Kitabı oku: «Школьные годы чудесные», sayfa 5
Кобыла была ещё совсем молодая и удивительно тощая. Оно и понятно, при такой ударной работе не очень нагуляешь бока. Зато хвост у неё вырос просто шикарный, длинный и очень густой. Да и масть оказалась весьма подходящая – тёмно-каштановая. Она весьма походила на цвет волос обеих девчонок.
Люба подошла спереди к уставшей скотинке и залезла рукой в холщовый мешочек. Она достала оттуда огромный ломоть ржаного домашнего хлеба. Сверху хлеб покрывали крупные кристаллики соли. Отломив скромную порцию, девушка протянул руку к кобыле.
Лошадь осторожно понюхала протянутое ей угощение. Она учуяла соблазнительный запах, приоткрыла толстые губы и, словно мягкими пальцами, взяла лакомство с узкой девичьей ладони.
Люба сунула краюху Филонихе и велела скармливать остаток каурке небольшими кусочками. Как для каждой селянки, дело было для подруги знакомое. Так что, она не стала противиться и принялась угощать животинку.
Меж тем, Люба полезла в карман. Она вынула портновские ножницы и неспешно направилась к задней части кобылы. Та слегка взволновалась, но запах душистого хлеба с каменной солью тотчас её успокоил.
Филониха скормила кобыле последние крошки. Она подняла голову и увидела, что подруга уже закончила стрижку. Любаша свернула лошадиные волосы в несколько раз. Аккуратно сложила трофей в холщовый мешочек. Следом полетели острые ножницы. Завершив операцию, соседки помчались назад.
В доме двоюродных родичей была лишь одна Валентина. Девушка проводила гостей и уже убрала со стола. Теперь она стояла возле крыльца, где мыла пустую посуду.
– Валя! – радостно крикнула Люба: – Смотри, что мы отыскали! – она показала добычу старшей сестре.
Та придирчиво осмотрела длинные пряди и удовлетворённо кивнула: – Из таких шикарных волос получится три отличных шиньона! Я возьму их в Баку. Там отдам в мастерскую. Когда всё будет готово, два я пришлю вам бандеролью, а один оставлю себе. По рукам?
Подруги радостно крикнули: – Да!
Валя вдруг замерла и беспокойно спросила: – А где вы это взяли?
– Конюх, продал за трояк! – с ходу соврала Любаша.
Двоюродная сестра тотчас успокоилась, и положила материал для шиньонов в свой небольшой чемодан.
Майские праздники прошли очень весело. Накануне новой рабочей недели, молодая студентка уехала в далёкий Баку. С собой она увезла длинные волосы, добытые Любой и её верной подругой.
Выходные благополучно закончились. Наступил новый будничный день. Большая часть колхозных крестьян поднялась спозаранку. Они сделали то, что нужно в домашнем хозяйстве, и собрались идти на работу.
В этот утренний час и раздался ужасающий крик Минзяфара. Горестный вопль, послышался сразу после рассвета. Он разбудил всех окружающих, что собирались поспать ещё какое-то время.
Нужно сказать, что окно общей комнаты, в которой спала Любаша, выходило на плоскую крышу сарая, вплотную примыкавшего к дому. С неё легко можно было спрыгнуть в свой плодово-ягодный сад, в ухоженный двор, а при желании, спуститься на соседский участок.
Любаша тоже проснулась. Она подняла лохматую голову над пышной подушкой и напряжённо прислушалась. Девушка сроду не знала, что на азербайджанском наречии можно кричать со столь мощной экспрессией.
Таких ярких образов и необычных ругательств она никогда и не слышала. А за свои четырнадцать лет Люба, в своей Новоголовке, повидала немало. Особенно во время народных гуляний.
Меж тем, шум постепенно смещался из огорода ближе к жилью. Он становился всё громче и громче. Ужасные вопли прозвучали под окнами, выходящими на сельскую улицу. Затем, они двинулись дальше и переместились во двор отчего дома.
Любашин отец ещё не успел уйти на работу. Он стоял на широкой веранде, смотрел на раннего гостя и удивлённо таращил глаза на обычно спокойного молодого мужчину.
Дождавшись, когда тот замолчал на секунду, хозяин тихо спросил: – Что случилось с тобой Минзяфар? Почему ты так сильно кричишь?
Сильно волнуясь и путая русский язык с азербайджанским наречием, сосед громко сказал: – Извини уважаемый Фёдор Терентьевич, что побеспокоил тебя в неурочное время! Но моей лошади хвост недавно отрезали!
– А я тут при чём? – удивился отец злоумышленницы.
– Мои дети заметили, что всё это Любка проделала! С ней ещё её подруга была. Ваша соседка по прозванью – Филониха! – едва сдерживаясь от ужасных ругательств, мужчина продолжил: – Вы же слышали уважаемый, что у нас азербайджанцев считается: – «Если отрезать у лошади хвост – это, всё равно, что плюнуть во всадника!»
– Да, дорогой Минзяфар! – ответил смущённый отец.
Сосед печально вздохнул и продолжил чуть тише: – Вы знаете, как я Вас уважаю Фёдор Терентьевич. Если бы эта девчонка была не из Вашей семьи, я бы её сразу убил! Пусть меня потом судят, сажают, или даже отправят на смертную казнь! Мне теперь всё равно! – он недолго умолк и почти спокойно сказал: – Пойдёмте со мной, посмотрите, что она натворила.
Отец с Минзяфаром ушли. Любаша, слышавшая весь диалог до конца, немедленно вскочила с кровати. Она быстро оделась, открыла небольшое окно, ящеркой вылезла из дома наружу и сразу легла на плоскую крышу сарая.
Двигаясь, как заправский десантник, девушка подползла к наружному краю. Там она подняла лохматую голову и устроилась так, чтобы видеть всё то, что происходит на соседском участке?
Двое мужчин вошли в ворота бедной усадьбы. Они пересекли пыльный двор и замерли в дальнем углу. Здесь, устало понурившись, стояла каурая лошадь. Сосед приблизился к тощей кобыле. Взял её под уздцы и развернул тощим крупом к пришедшему гостю.
Когда Люба стригла конские волосы, она сильно боялась, что их поймает сосед. Поэтому, она торопилась и старалась, как можно скорей завершить незаконное дело. К тому же, было довольно темно, действовать приходилось на ощупь.
Сейчас уже рассвело. Девушка вдруг разглядела, что хвоста, как такового, у лошади нет. Из репицы торчало, нечто похожее на щетинистый, плохо остриженный шланг, длиною с полметра.
Увидев всё это, отец Любы крякнул в сердцах и потрясённо сказал: – Извини меня Минзяфар! – потом чуть помолчал, поиграл желваками и со злостью добавил: – Я накажу свою дочь так, что она запомнит эту проказу на всю долгую жизнь!
Фёдор Терентьевич ненадолго умолк и твёрдо закончил: – Если тебе будет нужна какая-то помощь, можешь обращаться ко мне. – он развернулся и, вытаскивая из штанов широкий ремень, двинулся прочь со двора.
Минзяфар печально кивнул, бросил поводья и, сгорбившись, направился к дому. По дороге к крыльцу мужчина наткнулся на хворостину. Он поднял длинную толстую ветку, быстро вернулся к кобыле и со всей силы вытянул её по тощей спине. Лошадь заржала от боли, взбрыкнула ногами и, не разбирая дороги, бросилась вглубь огорода.
Услышав угрозу отца, Любаша решила не ждать, пока он появится дома и исполнит своё обещанье. Она отползла от края крыши, повернулась и быстро спустилась к себе на участок.
Перебежав открытое пространство двора, девушка перескочила через забор на соседскую землю. Оказавшись в гостях у Филонихи, она влетела в их дом и разбудила подругу.
К тому времени, когда Фёдор Терентьевич вихрем ворвался в комнату Любы, подельщицы были уже далеко. Они на рысях уходили сквозь огороды, почти как Котовский в давние революционные годы.
Проболтавшись по улицам до позднего вечера, девушка вдруг поняла, что встречи с ремнём не избежать. Любаша решилась вернуться домой. Она осторожно прошла через сад, выглянула из-за толстых деревьев и посмотрела вперёд. Отец стоял у забора и о чём-то толковал с Минзяфаром.
Преступница опустилась за куст чёрной смородины. Спустя пять минут, мужчины разошлись по домам. Девушка крадучись шагнула к крыльцу.
Евдокия Семеновна хлопотала возле стола. Она увидела дочку и поманила её взмахом руки. Поколебавшись, девушка нехотя поднялась по лестнице. На широкой веранде, вытянутой вдоль просторного дома, всё было готово к позднему ужину.
За прошедший день, Фёдор Терентьевич слегка успокоился. Поэтому, он не спешил заняться воспитанием дочери. Решил, что сначала нужно выдержать длинную паузу. Отец, молча, уселся за стол и придвинул к себе тарелку с борщом.
Мать подошла к испуганной Любе и подтолкнула её к свободному месту. Девушка послушно опустилась на простой табурет, взяла ложку и, вздохнув, принялась за еду.
Ужин прошёл при полном молчании. Только металл стучал о посуду. Отец быстро поел и хмуро спросил: – Зачем тебе лошадиные волосы?
Сильно смущаясь, Любаша поведала о французской комедии, что сейчас крутят в кинотеатрах Баку. Добавила она про причёску «Бабетту» и, естественно, про французский шиньон.
Отец внимательно выслушал короткую повесть и хмуро сказал: – А почему ты их так сильно обстригла? Лошадям режут волосы только по кончик хвоста, чтобы они могли хоть чем-то мух от себя отгонять.
Девушка виновато пожала плечами. Мол, было темно, она торопилась, вот и вышло так плохо.
Отец сухо продолжил: – Ты понимаешь, что Минзяфар теперь не сможет трудиться в колхозе на лошади? Иначе его засмеют. Значит, он заработает значительно меньше, чем мог бы. Они и так живут весьма скудно, а благодаря твоей глупой причуде станут намного беднее.
Любаша уставилась в пол и угнетённо молчала. Несмотря на показное смирение, она поняла, что выволочки сегодня, похоже, не будет. В глубине души, она ликовала. Ну, почитает отец немного нотации, да и отправиться смотреть телевизор.
Так оно всё и случилось. Федор Терентьевич печально вздохнул и отослал неразумную дочку в её девичью комнату. Люба не заставила себя долго упрашивать. Через десять минут она мирно спала.
Месяц спустя, Валентина отправила в дом двоюродных родичей небольшую посылку. В ней лежали два отличных шиньона. Ещё через неделю в сельский клуб привезли фильм «Бабетта идёт на войну».
На премьеру картины Любаша с Филонихой пришли уже с пышным начёсом. Все посетители клуба удивлённо уставились на супермодных подруг и пялились на них вплоть до того, как в маленьком зале погас яркий свет.
После завершения фильма, где Бриджит Бардо щеголяла такой же причёской, как у двух одноклассниц, внимание публики усилилось до крайних пределов. Любе даже вдруг показалось, что от пристальных взглядов людей может загореться её новый шиньон. Ну, а знакомые парни вились возле неразлучных подруг, словно мухи над свежей сметаной.
Меж тем, Минзяфар злился на Любу так же сильно, как прежде. Он не отвечал на приветствия, не вступал с ней в разговоры и вообще не замечал юную девушку. Короче говоря, не видел её даже в упор.
Девушка не очень переживала по данному поводу. Сосед не пытается отвесить ей оплеуху при встрече, не бегал за ней с топором, вот и отлично. А так она с ним и до этого случая не часто общалась.
Однажды, ближе к началу уборки пшеницы, во дворе Минзяфяра вновь поднялась суматоха. Там снова случилось что-то весьма непонятное. Люди вдруг завопили на все голоса.
Через какое-то время, возле крыльца появился довольный сосед и закричал во всю глотку: – Фёдор Терентьевич!
Отец Любы в это время был во дворе. Он оторвался от дел и недоуменно взглянул на вошедшего гостя. Азербайджанец рванулся к хозяину, схватил его за руку и потащил за собой. Мужчина с недоумением покачал головой, но молча двинулся следом.
Ожидая самого худшего, Любаша кинулась в дом. Она ворвалась в свою комнату и через минуту была на крыше сарая. Заняв свой наблюдательный пункт, девушка увидела такую картину.
Оба соседа стояли посреди двора Мнизяфара. Перед ними, переминаясь с одной ноги на другую, топталась отличная лошадь. Гладкая рыжеватая шкура прямо-таки лоснилась от сытости. Кобыла была так хороша, что у девушки даже дух захватило. Лишь очень коротенький хвост слегка смазывал то впечатление, что оставляло большое животное.
Захлебываясь от радости, Минзяфар говорил: – Фёдор Терентьевич! Смотрите, какая у меня прекрасная лошадь. Когда я прогнал её со двора, то сказал детям, что знать о ней больше ничего не хочу! Сегодня они пошли в огород и привели кобылу домой. Видите, какая она у меня теперь гладкая!
Фёдор Терентьевич восхищённо поцокал своим языком и с удовольствием подтвердил утвержденье соседа: – Очень хорошая лошадь! Вот что, значит, пожить без работы три месяца кряду.
Любаша поднялась в полный рост и спустилась с крыши во двор. Нужно было сказать подруге Филонихе, что отношение с азербайджанцем, наконец-то, наладились. Теперь можно не обходить его дальней сторонкой.
Домик для Виктора
Как-то раз, в прихожей раздался громкий звонок. Глеб оказался поблизости и пошёл открывать. Он повернул барашек в английском замке, распахнул широкую створку и увидел незнакомого ему человека.
Опешивший мальчик замер возле порога и немедленно крикнул отца. Тимофей Иванович вышёл на зов удивлённого сына. Он взглянул на мужчину, стоявшего в открытом проёме, и бросился его обнимать.
Гость тоже не остался на месте. Он принялся хлопать хозяина по плечам и говорить, что он очень рад его видеть. Обмен приветствиями скоро закончился. Выяснилось, что в гости приехал родной брат отца – дядя Коля.
Ему нужно было кое-что сделать в их маленьком городе. Родители Глеба предложили пожить у них столько, сколько понадобиться. То есть, до тех пор, пока он не закончит дела.
Утром нового дня, мама и папа ушли на работу. Глебу поручили сопровождать гостя в его дальних походах. Он должен был объяснять, как и куда можно добраться. Водить мужчину по тем учреждениям, в которые ему нужно зайти. А если понадобиться, то отвести его в магазин или, к примеру, на рынок.
В то время начались большие каникулы. Делать Глебу было особенно нечего, и он согласился стать гидом. Тем более, что он уже знал, что где находится. Дядя Коля с племянником ходили по улицам и разным конторам. Они болтали о всяких интересных проблемах.
По крайней мере, Глеб трещал без умолку. Каким-то неведомым образом, разговор коснулся собак. Родственники подробно обсудили породы домашних питомцев. Когда дошли до восточно-европейских овчарок, Глеб неожиданно вспомнил, что у его дедушки по линии мамы, был такой же пёс по имени Мальчик.
– Один раз, я тоже имел с ними дело, – поддержал дядя Коля беседу: – Ранней весной мои дети притащили щенка размером с ладошку. Где они его взяли, не знаю, но дело не в этом. Ребята пристали к любимой мамане и стали её умолять. Мол, давай оставим собачку себе. Она очень маленькая, жалкая и совершенно беспомощная. Она на улице сразу погибнет.
Моя жена не смогла отказать любимым детишкам, но на всякий случай послала за разрешеньем ко мне. Не знаю почему, но я согласился. Посмотрёл на существо, дрожащее от страха и холода, и сказал сам себе: – «Вряд ли кутёнок вырастет очень большим. Так что, пусть остаётся. Будет играть с малышами».
Собачка поселилась у нас. Хоть пёсик и был очень милым, я строго-настрого запретил пускать его в дом. Поэтому всю весну и всё лето он жил во дворе. В картонной коробке из-под стиральной машины.
К моему удивлению, крохотный пушистый комочек стремительно вырос. Всего за полгода, он превратился в огромного пса, сильно похожего на московскую сторожевую овчарку. Но сделать мы уже нечего не могли. Не выгонять же его за ворота только за то, что он оказался настолько огромным? А он, между прочим, едва помещается в своём закутке.
Меж тем, пришла очень холодная осень. Начались проливные дожди. Из-за большой, частой сырости конура его сильно размокла. Затем, она развалилась на части.
Пришлось мне взяться за дело. Я нашёл в сарае подходящие доски и сколотил из них отличный дом для собаки. А чтобы не протекала двускатная крыша, покрыл её листовым алюминием.
К тому времени, наш милый щенок так сильно вырос, что соседи стали его опасаться. Ну, думаю: – «Вот и польза теперь от него хоть какая-то будет. Пусть дом сторожит». – а чтобы людей не пугать, я посадил зверя на прочную цепь. Сначала всё шло хорошо. На всех посторонних, он лаял, как сказочный цербер.
К моему сожалению, очень скоро выяснилась одна небольшая деталь. Стоило любому прохожему назвать пса по имени – Виктор, как он сразу считал чужака своим человеком. Кобель вилял длинным хвостом, ластился, и чуть ли не лез целоваться.
Скоро вся улица прослышала про данную слабость охранника. С тех пор, народ ходил по нашему большому двору, как по бульвару в праздничный день. То есть, ничего не боясь.
Время стремительно летело вперёд. Как всегда, за мокрой осенью пришли холода. Нужно сказать, что зима в тот раз выдалась чрезвычайно суровая. По крайней мере, я что-то не помню, чтобы в прежние годы было так же студёно.
Так вот, как-то в конце декабря, среди ночи ударил особенно крепкий мороз. Мы все спокойно спали в тёплых постелях и, конечно, ничего не знали об этом. Зато утром нового дня, в воскресенье, я проснулся от громкого крика. Открываю глаза и с удивлением слышу, как дети на улице вопят во всё горло: – Папа, наш Виктор скоро умрёт!
Я поднялся с кровати. Быстро оделся и вышел из дома. Смотрю перед нашим крыльцом, сидит какое-то страшное чудище. Большое, лохматое и удивительно жуткое. Оно имело невероятно огромную голову, размером с ведро. Я испугался, но не стал показывать виду перед своими детьми. Собрался с духом, и подошёл к животному ближе.
Оказалось, что от сильного холода вся шерсть кобеля встала дыбом. Кожа на морде слегка обморозилась и чуть-чуть отекла. Так что, голова у него стала казаться в полтора раза больше, чем раньше.
Уши тоже распухли, и торчали в разные стороны, как листья подсолнуха. Плюс ко всему, он время от времени гулко чихал. Вид у Виктора был потрясающе жалкий. У меня даже сердце вдруг защемило.
Вот тут и начались мои большие мучения. Вместо того, чтобы как следует отдохнуть в воскресенье. Поспать лишний час и немного полежать на диване, я должен был впрягаться в работу.
Пришлось мне брать в руки лопату, идти к гаражу и откапывать стальные ворота, засыпанные снегом почти что, на метр. Затем, заводить мой старенький автомобиль. Сажать кобеля в промёрзший салон и везти через город, в собачью лечебницу.
Нужно сказать, что машина всю ночь была на сильном морозе. Я очень долго возился с мотором, и крутился на улице, считай, целый час. К тому времени, когда старушка, наконец, завелась, я так сильно замёрз, что проклинал всё на свете. В том числе и тот памятный день, когда так легкомысленно согласился оставить в доме щенка.
В лечебнице мне спокойно сказали: – Ничего страшного нет. Собака у вас молодая, вот и слегка обморозилась. Пусть посидит в тепле пару дней. Нормально питается и всё быстро пройдёт. От кашля, перед едой, давайте ей пару ложек лекарства.
Мне выписал короткий рецепт. На этом и кончился визит к молодому кинологу. Однако за эти десять минут, мне пришлось выложить столько, сколько я получал за день напряжённой работы шофёром.
Я тихонечко выругался. Посадил пса в машину и поехал обратно. По дороге мне снова пришлось раскошелиться. Я зашёл в ветеринарную аптеку, где купил по рецепту пол-литровую бутылку лечебной настойки.
К обеду мы вернулись домой. Сначала я успокоил моих ребятишек. Мол, с Виктором, всё в порядке, он не умрёт. Потом объяснил недовольной жене, зачем притащил в дом бутылку.
Успокоив супругу, я налил в стаканчик две ложки вонючего снадобья и пошёл за собакой. Привёл Виктора с улицы в кухню. Крепко зажал между коленями и запрокинул его опухшую голову. Левой рукой я открыл его зубастую пасть. Пальцами правой, взял стаканчик с настойкой.
Пёс учуял острый запах лекарства и стал вырываться. Я плеснул микстуру в горло животного. Кобель сильно закашлялся, но всё-таки проглотил едкую жидкость. Затем, прямо на кухне мы покормили больную собаку.
Пока я мыл руки с мылом, зверь поел и куда-то исчез. Никто и не заметил, как это случилось. Мы недоуменно переглянулись и всей семьей стали искать его по всем закуткам нашего дома.
Осмотрели спальни детей, коридор и веранду, кладовую и сени. Нигде его нет. Решили, что пёс смог открыть наружную дверь и умчался на улицу, в свою прекрасную будку. Махнув на питомца рукой, мы пошли все в гостиную.
Оказалось, что всё это время, пока мы скакали по дому, пёс вальяжно лежал на софе. Причём на месте хозяина: – Ах ты, щучий сын! – закричал я на него: – Пшёл вон с дивана!
Виктор сделал очень провинившийся вид и бочком спрыгнул на пол. Низко повесив опухшую голову, он тихонечко кашлянул и уныло поплёлся к двери. Кипя от негодования, я устремился за ним и вытолкал наглеца за порог.
Тут детишки принялись голосить: – Врач сказал, что Виктору нужно пожить в домашнем тепле!
Ребят поддержала жена и сурово сказала: – Холодно сейчас во дворе. Хотя бы будку ему чем-то обшил.
Пришлось мне бросить остальные дела и заняться утеплением домика. Я взял несколько старых картонных коробок и разорвал их на большие куски. Затем, нашёл гвозди и большой молоток.
Для начала я утеплился, как следует. Переоделся в штаны, подбитые ватой, и такую же короткую куртку, в которых зимой чищу снег во дворе. После чего, двинулся к двери на улицу.
Вышел я на крыльцо, а там мороз градусов двадцать, если не больше. Я зябко поёжился и направился к домику пса. Откуда-то из-за сарая выскочил удивительно радостный Виктор. Видно лекарство включало в себя алкоголь. Пёс уселся рядом со своей конурой, и стал с большим интересом за мной наблюдать.
Когда я строил деревянную будку, то в голову мне пришла здравая мысль, что не стоит делать лаз очень большим. Мол, зимой, с маленьким входом псу будет гораздо теплее. Ну, как решил, так и сделал.
На свою беду, я вырезал вход без учета развития дальнейших событий. Кто же мог догадаться, что мне самому когда-то придётся залезть в жилище собаки? Поэтому теперь, мне пришлось изрядно помучиться.
Сначала я закинул в домик все материалы. Потом лёг на промёрзшую землю, и с ощутимым трудом втиснулся в дырку по пояс. Повалившись на спину, я взял молоток и короткие гвозди и стал изнутри прибивать листы картона на кровлю.
В тёмной будке было ужасно неудобно и тесно. Я постоянно ворочался с боку на бок. Время от времени, дёргал ногами, чтобы лечь поудобнее. В таких несусветных мучениях прошло минут двадцать. Я почти закончил работу.
Именно в этот момент, псу надоело сидеть без всякого дела. Он от скуки немного побегал вокруг и решил со мной поиграть. Совсем неожиданно, Виктор схватил зубами меня за лодыжку и сильно дёрнул.
Завопив от испуга, я рванул ногу к себе. Пёс резво отпрыгнул в сторонку. Однако, как только я вновь застучал молотком, зверь вернулся назад и схватил меня за другую ступню. Я заорал на кобеля и попытался его, как следует пнуть. Он легко ускользнул от удара и, широко «ухмыляясь», сел рядом с будкой.
Спустя минуту всё повторилось. Затем ещё, и ещё. Самое неприятное, было в том, что с каждым разом становилось всё хуже. Виктор хватал меня за лодыжки намного азартнее и, соответственно, гораздо больнее.
Я же мог только злиться на глупого и, как оказалось, очень вредного пса. Так продолжалось до тех пор, пока я, наконец, не закончил работу.
Положив инструменты на пол деревянного домика, я стал выбираться наружу. Пока я, как швейный челнок, ворочался в будке, моя одежда пришла в беспорядок. Свитер, рубашка и даже тёплая майка выбились из-за пояса брюк.
Телогрейка задралась к плечам и зацепилась за край очень узкого лаза. Я дёрнулся раз, второй, третий и понял, что крепко застрял. Точно так, как толстяк Вини-Пух в норе худощавого Кролика.
Набрав в лёгкие воздуха, я стал кричать, чтобы кто-нибудь ко мне подошёл. Но, во-первых, я уже оббил изнутри будку картоном, а он, как известно, замечательный изолятор звуковых колебаний.
Во-вторых, дети с женой сидели в каменном доме. Они были за окнами с двойными зимними рамами. Так что, сколько я не вопил, никто меня не услышал, и не прибежал вызволять из ловушки. Между тем, голая спина и обнажённый живот мерзли всё сильней и сильней.
Трясясь от ужасного холода, я стал рвать пуговицы с моей старой одежды и стаскивать её с себя через голову. К тому времени, толстая телогрейка сбилась плотным комком, а повернуться мне в будке было, в общем-то, негде.
К моей сильной досаде, Виктор никак не хотел униматься. Отвратительный зверь продолжал развлекаться. Он всё крепче и крепче хватал меня зубами за ноги. В моей душе закипела невероятная злость на бестолкового пса. Она накопилась в огромном количестве и уже клокотала во мне, как мощный вулкан.
Спустя пять минут, я кое-как сбросил одежду и оказался голым по пояс. Почти задохнувшись от тесноты и усилий, я с огромным трудом набрал воздуха в грудь. Немного привёл себя в чувство и стал выбираться наружу.
Естественно, что я двигался задом, пятясь, как рак. Причём скользил голым пузом по мёрзлому снегу. Что я тогда говорил, я не буду сейчас повторять. Сделать это мне не позволяет моё воспитание.
Так вот, наконец, я всё-таки вылез из будки. Свободно вздохнул и встал на карачки. Однако, подняться на ноги я не успел. Похоже, что Виктор разыгрался уже не на шутку. Пёс подскочил ко мне сзади и изо всей силы цапнул за левую ногу.
Сильная боль, пронзила все мышцы. Я заорал, словно резаный. Не помня себя от обиды и злости, я мгновенно поднялся с колен, схватил толстую палку с земли и кинулся к Виктору.
Пёс сразу понял, что шутки закончились, и бросился прочь. Причём, рванул прямо в сад. Он большими скачками запрыгал по глубокому снегу. Я был так разъярён, что летел за ним что есть мочи.
Моя жена в это время, возилась на кухне. Она услышала страшный крик дорогого супруга и со страхом посмотрела в окно. Представьте себе такую картину, которую она там увидала.
На улице трещит мороз в двадцать градусов. Я, голый по пояс, скачу, словно дикий индеец. Добавьте к этому, что кожа у меня покраснела от стужи. Волосы торчат во все стороны, а лицо перекошено жутким оскалом.
В таком странном виде, я прыгаю по зимнему саду и увязаю в снегу по колено. Мало того, я кричу благим матом и, словно безумный, несусь за бедной собакой. Причём, трясу длинной палкой, зажатой в правой руке. Мне бы вставить ещё в волосы орлиные перья, и был я вылитый Винниту – вождь аппачей.
Жена открыла форточку в кухне и испуганно крикнула: – Коля! Тебе, что ли жарко?
Я почувствовал, что сильно устал и не смогу догнать подлого Виктора. Размахнувшись изо всех своих сил, я бросил палку вдогонку собаке, как боевое копье.
К глубочайшему моему сожалению, я в него не попал. Задыхаясь от быстрого бега, я замер на месте. Выругался на чём свет стоит. Развернулся и, хромая на обе ноги, двинулся к дому.
Вместо сочувствия любимых родных, я получил дозу криков и ругани. Прямо в сенях на меня накинулись дети с женой: – Ты зачем собаку гоняешь? – орали они на три громких голоса: – Он больной, обмороженный, а ты его хочешь побить!
– Эта псина, искусала мне ноги! – завопил я в ответ. Задрав обе штанины, я показал свои свежие раны. От крупных кровоподтёков кожа на щиколотках сильно опухла и стала почти багрового цвета. Родичи недоумённо притихли.
– А разделся зачем? – с подозреньем спросила супруга.
– В будке плотно застрял. Не мог вылезти через дырку наружу. Вот и пришлось всё снимать через голову! – объяснил я непонятливым людям.
– Накинь что-нибудь, и пойдём пообедаем! – смягчилась жена.
Я быстро переоделся в сухое и тёплое и вышёл на улицу. Нужно было забрать барахло, которое бросил в погоне за псом. Приблизившись к домику, я опустился на корточки и заглянул в тесный лаз.
Виктор уже обживал конуру, утеплённую толстым картоном. Как ни в чём не бывало, он устроился в будке и раздражённо посмотрел на меня. Мол, ходят тут всякие. Отдохнуть не дают. Я не стал обращать внимание на его недовольство.
– Побеспокоили, видишь ли, его собачье величество. – выкрикнул я: – Тоже мне, принц заморский нашёлся.
И тут я увидел, на чём лежит мерзкий пёс? Оказывается, он развалился на моей рабочей одежде и использовал её вместо мягкой подстилки! Я был возмущён до предела.
– Ах, ты зараза! – орал я дурным нечеловеческим голосом: – Разлёгся тут, словно барин! – я поднялся на ноги и стал искать палку, чтобы как следует проучить наглеца. Виктор понял, что со мной сейчас шутки плохи. Он пулей выскочил из деревянного домика и скрылся за дальним сараем.
Вытащив из будки смятые тряпки, я отряхнул их от налипших клочьев выпавшей шерсти. Кряхтя и стоная от боли в ногах, я поднял молоток, собрал гвозди и устало вернулся домой. Пёс осторожно выглядывал из-за угла и внимательно наблюдал за хозяином.
Раздевшись в сенях, я двинулся в кухню и, наконец, плотно позавтракал. Хотя, вернее сказать, пообедал. Потом, я внезапно почувствовал, что почему-то сильно устал за столь беспокойное утро.
Тяжёло поднявшись из-за стола, я прошёл в гостиную и лёг на диван. Мое утомлённое тело и, особенно, бедные щиколотки нестерпимо болели. Я устроился, как можно удобнее, и сразу уснул.
Через час меня разбудила жена: – Иди, открывай! – строго сказала супруга: – Виктор пришёл! Лекарство хочет принять от простуды! Видно оно ему очень понравилось.
Я оторвал от подушки тяжёлую голову и напряжённо прислушался. Собака тихо скулила снаружи. Я плюнул на благотворный освежающий сон и с огромным трудом поднялся с дивана.
Открыв наружную дверь, я увидел, что кобель съёжился от сильного холода. Всё его тело трясло крупной дрожью. Мне стало жалко бедного пса, и я впустил наглеца в тёплые сени. Там он и жил все холода.
