Kitabı oku: «Умница», sayfa 15
Глава 7
Если бы у Нины была собака, то животное возненавидело бы свою хозяйку, – в эти дни Нина наверняка забывала бы ее выгуливать и кормить. В оправдание Нина могла бы сказать только, что сама забывала есть, не говоря уже о прогулках.
Сказать, что Нине не хватало времени, значило бы не сказать ничего. По-хорошему для проработки варианта с кризисом нужно было как минимум месяца два, у Нины же было всего несколько дней. Официальная подача заявок банками-участниками конкурса была назначена на понедельник следующей недели, значит, не считая выходных, у Нины был срок до пятницы, чтобы успеть сформулировать свои предложения. Как ей потом удастся попасть к Самсонову, заставить выслушать ее новые неслыханные идеи, убедить внести в последний момент изменения в утвержденный документ – об этом Нина старалась не думать.
Помня наставления Синицына, Нина не держала в своем домашнем компьютере никаких материалов по работе, но ей это и не требовалось. Ее выручала прекрасно организованная «библиотечная» память. Выдвигая из огромного «каталога» нужные «ящички», она моментально восстанавливала необходимые цифры и факты.
Когда прошла первая паника, охватившая ее после сделанного ею мирового открытия, Нина заставила себя сконцентрироваться и попытаться оценить новые риски. Это было невероятно трудно, анализ расплывался и разваливался, многое приходилось додумывать или брать на веру, но все-таки, в спешке собрав и систематизировав доступные сведения о средних и крупных финансовых кризисах за последние полвека, Нина нащупала главные угрозы. Обо всех более мелких, хотя бы и существенных, приходилось просто забыть.
К своему большому облегчению, Нина увидела, что все не так уж страшно. Инвестиционный проект «Градбанка» оказался довольно устойчивым и в целом был способен перенести даже серьезную встряску. В таком высоком качестве проекта была и ее, Нины, заслуга.
Проект «Зарядье XXI век» пережил бы кризис, но потери были бы очень ощутимы. В результате нескольких суток сумасшедшей работы Нина выявила пять пунктов, которые в случае наступления большого кризиса становились угрозами для проекта. В том виде, в каком этот проект хранился в сейфе Самсонова, он содержал две из этих потенциальных прорех. Если бы кто-то добавил остальные три, то проект стал бы самоубийственным для «Градбанка». Нина назвала этот самоубийственный вариант «Планом Б». Если бы она была той прежней Ниной, которая мечтала отомстить «Градбанку», она от всей души желала бы, чтобы каким-то образом «План Б» был принят к исполнению руководством этого бездушного капиталистического спрута.
Но Нина не была прежней, и теперь она, напротив, надеялась убедить Павла Михайловича внести изменения в два злосчастных пункта – разрядить эти мины замедленного действия. Как их разрядить, она придумала.
Кроме этого, как оказалось, кризис таил в себе и большие выгоды – при условии, что «Градбанк» окажется к ним готов.
Нина составила «План В». Согласно этому плану, нужно было исключить из проекта два «плохих» пункта и добавить четыре «хороших». После этого проект становился не просто опять выполнимым, он становился для «Градбанка» многократно более прибыльным и перспективным.
Нине вспомнилось, что на китайский язык слово «кризис» переводится двумя иероглифами, один из которых означает «трудное положение», а другой – «возможность». Так оно и выходило для «Градбанка»: кризис мог погубить его, а мог стать его звездным часом.
Звездный «План В» был подарком Нины ее любимому.
Утром в пятницу Нина позвонила Самсонову.
Нина надеялась, что трубку возьмет Клара Федоровна – с Мариной объясняться ей было бы трудно. Однако она не услышала ни той, ни другой; ей ответил незнакомый женский голос:
– Приемная директора, слушаю.
Нина попросила Клару Федоровну.
Ей показалось, что женщина на другом конце провода немного замялась.
– Клара Федоровна?.. Ее здесь нет. Кто говорит?
Нина представилась, сказала, что ей нужно встретиться с Павлом Михайловичем.
– Вы записаны на прием?
– Нет, но это очень важный и срочный вопрос.
– Изложите ваше дело, я передам Павлу Михайловичу, когда будет возможность.
– Но это не телефонный разговор!
– Извините, ничем не могу помочь. Вы сказали, что работаете в аналитическом отделе? Обратитесь к своему начальству.
Нина не могла обратиться к Ариадне Петровне. Что она могла сказать этой умной женщине? Что предчувствует кризис, но ничего не может доказать и на этом основании предлагает переделать проект? Как бы хорошо ни относилась к ней начальница, она не пошла бы к директору с такими бреднями. В лучшем случае она посоветовала бы Нине оставаться дома и хорошенько отдохнуть, поскольку, очевидно, от напряженной работы девушка немного спятила.
Нина думала, как ей поступить. Поехать в банк и прорываться к Самсонову через незнакомую секретаршу? Та могла просто вызвать охрану и выставить ее. Нина даже не знала, действует ли еще ее пропуск на двенадцатый этаж – возможно, служба безопасности его уже отменила.
Нина набрала номер Синицына.
– Геннадий Викторович, это Шувалова. Мне нужно срочно поговорить с Павлом Михайловичем. Это касается проекта. Прошу вас, это очень важно.
Синицын будто ждал ее звонка.
– Хорошо, что вы позвонили, Нина Евгеньевна. Приезжайте в банк.
– Вы сможете устроить, чтобы Павел Михайлович меня принял?
– Приезжайте. Я вас встречу.
Синицын действительно ее встретил. Когда Нина поднялась на директорский этаж, он уже ждал ее в холле.
– Здравствуйте, Нина Евгеньевна. Пожалуйста, идите в свою комнату и ждите. Вас вызовут.
Это было кстати для Нины – ей требовалось немного времени, чтобы набрать на компьютере банка свои предложения, которые пока существовали только в ее голове.
В комнатке за время ее отсутствия ничего не изменилось – только поверхность стола и клавиатура компьютера покрылись тонким налетом пыли.
Стерев пыль, Нина включила компьютер. Ей хотелось успеть распечатать для Самсонова оба плана – плохой и хороший, – в надежде, что объемная картина поможет ему принять верное решение.
И тот и другой план состояли всего из пары страниц текста. Чтобы файлы не потерялись и не перепутались, Нина завела для них отдельный каталог под названием: «Варианты проекта ввиду кризиса» и сделала приписку: «Наихудший вариант – План Б; наилучший вариант – План В».
Она успела набрать оба файла, но, когда включила принтер, позвонил Синицын.
– Нина Евгеньевна, зайдите в мой кабинет.
– Геннадий Викторович, можно я приду через пять минут? Мне тут нужно кое-что распечатать…
– Нет, будьте добры, зайдите сейчас.
Тон Синицына показался Нине странным: в нем не слышалось его обычной любезности.
Нина открыла дверь в кабинет начальника службы безопасности.
– Геннадий Викторович, мне нужно срочно подготовить для Павла Михайловича две бумаги. Это минутное дело…
– Садитесь, Нина Евгеньевна.
Синицын указал на стул, стоявший перед его столом.
Недоумевая, Нина подчинилась.
– Нина Евгеньевна, я задам вам несколько вопросов и прошу вас отвечать предельно точно.
– Но, Геннадий Викторович…
Синицын остановил ее жестом. Он действительно переменился: был официален и сух, вел себя как начальник, каковым действительно являлся для Нины.
– Скажите: когда вы в последний раз видели Клару Федоровну Павленко?
– Клару Федоровну?.. – Нина удивилась. – А причем здесь…?
Синицын ждал.
– Кажется, недели три назад.
– При каких обстоятельствах?
– Мы вместе обедали в буфете.
– О чем вы с ней говорили?
Нина не выдержала:
– Геннадий Викторович, объясните, наконец, в чем дело?
Синицын смотрел на нее пристальным взглядом, в котором не было ни тени доброжелательности.
– Отвечайте на вопрос.
Обескураженная, Нина проговорила:
– Ну, я не помню… Ах да, это было накануне заседания правления, говорили об этом.
– Что вам сказала Клара Федоровна?
– Я не помню. Честное слово, не помню…
Но Синицын заставил Нину вспомнить слово в слово все, что сказала тогда секретарша. Потом он стал расспрашивать о других случаях, когда женщины встречались и беседовали. Его интересовала каждая мелочь.
Начальник службы безопасности спросил, не общалась ли Нина с Кларой Федоровной помимо работы, не знакома ли она с ее родными или друзьями.
– У нее есть только сын Стас, а друзей, кажется, нет. Во всяком случае, я никого не знаю. Я виделась с Кларой Федоровной только здесь…
Синицын явно не собирался прекращать свой допрос, но ему позвонили. Голос в трубке был громким – Нина узнала Самсонова. Очевидно, он вызывал Синицына к себе.
– Сейчас буду, – сказал Синицын в трубку, а Нине велел: – Возвращайтесь к себе и ждите.
Он выпроводил Нину из своего кабинета, запер его и поспешил к приемной директора.
Нина была в растерянности. Она понимала, что на директорском этаже что-то стряслось, но причем тут она? Ей нужно было только доложить Павлу Михайловичу свои новые предложения, хотя бы в нескольких словах объяснить суть дела. Синицын, видимо, не собирался ей в этом помогать.
Главное, Самсонов был у себя, а не в разъездах. Поколебавшись, Нина подошла к приемной.
Открыв дверь, она увидела на месте Клары Федоровны незнакомую женщину. Женщина набирала что-то на компьютере. До Клары Федоровны ей в этом деле было далеко. Марины на месте не было.
– Вы к кому?
Нина решилась.
– Я на минуту, – бросила она деловито и шагнула к двери в кабинет директора, откуда слышался голос Самсонова.
Новая секретарша кинулась было ей наперерез, но не успела. Нина распахнула дверь.
Посередине директорского кабинета в кресле сидела Клара Федоровна. Нину поразил ее вид: всегда подчеркнуто аккуратная, секретарша на этот раз была растрепана, всклокочена, с растекшейся косметикой и опухшими глазами.
Над секретаршей, спиной к Нине, склонялся Самсонов.
– Клара, идиотка чертова, как ты могла?! – кричал он.
В голосе Самсонова, несмотря на бранные слова, слышался надрыв и боль.
Нину заметил стоявший рядом с директором Синицын. Он замахал руками: «Уходите!» Но Нина, пораженная увиденной сценой, стояла как вкопанная. Новая секретарша, появившаяся, чтобы выдворить ее, тоже застыла.
– Объясни мне, курица дурная, почему ты мне ничего не сказала? – кричал Самсонов.
Клара Федоровна что-то пробормотала.
– Что? Говори громче!
– М-мне было стыдно…
– А теперь тебе не стыдно?! Скажи, не стыдно?
Клара Федоровна издала какой-то квакающий звук и опять что-то пробормотала.
– Что? Не слышу!
– М-можно открыть окно?.. Не могу дышать…
Павел Михайлович шагнул к окну, одним рывком растворил его.
Когда он обернулся, Клара Федоровна оказалась рядом с ним. За одну секунду она вскочила с кресла, метнулась к окну и взобралась на подоконник.
У Самсонова была плохая реакция, но он успел ухватить женщину за руку, когда та шагнула с подоконника наружу, в пространство. Самсонов поймал ее за вторую руку и втащил обратно. Здесь вместе со своей секретаршей он повалился на пол кабинета.
Клара Федоровна колотилась в судорогах, издавая нечеловеческие звуки. Глаза ее бешено закатились, изо рта шла пена.
Самсонов сидел рядом с ней на полу. Он приподнял голову обезумевшей женщины, пристроил к себе на колено, широкой ладонью погладил по волосам.
– Клара, Клара, какая же ты дура…
Только теперь Самсонов заметил Нину.
– Нина, вы что здесь делаете?
– Я… Мне нужно было с вами обсудить один вопрос.
Лицо Самсонова было искажено страданием. Он только махнул рукой:
– Не сейчас! Видите, что тут творится…
Синицын шагнул к Нине и, взяв за локоть, выпроводил ее из кабинета.
– Синицын! Скорую, срочно! – крикнул ему вслед Самсонов. Потом, через секунду, донеслось: – Не надо скорой. Я сам ее отвезу.
Выведя Нину из приемной, Синицын сказал:
– Нина Евгеньевна, думаю, вы понимаете: то, что вы здесь увидели, нужно забыть. Никому ни слова.
– Я понимаю, – пробормотала Нина, хотя была совершенно обескуражена и не могла осознать увиденную сцену. Она понимала только, что произошло что-то ужасное.
– Отправляйтесь домой и не появляйтесь в банке до особых указаний, – сказал Синицын. – Но из города не уезжайте, вы можете понадобиться.
– Да-да… Я сейчас, только заберу свои вещи.
Она поспешила в свою комнату. У нее была всего минута на размышления. Очевидно, соваться к Самсонову со своими новыми предложениями было в этот момент невозможно. Но другого шанса передать их ему не предвиделось.
Нина схватила флешку, торопливо воткнула ее в компьютер. Она уже не могла изложить Самсонову объемную картину, худший и лучший варианты с комментариями. Оставалось только передать список того, что, по ее мнению, было абсолютно необходимо сделать. Передать – и надеяться, что Самсонов еще найдет возможность с ней поговорить.
Нина отметила курсором «План В» и нажала «Копировать».
Выдернув флешку, она схватила листок бумаги и написала: «Павел Михайлович! Необходимо внести изменения в проект. Очень прошу вас выслушать меня, я все объясню. Нина».
С флешкой и запиской Нина поспешила обратно, к приемной.
У дверей она натолкнулась на Синицына.
– Геннадий Викторович, мне необходимо увидеть Павла Михайловича на одну секунду. Это крайне важно, от этого зависит судьба проекта!
– Павел Михайлович уехал.
У Нины опустилось сердце.
– А… А когда он будет?
– Это мне не известно. Может быть, только в понедельник.
Нина была в отчаянье.
– Ну, тогда… Вы, ведь, наверно, увидите его? Вы можете передать ему это?
Нина протянула флешку и сложенный листок бумаги.
Синицын взял то и другое и, не выказав интереса, сунул в карман.
– Нина Евгеньевна, я, кажется, просил вас покинуть банк?
– Да-да, я ухожу.
И Нина ушла. Она не знала, что еще она могла предпринять. Оставалось надеяться на чудо: что Синицын не забудет передать ее материал Самсонову, что тот не отмахнется, а вызовет ее для разговора, что ей удастся его убедить…
На чудо оставалось два дня: суббота и воскресенье.
Глава 8
В субботу Нина встала поздно, проспав часов двенадцать тяжелым сном без сновидений. Она чувствовала себя разбитой и опустошенной.
Подойдя к окну, она увидела, что солнце уже высоко. Погода была прекрасная, природа решила подарить людям бабье лето.
На карнизе сидел знакомый голубь. Он покосился на Нину одним глазом.
«Ну, что – спасла мир?» – как бы спросил он.
«Нет, куда мне», – мысленно ответила Нина.
«А мужчину своего спасла?» – спросил голубь.
Нина вздохнула. Она не знала, что ответить. Она сделала все что могла, но, скорее всего, этого было мало. Шансов на то, что ее запоздалые прозрения помогут любимому, почти не было.
«А кричала-то как! Весь двор переполошила», – с укором сказал голубь.
Он отвернулся и слетел с карниза. Нина с ее переживаниями была ему неинтересна.
У Нины еще теплилась надежда, что Самсонов обратит внимание на ее предложения и позвонит ей. На всякий случай она не отходила от телефона. Но Самсонов не звонил.
Нине не хотелось больше думать ни о мировых проблемах, ни о проблемах «Градбанка». Пусть мир и «Градбанк» позаботятся о себе сами. Для нее был важен только Павел Михайлович Самсонов, но, по-видимому, она для него уже представляла не больше интереса, чем для дворового голубя.
Нина с содроганием вспомнила то, что ей пришлось увидеть накануне в кабинете директора. Ей было жаль Клару Федоровну. «Бедная женщина! Что с ней стряслось?» Но задумываться об этом тоже не хотелось.
Нина не заметила, как прошел этот субботний день.
Под вечер раздался телефонный звонок. Нина рванула трубку:
– Павел Михайлович?
Но это был не Самсонов, а ее отец. Нина уже не помнила, когда они в последний раз разговаривали по телефону.
– Как ты, Нина?
– Я хорошо. А ты как?
– Да я в норме… Я вот что звоню, Нина: ты не хотела бы съездить на дачу? У нас там на чердаке вещи с прежних времен. Мне что-то захотелось в них покопаться.
Нина удивилась. Они не были на даче уже несколько лет. Последний раз она ездила туда одна, с тех пор у нее хранились ключи от их домика.
– Конечно, папа. Давай, завтра и съездим. Погоду обещают хорошую. Может быть, и Лидия Григорьевна присоединится?
– Да нет, у Лиды тут большая уборка намечена… Но спасибо, я ей передам, что ты приглашала.
Договорились, что поедут завтра с утра, но не рано. Дел у них на даче никаких не было, а для воспоминаний нескольких часов было достаточно. «Может, он все-таки решил продать дачу? – подумала Нина. – Ну, пусть продает, если хочет…»
На следующее утро, собираясь в поездку, Нина думала о том, как будет общаться с отцом. Они уже очень давно не говорили откровенно, как близкие люди. С тех пор много всего произошло и с ним, и с ней. Они оба изменились, но, как надеялась Нина, остались родными. Пора было забыть обиды, от души простить друг друга, если было за что прощать.
Нина отыскала старый, тронутый ржавчиной ключ от дачи и уже одевалась в дорогу, когда услышала в новостях по радио слово «Градбанк». В банке что-то произошло, но что именно, понять было невозможно.
«Господи! Неужели опять взрыв? Лишь бы он был цел», – мелькнула у Нины мысль о Самсонове. Она бросилась шарить по радиостанциям и телеканалам и, наконец, услышала внятное сообщение. В девять тридцать утра на входе в здание «Градбанка» произошло покушение на генерального директора Павла Михайловича Самсонова. Стрелял снайпер с большого расстояния; пуля не попала в директора, но задела его заместителя Синицына. Ранение было не опасным, Синицын был госпитализирован.
Нина была в ужасе. «Да что же это творится?! Как это можно?» Когда была взорвана машина Самсонова и Нина сама была рядом, это почему-то не очень ее потрясло, но теперь мысль о том, что в ее любимого стреляли, и он чудом остался жив, ее ошеломила.
«Будь он проклят, это бизнес! Никакой бизнес не стоит того, чтобы вот так…»
Ехать на дачу ей больше не хотелось. Все ее мысли были заняты Самсоновым.
Нина позвонила отцу, извинилась и отменила поездку.
– Давай поедем в следующие выходные? Я освобожусь, обещаю, – предложила она.
– Хорошо, можно и в следующие.
Нине показалось, что отец хотел сказать ей что-то еще, но раздумал. Они попрощались.
Нина не находила себе места. Она пыталась выловить из эфира еще какие-нибудь подробности, услышать имя Самсонова, но тщетно. Драма на пороге «Градбанка» не стала сенсацией и уже была вытеснена другими новостями. И то сказать, какая это сенсация? Ведь даже никого не убили.
Нина несколько раз звонила в приемную Самсонова, но телефон молчал. В другое время она могла бы обратиться к Синицыну, но тот был в больнице.
Но даже если бы Нине ответили, что она могла сказать? Что беспокоится о директоре и хочет знать, что он в безопасности? А кто она такая, чтобы в выходной названивать в банк и соваться со своим беспокойством? Ведь не жена, а всего лишь рядовая сотрудница банка…
Шли часы. Нина сидела у телефона и ждала сама не зная чего.
Когда повернуло на вечер, она сказала себе: «Нет, я так не могу».
Плохо отдавая себе отчет в том, что делает, она поехала в «Градбанк».
Когда она подходила к зданию банка, со стоянки выезжала красивая дорогая машина. Машина была Нине знакома, но кому она принадлежала, Нина не помнила.
Нина пересекала открытое заасфальтированное пространство. Машина, которая еще секунды назад была в дальнем конце стоянки, быстро приближалась.
Не желая быть помехой, Нина поспешила к бордюру. Машина как будто слегка изменила направление и ехала теперь прямо на нее.
Недоумевая, Нина ускорила шаг, но и машина прибавила скорость. Теперь было видно, что, даже если бы Нина перешла на спринтерский бег, она не успевала добраться до безопасного бордюра. Обезумевшая машина неслась прямо на нее.
И тут Нина вспомнила, кому принадлежал этот красивый автомобиль. Хозяйкой его была Марина.
Расстояние между ними стремительно сокращалось: пятнадцать метров, десять метров, пять метров… Нина зажмурилась.
Визг тормозов был оглушительный. Когда Нина открыла глаза, совсем рядом блестел роскошный бампер, от колес безжалостно остановленной машины шел дым.
Из открытого окна машины на нее смотрела Марина.
– Задавить бы тебя, гадину…
Нина не могла прийти в себя, ее не держали ноги.
– К нему идешь? – спросила Марина и сама же ответила: – К нему, куда же еще.
Даже теперь, несмотря на всю злобу, лицо Марины было прекрасно.
– Иди-иди, – сказала она. – Надеюсь, тебя там прикончат вместе с ним.
Нина молчала.
Марина включила газ, тронула машину с места и объехала Нину, которая будто приросла к асфальту.
Притормозив бок о бок с Ниной, Марина вдруг спросила:
– Ты хоть любишь его или так просто?
– Люблю, – сказала Нина решительно.
– Гадина, – сказала Марина.
Она нажала на газ и отъехала, набирая скорость. Через несколько секунд красивая машина уже скрылась.
Немного придя в себя, Нина поспешила к входу в здание. Ненавидевшая ее красавица Марина сообщила ей главное: Самсонов был в банке.
Нине раньше доводилось бывать в банке в выходные. Обычно там и в субботу, и в воскресенье был народ: не в одном, так в другом подразделении случался аврал, сотрудники работали сверхурочно. Теперь Нину удивила тишина: кругом не было ни души, не шумели лифты, не доносилось никаких голосов. Банк пустовал.
Охранник остановил ее:
– Не велено.
Но Нину никакие запреты удержать не могли. Она помахала своим пропуском:
– Я помощник директора. У меня есть проход на двенадцатый этаж в любое время.
Охранник колебался, но по-прежнему не пускал ее:
– Все равно, не велено. Есть особое распоряжение.
– Чье распоряжение? Геннадия Викторовича? – спросила Нина и по наитию пошла на блеф: – Я как раз от него, из больницы, он прислал меня к Павлу Михайловичу.
Не устояв против такого напора, охранник нехотя впустил Нину. Входя в лифт, она видела, что он куда-то звонит.
На двенадцатом этаже, где обычно дежурил один мускулистый молодой мужчина в костюме, теперь их было двое.
– Вы куда? Как вы сюда вошли?
– Я к Павлу Михайловичу, срочно, – заявила Нина.
Оба мускулистых охранника хорошо знали Нину, не раз видели ее с директором, для двенадцатого этажа она была «персона грата».
– Откройте сумку.
Нина открыла. В сумке у нее была еда, которую она собрала, чтобы ехать с отцом на дачу, и ржавый ключ от их домика.
– Проходите.
В приемной было пусто и почти темно. Из приоткрытой двери в кабинет директора пробивался свет.
Нина шагнула в кабинет.
Павел Михайлович Самсонов сидел в кресле, курил. За директорским столом сидел шофер Коля; он чистил разобранный пистолет.
Открывая дверь, Нина думала: какими глазами посмотрит на нее Самсонов? Будет ли он рад ее видеть, или раздражен, или просто равнодушен?
Лицо Самсонова осветилось радостью:
– Нина!
Но уже в следующую секунду он вскочил, нахмуренный:
– Нина, что вы здесь делаете? Уходите отсюда немедленно!
У Нины на глаза навернулись слезы:
– Я просто хотела убедиться, что с вами все порядке… И не кричите на меня, пожалуйста, Павел Михайлович!
Самсонов шагнул к ней, взял за руку.
– Господи, Нина, что вы со мной делаете… Я на вас не кричу, я вас прошу: уходите, вам нельзя здесь оставаться.
– Павел Михайлович, не нужно со мной, как с маленькой. Я никуда не уйду, пока вы не объясните, что происходит. Меня это тоже касается.
Самсонов понял ее по-своему:
– Нина, вам ничто не угрожает. Проект уже отправлен в комитет. Кстати, я внес исправления, которые вы мне передали. Я ничего не в них понял, не было ни минуты, чтобы разбираться, но я все сделал, как вы хотели. Видите, как я вам доверяю… Вам теперь никто ничего не сделает, только держитесь от меня подальше.
Нина вцепилась в его руку, всем своим видом показывая, что не тронется с места.
– Ну хорошо, Нина, – вдруг устало согласился Самсонов. – Я вам все расскажу. Только обещайте, что потом вы сразу уйдете.
Нина кивнула, не выпуская его руки.
Самсонов усадил ее рядом с собой.
– Дело очень простое, Нина. Меня хотят убить.
Он стал рассказывать. Нина услышала, что кроме открытой конкурентной борьбы вокруг проекта «Зарядье» шла ожесточенная теневая схватка. Главным противником Самсонова был банк «Алтас», который, по достоверным сведениям, сговорился с оппозиционерами внутри «Градбанка». За проектом стояли слишком большие интересы, так что в ход шли все средства. У противников Самсонова не было выбора: они должны были помешать «Градбанку» любой ценой, иначе многие из них лишились бы карьеры, денег, а то и жизни. Самсонова пытались сместить законным способом, на собрании. Когда это не удалось, его пытались подкупить, потом запугать.
– Помните, Нина, как мы извалялись в пыли, когда машину взорвали? Это было еще не всерьез, меня просто хотели припугнуть. А потом Клара…
– Клара Федоровна? А что с ней?
Лицо Самсонова исказилось душевной болью.
– Она выкрала и передала «Атласу» кое-какие документы.
– Господи!.. – вырвалось у Нины.
– Да, вот так… А ведь она всю жизнь со мной. Кому же тогда доверять? – Самсонов с убитым видом качал головой. – Но, с другой стороны, ее можно понять: она мать.
Оказалось, что у Клары Федоровны была большая беда, которую она скрывала: ее сын Станислав был наркоманом. Поступив в архитектурный институт, юноша попал в дурную компанию, забросил учебу, наделал долгов. Международный конкурс, на котором он якобы чуть не победил, существовал только в воображении Клары Федоровны; на самом деле Стас даже не подавал заявки.
Теперь Стас уже прочно сидел на героине. Из института его отчислили. Двое из его компании умерли от передозировки, и ему в скором времени грозила та же участь.
Клара Федоровна пыталась его лечить, но без толку. У нее оставалась одна надежда: устроить Стаса в знаменитую швейцарскую клинику, где, по отзывам, таким, как он, реально помогали.
Однако для клиники требовалась куча денег. Клара Федоровна хорошо зарабатывала в «Градбанке», но таких денег у нее не было. В действительности у нее теперь не было ни гроша: в последние годы она все тратила на сына. Каким-то образом агенты «Атласа» узнали об этом и предложили ей необходимую сумму.
– Бедная женщина, – искренне пожалела ее Нина.
– Да… Но почему же она мне-то ничего не сказала? Эх, Клара…
– Что с ней сейчас? – спросила Нина.
– Она в больнице. Ничего, за ней там присмотрят. А Стаса я вчера отправил в Швейцарию. Говорят, надежда есть…
Нина видела, как тяжело Самсонову об этом говорить.
– А что это были за документы? – спросила она.
– Документы важные, но они уже ни на что серьезно не повлияли, – ответил Самсонов. – Слишком хороший проект мы сработали, его такими диверсиями уже не потопить. В этом ваша заслуга, Нина.
Но Нине было не до того, чтобы выслушивать похвалы.
– А что сейчас? – спросила она.
– Сейчас у них есть единственный шанс: любым способом устранить меня сегодня, чтобы завтра утром мой первый заместитель под каким-нибудь предлогом отозвал нашу заявку. Сегодня уже стреляли, но попали в Синицына.
Нина ужаснулась:
– Так вы здесь сидите и ждете, когда вас придут убивать?
– Не знаю, вот советуемся с Колей, что делать.
– Но есть же полиция, в конце концов! – воскликнула Нина. – Позвоните в полицию!
– Нина, бросьте, какая полиция…
– Ну, слава богу, у вас охрана есть. Я тут, когда шла, видела двоих.
Самсонов и Коля переглянулись.
– Да, в этом главный вопрос: в кого эти двое будут стрелять, когда до дела дойдет?
Самсонов опомнился:
– Все, Нина, я вам все рассказал как на духу, а теперь умоляю вас: уходите. Я как-нибудь выкручусь, не впервой. И… Спасибо вам за все.
Однако Нина уходить не собиралась, она была твердо намерена оставаться с любимым человеком до конца.
Она приготовилась спорить с Самсоновым, но вопрос решился иначе.
– Павел Михайлович, поздно, – сказал Коля.
Он успел почистить и собрать свой пистолет и теперь стоял у окна, глядя вниз, на парковку, через створки жалюзи.
– Вот тех двух джипов раньше не было. Они только что подъехали.
Самсонов подошел, глянул.
– Из них кто-нибудь вышел?
– Пока нет.
Коля сунул пистолет за пояс и прикрыл его полой куртки.
– Вот что, Павел Михайлович, нам надо уходить.
– Но как? Все выходы под прицелом.
– Есть у меня одна идея. Подождите, я схожу на разведку – посмотрю, как там наша доблестная охрана.
Коля ушел, но почти сразу вернулся.
– Охраны нет. Сейчас начнется. Уходим, срочно.
Коля повел их к лифту, но не к обычному, а к техническому, который служил для того, чтобы поднимать продукты в директорский буфет. Этот лифт не был предназначен для людей: они еле влезли в него, согнувшись в три погибели.
Лифт доставил их в полуподвальный этаж, где располагались вспомогательные службы. Оттуда тусклым коридором они вышли на винтовую железную лестницу, по которой спустились в совершенно темное помещение, где пахло бензином и машинным маслом.
– Где мы? – спросил Самсонов.
– Это гараж для обслуживающего персонала. Вы, Павел Михайлович, здесь, поди, никогда не бывали, – отозвался из темноты Колин голос, в котором слышалась усмешка.
– Осторожно, идите за мной. Не будем зажигать света, – скомандовал Коля.
Через минуту он подвел их к машине, которая при ближайшем рассмотрении оказалась «Волгой».
– Это чья? – спросил Самсонов.
– Моя. Садимся, – ответил Коля.
Они сели в машину, стараясь не хлопать дверцами.
Коля включил зажигание. Мотор заурчал тихо, но в нем чувствовалась мощь, как будто это была не «Волга», а «Феррари».
Не зажигая фар, Коля вывел машину из ряда и куда-то поехал. У Нины глаза немного привыкли к темноте, она различала силуэты машин, но все равно ей было непонятно, как Коле удается маневрировать.
Они подъехали к стене, у которой были навалены бочки.
– Здесь есть запасной выезд. Им никто не пользуется, но его можно открыть. Рискнем. Только нужно тихо.
Мужчины вышли из машины и, стараясь не шуметь, стали двигать бочки. Скоро запасные ворота были освобождены.
Коля достал масленку, смазал петли. Потом монтировкой он отжал замок.
Ворота тихо открылись. На улице был вечер. Метрах в сорока пролегал шумный проспект, куда был обращен фасад банка. Фонари с проспекта едва рассеивали темень в узком проулке, загроможденном мусорными баками и штабелями каких-то ящиков.
Коля оглядел проулок.
– Ничего, проедем.
В машине Коля отдал Самсонову пистолет, а Нине скомандовал лечь на заднее сиденье и не поднимать головы. Нина подчинилась.
– Ну, вперед, – сказал Коля.
«Волга» бесшумно выплыла в проулок, развернулась и двинулась туда, где горели огни проспекта. Каким-то чудом Коля в полумраке не задел ни одного мусорного бака.
В конце проулка Коля затормозил, погазовал.
– Ну, теперь держитесь, – сказал он и выжал педаль до упора, одновременно крутя руль.
С ревом и визгом машина вырвалась на проспект.
Нину, лежавшую сзади, вдавливало в сиденье и швыряло из стороны в сторону.
Коля поглядел в зеркало.
– Черт, быстро они.
Нина приподнялась.
Со стоянки перед банком вывернули и устремились за ними два черных джипа.
