся ни слова. Потом сказал:
– А если я вам скажу, что бриллиант сейчас находится вовсе не у княгини Покровской, о которой вы только что упоминали, а совсем у другого человека?
– Знаете ли, я так подробно не углублялся в историю. Да и потом, она кишит пробелами, и восстановить всю цепочку передвижений Стеллы вряд ли представляется возможным.
– Нет-нет, что вы? Официально бриллиант находится именно у графини, тут вы совершенно правы! Но это официально, по документам. На самом же деле он находится у другого человека.
– И у кого же? – Антону было интересно.
– У нашего общего приятеля. У Хавинского.
– У кого? – Коврову показалось, что он не так услышал.
– Не удивляйтесь. Именно у Марчина Хавинского, который сейчас сидит в кабинете у Петра Петровича. Это, конечно же, только слухи, но у меня есть все основания полагать, что Стелла у него.
Антон никак не ожидал, что разговор о знаменитом на всю Европу драгоценном камне приведет к человеку, который только что так бесцеремонно ворвался в дом Островского и требовал денег.
Неужели правда? Или Андрей Александрович интересничает? Да нет, непохоже.
– Расскажите, умоляю вас, – попросил Антон, которого вся эта история не просто впечатлила, а буквально повергла в шок.
– Ну что же, расскажу. Но учтите, милейший Антон Семенович, этого вы не услышите больше нигде.
– Конечно-конечно! – Ковров старался выглядеть спокойным, но на самом деле просто сгорал от любопытства.
– Эта история покрыта мраком. Как говорится, тьма египетская и стон кромешный. Факты здесь причудливейшим образом переплетаются с вымыслом, и разобрать, где первое, а где второе, довольно трудно. Камень Стелла находился в личной коллекции Аделаиды Покровской, в специальном помещении, пробраться в которое без ведома хозяйки практически невозможно. Это что-то вроде подземного сейфа с современным кодовым замком и системой сигнализации. Там много всяких дорогих экспонатов, самым ценным из которых, как вы сами понимаете, является этот бледно-голубой бриллиант.
Каким-то образом злоумышленники все-таки проникли в эту тайную комнату и похитили камень, заменив подделкой. Должен заметить, весьма посредственной, потому что подмена обнаружилась очень скоро. Но княгиня, как особа редкостного благоразумия и строгих правил, не стала бить тревогу, а предпочла решить этот вопрос без лишней огласки. Она не стала привлекать местную власть, ибо не желала ненужной огласки, и поиск Стеллы поручила одному из лучших сыщиков, некоему Дюпену (прямо как у Эдгара По, помните?). Дюпен, надо отдать ему должное, сыщик весьма толковый. Он провел собственное расследование и очень скоро вышел на след нашего общего знакомца, Марчина Хавинского.
Но тут приключилась одна забавная история. Как только стало известно о причастности шантажиста к ограблению, он сам дал о себе знать. Недавно графиня была с визитом в России, и тогда он нанял какого-то мальчишку, чтобы тот передал ей послание. Мальчишка этот подстерег ее возле здания Министерства Образования, которое княгиня посетила для решения вопроса касательно открытия интерната для маленьких детей, брошенных на произвол судьбы. Графиня, как известно, именитая благотворительница.
Когда она садилась в карету, нанятый Хавинским посыльный подбежал к ней, сунул в руки записку и тут же, как говорят, дал дёру, смешавшись с толпой. Этого малолетнего негодника впоследствии так и не нашли. Записка предназначалась лично для госпожи Покровской. Там было сказано, что, если она хочет получить свою реликвию обратно, ей придется раскошелиться на один миллион рублей, в противном случае бриллиант будет для нее навсегда потерян. А учитывая его истинную стоимость, плюс память о покойном супруге, графиня справедливо решила камень вернуть. В письме также было указано время и место, куда следует доставить деньги.
Кравцов замолчал. Выдержав паузу, продолжил:
– На кладбище, в полночь. Довольно поэтично, не правда ли? Сама графиня, разумеется, в столь опасную экспедицию не отправилась, а послала надежного посыльного вместе с деньгами. Но не для того, чтобы заплатить вымогателю, а взять его, так сказать, на горячем. И вот тут начинается самое интересное.
Андрей Александрович затушил сигару, поднялся и стал прохаживаться взад-вперед по беседке.
– Как вы сами понимаете, Антон Семенович, здесь уже пришлось поставить в известность российскую Охранку. Разумеется, вся операция проходила в режиме особой секретности. Лишние слухи об исчезновении такой ценной вещи никому не были нужны. Ну так вот, сотрудники Охранки окружили место будущей сделки, и вскоре посыльный княгини с чемоданом, набитым банковскими ассигнациями, пришел к назначенной могиле. С ним пришел и ювелир, чтобы удостовериться в подлинности камня. Была безлунная ночь, накрапывал дождь. В общем, атмосфера та еще – готический романа, да и только. Но какого же было удивление всех присутствующих, когда на место пришел не какой-нибудь посредник, а лично Марчин Хавинский.
Он был один, как на ладони. На нем был черный непромокаемый плащ и шляпа. Встреча прошла очень быстро. Хавинский взял деньги и потом, без лишних слов, отошел к соседней могиле, порылся где-то под мраморной плитой, достал оттуда камень и передал посыльному. Ювелиру, правда, пришлось немного повозиться со своей лупой, но в конце концов он выдал однозначный вердикт – камень подлинный.
О, он был поистине потрясающий! Я лично держал его в руках, и у меня было ощущение, что я держу в руках целую историю. Представляете, им владели величайшие люди в мировой истории. Ощущения, скажу я вам, непередаваемые!
И тут Антон Ковров наконец-то решился задать вопрос, который мучил его на протяжении всего рассказа:
– Скажите, Андрей Александрович, откуда такие подробности? Вы рассказываете обо всём этом не как посторонний, а как непосредственный участник этих событий. Да еще и Стеллу держали в руках. Когда это?
Кравцов улыбнулся и присел рядом с Антоном.
– Вы правы, рассказываю сие, так сказать, из первых рук. Потому что этим посыльным был я.
Студент даже присвистнул от удивления, что в высшем обществе было бы, по меньшей мере, невежливо. Но это сейчас его не особо заботило. Человек, сидевший сейчас рядом с ним, держал в руках легендарный алмаз. Ничего себе поворот!
– Рассказываю дальше. Когда Хавинский передал мне камень (так уж и быть, с третьего лица перейду на первое), взял деньги и собрался уходить, как из укрытий выбежали полицейские и схватили вымогателя. Странно, но он не был похож на человека, которого застигли врасплох. Выражение его лица по-прежнему оставалось спокойным и безучастным. Не поверите, но это спокойствие так меня испугало, что просто сердце в пятки ушло. Было в этом человеке что-то дьявольское, что-то такое, чего нельзя описать словами. Не стыжусь признаться, я тогда испугался. Какое самообладание, какая выдержка!
– И что было потом? Ему предъявили обвинения?
– Вы не поверите: он смотрел на окруживших его полицейских и улыбался! Словно это сверхчеловек, которому дана безграничная власть и который может повелевать судьбами. Вы, верно, думаете, что я спятил, но это так и было. Антон Семенович, это страшный человек, вы даже не представляете насколько.
Кравцову действительно было жутко, и это было заметно по выражению его лица. То событие, по всей видимости, крепко врезалось ему в память и оставило неприятные воспоминания.
Он расстегнул верхнюю пуговицу на своей белоснежной сорочке и потер обнажившуюся шею.
– Когда его окружили, Марчин, как ни в чем не бывало, обратился к полицейским и сказал, что просто вышел погулять и ничего не знает. Когда ему показали алмаз, он взглянул на него с удивлением и заверил, что никогда раньше его не видел. Смешно, конечно, потому что вокруг было множество свидетелей, и все видели, как он доставал и передавал бриллиант. Стеллу конфисковали, а мы, вместе с арестованным Хавинским, поехали прямиком в Охранное отделение. Но когда мы благополучно добрались до места и собрались официально оформить изъятие, вдруг выяснилось, что Стелла пропала!
– То есть как пропала? – Не понял Антон.
– А вот так! Испарилась! Канула в Лету!
Студент был искренне ошеломлён.
– Ничего не понимаю.
– И я не понимаю. Никто не понимает. Бриллиант я отдал в лично в руки статскому советнику Ивану Леопольдовичу Кудасову, руководившего этой операцией, а тот отдал его кому-то из своих людей, не знаю кому. Иван Леопольдович был в бешенстве, разразился жуткий скандал. Без главного вещественного доказательства вся эта операция не стоила и выеденного яйца. А деньги? Да что деньги – подошел человек и отдал сумку. Разве это преступление? По словам самого Хавинского, так и было, и ни о каком выкупе речь не шла. Его долго держали в предвариловке, все допытывались, куда делся бриллиант. Но тот крепко стоял на своем и уверял, что оказался на кладбище совершенно случайно. Потом пытались его осудить, но это ничего не дало. В общем, очень скоро эта сволочь оказалась на свободе.
– Что, его прямо так и выпустили? – Не поверил своим ушам Антон. – Да ведь налицо явное вымогательство!
– А кто докажет? Вы поймите, отсутствует главная улика, без которой официально предъявить человеку обвинение невозможно. И потом, вы же помните, что у этого субъекта серьезные покровители. Кто-то из вышестоящих походатайствовал и выписал ему полную амнистию.
– Я не понимаю, почему о нем так пекутся. И кто?
– Думаю, Хавинский поставщик.
– Поставщик чего?
– Информации. Это редкостный мерзавец, и у него уйма компромата, в том числе и на вышестоящих особ. Если царской полиции нужно добыть какие-то сведения, то здесь равных ему нет. Он владеет такими архивами, что нам с вами и не снилось. Думаю, оказывает агентуре специфические услуги, за что может рассчитывать на их помощь. И если его так оберегают, значит, этот человек им еще нужен. Я сказал еще, потому что рано или поздно от таких избавляются.
Антон призадумался.
–—Да, агентурные сети полиции воистину обширны. Хотелось бы знать, какого рода услуги оказывает им этот таинственный господин.
– Вряд ли с вами кто-то поделится, – усмехнулся Кравцов. – Хотя разузнать, конечно, можно. По нелегальным каналам, разумеется.
Студент мельком бросил взгляд на графа и увидел, что тот сидит в полной задумчивости, уставившись в одну точку. Он готов был побиться об заклад, что Евгений Павлович не слышал ни единого слова из того, о чем говорили в беседке.
Странно, что это с ним? Алкоголь в голову ударил?
Антон легонько тронул застывшего в неподвижности Чернокуцкого, будто проверяя, жив ли он вообще. Тот зашевелился. Хотел открыть рот что-то сказать, но передумал. Мутными глазами посмотрел сначала на одного, потом на другого, затем стал шарить рукой под скамейкой.
– Что за черт, где бутылка? Ты взял, проклятая бестия?
К кому именно обращается граф, было непонятно. Но Кравцов, видимо, подумал, что к нему.
– Вы же сами ее в гостиной оставили, возле дивана. Забыли?
– В самом деле? По-моему, брал с собой. Странно.
С этими словами Чернокуцкий поднялся и на плохо гнущихся ногах отправился к дому. Два раза чуть не споткнулся, но равновесие все-таки удержал. Спустя минуту скрылся за дверью дома.
Постояли немного, покурили в тишине. Первым молчание нарушил Андрей Александрович.
– Совсем плох стал наш друг.
– Он что, всегда столько пьет?
– Почти всегда. Эх, видели бы вы его раньше, лет эдак пятнадцать или даже десять назад. Стройный, подтянутый красавец в офицерском мундире – любо-дорого посмотреть. Бравый командир полка, принимал участие в осаде Плевны и даже был ранен. Несколько медалей имеет и «Анну» с мечами, так-то. Настоящий герой своего отечества. Но как преставился батюшка его, Павел Васильевич, который, надо заметить, был кавалергардом еще в Крымскую войну, так совсем от рук отбился. Наследство получил огромное, да и поместье в придачу. Сколько точно, сказать не могу, но где-то около миллиона. С этого и началось.
– Что началось? – Осведомился Антон, хотя понимал, к чему клонит поверенный.
– По роду своей деятельности, мой дорогой друг, я сталкиваюсь с людьми, имеющими капитал. И заметил весьма любопытную закономерность. Человек, выбившийся в люди и заработавший свое состояние собственным трудом, относится к нему разумно и в высшей степени бережно. Он не станет тратить направо и налево, а подойдет к делу обстоятельно, с умом. Выгодное дело организует, а остальное вложит, например, в акции пароходной компании, доходный дом или даже в английские ценные бумаги. Таким образом, имеет прибыток до конца дней своих. К финансам относится аккуратно, лишнего не потратит. Если сам распоряжаться не умеет или не хочет, тогда на помощь прихожу я. Без ложной скромности скажу, что мои советы помогли многим, ибо большой опыт имею. Даже людям сведущим в этом щепетильном вопросе без хорошего поверенного не обойтись, поверьте моему слову.
К чему я клоню? Да к тому, что те, кто сами заработали, знают цену деньгам. Но совсем другое дело, если получаешь жирное наследство, не приложив к этому никаких усилий. Да и какие усилия, спрашивается, нужны, ежели в правильной семье родился?
Это люди совсем другого сорта. Получив заветный куш, начинают жить на широкую ногу или, говоря по-простому, кутить. Часто им даже в голову не приходит, что любые деньги, даже большие, имеют свойство заканчиваться. Здесь взят за основу один крайне вредный принцип: «Жизнь одна, успей взять с нее сполна». Вот и начинают так жить, приближая день полного банкротства. В результате нищая старость и полное забвение. Не понимают, глупые, цену деньгам. Бывают, конечно, исключения, но наш уважаемый Евгений Павлович не из их числа. Получив состояние, начал к девкам гулящим ходить, в карты играть пуще прежнего, вертепы в поместье именном устраивать и много чего другого. Ну и пить, конечно. Трудно представить, но раньше к пороку этому пристрастен не был. Мог на Пасху или в день тезоименитства Его величества коньяку пригубить. А теперь? Где бутылка, проклятая бестия?
Он передразнил графа, пытаясь скопировать его голос и интонацию. Получилось так себе.
– Почему же вы не помогли бедняге советом? – Удивился юноша. – У вас большой опыт в таких делах.
Кравцов в возбуждении развел руками.
– Я? Помилуйте, мой юный друг. Пытался, всеми силами пытался! Сколько раз предлагал вложить деньги в выгодное предприятие, даже варианты озвучивал. Да что толку? Это вы, говорит, Андрей Александрович, канцелярская душа, с цифрами да бумажками дружите, а я дружу с настоящей жизнью. С той, где шампанское рекой и компания заводная. Каково? Еще и дефиницией моей души озаботился. Вообразите, у него тот, кто хоть немного о будущем думает, канцелярист. И смех, и грех, право слово. Иногда диву даешься, как можно жить сегодняшним днем и даже пальцем не пошевелить, дабы позаботиться о дне завтрашнем? Видимо, для меня это навсегда останется загадкой. Странный, очень странный человек.
«Странный человек» тем временем вышел из дому и зашагал по мозаичной дорожке к беседке. В руках сжимал заветную бутылку. Когда подошел ближе, Ковров разглядел на его лице улыбку.
– Нашел чертовку. Что это вы, mon sher, порядочного человека в заблуждение вводите? Сказали, бутылка возле дивана. Я подхожу и нате – нет ее. Куда, думаю, запропастилась? Под кресло заглянул, в шифоньер, под стол – ничего. Неужто, думаю, Андрей Александрович стибрил? А другую взять неоткуда, буфет-то заперт. Ключ у Уильяма, а в гостиной, как назло, ни души. Хотел уже позвать, чтобы открыл, но увидел родимую. И знаете где? Возле окна. Как она там очутилась, хотел бы я знать?
Кравцов закатил глаза к небу, как бы говоря: «Господи, помилуй».
– Вы же ходили по всей гостиной туда-сюда, к окну тоже подходили. Там, видно, и оставили.
Граф задумался.
– Да? Гм, в самом деле. А почему тогда вы сказали, что она возле дивана?
– Потому что в последний раз я видел ее именно там.
– Тем не менее, я обнаружил ее возле окна.
Андрей Александрович начинал злиться.
– Хватит нести чепуху. Я что, должен следить за вашей бутылкой? Уже до того допились, что ничего не помните. «Уильям, где плащ»? «Андрей, где выпивка»? Еще и меня обвинили, будто я взял. Знаете ли, просто мечтаю украсть у графа Чернокуцкого его коньяк и присвоить себе. Делать мне, понимаешь, больше нечего. Уж кого-кого, а обвинять меня в краже – это верх непристойности. Я человек порядочный и это вам всякий скажет.
Евгений Павлович присосался к бутылке, но, услышав последние слова, прыснул со смеху. Напиток, который он не успел проглотить, выплюнул прямо на брюки своего собеседника. И принялся хохотать, чуть не поперхнувшись.
– Какого лешего?! – Закричал поверенный, спешно вытирая ладонью только что образовавшееся пятно. – Совсем ума лишились? Вы зачем это сделали?
– Ахаха, великодушно прошу извинить. Но не судите строго – не смог сдержать смех. Порядочный человек, ой, не могу! Расскажите еще, как вы людям деньги помогаете приумножать и как переживаете за них, будто за свои собственные. Антон, он вам об этом говорил? Ручаюсь, что говорил. Переживает, очень переживает. Так же, как за средства управляющего по земельным делам Скукина, который десять тысяч не досчитался. К мировому судье ходил, бумажками тряс, вот только не доказал ничего. Наш Андрей Александрович свое дело на отлично знает – не подкопаешься. По бухгалтерским книгам все чисто, копеечка к копеечке. Но денюжки куда-то того – тю-тю. На что спустили, признавайтесь? На мамзелек? Понимаю, понимаю. Сам, знаете ли, не ангел, и к порокам других отношусь с большим пониманием.
Лицо Кравцова покраснело от злобы, губы сжались, а на лбу проступила вена.
– Что? Да как вы смеете, мерзавец?! При постороннем человеке на меня наговаривать? Да любой скажет вам, что это чистой воды поклеп. Деньги мы вместе искали, когда обнаружилась пропажа, все ведомости пересмотрели. А что не нашли, так это не моя вина. В жизни я не взял чужого рубля, а вы смеете меня так бесцеремонно обвинять, да еще на людях. Антон, не слушайте его, он не соображает, что городит. А вам, граф, вот что скажу: катитесь к черту. Вы неблагодарная свинья, и отныне знать вас не желаю.
Плюнув под ноги, Андрей Александрович развернулся и ушел в дом. Оба смотрели ему вслед. Студент печально, граф весело.
– Вы поступили некрасиво, Евгений Павлович. Зачем обидели человека?
– Уж его обидишь, – Чернокуцкий, несмотря на проявленную бестактность, пребывал в прекрасном расположении духа. – Строит из себя святошу, а ковырни – говно полезет. Так-то он парень неплохой, однако же выгоды своей не упустит. Вот и меня все агитировал: вложи деньги, вложи деньги. Нет, говорю, вам под поручительство отдать, все равно что выбросить. Лучше уж поживу на них как следует, мирскими радостями наполнюсь. Сколько, не знаю, это уж как Богу угодно. Хотя есть этот Бог или нет, никто определенно не знает. Вы вот видели его? Я нет.
Слушать браваду пьяного кутилы не хотелось, но и демонстративно уйти, как это сделал обиженный Кравцов, было бы неприличным. Пришлось остаться докуривать сигару.
– История с этим Скукиным в высшей степени интересна, – продолжал граф, который, по всей видимости, понятия не имел, что такое чувство такта. – Вы, верно, не знаете? О, да там целый детектив. Значит, так дело было…
– Пожалуй, не стоит, – перебил его невольный слушатель. – Скажите лучше, почему вы себя так некрасиво ведете?
Тот картинно развел руками.
– Понял, понял. Раз неинтересно, Скукина трогать не будем. А почему себя так веду, охотно отвечу. Мое поведение вызвано исключительно любовью к правде и только к ней. Верите ли, тяжко мне. Как на духу перед вами, право слово. Смотришь на эти физиономии лощеные, на вежливость показушную, на манеры великосветские, и до того тошно становится, хоть вешайся. «Простите сударь», «Извините, сударь», «Какая чудесная погода, не правда ли». Тьфу. Строят из себя невесть что, из кожи лезут, лишь бы показаться в наилучшем свете. А сами-то говно люди, можете мне поверить. Я человек простой и правил этих глупых не признаю. Ежели о человеке дурно думаю, так ему в лоб и скажу. Ну а уж если обниму кого и расцелую, то знайте – это искренне. Вот вас, Антон Вячеславович, готов хоть сейчас обнять, потому как человек вы хороший.
– Я Семенович, – поправил его студент и поморщился. Не от того, что граф в отчестве его ошибся, а что и вправду обниматься полезет.
Действительно, полез. Да так стремительно схватил его в объятия, что Антон не успел среагировать. Тихо хрустнул позвоночник, в лицо пахнуло спиртным. Хорошо хоть целоваться не стал. И на том, как говорится, спасибо.
