Kitabı oku: «За последней чертой», sayfa 5
Костин вспомнил лицо маршала и усмехнулся. Именно таким он и видел маршала в 1941 году, когда тот появился в штабе фронта вместе с маршалом Шапошниковым. Александр достал папиросу и закурил. Он снова начал читать документ.
«Рано утром маршалом маршруту мы направились в штаб корпуса. Уже не блуждая, поскольку в штабе армии нам выдали карту местности. Колонна двинулась в сторону Гродно. Но в указанном месте штаба корпуса не оказалось. Мы двинулись на восток.
Припоминаю, маршал был сильно не в духе, с чем это было связано, я сказать не могу. Что произошло дальше, я хорошо помню. Нам попалась отходящая на восток воинская часть. Впереди гремел бой: слышались взрывы снарядов, стрельба. Маршал обратился ко мне:
– Остановите паникеров!
Не раздумывая, как это сделать, я бросился навстречу бежавшей пехоте. Я увидел капитана, который пытался остановить, бежавших красноармейцев и закричал ему, чтобы слышали другие:
– Смотрите! Там маршал-Герой Советского Союза. Приказ – занять оборону!». Капитан повторил мои слова. Бойцы побежали назад. Послышалось «ура». Маршал, когда доложил о выполнении его приказа, с улыбкой ответил: – Ничего привыкнешь. Наверно, вид у меня был далеко не героический.
В подходящем месте съехали с дороги в лес, чтобы позавтракать. Механик-водитель доложил, что горючего осталось на час-полтора. В свою очередь, я доложил об этом маршалу, но он был задумчив, расстроен и ничего не сказал в ответ. Я выслал механика-водителя и заряжающего на опушку, приказал доложить, когда увидят любую машину или танк. Примерно через полчаса появились две бронемашины. Я выбежал на дорогу и остановил их. В первой ехал полковник. Он оказался начальником связи корпуса, который мы разыскивали. Вскоре подъехали три бензовоза….
Костин отложил документ в сторону и посмотрел на часы. Они показывали начало девятого вечера.
***
Александр поужинал в попавшем по дороге кафе и, зайдя в свой номер, быстро снял с себя костюм и рубашку. Разложив взятые с работы документы на столе, Костин снова углубился в чтение. Он готовился к встрече с бывшим маршалом Куликом и хотел быть готовым к сложному и непростому разговору с ним.
«Маршал Кулик благополучно добирается до штаба корпуса и направляется в Слуцк. Зачем он едет туда, никто не знает. Дорога на Слуцк была уже перерезана немецким десантом».
Костин закрыл глаза, в памяти всплыли те суровые дни 1941 года. Теперь, читая официальные документы, он хорошо представлял, что там происходило. Утром 28 июня его вызвал к себе начальник Особого отдела Западного Особого Округа.
– Костин ты включен в особую группу по розыску маршала Кулика. Бери взвод и двигай по его следам.
Александр хотел задать несколько вопросов начальнику, но взглянув на его растерянное лицо, моментально передумал. Похоже, начальник и сам не знал, где искать маршала.
– Чего стоишь? Москва требует найти Кулика! Начальник штаба фронта Климовских уже не знает, что отвечать Москве. С маршалом еще уехал Болдин, так что имей ввиду.
30 июня 1941 года командующему Западным фронтом Павлову позвонил Жуков – начальник Генерального штаба РККА:
– Что у вас там происходит? Вы нашли Кулика или нет? Что мне докладывать товарищу Сталину?
– Ищем, товарищ Жуков. Связь с армиями отсутствует. Выслали несколько поисковых групп, ищем….
– Запомни, если что случится с Куликом, ответишь ты. ….Ты понял меня? Я подставляться не буду…
Взвод, под командованием Костина, с двумя радиостанциями начал поисковые мероприятия. В это время маршал Кулик со своей группой, бросив машины, блуждал по белорусским лесам. Вскоре группа маршала вышла к реке Птичь, переправившись через которую, вышла к Дроганово.
– Все снять армейскую форму, – приказал Кулик. – Мы не можем передвигаться по занятой территории в военной форме!
Костин перевернул лист. Следующий лист был донесением полкового комиссара по фамилии Лось.
«Непонятно поведение Заместителя Наркома Обороны СССР маршала Кулика. Он приказал всем снять знаки различия, выбросить документы, затем переодеться в крестьянскую одежду. Сам он никаких документов с собой не имел, не знаю, взял ли он их с собой из Москвы. Григорий Иванович предлагал бросить оружие, а мне лично ордена и документы, однако кроме его адъютанта, майора по званию, никто документов и оружия не бросил.
– Товарищ маршал, как все это понимать? – спросил я его. – Мне не понятен ваш приказ.
Кулик засмеялся.
– Как хочешь, так и понимай, комиссар. Если попадемся немцам, он просто примет нас за крестьян и отпустит.
После этих слов, мы хотели разойтись, но что-то удержало нас.….
Перед самым переходом фронта Кулик ехал на крестьянской подводе, по той самой дороге, по которой двигались немецкие танки. Только счастливая случайность спасла его от встречи с немцами.
Александр тяжело вздохнул. Теперь ему стало ясно, почему он тогда не смог найти Кулика, ведь они искали маршала, а не группу крестьян. Рука Костина нащупала пачку папирос. Он достал одну и прикурил.
***
Александр вышел из кабинета полковника Маркова и поздоровавшись с попавшими ему навстречу сотрудниками контрразведки, направился к себе в кабинет. Открыв дверь, он положил папку на стол и сел в кресло. Еще там, во время совещания, у него сильно заболела голова. Приступы боли, словно волны, накатывали на него. Морщась от головной боли, он достал из ящика стола таблетки и налив в стакан воды, запил их.
– Ты долго будешь возиться с Куликом? – спросил его Марков, когда он закончил свой доклад. – Там наверху, начальники недовольны твоей работой. Я не хочу, чтобы это недовольство отразилось на мне, Костин.
Александр не обиделся на своего начальника. В принципе, тот был прав, он и сам понимал, что затянул разработку группы Кулика. Он достал из ящика стола лист бумаги, ручку и начал составлять план мероприятий. Иногда он останавливался, так как приступы головной боли такими сильными, что не давали ему сосредоточится. Вскоре он закончил писать план и, достав папиросу, закурил.
В кабинет вошел Марков.
– Сейчас разговаривал с Абакумовым, – произнес он, присаживаясь к столу.
Полковник взял в руки написанный Костиным план и пробежал по листу глазами.
– И что? – спросил его Костин, когда Марков положил листок на стол.
– Торопит. Похоже, Сталину нужны результаты…..
– Владимир Иванович, разве он не знаком со сводками? Там же есть все, что еще нужно?
– Нужно покаяние, Костин, разве ты этого не знаешь. На суде же не будут крутить все эти записи… Они должны публично покаяться в своей антисоветской деятельности. Поэтому, тебе самому нужно плотно работать с ними. Ты это понял, Костин. Война закончилась, если раньше было доказать контакт с немцами, то сейчас все нужно доказывать, подкреплять показаниями свидетелей. Впрочем, что я тебя учу, ты и без меня все это хорошо знаешь.
– Владимир Иванович, можно вопрос?
– Спрашивай.
– Я по-прежнему под «колпаком» службы Берии. Что по этому поводу говорит Абакумов?
– Он говорит одно – работайте. Я прочитал твой план, он реален. Так, что работай, ее у тебя много.
– Все понял, товарищ полковник.
Марков встал из-за стола и вышел из кабинета.
***
Костин сидел за столом в комнате допросов следственного изолятора, с интересом рассматривая стены. На одной из стены он обнаружил кровавые пятна. Загасив папиросу, он посмотрел на дверь, которая бесшумно открылась, и конвоир завел женщину средних лет. Ее бледное лицо, чернота под глазами, мятая и грязная некогда светлая блузка, свидетельствовали о том, что она находилась в изоляторе довольно длительное время.
– Проходите, Татьяна Владимировна, присаживайтесь, – произнес Александр и рукой указал ей на табурет. – Давайте знакомиться. Меня зовут Александр Павлович, а фамилия моя Костин.
Женщина с опаской села на табурет и посмотрела на офицера.
– Как ваше здоровье? – поинтересовался у нее Костин. – Можете не отвечать, я и так вижу, что оно у вас не совсем хорошее. Как мне доложили, что вы жалуетесь на боли в почках. Как давно они стала вас беспокоить – до ареста, похоже, вы себя чувствовали намного лучше.
Татьяна Владимировна хотела улыбнуться, но улыбка была какой-то вымученной и не естественной.
– Что с моим мужем? – спросила она Костина.
– Пока ничего. Он жив и здоров.
– У него слабое сердце….
– Татьяна Владимировна, нас интересует антисоветская деятельность вашего супруга. Скажите, как часто в вашем доме собирались эти люди: Кулик, Рыбальченко и другие. Какие они вели разговоры?
– Вы же хорошо знаете, что Кулик и Рыбальченко были приятелями моего мужа, они вместе служили.
– Да, я это знаю, – ответил Костин.
– Вы знаете, я не прислушивалась к их разговорам. Какие могут быть разговоры у выпивших мужчин: охота, рыбалка….
– То есть вы утверждаете, что антисоветских разговоров они не вели?
– Я же вам ответила, что я не присутствовала при их разговорах. Мой муж генерал, Герой Советского Союза, он не мог вести подобные разговоры….
– Вы хотите сказать, что Кулик и Рыбальченко вели подобные разговоры, несмотря на то, что оба генералы, а ваш муж подобные разговоры не вел? Я правильно сформулировал вашу мысль, Татьяна Владимировна?
– Да, – тихо ответила женщина.
Женщина отвела в сторону глаза. Александр понял, что Татьяна Владимировна просто лукавит. У Костина были записи разговоров супругов, но он не хотел их озвучивать, так как рассчитывал на ее искренность.
– Ну, что? Пусть будет по-вашему. Я не стану вас принуждать сказать мне правду, хочу просто предупредить вас, что сокрытие подобной информации от следственных органов может привести вас к серьезным последствиям.
– Гордов – мой муж! Разве вам этого ясно. Вы можете делать со мной что угодно, но я не буду давать никаких показаний в отношении его.
– По-моему вы совершаете большую ошибку. Как бы вы потом не пожалели о занятой вами позиции.
Женщина отвернулась в сторону, давая понять, что разговор закончен.
***
– Зайди, – услышал Костин голос руководителя «СМЕРШ», подняв телефонную трубку. – Нужно переговорить.
Он положил в папку последнюю сводку наружного наблюдения за женой Кулика, протокол его допроса и, поправив китель, направился к генерал-полковнику.
Абакумов сидел за столом и рассматривал какие-то документы.
– Разрешите войти, товарищ генерал-полковник, – обратился к нему Костин.
– Заходи, – коротко бросил Абакумов и стал складывать документы в папку. – Я только что от «хозяина». Он не доволен нашей разработкой, считает, что мы необоснованно затягиваем дело.
Предчувствие не обмануло Костина. Сейчас, когда так явно обострились отношения между Абакумовым и Берией, время играло на руку Лаврентию.
– Товарищ генерал-полковник. Вы же сами приказывали мне, что вождя мало интересует одно признание Кулика, нужна организация с ее планами убийства Сталина.
По лицу генерала пробежала едва заметная тень недовольства. Он встал из-за стола и подошел к Александру. Он пристально посмотрел ему в глаза, словно пытался прочитать в них признание о преданности.
– Откуда ты знаешь о моих отношениях с Лаврентием Берией?
Этот вопрос моментально насторожил Костина. Он был опытным оперативником и мог анализировать обстановку в министерстве. Многие генералы, которые так ревностно клялись в преданности Абакумову, стали искать пути, чтобы поклясться в верности Лаврентию Берии.
– Наверное, я сказал что-то лишнее, товарищ министр государственной безопасности. Прошу меня извинить…
В холодных глазах генерал-полковника заиграли какие-то дьявольские огоньки, от которых по спине Костина пробежали мурашки.
– Чего молчишь?
– Я не знаю, что сказать, товарищ генерал-полковник.
Костин знал биографию Виктора Абакумова, знал, что он закончил всего четыре класса, но за счет природной смекалки, аналитического ума смог достичь тех высот, которые были не по плечу людям с высшим образованием. И еще, Александр, хорошо знал, что генерал не прощал предателей и поэтому старался не держать около себя тех, кто мог предать его в любой момент. В кабинете повисла пауза.
– Что нового? – будто ничего не произошло, спросил генерал Костина. – Есть движение по делу?
– Появилось новое лицо. Это надзиратель Любшин, который пообещал Кулику переправить письмо на имя Сталина.
Абакумов улыбнулся.
– Это хорошая комбинация, молодец Костин. Пусть передаст ему бумагу и карандаш.
– Я тоже так решил, товарищ генерал. Пусть напишет…, а мы посмотрим, как все это использовать в нашем расследовании.
– Скажи, за тобой все ходят люди Лаврентия или отстали?
– Ходят, товарищ генерал. Я не исключаю провокацию с последующей возможной вербовкой.
– Вон оно как? Широко шагает Берия…. Ищет опору у генералитета.
Министр госбезопасности взглянул на Костина и сев в кресло, произнес:
– Идите, подполковник, работайте.
Костин развернулся и направился к двери.
***
Где-то в конце тюремного коридора послышался лязг металлической двери. По коридору раздался гулкий шум шагов. Григорий Иванович Кулик вздрогнул и посмотрел на дверь, около которой затихли шаги. Смотровой глазок приоткрылся, и он увидел глаз надзирателя, который внимательно осмотрел камеру, а затем остановился на нем.
«Неужели за мной? – с нескрываемой тревогой подумал он. – Что они мне предъявят? Наверняка, будут бить, они по-другому работать не могут»
Глазок в двери закрылся, и сердце бывшего маршала сжалось от предчувствия беды. За дверью раздались шаги.
– Дзинь, дзинь, – пели металлические подковки на сапогах надзирателя. Звон становился все тише и тише.
«Пронесло! Бог помиловал», – с облегчением подумал он и глубоко вздохнул. Впервые за последние годы он почему-то вспомнил Бога.
Вся предыдущая ночь прошла в бесконечных допросах. Следователи государственной безопасности менялись через каждые два часа, и каждый из них начинал допрос с заученных до автоматизма слов.
– Фамилия, имя, отчество…
Он сидел на табурете, который стоял посреди небольшого по размерам кабинета. Табурет был достаточно высоким и ноги Григория Ивановича не доставали до пола. Яркий свет настольной лампы бил в глаза и поэтому он плохо видел следователя, который задавал ему вопросы. Лишь по сменяющимся тембрам голосов, он понимал, что перед ним сидит новый следователь. Болели затекшие ноги, которые он вскоре перестал чувствовать.
– Скажи, кто еще входил в состав вашей антисоветской группы?
– Какой группы, гражданин следователь? Я не понимаю, о чем идет речь? Я всегда был верен партии, родине и Сталину, – шевеля разбитыми в кровь губами, с трудом отвечал Кулик. – Я не понимаю ваших вопросов….
– Ты все понимаешь, гад. Не заставляй нас принимать к себе силовые методы допроса.
– Что это значит? Бить будете? Вы и так бьете…
Сильный удар справа снес его с табурета. Кулик словно пушинка пролетел метра три, прежде чем рухнуть на цементный пол кабинета. В кабинете повисла тишина. Он с трудом поднялся с пола и плюнул на пол кровь из разбитой губы.
– Не плюйся, а то языком будешь здесь все слизывать, ты меня понял генерал, – произнес следователь. – Напрасно молчишь. Твои друзья: Гордов и Рыбальченко уже давно во всем признались. А самое главное, они говорят, что именно ты Григорий Иванович втянул их в антисоветскую группу. Ты знаешь, что тебе за это грозит? Вижу, что догадываешься. Хватит на полу валяться, поднимайся, будем снова говорить…
Кулик с трудом оторвал свое тело от пола и, шатаясь, словно пьяный, снова взобрался на табурет. Неожиданно дверь в кабинет открылась, и в него вошел мужчина. Кулик сразу признал в нем того, кто приехал за ним с постановлением на арест. Следователь вскочил с места и вытянулся перед ним в струнку.
– Продолжайте допрос. Я посижу, послушаю, – произнес мужчина в штатском.
– Ну, что отвечать будем или будем продолжать играть в молчанку? – с угрозой в голосе спросил Кулика следователь и посмотрел на начальника.
– Я не понимаю, о чем вы меня здесь спрашиваете. Я с 1917 года боролся за Советскую власть. Передайте товарищу Сталину, что я никогда не был против власти рабочих и крестьян.
– Бегу и падаю, – с усмешкой ответил следователь. – Все вы зажравшиеся генералы, недовольны властью и в частности товарищем Сталиным.
– Причем здесь генералы? Вы меня спросили, я вам ответил.
– Я смотрю, ты забыл, где находишься. Сюда ворота широко открыты, а вот для того чтобы выйти, слишком узкая щель и не каждый из таких людей, как ты сможет в нее протиснуться. Ты понимаешь, о чем я говорю. Признайтесь в организации антисоветского заговора, и суд непременно учтет твою лояльность к власти.
Кулик усмехнулся и посмотрел в сторону Костина. Однако новый удар и он, словно, мешок с картошкой, падает с табурета. Александр заметил, как на хромовый сапог следователя шлепнулась большая капля крови из разбитого носа. Младший лейтенант усмехнулся и вытер носок сапога об одежду бывшего маршала. Арестованный поднялся с пола и ненавистью посмотрел на своего мучителя. Развернувшись, следователь снова сел за стол.
– Говоришь, что не понимаете, о чем я говорю? Тогда послушай, – произнес следователь и нажал на кнопку магнитофона.
Из динамика сначала раздался какой-то скрип, шорох, а затем он услышал свой голос.
«Как так? – подумал Кулик, вслушиваясь в голоса. – Где это? Неужели они записывали все наши разговоры?»
Теперь он понял, почему оказался здесь в застенках Лубянки. Прошло несколько минут. Динамик снова издал какой-то непонятный звук и замолк. В кабинете повисла тишина.
– Что скажешь теперь, Григорий Иванович? – спросил его следователь. – Думаю, что одного этого разговора будет вполне достаточно, чтобы осудить тебя за антисоветскую пропаганду. Чем же не устроил лично тебя товарищ Сталин и другие члены ЦК?
Кулик молчал. Он был просто потрясен услышанной записью.
***
Александр вошел в кабинет и сел за стол. Перед глазами Костина стаяло лицо бывшего маршала: разбитые в кровь губы и нос, рассеченная бровь. Он встал из-за стола и подошел к окну, за которым шел дождь. Крупные капли дождя монотонно стучали о стекло, разбивались о поверхность и обессилено скатывались на карниз окна.
«Неужели этот человек, которому Сталин не раз дарил возможность жить, создал антисоветскую группу?» – размышлял Костин.
Если бы он не слышал аудиозаписи разговоров генералов, он бы никогда бы не подумал, что такое возможно. Он достал из сейфа папку и, развязав тесемки, достал из нее документы, датированные 1941 годом. Закурив, он начал читать:
«После того, как группа маршала Кулика переоделась в гражданскую одежду, она продолжила свой путь на восток.
– Стой, кто идет! Стой или буду стрелять!
Все остановились в замешательстве.
– Я маршал Кулик! – громко произнес Григорий Иванович и шагнул вперед.
– Стоять или буду стрелять! Откуда я знаю, что вы маршал Кулик? На вас это не написано! – раздалось из-за кустов.
– Позови командира! – закричал на бойца Кулик. – Под трибунал захотел, сволочь?
Красноармеец скрылся в кустах, оставив маршала на поляне. Минут через пять на поляне появился младший лейтенант, который попытался что-то доложить маршалу, но тот, махнув на него рукой, направился вслед за офицером.
Костин перевернул страницу. Он хорошо помнил, что маршала Кулика тогда разыскивало не только командование Западного фронта, но и немцы, до которых дошел слух от военнопленных красноармейцев, что у них в тылу, по лесам бродит советский маршал. Вскоре, во все немецкие части поступила ориентировке о маршале, к которой была прикреплена его фотография.
После двух недельного скитания по тылам немцев, группа маршала вышла на рубеж обороны 13-ой армии.
– Товарищ командующий! К нам из немецкого окружения вышел маршал Кулик.
– Кто, кто? Маршал Кулик? Давай, его в штаб армии. Я сейчас сообщу об этом в Москву.
В тот же вечер маршал вылетел в столицу. Над головой Георгия Ивановича сгустились тучи. В это время все руководство Западного фронта было уже арестовано и ожидало смертного приговора, который последовал 22 июля 1941 года. Был арестован, а затем расстелен генерал-адъютант маршала Кулика – Каюков. Нарком госбезопасности Меркулов обратился к Берии с просьбой разрешить ему арестовать маршала, но Лаврентий Павлович решил не спешить с согласием, так как хорошо знал, в каких отношениях был маршал со Сталиным.
Когда Кулик вошел в кабинет Сталина, все у него внутри дрожало от волнения.
– Кто вы такой? – спросил его вождь, сидя за столом. – Я вас спрашиваю, кто вы такой?
– Маршал Советского Союза Кулик по-вашему…., – он не договорил, заметив на лице вождя злую ухмылку, которая не сулила ему ничего хорошего.
– Где твои лапти, маршал? Говорят, что ты их променял на свои кожаные сапоги?
– Товарищ Сталин…. Позвольте объяснить….
– Где лапти, где сорочка, в которой вы выходили из окружения?
Разговор был резким. Вождь сказал, что разжалует Кулика в генерал-майоры. Берия, наблюдавший за всем этим процессом, ждал отмашки Сталина, которой так и не последовало.
– Что скажешь, Лаврентий? – спросил его Сталин. – Как поступим с маршалом? Может, отправить его командовать сельским хозяйством, ведь как маршал, он ничего не стоит?
Лаврентий Павлович промолчал, так как сразу понял, что у вождя уже появилось свое решение.
– Я дам ему возможность реабилитироваться. Если я сейчас начну расстреливать маршалов, Героев Советского Союза, народ может понять нас не совсем правильно, – тихо произнес вождь.
Всю ночь Кулик не спал, ожидая ареста, которого не последовало. Утром он получил направление в госпиталь.
«Если направляют в госпиталь, значит, ареста не будет» – решил он.
***
Александр вышел из магазина, где купил папиросы и посмотрел по сторонам. Люди, которые «вели» его уже целый час, по-прежнему были на своих местах: один стоял напротив выхода из магазина, второй стоял у поворота переулка, контролируя запасной выход из торговой точки.
«Грамотно работают, – подумал Костин. – Хорошо знают город и все запасные выходы из магазинов. Не зря получают деньги».
Это были люди из команды Лаврентия Берии.
«Попробую оторваться, – решил Александр, – а впрочем, какая разница, пусть потопчут асфальт».
Где-то рядом громыхнул гром, заставив Костина посмотреть на небо. Стал накрапывать дождь, который вскоре превратился в ливень. Александр метнулся в первый попавший подъезд дома. В подъезде было темно, пахло кошачьей мочой и пригорелой пищей. Услышав за спиной шаги, он оглянулся назад.
– Костин? Сашка? – услышал он удивленный женский голос. – Не узнаешь? Это же я Зина! Неужели забыл? Да мы же жили раньше в одном доме! Вспомнил?
Он моментально вспомнил эту рыжую девчонку с тонкими косичками соломенного цвета.
– Зина? Яковлева? – произнес удивленно Костин. – Как ты оказалась здесь, я имею в виду, в Москве?
Она громко засмеялась и этот звонкий по детски смех, лишний раз подтвердил ему, что перед ним действительно стоит его старая детская подруга.
– Это очень длинная история, – ответила Зоя. – Давай о чем-то другом поговорим. Расскажи мне Саша, как ты сам оказался в столице? Где ты работаешь?
На улице снова раздался сильный удар грома, от которого женщина вздрогнула и инстинктивно прижалась к груди Костина.
– Извини, Саша, – произнесла Зоя. – Просто испугалась раската грома.
Дождь начал стихать, а вскоре прекратился и совсем.
– Ты сейчас куда, Зоя? – спросил ее Костин. – Ты не против того, если я тебя провожу?
– Я в магазин за продуктами. Ты мне так и не ответил, где ты работаешь?
– Я служу в СМЕРШ.
– Правда?
– Да. Я заместитель одного из отделов контрразведки.
Зоя с удивлением посмотрела на Костина и засмеялась.
– Ты случайно не генерал?
– Нет, я просто подполковник….
Они вышли из подъезда и неторопливым шагом направились в магазин. Александр оглянулся назад, люди из службы наружного наблюдения двигались вслед за ним.
– Саша, что с тобой? – спросила его Зоя. – Почему ты все время оглядываешься назад?
«Какая наблюдательная, – отметил про себя Александр. – Может, действительно плюнуть на них и не дергаться, а то, как летчик, оглядываюсь через каждые десять секунд».
– Ты не обращай на меня внимания, Зоя, это просто фронтовая привычка. Время идет, а я все отвыкнуть никак не могу.
Она подхватила Костина под руку и они, непринужденно беседуя, подошли к магазину.
***
Впервые за все время, что он находился в Москве, Костин не ночевал в гостинице. Он ничего не планировал, все получилось как-то спонтанно.
– Саша! Может, зайдешь ко мне в гости, чай попьем, поговорим. Я так рада, что встретила тебя.
Костин оглянулся. Эти двое, что «вели» его от самой станции метро по-прежнему маячили у него за спиной.
– Хорошо, – ответил он. – Только ненадолго, тебе, наверное, завтра с утра тоже на работу.
Зоя жила на втором этаже в небольшой, но довольно уютной комнате. Оставив гостя в комнате, хозяйка прошла на кухню. Костин вел на небольшой диван и стал по привычке рассматривать жилище. Стол, комод, кровать, три стула, в углу шифоньер… Он встал с дивана и подошел к комоду, на котором в рамочке стояла фотография. Александр взял ее в руки.
– Это я и мой муж. Он погиб на Курской дуге, – произнесла Зоя. – Мы с ним прожили всего три дня. Ты представляешь, он окончил летное училище и ему дали краткосрочный отпуск….
Она замолчала. Посмотрев на Александра, она тихо продолжила:
– Он приехал в Москву и прямо ко мне в общежитие. В тот же день мы расписались, а через три дня, он уехал на фронт.
Зоя снова замолчала и стала расставлять на столе чайные пары под чай.
– Саша! А чем ты сейчас занимаешься, – спросила она Костина. – Война закончилось, а ты все служишь?
– Врагов много, Зоя. Война, словно горный поток много вынесла разного мусора. Вот я и занимаюсь тем, что чищу эту реку.
– Странно. Что ты имеешь под видом мусора? Людей?
– И их тоже. Ты знаешь, сколько было предателей? Миллионы. Многие маскировались под порядочных людей, надевали маски патриотов….
Костин замолчал и стал наблюдать за руками Зои, которая разливала чай по чашкам. Сейчас в домашних условиях, Яковлева показалась ему совершенной другой женщиной. Ее светлые густые волосы были собраны в какую-то замысловатую прическу, прищур ее зеленых глаз делал ее лицо необычайно привлекательным. У нее были красивые руки, чем-то напоминавшие молодые виноградные лозы, которые заканчивались красивые музыкальными пальцами. От ее волос и тела исходил какой-то непонятный запах, который кружил голову Александра. Он вдыхал этот запах и с каждым вздохом все больше и больше ощущал неудержимое желание остаться рядом с этой женщиной. Он не знал, что случилось с ним, но это было так неожиданно для него, как бывает, наверное, с ростком, пробившимся из земли весной.
– Саша! Что с тобой? – спросила его Яковлева.
Он смущенно улыбнулся, словно его застигли за чем-то не хорошим.
– Вспомнил юность, – ответил Костин. – Давно я тебя не видел, Зоя. Вот смотрю, ты стала настоящей женщиной, исчезла все угловатость девочки. Ты словно цветок, расцвела за эти годы, что я тебя не видел. Скажи, у тебя есть мужчина?
Он заметил, как вспыхнуло лицо Зои.
– Прости меня нескромный вопрос, мне просто жалко, что столь прекрасный цветок лишен мужского внимания.
Яковлева засмеялась, прикрыв свой рот салфеткой.
– И где ты только научился так замысловато говорить, Костин. В тебе явно течет кавказская кровь.
Александр сидел за столом, отпивая маленькими глотками ароматный чай, и впервые за долгие годы он хотел, чтобы этот вечер длился как можно дольше. Часы пробили одиннадцать раз. Костин поднялся из-за стола и направился в прихожую. Около двери он остановился и посмотрел на Яковлеву, которая стаяла в проеме двери в зал.
«Если она остановит, то я непременно останусь», – вдруг подумал он.
– Саша! Если хочешь, то оставайся ночевать, – тихо произнесла Зоя.
Он на какую-то секунду замешкался, но почувствовав на плечах руки женщины, он не стал сопротивляться внутреннему желанию. Их губы сплелись в поцелуи. Он поднял ее на руки и понес в спальню.
***
Дзинь, дзинь, звенели подковки на сапогах контролера следственного изолятора. Этот звук радовал Григория Ивановича, когда он удалялся вдаль от двери его камеры и вселял определенную нервозность, когда он стихал за его дверью. Накануне он узнал от следователя, что органами контрразведки арестованы Гордов и Рыбальченко. Он был не глупым человеком и теперь хорошо стал понимать, что ему вменяет следствие.
Кулик прислонился спиной к стене и снова прислушался к шагам за дверью. Глазок камеры снова моргнул человеческим глазом и закрылся. Немного потоптавшись у двери его камеры, надзиратель направился дальше. Дзинь, дзинь, снова зазвенели его подковки по бетонному полу, удаляясь от камеры.
«Какой сегодня день? – подумал Григорий Иванович. – Понедельник или воскресенье? А в прочем какая разница. Если не поведут на допрос, значит воскресенье».
Именно по этим дням, он и научился отсчитывать количество недель своего заточения. Он закрыл глаза, и воспоминания, словно волны накрыли его с головой. В ушах загремела музыка военного марша. Он, Кулик Григорий Иванович, стоит на плацу училища и старый генерал с седой, аккуратно постриженной бородой вручает ему погоны подпрапорщика. Это был 1916 год. По прибытию на фронт, его назначили командиром взвода артиллерийской батареи. Тогда, пропитанной эсеровской идеологией, он вел большую работу среди солдат его батареи. Он умел говорить, убеждать в правоте своих слов и когда начались революционные события, солдаты выбрали его председателем солдатского комитета.
«Как давно это было, – подумал он. – Сколько воды утекло. Все могло быть по-другому, если бы он остался в рядах эсеров. Но интуиция во время подсказала ему новое направление».
В 1917 году после возвращения со съезда делегатов Западного фронта, Григорий полностью отдается революционной агитации. Он мотался из одного полка в другой, выступал перед солдатами. Теперь он пропагандировал уже другие идеи – идеи большевиков. Ближе к осени ему сообщил один знакомый солдат, что офицеры хотят схватить его и расстрелять за призывы к прекращению войны. Он хорошо помнит этого молодого солдата с множеством веснушек на лице. Собрав вокруг себя наиболее верных ему сослуживцев, они ночью покинули воинскую часть. Через месяц Григорий создал свой отряд красного казачества численностью более сотни человек.
С этого момента и понесла судьба красноного командира Кулика по фронтам гражданской войны. Пройдя с боями от его родного города Полтавы, через Киев, Харьков, Луганск он быстро вырос в большого командира – начальника артиллерии 5-й Украинской армии, которой на тот момент командовал Ворошилов. Они вместе громили части Белой армии. Именно тогда, в боях за город Царицын, он и познакомился со Сталиным. Ни тот, ни другой не имели военного образования, и он Григорий Кулик тогда считался одним из самых авторитетных командиров Красной Армии.
