Kitabı oku: «Ледовые войны», sayfa 3

Зрителям на потеху

Каких только объяснений за океаном не предлагали феномену по имени violence (насилие) на ледовых аренах! Сколько книг и статей об этом в Северной Америке напечатали! Штатный статистик профессионального хоккея Фрэнк Полначек даже связал вспышки драк с… лунными фазами. Он вычислил, что чаще всего стычки возникали в периоды полнолуния, и предложил в такие дни матчи не проводить.

Между тем во многом, если не прежде всего, violence было связано с корыстью руководителей профессионального хоккея.

– Драки – полезнейший атрибут этой игры: они выполняют роль предохранительного клапана. К тому же от них еще никто не умирал,– выдал хоккейным отморозкам охранную грамоту Кларенс Кэмпбелл, возглавлявший НХЛ с 1946 по 1977 год. И добавлял:

– Хоккей – это бизнес, а в бизнесе не режут кур, несущих золотые яйца. Пока публике нравятся драки, мы будем ими торговать.

Сменивший его Джон Зиглер выражался более дипломатично:

– Не нахожу ничего предосудительного в том, что вошедшие в раж мужчины порой выясняют отношения на кулаках. По-человечески мне понятна потребность в подобной разрядке.

Не мы эти законы выдумали, не нам их и ломать, рассуждала масса профессиональных хоккеистов. Того же мнения были даже такие выдающиеся спортсмены, как Бобби Орр. Выпустив в 1975 году книгу «Моя игра», он отвел целую главу описанию «техники» драк на льду.

Его тезка Кларк наряду с полным отсутствием таких понятий, как угрызения совести, обладал трезвомыслием.

– Болельщики, обзывающие нас зверьем, забывают, что мы, как и они, продукт общества,– как-то изрек капитан «Филадельфии Флайерз».– А общество наше беременно насилием.

Иначе говоря, бытие определяло и хоккейное сознание.

– Хоккей не пансион благородных девиц. Тому, кто неспособен справиться с соперником в темном закоулке, в этой игре делать нечего,– поучал один из самых влиятельных деятелей НХЛ Конн Смайт.– Каждый игрок должен зарубить себе на носу: хоккеиста потерянный в драке зуб только красит.

Аналогичного мнения был преемник Смайта на посту президента клуба «Торонто Мейпл Лифс» Гарольд Баллард:

– Мне нужны парни, звереющие при запахе крови.

Приведя статистику молодежного хоккея в Квебеке за сезон 1973–1974 годов (140 матчей – 6600 штрафных минут, почти 50 минут в каждой игре!), крупнейшая франкоканадская газета «Пресс» констатировала: помимо желания самих юниоров «показать товар лицом», в гущу драк их толкали указания тренеров и жаждавшие крови зрители. 99 процентов менеджеров НХЛ и ВХА рыщут по всей стране в поисках 20-летних громил, заявил тогда же Билл Харрис, тренер сборной ВХА, с которой наши хоккеисты сошлись в Суперсерии-74.

В таких обстоятельствах в североамериканском хоккее стерлась грань между «хорошо» и «плохо». Стало хоть отбавляй «мастеров» орудовать клюшкой на манер оглобли или штыка. Под это даже подвели философскую базу – мол, в том, что по головам игроков стали все чаще гулять клюшки, повинно… предписание носить шлемы: о них, дескать, кулаки лишь обобьешь.

Летом 1976 года профсоюз хоккеистов НХЛ предложил искоренить драки под страхом самых суровых кар. Владельцы клубов эту инициативу похерили, но для проформы ввели крупные денежные штрафы для отъявленных грубиянов. На деле же, как признал менеджер одной из ведущих команд, в НХЛ «давно взяли за правило компенсировать своим игрокам материальный ущерб при удалении с площадки, если это на пользу команде. Клуб, чьи хоккеисты не готовы отстаивать его интересы,– дрянной клуб».

– Я знаю наверняка: некоторым платят только за то, что их чаще других удаляют с площадки,– заявил Бобби Халл.

О том, что таких дуболомов ценили именно за готовность чуть что пускать в ход кулаки, наглядно свидетельствовала статистика НХЛ. В 50 матчах одного из прошедших при мне сезонов первая десятка хоккейных громил забросила в совокупности лишь 48 шайб, зато редко покидала скамью штрафников.

В результате ледовые арены превратились в подобие древнеримского Колизея, а хоккейные матчи – в бои гладиаторов. В Филадельфии коридор под трибунами стадиона «Спектрум», ведущий в раздевалки местной и приезжих команд, перегородили стальной решеткой наподобие тех, какими посетителей цирка ограждают от хищных зверей. Ее установили после того, как хозяева арены – хоккеисты клуба «Филадельфия Флайерз», в перерыве матча с «Бостон Брюинз» по пути в раздевалку набросились на соперников и устроили кровавую «фри-фор-олл».

В 1970-е годы лидерами НХЛ становились разные клубы. То, казалось, хоккейным престолом надолго завладел «Монреаль», потом Кубок Стэнли дважды подряд выиграл «Нью-Йорк Айлендерс». И лишь одна команда на протяжении тех лет лидировала неизменно, но по особой статье – количеству и «качеству» штрафных минут за нарушения правил. Это сделало «Филадельфию Флайерз» самым популярным и наиболее преуспевающим в финансовом отношении клубом в профессиональном хоккее.

В 1978 году в каждом матче «Филадельфия» привлекала в среднем на одну тысячу зрителей больше, чем самая именитая и техничная в лиге команда «Монреаль Канадиенс». Оттого-то у руководителей НХЛ и не поднималась на «Флайерз» карающая десница.

– Самая популярная на сегодня команда и, стало быть, самая успешная с точки зрения бизнеса – «Филадельфия»,– твердил Зиглер.– Чтобы посмотреть ее игру, люди платят немалые деньги. Будь остальные клубы столь же популярны, я бы только радовался.

– Чистоплюи, вот вы все негодуете по поводу манеры игры «Флайерз»,– вторил президенту НХЛ один из местных газетчиков.– А между тем на матчах с участием этой команды неизменный аншлаг.

В НХЛ процветают двойные стандарты, признавал еженедельник «Хоккей дайджест». В других городах главного громилу «Филадельфии» – «Кувалду» Шульца, встречали плакатами: «Убейте Шульца!», «Придушите “Кувалду”!». Между тем, играй он за Нью-Йорк или Ванкувер, местные болельщики носили бы его на руках, и так повсюду…

Видный деятель поп-арта американский художник Энди Уорхол однажды предсказал пятнадцать минут славы каждому обывателю. В годы моей работы за океаном такая известность досталась и почтальону из штата Нью-Джерси Сэнди Виджиланти. Он прославился своими видеозаписями потасовок на льду. Чтобы просмотреть их все до одной, пришлось бы сидеть у телеэкрана двести с лишним часов. Об уникальной коллекции Виджиланти написал один из популярных американских журналов, и производство таких видеопленок поставили на промышленный поток, а их рекламу стали печатать в еженедельнике «Хоккей ньюс».

После того как в 1979 году «все звезды НХЛ» уступили Кубок вызова советским спортсменам, за океаном началась было кампания за реформу местного хоккея. Все громче раздавались призывы «равняться на русских» еще и в смысле запрета умышленной грубости на льду. Боссы НХЛ откликнулись на это своеобразно: дабы лишить хоккейных болельщиков возможности сравнивать, стали реже устраивать встречи с советскими командами.

Два в одной форме: баламут и скоморох

Игроки нашей второй сборной только недоуменно переглянулись, когда в декабре 1976 года во время их турне по Канаде матч в Брантфорде по технической причине прервали и на площадку вдруг выскочил, приведя зрителей в дикий восторг, еще один хоккеист в форме местной команды. Выскочил, словно истомившийся в загоне бык, заложил, оглашая зал истерическими воплями, крутой вираж, а затем нелепо подпрыгнул и плюхнулся на лед. Новый взрыв хохота…

«Чудак какой-то»,– подумали тогда наши ребята. Откуда им было знать, что на их глазах тряхнул стариной четырехкратный обладатель Кубка Стэнли, самый популярный в истории клуба «Торонто Мейпл Лифс» игрок Эдди Шэк по прозвищам «Nose» (я бы перевел это как «Шнобель») и «Entertainer» («Массовик-затейник»).

В профессиональном хоккее, помимо общепринятых специальностей, существовали свои: например, «ваньки-встаньки» (они же «умирающие лебеди», игроки, умевшие при малейшем контакте с соперником замертво рухнуть на лед, чтобы мнимого обидчика отправили на скамью штрафников), полисмены на льду (policemen on ice, о них речь впереди) и подстрекатели-баламуты (agitators).

Про Шэка же впору сказать на манер известного рекламного слогана: «Два в одной форме (хоккейной)». Будучи, по выражению его одноклубника Бобби Бауна, «помесью бульдога с бульдозером», выросший в семье украинских иммигрантов бугай прежде всего прославился как баламут. Канадский спортивный журналист Стивен Коул назвал его сорвавшимся с цепи псом, кидавшимся на любого, кто встречался ему на площадке. В первом же сезоне в составе «Торонто» Эдди отправил в госпиталь с сотрясением мозга самого Горди Хоу, а три года спустя в матче с «Монреалем» вывел из игры другую знаменитость – Анри Ришара, после чего нанес травму и легендарному Жану Беливо. Еще через четыре года Шэк устроил до сих приводящую в ужас дуэль на клюшках с защитником «Филадельфии» Ларри Зайделем, который слывет самым грязным игроком в истории профессионального хоккея. (В свое оправдание Зайдель, еврей по происхождению, а по прозвищу «Скала», утверждал, что грязные даже по меркам профессионального хоккея приемы он пускал в ход в ответ на антисемитские выходки игроков других команд.)

За семнадцать лет выступлений за шесть разных клубов НХЛ Шэк забросил 245 шайб и провел более суток – 1588 минут, на скамье оштрафованных. Последнее «достижение» снискало ему такую популярность, что в его честь сочинили шлягер «Поберегись, а не то попадешь под руку Шэку», не одну неделю возглавлявший хит-парад на канадском радио.

С другой стороны, Эдди был, как сейчас бы сказали, юморным парнем и приколистом, что и сделало его уникальным специалистом в профессиональном хоккее – массовиком-затейником. Своими выходками Шэк болельщиков развлекал, даже сидя на скамье запасных. Владельцы «Торонто Мейпл Лифс» сперва негодовали: «Если так любишь потешать фанатов, то почему бы тебе не перебраться к ним на трибуну?», пока не выяснилось, что публика стала валом валить «на Шэка». Не зря ведь профессиональный хоккей сами его заправилы называют шоу-бизнесом.

Обожали «Шнобеля» и журналисты. Комментируя в 1963 году записанный на его счет победный гол в финальном матче за Кубок Стэнли, «Массовик-затейник» с самым серьезным видом утверждал, что это вышло случайно – мол, он лишь хотел увернуться от брошенной одноклубником шайбы, но она попала ему в зад и отскочила в ворота. В другом интервью Шэк рассмешил рассказом о том, как, выполняя функции подстрекателя, во время игры доводит до белого каления беспредельщиков из других команд, а потом с воплями «Хрен догонишь!» удирает, пользуясь тем, что на коньках спиной назад он катался быстрее, чем его преследователи лицом вперед. В результате всего этого «Эдди затмил славой тех, кто забрасывает по две-три шайбы за матч», констатировал еженедельник «Хоккей ньюс».

С горем пополам окончив три класса начальной школы, Шэк был способен писать, да и то с трудом, только свою фамилию на банковских чеках, но умение потешать сослужило ему добрую службу и после ухода из большого хоккея. На него обратили внимание рекламодатели, и вскоре он стал вхож в каждый североамериканский дом, бреясь на телеэкране бритвой «Жилетт» (перво-наперво он сбрил один из своих знаменитых усов) и дубася ногой пластиковые мешки для мусора: «Гляньте, какие прочные!»

«Массовик-затейник» пользовался спросом и у организаторов хоккейных матчей местного значения, поскольку всегда был готов что-нибудь отчудить. То пройдется колесом по площадке, то в кульминационный момент бросится на шею форварду команды соперников и разразится притворными рыданиями…

Публике его клоунада нравилась, вот на старости хоккейных лет «Шнобель» и появился на брантфордском льду, чтобы заполнить паузу в матче со второй сборной СССР.

С клюшками наперевес

Другую причину, зачем violence всячески поощряли, тоже, в принципе, не скрывали: разнузданную грубость использовали, чтобы запугать соперников и подавить их волю к сопротивлению.

4 января 1976 года в рамках первой в истории серии встреч наших хоккеистов с канадскими профессионалами на уровне клубов тогдашний чемпион СССР команда «Крылья Советов», как уже говорилось, с разгромным счетом 6:12 проиграла «Буффало Сейбрз». Радостный рев местных болельщиков, полушутя-полувсерьез заметил ведущий телепрограммы «Хоккейный вечер в Канаде», заглушил даже грохот расположенного рядом с Буффало Ниагарского водопада.

– Перед матчем с «Крыльями» мы долго ломали голову, как их одолеть,– делился потом защитник «Сейбрз» Джерри Кораб по прозвищу «Кинг-Конг»¹³.– В конце концов решили: прежде всего надо выключить из игры их лучшего форварда Якушева. Что я и сделал, в самом начале игры несколько раз пригвоздив его к бортикам.

Откровения Кораба покоробили даже кое-кого из канадских журналистов. «То, как буффальцы обрабатывали Якушева, наказуемо даже по нашим правилам,– прочел я на следующий день в монреальской “Газетт”.– А уж в Европе игроки “Сейбрз” и подавно подверглись бы непрерывным удалениям. Это наверняка поубавило бы им пыл, и тогда пошла бы совсем другая игра».

Три дня спустя «Крылышкам» предстоял матч в Чикаго с клубом «Блэк Хоукс». Перед игрой тренер чикагцев Билли Рэй пообещал устроить нашим хоккеистам побоище в прямом смысле этого слова.

Канун этой схватки он провел, снова и снова просматривая видеозапись матча в Буффало. Когда на экране появлялся «Кинг-Конг», Рэй переключал видеомагнитофон на замедленный показ. Кадры, где Кораб раз за разом укладывал наших игроков на лед или впечатывал их в борт, вызывали у него восторг, смешанный с завистью. Давая потом задание на игру, наставник «Блэк Хоукс» велел своим хоккеистам использовать те же методы: обыграл соперник тебя – «накажи» его, да так, чтобы больше и думать не смел. В результате «Черные ястребы» набрали 24 минуты штрафного времени, но «Крылышки» выстояли и победили (4:2).

Тем не менее на следующий день к той же «стратегии» в матче с ЦСКА прибегли игроки пятикратного обладателя Кубка Стэнли – клуба «Бостон Брюинз». Руководство НХЛ связывало с ним последнюю надежду вырвать общую победу в суперсерии. С клюшкой наперевес на армейцев кидался даже вратарь «Бостонских медведей» Жюль Жильбер.

Когда закончился первый период, телезрителей предупредили:

– Не переключайтесь на другие каналы, передаем микрофон Хауи Микеру.

В молодости Микер играл в НХЛ и в составе «Торонто Мейпл Лифс» четырежды выигрывал заветный Кубок Стэнли. Перейдя на работу на ТВ, он в передачах «Хоккейный вечер в Канаде» стал не просто комментировать матчи, а анализировать их, в перерывах разбирая по косточкам наиболее примечательные эпизоды. В тот раз Микер объявил телезрителям:

– Сейчас покажу, в чем русские по-прежнему уступают нашим хоккеистам…

На экран вывели телесюжет в замедленной съемке: канадцы вбрасывают шайбу в нашу зону, она скользит по льду к бортику за воротами Третьяка, и за ней что есть мочи мчатся наш защитник, а чуть позади – нападающий «Бостона» Уэйн Кэшман. До конца площадки еще метра три, но тут Микер включает стоп-кадр и возбужденно кричит в микрофон:

– Глядите, глядите! Вместо того чтобы завладеть шайбой, русский игрок сейчас свернет вправо. А знаете почему?.. Боится, что Кэшман размажет его по борту…

Показ видеозаписи возобновили, и точно: наш защитник, избегая болезненного столкновения, в последний момент ушел в сторону, и шайба досталась канадцу.

Нечто подобное я увидел воочию, сидя на скамье запасных нашей сборной во время ванкуверской встречи с командой ВХА. Той игрой завершалась канадская часть Суперсерии-74. Три предыдущих матча не дали перевеса ни одному из соперников, а игра в Ванкувере началась для нас хуже некуда – 2:5 после первого периода. В конце концов, правда, сборная СССР счет сравняла, но какой ценой!.. Едва прозвучал финальный свисток, как Третьяк бросился в раздевалку и заперся в туалете: его так тошнило, что выворачивало наизнанку.

– Это от нервного перенапряжения,– заметив мое недоумение, пояснил врач нашей команды Олег Белаковский.

Напряжение в самом деле было неимоверным. Канадцы бились отчаянно, не щадя ни себя, ни соперников. Особой задиристостью выделялся Джон Маккензи по прозвищу «Необузданный жеребец», а по хоккейной специализации – agitator (провокатор). Запомнился такой эпизод: коршуном налетев на одного из наших форвардов, Маккензи задал ему трепку, и тот сник, с побитым видом отправившись на скамью запасных.

– Да что же ты? – вышел из себя обычно невозмутимый Кулагин.– Не можешь поставить этого гада на место?

Наш нападающий пробормотал что-то нечленораздельное. Было очевидно, что «Необузданный жеребец» своего добился.

Парламентскую комиссию по хоккею, в состав которой вошел Гэс Макфарлейн, в Канаде создали в конце лета 1977 года по инициативе министра спорта Марка Лалонда. Эта идея пришла Лалонду в голову весной, во время проходившего в Вене очередного первенства мира. В нем «Кленовые листья» приняли участие после восьмилетнего перерыва, добившись, наконец, права выставить не любителей, а профессионалов. Министра задело за живое не только провальное четвертое место, занятое родоначальниками хоккея, но и грубость, хамство и шовинизм, продемонстрированные его соотечественниками на льду австрийской столицы.

Клятвенные заверения руководителей «Кленовых листьев» «уж на этот-то раз» не допустить повторения прошлого, предотвратить безобразные выходки их подопечных вновь обернулись пустыми обещаниями. Перед Суперсерией-74 такой зарок дал Билл Харрис, а три года спустя, перед венским чемпионатом,– Дерек Холмс. В лицемерии того и другого не упрекнешь, просто они были не в силах противостоять тем в канадском хоккее, кто стремился сделать войну на льду перманентной.

– Стратегия запугивания себя оправдала,– ухмылялся в Вене Фил Эспозито после разгрома, который сборная Канады учинила сборным Швеции (7:0) и ЧССР (8:2).

В матче с чехами, проезжая мимо скамейки соперников, он ударил по лицу их тренера, а по окончании первенства запустил в ложу на центральной трибуне свой шлем, метя в Гюнтера Сабетцки в отместку за то, что президент Международной лиги хоккея на льду потребовал, чтобы все без исключения участники чемпионата играли в защитных шлемах. (Профессионалов такое покушение на их права и свободы привело в ярость: многие из них по тогдашней моде щеголяли прическами из волос чуть не до плеч.)

На своего капитана равнялись остальные игроки «Кленовых листьев». В Вене наша сборная разделала канадцев под орех – 11:1, и по окончании матча проигравшие во главе с Эспозито демонстративно отказались снять шлемы при исполнении гимна СССР.

– Ненавижу русских, их образ жизни! – объяснил журналистам свое поведение Джим Маккенни.

А Уилф Пэйман, под конец игры с клюшкой наперевес гонявшийся за нашими хоккеистами, с ухмылкой сказал:

– Проигрывать, так с музыкой, вот я и решил хоть кого-нибудь изувечить.

По его словам, идею подал Иглсон:

– Он пальцем указывал на русских игроков, с которых надлежало снять стружку.

– На льду я видывал всякое, но такую грязную игру в первый раз,– вспоминал Владислав Третьяк.– Пэйман, Маккенни, Рассел и их приятели хулиганили не переставая, и судьям ничего не оставалось, как то и дело отправлять их на скамью штрафников.

– А что я мог поделать? – оправдывался потом менеджер канадской сборной Дерек Холмс.– Только открою рот в попытке их урезонить, как в ответ слышу: «Коммуняк любишь?»

Бытовало много версий, почему «профи» так вели себя в Вене.

– Игроки-профессионалы по своей натуре – бизнесмены, и им ваша система – что кость в горле,– в разговоре со мной заметил Макфарлейн.

– По логике наших хоккеистов, русские не имеют права играть так хорошо,– вторил ему спортивный обозреватель газеты «Торонто стар» Джим Праудфут.

То же самое, в принципе, заявил владелец клуба «Торонто Торос» Джон Бассетт-младший:

– Наших профессионалов бесит сама мысль о том, что европейцы могут играть с ними на равных и даже обыгрывать.

Бунтарь «Золотая ракета»

Тактику устрашения применяли и для того, чтобы отбить европейцам охоту играть в Северной Америке. До середины 1960-х годов НХЛ была вотчиной канадцев и американцев, куда инородцам доступ был заказан. В Национальной хоккейной лиге значилось лишь шесть клубов. Игравшим в них хоккеистам уже тогда платили приличное вознаграждение, и на каждое вакантное место было полно желающих из числа местной молодежи¹⁴, так что хоккейных гастарбайтеров встречали в штыки.

Первым прорваться в НХЛ рискнул швед Ульф Стернер. В 1965 году он провел четыре матча в составе «Нью-Йорк Рейнджерс», но вернулся домой не солоно хлебавши, провалив экзамен по силовой борьбе в ее североамериканской трактовке.

Вторую такую попытку восемь лет спустя предпринял соотечественник Стернера – Берье Салминг. Ему тоже несладко пришлось, но он выдюжил, продержавшись в НХЛ целых семнадцать сезонов. Поначалу, впрочем, Салминг тоже робел, давая спуск обидчикам и заработав прозвище chicken (я бы это перевел как «мокрая курица»), от которого избавился только спустя несколько лет.

Сквозь строй хоккейных костоломов пропустили и шведов Ульфа Нильссона и Андерса Хедберга, заключивших в 1974 году контракт с клубом ВХА «Виннипег Джетс». Владелец команды Бен Хацкин потом с усмешкой вспоминал:

– Операция по переливанию скандинавской крови высшего качества обошлась нам баснословно дешево, гораздо дешевле, чем покупка нескольких необстрелянных юнцов, получивших среднее хоккейное образование в здешних молодежных лигах.

В результате этой сделки, писал ведущий канадский журнал «Маклинс», «“Виннипег Джетс” вернула нам хоккей, который мы много лет назад зачем-то променяли на сверхжестокий».

Новобранцы из Швеции стали играть в одной тройке нападения с легендарным Бобби Халлом. «Золотая ракета» – такое прозвище рыжеволосый Бобби Халл получил еще и за свои выдающиеся скоростные качества¹⁵ – одна из считаных (могу назвать еще лишь Кена Драйдена) звезд североамериканского хоккея, кто всегда с неподдельным уважением относился к хоккею европейскому.

Новым напарникам предельно честный и объективный Халл приписывал половину своего успеха во Всемирной хоккейной ассоциации, где он продолжал бить рекорды результативности. По словам Бобби, Нильссон и Хедберг быстро научились понимать его с полуслова, а благодаря своим скоростным качествам не отставали от Халла, лучшего спринтера канадского хоккея, в развитии атак.

С каждым сезоном, однако, их тройке становилось все труднее добиваться успеха. Не умея справиться с ней в честной борьбе, соперники стали все чаще пускать в ход грязные приемы, то и дело выводя Нильссона и Хедберга из строя. Тренер «Сан-Диего Маринерс», под Рождество рассылавший поздравительные открытки с пожеланиями мира и благополучия от имени «самых подлых психов и забияк», после побоища, устроенного его игроками в матче с «Виннипег Джетс», заявил:

– Мне этих шведишек ни капли не жаль. Не нравится, как здесь с ними обходятся,– пусть убираются восвояси.

Бобби Халла такая трактовка хоккейных правил возмущала до глубины души:

– Это не хоккей, а форменное зверство! Европейцы пытаются привнести в нашу игру красоту и изящество, а их за это избивают почем зря. Мне стыдно и горько за тех, кто уродует такой замечательный вид спорта. Клюшки даны нам не для того, чтобы устраивать побоища.

За это Халла стали изображать донкихотствующим чудаком и распустили про него слушок, будто он горазд драться только с женой.

Второй матч в Суперсерии-74 сборные СССР и ВХА проводили в Торонто. Накануне игры мы с Федосовым встретились с Халлом в вестибюле того самого отеля «Ройял Йорк», где в апреле 1942 года участники заседания Канадской ассоциации любительского хоккея колыбелью этой игры постановили считать Кингстон.

Еще издали мне бросился в глаза мощный торс прославленного хоккеиста, а когда мы с ним поздоровались – не руки, а ручищи, побудившие вспомнить о том, что летние отпуска наш новый знакомый, чтобы поддержать спортивную форму, проводил на отцовской ферме, где метал вилами стога сена. Так «Золотая ракета» стал силачом, способным с размаху придавать клюшкой шайбе скорость 190 км/час (этот его рекорд не побит по сей день).

Халлом восхищался сам «Мистер Хоккей» Горди Хоу:

– Этот дивно сложенный парень обладал превосходно вылепленными мышцами, плечами шириной с дверной проем, руками, несокрушимыми как алмаз, и крепостью битком набитого шкафа. Когда он раздевался, то становился еще больше: ноги как корабельные мачты, валуны бицепсов, грудь и шея, до которых далеко даже Сонни Листону и прочим чемпионам по боксу в тяжелом весе.

При всем том Бобби всегда оставался образцом настоящего мужества, своей феноменальной силой пользовался только так, как дозволяли хоккейные правила, и на дух не переносил грубиянов. Умея постоять за себя, Халл никогда не давал повода усомниться в своем благородстве, что и продемонстрировал в торонтском матче сборных ВХА и СССР. По окончании игры мы с Федосовым присудили ему приз «Джентльмен на льду». Эту награду Борис, как главный радетель ежегодных турниров на приз газеты «Известия», вручил Халлу два года спустя, когда «Золотая ракета» и его клуб «Виннипег Джетс» прилетели в Москву представлять канадский хоккей. А тогда, в канун матча в Торонто, мы подошли к нему, чтобы выразить восхищение его мастерством. В ответ услышали нечто поразительное:

– Знаете, ребята, я всего в жизни добился, но одну свою мечту, к сожалению, осуществить уже вряд ли смогу…

– ???

– Хотел приехать на годик в вашу страну – потренироваться в ЦСКА.

Ни до, ни после этого ничего подобного ни от одного североамериканского хоккейного специалиста такого калибра я не слышал. И если это признание «Золотой ракеты» носило приватный характер, то год спустя возмущение Халла попытками выжить из профессионального хоккея его одноклубников-шведов прозвучало на всю Северную Америку. Дело было не только в личности протестующего, но и в беспрецедентной форме протеста. Человек недюжинной силы и неробкого десятка, Халл объявил забастовку, отказавшись выйти на лед в очередном матче первенства ВХА в знак протеста против того, как терроризировали Хедберга и Нильссона.

О его демарше стало известно и в нашей стране: 9 декабря 1976 года в «Советском спорте» напечатали мою корреспонденцию из Оттавы «”Золотая ракета” за матчи с европейцами». В ней я упомянул о том, что жертвой охотившихся на Нильссона и Хедберга костоломов стал и сам Халл: ему сломал руку игрок «Сент-Луис Блюз» Боб Газофф, чья фамилия из года в год фигурировала в списке самых злостных нарушителей хоккейных правил. В знак признательности за ту публикацию Халл прислал мне свое фото с дарственной надписью.

О «Золотой ракете» я продолжал писать и работая в Вашингтоне. Каждая новая публикация получалась все более невеселой. К концу 1970-х годов игра у Халла не заладилась. Стали брать свое многочисленные травмы, но труднее всего было залечить рану на сердце: распалась семья. В 1979 году он принял, казалось бы, окончательное решение расстаться с любимой игрой, но два года спустя попытался вернуться в большой хоккей, приняв приглашение владельцев клуба «Нью-Йорк Рейнджерс» на тренировочные сборы.

Что заставило 42-летнего спортсмена передумать: беззаветная ли любовь к хоккею, возможность вновь играть в одной тройке с Нильссоном и Хедбергом или, как кое-кто намекал, пошатнувшееся после развода финансовое положение, сказать не могу. Так или иначе, но за дело он взялся с юношеским задором: тренировался до седьмого пота, беспрекословно слушал тренера, не артачась и не строя из себя звезду, налаживал игровое взаимопонимание с новыми одноклубниками. Другие хоккеисты «Рейнджерс» только диву давались.

Халл чувствовал, что ноги уже не катят его с былой скоростью, исчезло былое чутье на голевые ситуации, не тот стал и его несравненный бросок щелчком. И все же Бобби надеялся, что старые заслуги и беззаветная преданность хоккею дадут ему право на аванс, который он был готов с лихвой оплатить. Невдомек было выдающемуся хоккеисту, что боссов «Нью-Йорк Рейнджерс» интересовал только результат, причем сиюминутный.

Словом, второе пришествие Бобби не состоялось. В самый канун нового чемпионата НХЛ штаб-квартира «Рейнджерс» объявила, что Халл якобы попросил отсрочки с возвращением в большой хоккей и потому, мол, в составе «Нью-Йорк Рейнджерс» пока выступать не будет. Узнав о приписываемых ему словах из газет, получивший отставку спортсмен возмутился:

– Никто из руководства «Рейнджерс» со мной не встретился и не поинтересовался моим мнением. Что ж, насильно мил не будешь. Раз так, уеду обратно к себе на ферму, чтобы успеть убрать урожай…

В конце ноября 1983 года у меня состоялся последний разговор с «Золотой ракетой». К тому времени 44-летний Халл осел в Деморествилле, деревушке на полпути между Торонто и Монреалем. Работал на скотоводческой ферме, много времени отдавал развитию детского хоккея. Вот уже год, однако, как сам на лед не выходил.

– И тем не менее второго декабря намерены сыграть в Виннипеге с командой ветеранов советского хоккея? – спросил я его, позвонив Халлу из Вашингтона.

– Во что бы то ни стало! Это будет моя третья встреча с вашими хоккеистами. В 1974 году я играл за сборную ВХА…

– …и заслужили приз «Джентльмен на льду», учрежденный «Известиями». Помните?

– Еще бы!

– В Советском Союзе у вас уйма поклонников.

– Знаю, и очень этим тронут. Испытать на себе любовь ваших ценителей хоккея во второй раз мне довелось в 1976 году, когда «Виннипег Джетс» первым из профессиональных клубов принял участие в турнире «Приз “Известий”». Выступили мы неудачно, но возвращались домой с легким сердцем: так радушно нас принимали в Москве.

Я напомнил Халлу о нашем знакомстве, когда он обронил поразившую меня фразу: «Вот бы съездить на год в СССР – потренироваться у ваших наставников!»

– А я и сейчас, будь помоложе и продолжай играть, мечтал бы о том же,– заверил Бобби.– Невероятно быстрый прогресс советского хоккея столь же впечатляющ, сколь и загадочен. Поэтому я и хотел поближе с ним познакомиться.

В том разговоре мой собеседник с удовольствием пустился в рассуждения о достоинствах советской хоккейной школы («Недостатков, говорю без лести, за вашим хоккеем просто не знаю»), выказав при этом завидную память на русские фамилии:

– Из тех, против кого играл сам, больше всего нравились Васильев, Якушев, Мальцев и, разумеется, тройка Харламов – Петров – Михайлов. Из тех, кого довелось видеть только с трибуны,– Старшинов и Фирсов.

– Живу ожиданием встречи с вашими ветеранами,– сказал на прощание Халл.– Соревноваться с советскими хоккеистами для меня всегда было волнующим испытанием и вместе с тем праздником, так как ваши играют в настоящий хоккей!