«Раковый корпус» kitabından alıntılar, sayfa 41

припасает себе человек на год, а не знает, что не будет жив до вечера.

Хоть везде говорилось «равенство», и Ефрем не возражал, но нутром никогда он женщин за полных людей не считал

А забыть теперь невозможно.

А стереть нельзя.

Он едет требовать от нее больше, чем от себя.

Что-то есть благородное в лечении сильным ядом: яд не притворяется невинным лекарством, он так и говорит: я - яд! берегись! или-или! И мы знаем, на что идем.

-Ну, что решили?...

- Удавись где хочешь, только не в нашем дворе.

Если нельзя никогда хорошо одеться, то действительно - что это за жизнь?

Но Зоя шла на эти ошибки, потому что самое неизобретательное ухаживание все-таки интереснее самой глубокомысленной ведомости.

Римляне говорили: testis unus — testis nullus, один свидетель — никакой не свидетель. А в двадцатом веке и один — лишний стал, и одного-то не надо.

— Побольше стараюсь читать, — говорил Дёмка, — пока время есть. В университет поступить охота.

— Это хорошо. Только учти: образование ума не прибавляет.

(Чему учит ребёнка, Оглоед!)

— Как не прибавляет?!

— Так вот.

— А что ж прибавляет?

— Ж-жизнь.

Дёмка помолчал, ответил:

— Я не согласен.

— У нас в части комиссар такой был, Пашкин, он всегда говорил: образование ума не прибавляет. И звание — не прибавляет. Иному добавят звёздочку, он думает — и ума добавилось. Нет.

— Так что ж тогда — учиться не надо? Я не согласен.

— Почему не надо? Учись. Только для себя помни, что ум — не в этом.

— А в чём же ум?

— В чём ум? Глазам своим верь, а ушам не верь.