Я психотерапевт. Средствами своей души я помогаю своим пациентам, средствами своего творчества я помогаю своей душе. И если я начал печататься, то я стал открытым для общества, и это стало ещё одной темой для духовных уроков.

Меня могут некоторые упрекнуть, что в моём творчестве много грустно-печального или, как говорит сейчас современная молодёжь, депрессушного. А вы почитайте А. С. Пушкина, сколько у него депрессушного: прощание с природой, унылым уголком, друзьями, жизнью… и голос мой не будет боле слышен…

Может быть, поэт как раз и канализировал депрессию через свои стихи. Я не хочу становиться даже в дальний ряд с Александром Сергеевичем – Боже упаси! – но, может быть, и у меня приблизительно такой случай. Кстати, а вы много ли слышали веселых романсов? Возможно, что и грустно-печальное интерферирует, как говорят физики, в печально-светлое.

Грустно-печальное не может обойтись без темы смерти и одиночества. По поводу смерти у меня есть библейская парафраза: смерть – это мерило жизни, а если у нас не будет мерила, чем мы жизнь померяем?

Принятие смерти и, как для людей моего возраста, предопределение смерти с представлением страданий близких при наступлении оной – это тоже тема духовных уроков для обеих сторон. Без знания этого никуда не деться. Вспомним Екклесиаста: «…живые знают, что умрут, мёртвые ничего не знают».

Про одиночество коротко, одной строкой. Одиночество для многих всегда, почти всю жизнь – проблема номер один.

Аристотель писал о катарсисе – очищении через трагедию. Может быть, через грустно-печальное очищается не только пишущий, но и читающий. И напоследок:

…Пока, мой друг, пока,
Сниму с души оковы,
И кланяясь слегка,
Вернусь в свои покои.

Автор

Стихи

Я грустью измеряю жизнь…

В груди сосало что-то
Тянущаяся тоска,
Одиночество постылое
Или грусть застылую.

Эй, прохожий
С ухмыляющейся рожей!
Дай понять,
Как память унять!

Я грустью измеряю жизнь,
Что не имел и не давал,
Люди идут всё мимо,
А я спросить хочу:
– Как жить душе без грима?

Эй, кто-нибудь!
Скажите что-нибудь!
Идущие, стоящие,
Быть как простым и настоящим?

Я грустью измеряю жизнь,
Не нужно никому её итожить,
Такой я жизнемер, и что же?

Вечер. Закат

Вечер. Закат. Всё оцепенело,
Прощаясь с светилом.
Блики заката играют
На слюдянистых крыльях стрекоз,
Тени деревьев уходят вглубь,
Прощаясь с прошлым.
Дым от костра подымается
К небу светлым столбом.

Ты так прекрасна

Ты так прекрасна, юное дитя,
Вобрав в себя всю прелесть,
Ты стала новой формой бытия,
Соединив всё сразу – юность, зрелость.

К тебе душой и телом я тянусь,
Но останавливает что-то,
Нельзя сказать, что я боюсь,
Но наблюдает внутри меня кто-то.

А впрочем, так живи,
А жизнь моя пойдёт округой,
И ты фигурою своей особокруглой
Во мне желаний не буди.

Пусть они тихо засыпают,
У каждого своя судьба,
Снежинкою надежда тает,
Ей в небо не вернуться никогда.

Я тихо сяду у камина,
В огонь уткну свой длинный нос,
А жизнь идет всё мимо, мимо,
И я больной и старый пёс.

А что осталось?
Пренебрегать усталостью,
И наперекор судьбе
В последний миг махнуть рукой тебе.

В сочельник

Я с сомнением вышел из дома,
Без ритма скрипит снежный наст,
Я как будто не вышел из комы,
И чудится мне чей-то глас.

Деревья снегом небрежно побелены,
Вокруг стоит тишина,
Внутрь на меня нацеленно
Идут неслышные слова.

Они не оттуда, где звёздная кучность,
Где эфир стремительно туг,
И не оттуда, где чёрные тучи
Рождают сонмище пьяных вьюг.

Вот сумерки, снег, дорога,
И кажется, у начала дорог
Дом мой стоит бело-строгий —
До основания в стужу продрог.

И от этого простуженного дома,
Наперекор стеклянной стуже,
Из окна тёплый свет пошёл истомой,
Зная, что он кому-то нужен.

И звоном напоминалась стужа,
Земли обнажилась краса,
Вдруг я из ниоткуда
Услышал простые слова:

«Если идёшь, человече,
То куда ты идёшь?
Ведь в суетном своём веке
Без дома своего пропадёшь».

Вот, кажется, сейчас…

Вот, кажется, сейчас, вот что-то будет,
Накроет нас бушующий вал
И что-то сбудет,
Разрушит мифы дня,
Перевернёт сознанье,
И на обломках знанья
Появятся иные имена,
Но нет, всё это было, было,
И истина, как сивая кобыла,
Всё брешет до утра,
А впрочем, друг, пора, пора,
Покоя сердце не просит,
Но нас неумолимо сносит
В ближайший омут забытья,
Где тайны, как сомы большие, бродят,
Но не поймаем их ни ты, ни я.

Любовь до гроба и выше

Я, наверное, скоро умру,
В путь далёкий пора готовить торбу.
Что я с собой возьму?
Только то, что не натрёт горба.

Светлую радость, кому помог,
Надежду близких во всём, что смог,
Души своей продвиженье
И, может быть, воскрешенье.

Я знаю, что буду светиться там,
Но не будет хватать мне света,
Там на земле без ответа
Будет лучшая из Прекрасных Дам.

Поэтому, Господи, я прошу,
Когда будет заканчиваться её жизни круг,
Следами путаными, как в порошу,
Дай телеграмму ей: «Не спеши, ждёт тебя твой супруг».

Там в звёздной тиши,
Где мороз пробежит по исчезающей коже,
Напоследок дайте мне прокричать:
– Я люблю её, Боже!

Staccato!
РЭП

Кот к стене отвернулся,
Видимо, жизнь идёт не так,
А кто-либо знает правильной жизни такт?

Припев: Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Мы меняемся в жизни,
Жизнь меняется так и так,
И если тебя разлюбили – полный крах.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Если тебе показалось —
Жизни твоей наступил крах,
Это не значит, что понесли твой прах.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Живые не знают правильный такт,
Мёртвые ничего не знают,
Просто лежат вот так.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

В наших душах мерзлота,
Может быть, мелодия не та?
А вокруг-то красота, красота.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Тра-та-та, тра-та-та,
Вот мелодия та,
Тра-та-та, тра-та-та,
Мы возьмём с собой кота.

Походя

Всё! Словно пистолет плюнул пулей в воду,
И сразу в полотнище времен вонзился миг,
Как будто непонятное мне измененье Вуду
Раскрыло горла моего неизмеримый крик.

Последних мыслей всплеск, как блики мозга,
И тело стучит, как брошенный пятак,
А в сущности, и жить уж невозможно,
Но тело не хочет признать это никак.
Я против этого, пропади оно пропадом,
Чтобы тело цеплялось за жизни кромку.
Я бы хотел, как бы это сказать… походя
В измеренье другое перейти без ломки.

Когда-нибудь…

Когда-нибудь в осенний тёплый вечер
Мы, может, встретимся с тобой,
Непроизвольно вздрогнут плечи,
В работе сердца вдруг возникнет сбой.

В душе раздастся хор,
Обрушатся воспоминанья,
И под дирижёрской палочкой в одно касанье
Сойдут снега с высоких гор.

Наверное, сказать мне легче,
Что будто я тебя любил,
Но, в сущности, в один весенний вечер
Мой ангел образ твой сотворил.

И было то сотворенье мне уроком,
Чтоб дать, потом отнять,
Чтоб с жизнью я определился сроком
И знал, что мне ещё страдать.

Когда-нибудь окончится печальная страда,
Страданья листьями осенними опахнут,
Былые увлечения окажутся обманом,
Не будет лишь обманом надпись на могиле: «Никогда».

Крымск

Крымск! Словно чуждое рыло
Из смеси горя и ила,
Мирную жизнь разрушило вдрызг.
Дети, старики и животные,
Сможете ли подать ноту вы,
Если погибли и не можете поднять головы?
Кому подать, кому понять?
Ездят, летают, лезут в души без мыла,
А собственные души бескрылы.
Прилетели, погундели, вроде бы при деле.
Горе над Крымском, никто его не рассеет.
Горе стоит над всей Рассеей.
Окстись, Россия, воспрянь от сна,
Ведь сколько было крымских уроков
И сколько будешь ты терпеть уродов,
Стремящихся к власти без конца?

А в сущности, и не было любви…
Романс

А в сущности, и не было любви,
Был лишь момент проникновенья,
Когда казалось, что мгновенье
Остановилось навсегда.

Ещё впивались жадно губы,
Но жар полуденный остужен,
И жизни круг мой сужен
До обручального кольца.

Проходит невозвратно жизнь,
Уходят в Лету грёзы,
Невидимые миру слёзы
Напоминают о былом.

Стоит осенняя пора,
Идут дожди воспоминаний,
И исполненья всех желаний
Теперь не будут никогда.

Угадайка

Вот что было,
Или сказка, или былька,
Ехал Ванька кудай-то
На кобылке Угадайке.

И спросили Ваньку:
– Ты кудай-то?
И ответила лошадка:
– Угадай-ка.

Что ни спросят Ваньку,
Угадайка, как встанька,
Ржёт поперёд Ваньки:
– Угадай-ка!
Вроде бы кобылка,
А сама лукавка,
Что у ней в башке?
Угадай-ка!

Свидание

Я пока в сырой могиле лежу,
И представьте, мне не так уж и холодно,
Я не прошёл между жизнью и смертью межу,
И самое главное, что мне не голодно.

Мимо меня люди идут,
Между нами в основном бомжи,
Они, собственно, никого не ждут,
А я жду жену свою, Боже мой!

Вот к моей могиле подходит она,
Грустная, печально-заплаканная,
Чувства её не испиты до дна,
А я в нетерпенье, как в алканье.

Мысленно говорю ей: «Печаль оставь,
Я здесь у себя дома,
Главное, скажи, как воды состав,
И ловит ли кто большого сома?»

Она сквозь слёзы: «Юра поймал сома,
Но больших, чем ты ловил, никто не ловит,
Я видела сама,
И никто не прекословит.

Ты лучше скажи, как там тебе,
Одиноко, земля не давит ли?
Ты нынче привиделся мне во сне,
Будто скатерть какую-то мы расстилали.

Разостлать вроде разостлали,
Гости собрались уж все,
А ты рукой мне машешь вдали,
Я лишь, мол, только во сне.

Собака Машка по тебе скучает,
Грустную песню воем вьёт,
А потом выть перестанет,
Ляжет на перекрёстке и просто ждёт.

Хотела сказать – береги себя,
Да уж некуда,
Мне же жить без тебя
Негода».

Климат вокруг меня становится суше,
Глуше к могиле шаги жены моей,
Только у нас на одной шестой суши
Могут быть чувства сильней.

Альтер-буки

Из отверстия рта полились звуки,
И дикий вопль превращался в альтер-буки.
Альтер-буки пространство дырявили,
Доходили до самого космоса
И своими лохматыми космами
Вселенной загадок дыр явили.

Очи

Между мауровой ночью
И рассветом сусальным
Вышли вдруг Очи,
И спросили их:
– А вы ничего не видали?
– А мы ничего не видали,
Мы спали, мы спали.
– А как же дальние дали?
– А мы их подальше послали.

Бубен

Память пустыня разводит,
Ударяя в бубен,
Кто-то вечно с кем-то будет,
А кого забудут.

Бум! Бум! Стучится бубен
В мысль пустынную,
Что-то будет, что-то будет,
Будет с жизнью иное.

Дует ветер, ветер дует,
Покрасневшая луна,
Мыслей чувств вьюном закружит
Неспокойная душа.

Скоро в дело, скоро в поле,
В неизвестность пулей я,
Что же так застужена
Покрасневшая луна.

Через реки, буераки
В неизвестность пулей я,
И мне непонятно,
Где враги, а где друзья.

И лечу я в непонятье,
Только слышу бубен я,
И бубнит он внятно:
Пулей поле пролететь нельзя.

Лилла

Закрыта моя душа,
И нет у неё прихода,
Хотя сейчас такое время года,
Что только жить поспешай.

Солнце пространство живым светом залило,
Морзянит о радостной вести капель,
Космическая игра Лилла
Входит в животворящую купель.

Фибры души моей открылись,
И смысл жизни открылся тотчас,
Когда на меня разом с неба спустились
Грустный мой час рождения и смерти весёлый час.

«Порвалась связь времён…»

Быть может, неловко и нескромно,
Но обращаюсь к вам, живущим после:
– Оставьте записи мои в последующие годы,
И может быть, замкнётся связи имён.
Вот вам начало – образовалась связь времён,
Меня уж нет, но в то же время в нём.

Привет, привет вам, правнучка иль правнук,
Пишу вам на закате своего дня,
А вы, любя и никого не проклиная,
Продолжите стихотворенье за меня…

Прошло уж много лет, минуло лихолетье,
И вновь образовалась связь времён,
И неизвестно, кто, кто в нём?

Превед, превед, далёкий прадед,
Жизнь пьяная, как проститутка, шла,
Ты извини, что рифма шалая,
Но всё же до тебя дошла.

Прости, прости, далёкий прадед,
Наверное, ты шалунишкой был,
И в той ли ты семье свой след оставил?
И внуков тех ли ты благословил?

Тогда не делали анализ ДНК,
Сомнения порой решал лишь пистолет,
В наследственности сплошная мутота,
Но был же след, был след!

Я тоже след хотел оставить,
И быть хотел как captain Grey,
Не получилось, прадед, я просто гей,
И в родословной пора точку ставить.

Как у Шекспира – порвалась связь времён,
История была, но нет уроков,
Дуй, ветер, дуй, пока не лопнут щеки.

Осень, листья…

Осень, листья, зябь на лужах,
Пожелтевшая река,
Никому ты здесь не нужен,
Не придёт никто издалека.

Холодно. К дверям стремятся кошки,
Лишь бы дров хватило как-нибудь,
Что-то на душе мне тошно,
Не пора ли мне в последний путь?

Затоплю я раньше печку,
Тепло комнатные сумерки насытит,
На душе мне станет легче,
Мелкий дождь на крышу сыплет, сыплет.

Мелкий дождь на крышу сыплет,
Унося тревогу,
И готов я, Боже, в дальнюю дорогу.

Феномен

Вот феномен, когда к окну чужому
Прижались горестные плечи,
И череда противоречий
Водоразделом возникла вдруг.

Там за окном все за столом,
Жизнь настоящая – тепло, светло,
Снаружи темнота и стужа,
А здесь ты никому не нужен.

Уходишь осторожно от окна,
Хотя тепла тебе не перепало,
Но появился шанс, не малость,
Увидеть будущее у неизвестного окна.

Крокодила с человеческим лицом
и ослиными ушами

Я соскабливаю копоть веков,
И в удивлении у меня вспархивают веки:
– Как это мы жили без духовных оков?
Неужели мы недочеловеки?

Широко шагая, заглатываем жизнь на шару,
Неуёмным поедом её выедим,
А надо – крокодилом проползём по земле-шару,
Но никогда не вымрем мы.

И по Земле пошла человеко-крокодила,
И, раскачиваясь пошло,
Она ещё пока далеко не ходила,
Жирные её бока.

Эта человеко-крокодила росла, росла,
Смрадом дыша и всё руша,
И не заметила она,
Что её уши стали как у осла.

Конец истории этой прост,
Крокодила, став удугой,
Вцепилась в Землю-шар по кругу
И с жадным взором вперилась в свой шевелящийся хвост.

Увидел это Бог со своего крыльца:
– Ну не может быть она такою дурой?
Но крокодила, не почуяв своего конца,
Начала заглатывать свой хвост с натугой.

Осенний долго длится век

Осиную песню поёт вечер,
По листьям, как по опавшим дням, иду,
И опускаются ко мне на плечи
Века мои, и я под тяжестью бреду.

Что жизнь так безвозвратно тянется,
Словно вода льётся из клейкой лейки?
Запутанным узором вяжутся
Фантазии, идущие ремейком.

Я в мелодию воспоминаний вслушиваюсь,
Как внюхивается в запахи пёс,
И кажется, меня недослушали,
Или я чего не донёс?

Осиной песней льётся осень,
По листьям, как по опавшим дням, иду,
К какой-то необъятной цели я всё бреду.
Иль я в бреду? Бреду в бреду.

А может, мне всё это снится,
И рыжей осени ресницы,
Порфировый её убор,
Её неясный, но светлый уговор.

Пространство било…

Пространство било ознобною лихорадкою,
Просачивались в пространство беззвучия плоскости,
Нахально зияла чёрная дыра,
И вдруг, вопреки заскорузлой косности,
Родилась и зазвучала сверхновая звезда.
Звук звезды был пронзительно светел,
И Бог над ней был до шепота трепетен.

Я душу свою раскрыл…

Я душу свою раскрыл, чтоб
В душу проникла с неба
Хотя б одна нота,
Но сверху голос идёт: «Квота!»

Как невеста ждёт жениха,
Спешно чертоги свои готовит,
Так и я будто бы впопыхах
Пытаюсь стихи свои моторить.

Подталкиваю их вперёд:
– Ну давайте же, заводитесь!
А они: – Ход заглох, сдох ход,
Не сердитесь.

Я тыкаюсь, как кутёнок,
В титьку Жизни хочу попасть,
Но чувствую я отстранённо —
Будет ночь, когда мне не спать.

И тогда откроются все границы,
Смоются гримы ночи и дня,
И я, даже не будучи принцем,
Буду играть роль короля.

Ücretsiz bölüm sona erdi. Daha fazlasını okumak ister misiniz?

Я грустью измеряю жизнь

Вместо предисловия