Kitabı oku: «Агата Кристи. Свидетель обвинения», sayfa 3

«У меня гора свалилась с плеч, – вспоминала Агата. – Я любила Уилфреда как брата, мне хотелось, чтобы ему было хорошо – но только не со мной».

«Слишком правильный, слишком порядочный, слишком заботливый… Никакой романтики», – пыталась объяснить сердобольной матери свой отказ Агата.

Но главную причину отказа она от Клары скрыла: Агата была влюблена.

Глава третья
«Я вышла замуж за любимого человека».
И придумала бельгийца с огромными усами

1.

Чем-чем, а искусством влюблять в себя представительниц слабого пола младший лейтенант Арчибальд Кристи – высокий, немного сутулый, широкоплечий шатен с голубыми глазами, пушистыми усами, густыми бровями, пристальным взглядом и пробором посередине, как тогда носили, – владел в совершенстве.

12 октября 1912 года на балу у лорда и леди Клиффорд в их роскошном особняке Агбрук-хаус в Чодли мистер Кристи, прибывший из гарнизона, расквартированного в Эксетере, танцевал только с Агатой, нашептывал ей комплименты, после бала отвез на станцию и посадил в поезд, после чего, в отличие от своих менее удачливых и расторопных предшественников, счел разумным не торопить события. Исчез из жизни Агаты не меньше, чем на неделю, а затем, «точно гром средь ясного неба» (прокомментировала Клара), без предупреждения явился средь бела дня с визитом в Эшфилд и, словно извиняясь, сбивчиво рассказал Агате, которую Клара вызвала телефонным звонком с бадминтонной площадки, что «ехал, знаете ли, на мотоцикле, увидел указатель на Торки и решил – заеду на минутку». Агата была рада вдвойне – и тому, что это Арчи, которого она не чаяла снова увидеть, и тому, что это не моряк-подводник, видеть которого ей хотелось не слишком.

Разговорились, и Агата узнала, что родился Арчи в Индии, в семье судьи, который, как и ее дед, разбился, упав с лошади. Что мать после смерти мужа вышла за Уильяма Хемсли, директора Клифтон-колледжа в Бристоле. Что сам Арчи – выпускник Военной академии в Вулвиче и (вот она, романтика, которой так не хватало ее незадачливым ухажерам!) не кто-нибудь, а авиатор, как тогда называли эту экзотическую еще профессию. Что в кармане у него, – сообщил лейтенант, скромно потупившись, – сертификат Королевского авиаклуба за номером двести сорок пять и что на днях он подал заявление в королевский авиационный эскадрон. Арчи с упоением рассказывал Агате об аэропланах, о том, какое это несказанное наслаждение – взмывать в воздух «навстречу солнцу и облакам», – и Агата живо себе представила, как она бесстрашно садится вместе с Арчи в двухместный аэроплан и надевает шлем и защитные очки, которые, какие могут быть сомнения, ей очень пойдут.

Перед уходом Арчи пригласил Агату поехать с ним в следующее воскресенье на концерт в Эксетер, а после концерта («Нет, каков наглец!» – отметила про себя Клара) выпить чаю в бристольской гостинице. Услышав, что Клара ни за что не отпустит дочь на концерт абы с кем и уж тем более не разрешит Агате таскаться поздним вечером по гостиницам, Арчи тут же, нисколько не смутившись и проявив завидное присутствие духа, пригласил Клару к ним присоединиться. Та смягчилась и дочь «абы с кем» отпустила: красавец-авиатор ей, в сущности, понравился, чем-то напомнив покойного мужа. Сказать, что и Агате красавец-авиатор понравился, значит ничего не сказать: в тот же день и час она испытала к «этому чужому человеку» сильное чувство и, в свою очередь, позвала его на новогодний бал в Торки.

Говорил Арчи – не закрывая рта; когда же они через несколько дней встретились снова, внезапно и резко переменился: подолгу молчал, хмурился, был задумчив, вел себя так, словно что-то его гнетет, мешает наслаждаться жизнью и обществом понравившейся ему девушки. А спустя еще неделю с таким же понурым видом явился в Эшфилд и, назвав Агату «ангелом», сделал ей предложение.

Предложение было принято – и это при том, что Агата уже давно была помолвлена с майором Регги Люси, старшим братом ее подружек Бланш, Маргариты и Мюриэл, с которыми Агата ходила танцевать и играла в теннис, а с Регги – в гольф. В дальнейшем, однако, дело застопорилось, свадьба откладывалась из месяца в месяц.

Агата, которая в мае 1911 года вместе с матерью поднялась, не пожалев пяти фунтов, на несколько минут в воздух и натерпелась в аэроплане страху, теперь боялась, что жених разобьется, и настаивала, чтобы он переменил профессию воздухоплавателя – опасную и не сулившую ни денег, ни славы. «Рад был твоему письму, – отвечал ей Арчи, – но не летать не могу».

Арчи смущала бедность невесты, а также то, что он сам пока не в состоянии содержать семью; в то же время он очень тяготится тем, что свадьба откладывается:

«На прошлой неделе, – пишет он невесте, – мне было не по себе: меня не покидала мысль, что тебе будет лучше, если я никогда тебя больше не увижу, и я боялся тебе об этом сказать. Но теперь весь мой пессимизм в прошлом, я уверен, что всё у нас будет хорошо… Настанет день, когда у нас будет свой дом, мы будем жить как в раю и никогда не расстанемся, ты будешь бедна, но я буду любить тебя и ухаживать за тобой».

После долгих проволочек свадьбу, наконец, решено было сыграть осенью 1914 года, но летом началась война, и в августе (с памятного бала в Агбрук-хаус прошло уже почти два года) третий авиационный эскадрон Арчибальда Кристи был переброшен с авиабазы сначала в Саутгемптон, а потом, спустя неделю, во Францию, откуда Арчи пишет невесте жизнеутверждающие, шутливо-любовные письма:

«Приходится ждать, когда вступим в дело, но всё готово. У меня – это чтобы тебя порадовать – в кобуре револьвер и полно патронов в патронной сумке. Ты ведь не будешь отчаиваться, правда, мой ангел? Сидеть без дела невесело, но всё кончится хорошо, если мы не спасуем. Помни, я всегда буду тебя любить, больше всех на свете».

Вслед за женихом начинает жить военной жизнью и Агата: пошла на платные курсы ДМП (добровольной медицинской помощи) и, закончив их, устроилась в военный госпиталь, развернутый в Торки, в помещении городской ратуши, – на первых порах уборщицей, а потом санитаркой, неумелой, но энергичной, неунывающей. И впервые в своей благополучной 24-летней жизни насмотрелась на слепых, безногих, безруких; идя поздно ночью через весь город в Эшфилд, она живо представляла себе, как в один прекрасный день с забинтованной головой и перебитыми конечностями из Франции привезут умирать и ее Арчи. Радовало только одно: она выполняет свой долг, делает нужное, богоспасаемое дело.

«С самого начала, – говорится в «Автобиографии», – мне нравилось ухаживать за ранеными, эта тяжкая доля давалась мне легко, и я всегда – и тогда, и потом – считала, что это одна из самых востребованных, необходимых профессий на свете».

У Арчи тем временем дела идут неплохо (если на войне может быть неплохо), он смел, инициативен, в декабре его производят в капитаны, о чем он написал в одном из своих не слишком частых писем, начинавшихся с неизменного словосочетания «ангел мой».

Он извещает невесту, что под Рождество должен приехать в Лондон в краткосрочный отпуск, – и Агата, запасшись многочисленными туалетами, в сопровождении матери отправляется на свидание с женихом в столицу. Надежды на радостную встречу, однако, не оправдались: Агата и Арчи друг от друга отвыкли, общаются с трудом.

«Нам приходилось, – вспоминает Агата, – учиться общаться заново… Меня раздражали его небрежный тон и какая-то нарочитая, искусственная оживленность, почти веселость – мне, дескать, море по колено».

Она заговорила было о свадьбе, но Арчи, помолчав, ответил, что сейчас не время, и отшутился: «Летишь, а навстречу тебе снаряд. Встретились, поцеловались – и ты молодая вдова!»

Но Арчи – почти такой же непредсказуемый и импульсивный, как его будущая теща, – передумал, и, когда они с Агатой накануне сочельника приехали в Бристоль к родителям жениха, он вдруг, как всегда совершенно неожиданно, ворвался поздно вечером к ней в комнату и заявил, что ждать больше не намерен, и они должны «немедленно, завтра же» пожениться. Отчим Арчи, мистер Хемсли, был очень рад, а вот его мать, женщина властная и при этом очень эмоциональная, от этого решения осталась не в восторге: «Куда торопиться?!» Не в восторге и Агата – накануне они с Арчи поссорились: жених подарил ей роскошный, дорогой несессер, а Агата – ей бы радоваться – расстроилась: «Зачем он мне? Не в больницу же ходить мыть полы с таким подарком?!»

Но Арчи стоял на своем, и на следующий же день, как он и хотел, они поженились. Не такой представляла себе Агата свою свадьбу:

«Не было, наверно, на свете невесты, которая бы меньше заботилась о своей внешности, чем я. Ни тебе белого платья, ни фаты. Самые заурядные пиджачок, юбка и бархатная фиолетовая шляпка».

Хорошо еще, что по пути в церковь им попалась давнишняя знакомая Агаты, которая согласилась быть свидетельницей; свидетелем же со стороны жениха вызвался быть отчим Арчи. Повезло и с чиновником муниципалитета: его удалось уговорить выписать молодоженам свидетельство о браке без обязательного двухнедельного ожидания. И с Мэдж. Когда Агата позвонила в Эшфилд сообщить, что вышла замуж, Мэдж не только ничуть не удивилась и не упрекнула сестру, что скрыла от нее с матерью «сей счастливый миг», но обещала Агате, что Клару подготовит, – как будто такую, как Клара, можно было к чему-то подготовить.

Повезло и с гостиницей; в Гранд-отеле в центре Торки молодоженов, для которых первая брачная ночь явилась одновременно и медовым месяцем, ожидали трехметровая рождественская елка в холле, скромный, но опрятный номер с навощенным полом, «королевской» кроватью, крытой расписным покрывалом, и торт «от заведения». Словом, сплошное везение, не знаешь – радоваться или плакать!

Рождество молодые провели в Эшфилде с Кларой и Мэдж, а уже на следующий день Арчи отбыл на фронт. Про него можно сказать то же, что про Ланса Фортескью из романа Кристи «Зернышки в кармане»: «Он был словно рожден для войны. Отважный, отчаянный, веселый. У него были все качества, какие нужны воину»⁶. Воюет, получает награды – и не забывает веселить жену, чувством юмора природа его не обделила. В начале следующего года Агата получает от него такое письмо:

«Дорогая мисс,

в ответ на Вашу просьбу направляю Вам описание Вашего характера в надежде, что нижеследующий перечень Ваших черт Вам понравится. Наш гонорар составляет 1 фунт стерлингов и 1 шиллинг. Преданный Вам ВЕЗДЕСУЩИЙ.

Человек Вы добрый и преданный. Любите животных, за исключением дождевых червей и майских жуков. Любите людей, за вычетом мужей (из принципа). Как правило, Вы ленивы, но можете ни с того ни с сего развить бурную деятельность. Вы отличаетесь прыткостью и зоркостью. Вы любопытны и ни на кого не похожи. Лицо у Вас красивое, волосы чудесные, фигура прекрасная, а кожа и вовсе превосходная. Умеете подольститься – в этом Вам не откажешь. Нрав у Вас дикий, но если Вас поймать и посадить в клетку, Вы будете любящей и нежной женой».

Следующая встреча молодоженов состоялась только через полгода; опять в Лондоне, и опять всего на три дня, и опять Агате и Арчи пришлось «учиться заново общаться друг с другом». За первый год брака Арчи и Агата, таким образом, провели вместе «целых» шесть дней. Клара недовольна: «Этот авиатор только о себе и думает!» Как будто Арчи мог в любую минуту сесть в самолет – и вместо того, чтобы обстреливать позиции противника, лететь в Торки на свидание с любимой женой.

2.

Что же до любимой жены, то после мимолетной встречи с мужем она работает в аптеке, сдает экзамен на фармацевта – вот откуда будущая королева детектива, так хорошо разбирается в лекарствах, ядах, в том числе и смертельных: «Главное в детективном романе, – сказал я, – это раздобыть редкий яд, о котором никто отродясь не слыхал»⁷.

Летом 1915 года она больше месяца пролежала дома в гриппе, в госпиталь и в аптеку не ходила и сперва ничего, кроме нежных писем мужу, не писала, но потом, от нечего делать, извлекла из коробки «Империю», давно заброшенную пишущую машинку сестры, и после перерыва в несколько лет села за роман.

«Это будет детектив, – предупредила она Мэдж, – и держу пари, что ты, не дочитав до конца, ни за что не догадаешься, кто убийца.

…Я могла бы, конечно, придумать какое-то необычное убийство с совершенно необычным мотивом, но подобный художественный ход меня не устраивал. Мне обязательно нужна была загадка: с одной стороны, убийца очевиден, с другой – такой, как он, никак не мог решиться на убийство. Или мог?»

Требовалось, попросту говоря, запутать читателя. И нужно было придумать сыщика, расследователя преступления, причем такого, который был бы не героем, не экзотической и парадоксальной фигурой, как Шерлок Холмс (химические опыты, безукоризненно чистые воротнички и отутюженные сорочки, опиум, ложа в опере, крепчайший табак, игра на скрипке, морфий), а антигероем, вроде кроткого, человеколюбивого, набожного честертоновского патера Брауна. В то же время этот антигерой должен был быть человеком запоминающимся, обращающим на себя внимание – и внешностью, и поведением, и характером, и образом мысли. И такой отличающийся «лица не общим выраженьем» сыщик был 26-летней писательницей найден и запечатлен.

«Я остановилась на детективе-бельгийце, придумала, как он выглядит, как рассуждает, как себя ведет, – вспоминает Агата в «Автобиографии». – Он во всё вникает, старается, причем без спешки, во всём разобраться, и он должен постоянно шевелить серыми клеточками, да, именно серыми клеточками – хорошее выражение, надо будет его запомнить…»

Так родился Эркюль (Геркулес!) Пуаро, «человечек, по уши укутанный во всевозможные шарфы и кашне, из-под которых вырисовывались лишь красный носик и кончики грозно закрученных усов»⁸. Маленький, аккуратный, дотошный («Друг мой, методичность и аккуратность во всём»), безупречно одетый бельгиец «с яйцевидным черепом, частично покрытым подозрительно темными волосами, гигантскими усами, парой внимательных глаз»⁹ – глаз иностранца, умеющего посмотреть на Англию и англичан «со стороны».

А через пятнадцать лет после Пуаро «родится» и его антипод мисс Марпл – «очаровательная и невинная старушка-лапочка» из крохотного городка Сент-Мэри-Мид, сыщик куда более скромный, чем усатый бельгиец, но ничуть не менее эксцентричный, наблюдательный и вдумчивый. Если мисс Марпл в чем-то «Гераклу» Пуаро уступает, то разве что в количестве романов, где она задействована: «на ее счету» всего двенадцать романов-убийств, тогда как у Пуаро их почти втрое больше – тридцать три.

«Пуаро несносен, – заметит как-то писательница, – он, как всякий публичный человек, живет слишком долго. И не желает оказаться не у дел. Да и я, признаться, тоже не хочу отправлять его на покой, ведь он – главный источник моего благосостояния».

И не отправит – до самой смерти.

За время написания «Таинственного происшествия в Стайлз» сформировался и стиль работы, которому Агата Кристи останется верна всю жизнь. Первые дни она ничего не пишет, сидит за столом перед пустым листом бумаги в какой-то забывчивости, отрешенности, словно спит наяву, что не могло, особенно поначалу, не волновать тревожную Клару, хорошо помнившую «одинокое время» своей младшей дочери, по целым дням сидевшей в дупле дерева и что-то самой себе говорившей. Потом, стряхнув с себя эту дремотную отрешенность, Агата встает рано утром и до обеда, не отрываясь, пишет задуманное, причем карандашом, от руки, в старых тетрадях или блокнотах, беглым, неразборчивым почерком. После чего отправляется на длинную, многочасовую прогулку, обдумывает, как будут развиваться события в книге, и вслух, словно репетируя роль, проговаривает на ходу реплики своих персонажей; называет это «писать ногами». И только после этого, вернувшись домой, перепечатывает на машинке написанное.

На весь роман будет уходить у нее не больше двух-трех месяцев, а «Таинственное происшествие в Стайлз» было написано еще быстрей, всего-то недели за три, причем до́ма писались лишь первые главы, остальные – в Дартмуре, в местном отеле, куда Агата, по совету матери, уехала «за вдохновением».

Арчи, прибывшему в очередной отпуск в середине 1917 года, роман понравился, хотя на комплименты он был не щедр, а вот солидное лондонское издательство «Hodder & Stoughton», куда, опять же по совету матери, Агата отослала рукопись, роман отклонило, что, впрочем, не стало для автора сюрпризом. Арчи порекомендовал жене «Methuen» – издательство, печатавшее таких грандов, как Дэвид Герберт Лоуренс, Томас Стернз Элиот и Генри Джеймс, однако и «Methuen» таинственным отравлением в Стайлзе заинтересовался не слишком.

Нельзя сказать, чтобы Агата расстроилась: литература, утешала она себя, для меня не более чем хобби, моя профессия – лечить больных и раненых, заниматься хозяйством, заботиться о домашних. «Делом жизни» она литературу не считает – да и никогда не будет считать. Много позже, уже прославившись, она с присущей ей житейской мудростью скажет:

«Если нашим мечтам не дано осуществиться, гораздо лучше признать это и двигаться дальше, вместо того чтобы сосредотачиваться на разбитых упованиях и надеждах».

К тому же теперь ей не до детективов. В Эшфилд переезжает «тетя-бабушка» Маргарет, ей без малого сто лет, она слепнет и жить одна больше не может. С возрастом Маргарет стала еще более скаредной, чем была: ничего не выбрасывает, в том числе и лежалые продукты, от которых в доме распространяется стойкая вонь. Агата – не только образцовая дочь, но и внучка: за Маргарет ухаживает, читает ей вслух.

В августе 1918 года Арчи пишет, что получил орден Святого Станислава третьей степени, медаль «За безупречную службу», произведен в полковники, демобилизован и переводится в Лондон в Министерство авиации.

Война будет продолжаться еще почти полгода, но для Арчи и Агаты она закончилась. А 11 ноября закончилась война и для Англии. Этот день, когда на улицах собирали пожертвования в пользу инвалидов войны и раздавали искусственные маки, Агата запомнит надолго:

«Женщины, как бешеные, танцуют на улицах… смеются, кричат, топают ногами… Это какая-то неистовая, неземная оргия радости, есть в этом что-то животное, что-то жуткое. Думалось: окажись здесь немцы – и эти женщины разорвали бы их на части. Иные были и в самом деле навеселе, но пьяными в эти минуты казались все. Я вернулась домой, рассказала Арчи о том, что видела, и он, как всегда сохраняя полное спокойствие, сказал: “Не вижу ничего удивительного”».

Вот и Агата не нашла ничего удивительного, когда герой войны, полковник Арчибальд Кристи заявил жене, что из министерства уходит и будет искать работу «на гражданке», охотно занялся бы недвижимостью. «Но в армию больше ни шагу. Сыт по горло!» – сказал он, и больше к этой теме не возвращался.

Чета Кристи постепенно врастает в мирную и вполне благополучную жизнь.

«Мы никогда не были так счастливы, – вспоминала Агата это время. – Я вышла замуж за любимого человека… нам было где жить, и у меня были все основания считать, что мы счастливо проживем вместе всю жизнь».

Сначала они снимают крошечную квартирку на Нортвик-террас, в Сент-Джон-Вуд, потом переезжают в центр Лондона; второй дом, где они тоже проживут недолго, находится в Кенсингтоне, неподалеку от Холланд-парка.

Агата покидает госпиталь, получает диплом медсестры и провизора, поступает на курсы стенографии и бухгалтерского дела, а в августе 1919 года, в возрасте двадцати восьми лет, рожает дочь, которую родители после долгих споров назовут Розалиндой и которую довольно скоро отправят с няней в Эшфилд. Агата была «горячей» женой, но довольно холодной матерью и, как и Клара ею, занималась дочерью мало, да и Розалинда Агату особенно не жаловала, предпочитала отца, с которым они говорили на каком-то своем, малопонятном языке.

А в сентябре того же 1919 года произошел сюрприз. Среди газет и писем, пришедших в то утро по адресу Аддисон-мэншнз 96, Кенсингтон, Арчи обнаружил конверт с логотипом знаменитого лондонского издательства «Bodley Head». Основатель издательства и его директор Джон Лейн приглашал миссис Арчибальд Кристи прийти в редакцию и… обсудить условия публикации романа «Таинственное происшествие в Стайлз», о котором Агата за неотложными делами давно забыла.