Kitabı oku: «Дневник провинциального сыщика. Почти документальная повесть», sayfa 2
– А что, может и такое случиться?
– Это исключено – у него ампутированы обе ступни.
– Ты и это заметил?
– А чем было заниматься, когда меня возле двери в палату минут пять держали? Не в потолок же смотреть. Вот я и разглядывал своего будущего соседа по коридору. Думаю, бедняга их отморозил. К сожалению, в зимний сезон это случается нередко…
– Жаль мужика… А тебе приходилось с ними общаться, ну, по работе, например. Мне как-то не довелось…
– Да постоянно! Эти бедолаги, которые предпочитают вести скрытый образ жизни, часто оказывались невольными свидетелями различных преступлений. Главное, суметь их разговорить…
– Мне кажется, за стакан водки или даже за флакон настойки боярышника они все, что было и не было, готовы рассказать!
– Не всегда, – задумчиво возразил Федор, – вот, например, был однажды случай…
И Климов ненавязчиво поведал мне историю одного преступления, в раскрытии которого некогда участвовал, да так, что я пролежал с открытым ртом весь его рассказ, боясь вздохнуть. И не мудрено – во-первых, это было крайне интересно, во-вторых, я все-таки журналист, а в-третьих, Климов оказался таким искусным рассказчиком, что я напрочь забыл, где нахожусь, включая моральные и физические страдания, пока он не закончил говорить.
– Да это целый сюжет для кинофильма! – искренне восхитился я. – Неужели все так и было на самом деле?
Климову моя восторженная реакция явно пришлась по душе, он даже попробовал повернуться в мою сторону, забыв о подвешенной ноге, застонал от боли, а когда снова пришел в себя, возразил:
– Ну, про кинофильм ты загнул, дружище! А вообще, в жизни часто случается такое, что ни в каком фильме показать нельзя! Хотя на самом деле было! Почему нельзя? Просто никто не поверит…
И Федор вновь рассказал страшную историю о том, как две несовершеннолетние девочки убили свою мать, разрезали на куски и по частям ночами выносили в обычной кастрюле топить в реке.
– Не может быть! – невольно вырвалось у меня. – За что убили? И почему по частям?..
– На танцы не разрешала ходить в ночной клуб. А по частям, потому что силенок не хватало целиком вынести… Да и спалиться боялись. Только все равно не повезло – нарвались на патруль, который заинтересовался, почему две девчушки в два часа ночи по городу с кастрюлями шастают. Мясо, говорят, испортилось… Проверили, а там такое мясо!..
– Да, – согласился я, – если такое в кино показать, зритель недоверчиво покрутит пальцем у виска и точно решит, что автор уже не может ничего нового придумать! Действительно, не верится, что такое может произойти…
– А я, в отличие от тебя, детективами никогда не увлекался. Иногда такое закрутят! А на самом деле все бывает просто и буднично…
И Климов в очередной раз поведал мне историю раскрытия одного убийства, которую я выслушал на одном дыхании.
– Вижу, что загрузил тебя на полную катушку, – неожиданно закончил он, – а уже первый час ночи, наверное, спать пора в этом заведении…
– По-моему, в этом заведении да в нашем положении спать можно сколько хочешь и когда хочешь. Если честно, я просто счастлив, что попал с тобой в одну палату. Мне, журналисту, как ни странно, никогда не приходилось писать на криминальные темы – все больше хозяйственная да пафосная тематика. Если у тебя таких историй много – я даже попрошусь, чтобы нас не выписывали, пока они все не закончатся! – пошутил я.
– Тогда действительно пора спать, – в тон мне ответил Федор, – а то закончатся до нашего выздоровления – что делать будешь? Впрочем, не переживай – с завтрашнего дня такое паломничество сюда начнется, что мои друзья тебя подобными историями еще достанут. Тем более, что друзей у меня много, и потрепаться ой как любят!
– Ну и славненько! – искренне обрадовался я.
Климов не соврал – начиная со следующего дня в нашу палату действительно началось паломничество.
Первыми, еще до завтрака, конечно, пришли жены. Моя – чтобы попрощаться, а Светлана – проведать. Они, как водится, принесли множество различных продуктов, при этом жена Климова в отношении мужа пояснила:
– Он казенного ничего не ест. Когда в армию провожала, думала, что все мести будет! Ничего подобного – каким уходил гурманом, таким и вернулся!
– Я вовсе не гурман, – возразил Федор, – просто ничего с вареным луком есть не могу, а в казенных столовых его везде кладут… Ну, и так еще кое-чего…
– Кое-чего! – передразнила Светлана. – Ни молока, ни масла…
– Неправда! В армии масло есть научился. Правда, его только и ел… Как выжил, до сих пор не понимаю…
В этот момент нам принесли завтрак, который Климов категорически отверг, а на немой вопрос нянечки, указав пальцем на дверь, предложил:
– Отдайте мою пайку тому мужику, который за стенкой в коридоре лежит. Уверен, что он не откажется.
Отказываться от второго завтрака бомж действительно не собирался, более того, спустя несколько секунд в открытую дверь мы смогли услышать его благодарственные слова, выразившиеся в обращении к Богу дать нам здоровья.
В течение этого дня и всех последующих поток людей в нашу палату не прекращался. У Климова оказалось столько друзей, что некоторые депутаты желали бы иметь столько избирателей. И кто только не посетил нас за время нахождения здесь!
Большинство, конечно, составляли люди в погонах, либо которые их когда-то носили. В их число попадали не только сослуживцы полковника, но и представители других правоохранительных органов: наркоконтроля, ФСБ, таможни, которые, взаимодействуя с ним по работе, становились близкими друзьями в силу его притягательного характера, на что моментально купился и я.
Уникальная открытость этого человека и невероятная доброжелательность на грани альтруизма, не переставали удивлять меня на протяжении всего нашего вынужденного времяпрепровождения, а ведь эти качества я почему-то раньше считал не свойственными людям его профессии! Теперь же, беседуя с его друзьями, я вдруг начинал чувствовать и понимать, что это закрытое в силу ряда причин братство заслуживает самой высокой оценки в части не только интеллектуальной, но и общечеловеческой составляющей в силу их способности воспринимать чужую боль как свою. Несправедливо было бы не отметить и ряд недостатков, присущих этим людям, которые Климов шутливо называл «профессиональной деформацией». Впрочем, они не выходили за рамки общепринятых, поэтому факт их наличия теоретически должен был только радовать рядового гражданина, что он имеет дело не с тупоголовым роботом, а с таким же человеком, как и сам. Но об этом позже.
Следующей категорией друзей, жаждущих поддержать Климова, а заодно и меня, являлись люди сугубо гражданские, связанные как мирными общими интересами, так и сталкивающиеся когда-то по работе, например, в качестве потерпевших, а также родственники, соседи и одноклассники. Среди них выделялись успешные предприниматели и даже руководители крупных муниципальных предприятий, которых было сразу видно не только по манере держаться, но и по содержимому традиционных пакетов с деликатесами, поставляемых нам в огромном количестве. Именно по этой причине мы вскоре вынуждены были отказаться от больничной еды, которую с удовольствием употреблял бомж за дверью по имени Колян, как он себя называл, никогда не забывая благодарить.
Кстати, сложившееся у меня вначале впечатление о том, что Климов и его друзья имели пристрастие к чрезмерному употреблению спиртных напитков, к счастью, оказалось ложным. Когда уже знакомый нам Виталик принес на следующий день «детскую», как он называл двухсотпятидесятиграммовую бутылку водки, и предложил таким образом поднять настроение, Климов недовольно возразил:
– Виталь, это все-таки лечебное заведение, а не кабак. Да и вправду, мы ведь на лекарствах сидим.
– Один я тоже пить не буду, – сделал вид, что обиделся, Виталик.
– А ты Коляну налей, – посоветовал Федор, – для него это будет праздник.
– Точно!
Наполнив до краев пластиковый стакан, Виталик решительно скрылся за дверью, однако тут же послышался его растерянный голос:
– Да он спит – не будить же…
– Буди! – решительно посоветовал Климов. – Спать он хоть сутками здесь может, а вот выпить не каждую минуту предлагают…
Мы прислушались и буквально через минуту услышали радостно-удивленное восклицание Коляна, хруст яблока и традиционную благодарность:
– Спасибо, парни! Дай бог вам здоровья! Вовек не забуду!
– Словно в роли волшебника побывал, – зайдя в палату и прикрыв дверь, самодовольно доложил Виталик. – Бужу его – открывает глаза и не верит, что ему вместо лекарства целый стакан водки предлагают! Чуть не ошалел от счастья.
С тех пор спаивать несчастного бомжа за дверью стало у всех чуть ли не доброй традицией.
Некоторые посетители Климова приходили совсем ненадолго, перекидываясь парой-тройкой ободряющих слов, оставляли традиционный пакет и спешили по неотложным делам, но были и такие, в основном сослуживцы Федора – пенсионеры, которые засиживались подолгу, вспоминая интересные эпизоды службы. В этот момент глаза у полковника горели молодым задорным огнем, и создавалось впечатление, что он напрочь забывал о своем недуге, а вместе с ним и я.
Больше всех в этом отношении, конечно, выделялся посещающий нас почти ежедневно Виталик. Конкурировать с ним отчасти могли разве что полковник наркоконтроля в отставке некто Головин, который еще лейтенантом служил с Климовым в уголовном розыске, и на редкость солидный внешне ныне руководитель крупного муниципального предприятия, а ранее старший оперуполномоченный по особо важным делам УБОПа Милицин Игорь, превращающийся моментально в рубаху-парня при воспоминаниях о былой службе. Чаще других навещали товарища также задорный, совсем еще молодой пенсионер, бывший напарник Климова по ОБНОНу, которого все называли не иначе, как Хохол, и адвокат по имени Лёня, старающийся всегда казаться серьезным, хотя и безуспешно – выдавали веселые и выразительные голубые глаза. А из гражданских – предприниматель Федин Олег, оказывающий содействие органам внутренних дел по причине старой дружбы с Федором.
Но все же интереснее рассказчика, чем сам Климов, среди всех его друзей однозначно не было! Когда мы оставались вдвоем, по моей просьбе, а иногда и просто, как говорится, к слову, Федор так красочно рисовал картины из своего оперского прошлого, что лучшего времяпрепровождения в нашей ситуации нечего было и желать.
Однажды я даже обронил по этому поводу:
– По твоим рассказам можно целую книгу написать! Ты пробовал когда-нибудь хотя бы дневник вести?
– Ну, пробовал когда-то в детстве, а что?
– Я бы на твоем месте немедленно сел за перо.
– За мемуары? – усмехнулся Федор. – То же мне, маршал Жуков! Знаешь, сколько в стране не вровень мне достойных сыщиков? И какие дела раскрывали! А это все так, разве что для поддержания разговора… Рассказы провинциального сыщика на больничной койке…
– Почему сразу мемуары? – в свою очередь возмутился я. – Я всего лишь говорил о личном дневнике. Кстати, как ты сказал? «Рассказы провинциального сыщика»? Неплохо звучит… А еще лучше – «Дневник провинциального сыщика». Жаль, конечно, что ты его не вел, хотя, конечно, начать никогда не поздно, тем более на заслуженном отдыхе…
– Некогда было, – оправдывался Климов, – да и вообще, нескромно как-то…
– А разве те великолепные люди, о которых ты рассказывал, полковник Перелыгин, например, или Герой России Бутов, не заслужили, чтобы молодые сотрудники о них узнали больше, чем написано в официальных документах? Ты ведь сам говорил, что в жизни они были очень скромными и в то же время на редкость достойными людьми, с которых нужно брать пример всем, кто встал на путь борьбы с преступностью! А разве твои друзья-сослуживцы, пусть не совершившие громких подвигов, но все же честно отдавшие лучшие свои годы на этой стезе, не достойны, чтобы у них хоть немного поучились те же курсанты, которых ты воспитывал в процессе обучения и которые с благодарностью помнят тебя, навещая сейчас в больнице, поздравляя с праздниками или просто встречая на улице, желают крепкого здоровья? Тут дело, в общем, даже не в тебе, дорогой друг, а, скорее, в вечном долге перед людьми приносить пользу до последних дней своих!
– Умеете вы, журналисты, пафосно выражаться, – не на шутку развеселился Климов, – вам только трибуну дай… Ну нет у меня такого таланта, как у тебя, – писать, что поделаешь? Хотя насчет «вечного долга» правильно заметил… И знаешь, я ведь стараюсь не рвать эту тонкую нить, которая связывает меня с прошлой работой, – в институте по-прежнему частый гость, участвую по мере сил в различных воспитательных мероприятиях, провожу беседы с будущими сотрудниками – меня даже выбрали членом Совета ветеранов института. А вот писать, увы, не дал Бог…
Спорить с Федором и на чем-то настаивать я тогда не стал, но, сначала втайне от него, а потом и в открытую, начал делать небольшие пометки в рабочем блокноте, чтобы не забыть те истории, а порой просто рассуждения бывшего сыщика8 Климова, с которым, считаю, неспроста судьба свела меня таким оригинальным способом.
После выздоровления мы не потеряли связь, ибо ничто так не сближает людей, как общее несчастье, но моя тяга к Федору объяснялась еще одной веской причиной – дневник, который должен был вести он, написал я. И, конечно, его нельзя назвать точной констатацией фактов, о которых мне на протяжении долгих дней и ночей рассказывал Климов, – разумеется, моя фантазия рвалась дальше, но, поверьте, основа повести о провинциальном сыщике все же документальна.
Примечательно то, что, когда через тройку лет, сильно волнуясь, я ознакомил Федора с первоначальным вариантом рукописи, он моментально проглотил ее, и был так приятно удивлен и даже счастлив, что я сделал выводы, о не зря проведенном времени. Это, конечно, не мемуары, и даже не дневник, а просто рассказ о каждодневном труде рядовых сотрудников милиции-полиции, со своими достоинствами и недостатками, присущими обычным людям. И, как и все честные труженики, поверьте, они достойны уважения!
Возможно, в силу своей скромности Климов высказал замечание о том, что главный герой не очень-то похож на реальный персонаж, то есть на него, а как-то идеализирован, причесан, и мне долго пришлось убеждать, что литературные герои довольно часто предпочитают жить своей жизнью, в большинстве отличной от своего оригинала.
Еще больше, чем с Климовым, я волнуюсь сейчас, когда представляю эту книгу широкому кругу читателей. Скажу сразу – это не детектив, надеюсь, что не беллетристика, хотя вначале так может показаться из-за обилия криминальных эпизодов, описанных в ней. Но в конечном итоге решать придется вам, дорогие читатели. На ваш суд я выношу труд, написанный в новом для меня, не журналистском, жанре.
Часть 1. Уголовный розыск
1992. Крутой вираж
Федор Климов, молодой, но уже достаточно опытный руководитель, инженер по образованию, главный механик Управления бытового обслуживания населения, шел по улице Островского родного города Белгорода вместе с женой, пятилетним сыном и дочерью трех лет к остановке троллейбуса после посещения знаменитого в городе детского кафе-мороженого «Белоснежка». Хотя и был конец апреля, солнце светило по-летнему.
– Значит, окончательно решил? – продолжила тему, начатую дома, а затем в кафе, жена Светлана.
– Да, – тихо, но достаточно уверенно констатировал Климовстарший.
– Но ведь у тебя даже образования нет специального для милиции…
– При чем тут милиция? Я иду инженером оперативной связи! Не все же в органах юристы… Сама видишь, бытовка9 разваливается – не сегодня завтра передадут все в частные руки, какой из меня частный предприниматель?
– А мне кажется, что опять у тебя детство взыграло… Сам говорил, что всегда мечтал…
Федор обиженно засопел.
– Ну ладно, не буду…
Жизнь в очередной раз выносила на крутой вираж неспроста. События последних лет показали, что перестроилась страна еще не достаточно эффективно – первые шаги к процветающему капитализму хоть и повлекли за собой определенные изменения в виде стихийного рыночного хаоса, появления новых видов собственности, роста безработицы, резкого обогащения одних и обнищания других, но основной дележ бывшего государственного имущества только начинался… В этой связи было принято решение перестроить и даже ликвидировать многие, казалось бы, до этого непоколебимые структуры, в частности министерство, областные управления и более мелкие территориальные структуры бытового обслуживания населения, что в существующих условиях хозяйствования, скорее всего, было логично. Только вот люди, работающие в этой структуре, рискующие оказаться вмиг без работы и практически без средств к существованию, не понимающие до конца еще законов капитализма, находились в постоянной растерянности и замешательстве, переходящих в страх перед будущим. При социализме не было страха перед будущим, видимо, поэтому почти все милиционеры воспринимали реформу МВД 2011 года намного спокойней, чем бытовики тогда. Привыкли… Русский человек все выдержит, ко всему привыкнет, выживет, да еще как заживет! Это наш известный всем иммунитет и тяга к жизни, выработанные за вековую историю на зависть врагам.
Реформ Климов не боялся ни тогда, ни теперь. Тогда был молод, талантлив, востребован, понимал логический смысл происходящего, а теперь и вовсе терять нечего – почти пенсионер! Постарел, поумнел, эгоизму поубавилось. Только стало больше за державу обидно, да за людей страшно. Вдруг что-то не так сложится, не в то русло все потечет? Хоть народ-то у нас с особой закалкой и наученный горьким опытом, но ведь не чужой, чтобы очередные опыты ставить… В свое время поменяли экономическую формацию – но какой ценой! По сей день страну трясет, как в лихорадке! Впрочем, неисправимый оптимист, как и большинство населения России, Федор, несмотря ни на что, продолжал верить, если не в светлое будущее капитализма, то в окончательную победу добра над злом, это уж точно! А работа в органах ему всегда казалась благородным и полезным делом, где, по крайней мере, результат налицо – борьба со злом, одним из проявлений которого, несомненно, была преступность, обнаглевшая от безнаказанности и разросшаяся до беспредельности в это смутное перестроечное время…
Так случилось, что семейство Климовых проходило мимо райотдела внутренних дел, куда Федор накануне сдал свои документы, поэтому он протянул руку и сказал жене:
– Вот здесь я и буду работать.
В этот момент входная дверь учреждения со скрипом распахнулась, оттуда крайне медленно и важно вышел небольшого роста полный и немолодой майор, остановился у входа и лениво начал осматривать прохожих. Бросалось в глаза, что его форменный китель уже не мог застегиваться на все пуговицы из-за выдающегося живота, поэтому держался на одной, да и то готовой в любой момент с треском покинуть своего хозяина. Света, иногда подтрунивавшая над слишком худосочной фигурой своего мужа, втайне жалея, что он выглядит не совсем солидно, шутливо заметила:
– Если ты тоже таким будешь, я согласна!
Документы свои для трудоустройства Федор отнес в милицию буквально накануне. Видя, как его прежняя работа просто трещит по швам – управление разваливается, людей сокращают, многие заводят частные лавочки, и все сильнее и сильнее подкатывает ощущение пустоты и очевидной своей ненужности, Федор начал решительно задумываться о смене рода деятельности, хотя как раз от него начальник управления бытового обслуживания, наскоро переименованного в территориальное коммерческое объединение, с целью продержаться подольше, не спешил избавляться. Как ни странно, Федор был на хорошем счету у начальства. А почему странно – это уже отдельная история.
1988. Несколько слов о гражданской службе
Начальник управления Павлов Егор Кондратьевич был на редкость своеобразный и противоречивый до непредсказуемости человек. Чтобы не тратить время на его характеристику, расскажу лишь один эпизод, связанный с буднями управления бытового обслуживания населения. Это случилось на второй день работы Климова, когда он перевелся из начальника цеха местной «Рембыттехники» в инженеры-технологи управления. Накануне все без исключения сотрудники буквально тряслись от страха перед предстоящей на следующий день планеркой, на которой собирались обычно директора подчиненных районных и городских подразделений и, конечно, аппарат управления. На вопрос Климова почему, отвечали уклончиво – узнаешь… Подобные совещания проходили раз в месяц и стоили больших нервов, особенно руководителям предприятий. Однако, не забегая вперед, расскажу все по порядку.
Утром следующего дня актовый зал был наполнен до отказа представительными людьми с портфелями, начищенных до блеска ботинках и одетых по самым строгим меркам в темные костюмы при галстуках. Они сдержанно и деловито общались между собой, иногда опасливо поглядывая то на трибуну, находящуюся слева от президиумного стола, то на дверь, откуда пора было уже давно появиться начальнику управления.
Егор Кондратьевич, маленький и подтянутый лысый человек с добрым лицом, почти взбежал на возвышение, занял место посередине стола, спешно разложил какие-то бумаги, поднял глаза на присутствующих и тихо произнес:
– Здравствуйте, товарищи.
После непродолжительной паузы, в полной тишине, пошелестев бумагами, он снова поднял глаза к залу и также тихо и доброжелательно произнес:
– Ну что, начнем наше совещание. Кто первый отчитается за прошедший период? Давай ты, что ли, Иван.
На трибуну вышел генеральный директор областного объединения «Рембыттехника» Иван Иванович Скоморохин, бывший начальник Климова, относительно молодой, обаятельный и весьма перспективный руководитель, умеющий не только заниматься «очковтирательством», как повсеместно было принято в то время на хозяйственной работе, но и действительно работать с полной отдачей, стараясь осваивать и внедрять все новое в производство.
Скоморохин, показушно улыбнувшись, набрал в легкие не меньше ведра воздуха и на одном дыхании начал свой доклад:
– Мы внедрили… выездное обслуживание в сельскую местность… перемотку мотор-компрессоров холодильников… прогрессивный метод диагностики пылесосов…
Его выступление, с первых фраз предполагавшее явно затяжной и оптимистичный характер, вызывало гордость у Климова за своего бывшего начальника, которого он считал очень грамотным производственником. Да и выражение лица начальника управления ничего страшного не предвещало, правда, до того момента, как он вдруг неожиданно громко ударил по столу кулаком, заставив тем самым затихнуть и пугливо съежиться не только выступающего, но и весь зал. Наступила пугающая гробовая тишина. Егор Кондратьевич, как показалось, сам словно застыдился своей резкости, и потому сначала тихо, а затем, постепенно повышая голос до крика, медленно произнес:
– Что ты мне тут лапшу на уши вешаешь?! Что вы там внедрили? Ты лучше расскажи, сколько у тебя жалоб!!! Да я… да я… да я их тебя сожрать заставлю!!!
С этими словами Егор Кондратьевич собрал со стола какие-то бумаги, смял их в маленький комочек и начал методично засовывать в рот бедному Скоморохину, который, к великому удивлению Федора, начал их пережевывать, выплевывать, вновь принимать из услужливых рук, даже нагнулся пониже, чтобы маленькому начальнику управления было удобней. При этом никто не смеялся, не возмущался, а воспринимал все, похоже, как должное. Климов, внешне сохраняя выдержку, внутри себя ощутил страшное смятение, замешанное на испуге, возмущении, отчаянии и гадливости. «Ничего себе перевелся!» – в отчаянии подумал он. Тут же прикинул, как бы сам поступил на месте Скоморохина – летел бы Егор Кондратьевич через трибуну, как футбольный мяч! Ошибался Климов – никогда бы опытный психолог и видавший виды начальник управления не посмел бы унизить человека, имеющего элементарное чувство собственного достоинства, и, как потом выяснилось, Федор в этом качестве был не единственным.
Впрочем, быстро отходчивый Егор Кондратьевич, покричав немного на остальных руководителей предприятий, чтобы не теряли чувство страха и ответственности, совершенно спокойно продолжил совещание в относительно нормальном русле.
Позже Климову поведали необычную историю Павлова, приведшую его с понижением в карьере на должность начальника управления. Будучи до этого председателем одного из райисполкомов, грамотный и предприимчивый Егор Кондратьевич слыл человеком крутого нрава, но имеющим самые высокие связи в партийных кругах местного масштаба. Говорят, что даже к председателю облисполкома открывал дверь ногой. Но однажды, объезжая поля вверенного ему района, он вдруг увидел на краю одного из них мирно расположившихся за поллитровкой и нехитрой деревенской закуской граждан. Трое мужиков тучного телосложения, примяв, как и положено, вокруг себя солидное количество сочных колосков пшеницы, периодически поднимая над головой граненые стаканы, вели с виду мирную беседу. Они добродушно улыбались, не забывая употреблять в качестве закуски деревенское сало со свежими огурчиками, радовались солнечной погоде и жизни вообще.
Когда Егор Кондратьевич, спускаясь по крутому косогору, находился еще далековато, мужики подумали, что вот идет, судя по одежде, приличный человек, который присоединится к трапезе и, вероятнее всего, не откажется выпить в их честной компании, что, конечно, они уже готовы были ему предложить. Однако, когда он приблизился, его свирепая физиономия сразу же вызвала у культурно отдыхающих некоторые сомнения в добрых намерениях незнакомца. Впрочем, Егор Кондратьевич решил сразу раскрыть свое инкогнито во избежание нежелательных эксцессов, спокойно представился по должности, после чего возбужденно и в нецензурных выражениях, как любил и умел, попросил граждан немедленно убираться с колхозного поля, угрожая даже не милицией, а банальной физической расправой. В лицах и поведении двоих из присутствующих сразу же обозначилось внезапно возникшее желание действительно бежать туда, куда посылал их Павлов, однако третий почему-то на это никак не среагировал. Спокойно засунув в огромный рот такой же огромный бутерброд с салом, он не спеша прожевал, после чего посоветовал Егору Кондратьевичу самому посетить всем понятное, но доселе неизведанное место, куда тот только что всех отправил.
Скажу сразу, что мужик, конечно, глубоко недооценил незаурядную личность Павлова (клянусь – никакой иронии!), как не только грамотного и мудрого человека и опытного руководителя – на это у него не было времени, но и как дерзкого и удалого бойца. Короче, как потом утверждали многочисленные рассказчики, основываясь на показаниях шофера, Егор Кондратьевич физически отметелил всех троих невзирая на лица. А зря, как потом оказалось, тот флегматичный товарищ был первым лицом не то Краснодарского, не то Красноярского края. Приехал на родину, тихо, не светясь, встретился с друзьями детства. И тут такой инцидент! Конечно, Егор Кондратьевич загремел с кресла незамедлительно, но высокопоставленные знакомые пропасть не дали. Хоть и с понижением, не такой масштаб, но все же. Только вот, если обратиться к логике, сопротивление оказал, скорее всего, приезжий – вряд ли местные его приятели посмели бы вступать в драку с самим председателем райисполкома! Однако легенда всегда должна быть красивой, иначе это не легенда, а материал заурядного административного правонарушения.
Немало разного рода руководителей уже на службе в милиции придется повидать Кимову, да и сам он не останется в стороне от этой своеобразной касты. И поэтому хотя бы без схематичного описания этих достойных и кое-где не совсем достойных людей правдивого повествования событий, увы, не получится. Автору не раз придется вникать в их характеры и некоторые факты биографии субъективным взглядом Федора Степановича, к сожалению, основываясь на не всегда подтвержденных данных.
