Стасик

Где-то в самом-самом море-океане, на трех-верстовой глубине, в вечном холоде и мраке, живет чудо-юдо люминесцентная рыба. Живет там изо дня в день и ни сном ни духом не ведает – ни про этот самый день, ни про солнце, ни про полет орла над альпийскими лугами, ни про гуманизм доктора Мониша… А мы? Мы, которые ограниченны пятью чувствами и приемником в головах. Что знаем мы?

© Александр Яд, 2019

ISBN 978-5-4496-3671-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия. Как сейчас помню – это было в одной научно-популярной короткометражке. Занимательный сюжет! Невидимый человеческому глазу мир, подсмотренный в микроскоп. Фильм про весеннее влияние солнечного света и тепла на репродуктивную деятельность микроорганизмов.

На экране происходил весенний гон дафний. Благоприятные условия дали отмашку всем и вся плодиться и размножаться и водные блошки, тоже, как часть коллектива «Фауна», рванули взять свое под солнцем. В этом фильме фактически подсмотрели блошиные сатурналии в купе с родильным домом. Многие барышни были уже на сносях, на последнем сроке, и пленка стала свидетелем того, как всё блошиное кружась в оде радости женилось, а другие, кто оказался порасторопней уже разрешались от своего бремени. Добрый бубнящий голос за кадром пояснял нам – что и как, а на экране из блошиных маток выскакивали их уменьшенные копии. Мама, дочка – одно лицо! Здесь, это была чистейшая правда! Беременные блошки-мамы крутились под водой, а из них подобно пробкам шампанского выстреливали блошки-дети.

Но в каком-то моменте камера сделала акцент только на одной дафнии. Не помню, но кажется, что сердобольные документалисты даже окрестили ее каким-то именем. Дафния «Агнесса» или «Пенелопа». У них такое часто водится. Тут психология! Блоха без имени – просто блоха, а если Агнесса, то она уже блоха с биографией и как бы личность, и как бы к ней уже другое отношение. Так вот, в центре внимания оказалась та блошка, что мучилась, если про водную блошку вообще можно так сказать, что она способна мучиться. Она никак не могла разродиться. Ее младенец застрял и торчал из нее ногами вперед наполовину, и дело не шло – ни туда, ни обратно. Пусть ее звали Агнессой. Агнесса конвульсивно дергалась, плыла разными траекториями и по всему видать прилагала усилия, но все было тщетно. Плод застрял намертво, и все эти ее муки особенно контрастировали на фоне того, как другие – Раз! И готово! Раз! И родила! Вокруг кружили счастливчики, а бедная Агнесса все дергалась, и дергалась с застрявшей в ней дитятей. Помню такую сочувствующую интонацию в голосе комментатора за кадром, что мы, дескать, являемся свидетелями естественного отбора с его радостями и трагедиями. Но дальше голос брал мажорные нотки и утешал нас, говоря, что эта драма с неудавшимися родами Агнессы и радость тех, кто стал здесь счастливыми родителями в общем-то и целом немногим отличаются друг от друга, и при этих словах камера отодвигалась и нам открывалась правдивость его слов, потому что оказывалось, что все эти перипетии происходили в одной капле воды на стекле. Голос за кадром успокаивал нас, говоря, что-де все равно и какая мол разница, ибо в данном случае все обречены, т.к. через пару минут капля неизбежно испарится и все погибнут. Что в итоге все здесь будут равны и эта несчастная, и эти счастливые, стоит только подождать две минуты. Фатум!

Казалось бы, давно это видел и по сути оно чепуха, но эта блошка с торчавшими ногами ее ребенка крепко засела у меня в памяти. Задуматься – А сколько таких людских судеб, как у этой блошки? Мама и ребенок. Я не беру в расчет то великое множество, что были аннулированы в абортах, я про тех, кто родились? Вот появился на свет маленький человек без патологий, и как бы согласно здравому смыслу он имеет все шансы и возможности реализоваться в этой жизни. Но на него сходу наваливается куча факторов и вдруг, в каком-то черном понедельнике с ним происходит нечто такое, из-за чего вся его жизнь, еще в самом ее начале, идет на смарку. Он еще не сформировался полностью для самостоятельного движения, как вдруг БАЦ! и обрыв или стена, а дальше излом всей его судьбы. И этот маленький человек он становится подобен тому младенцу водной блошки, застрявшему в лоне матери. Вроде все могло бы быть, ан нет – не случилось. Задуматься, сколько таких людей? Сколько подобных судеб? И чья тут вина? И где ошибка? А главное где выход? Есть ли он вообще этот выход для таких, как мальчик из моей истории?

История, записанная ниже, это придуманная история, но не фантастическая. Все, что в ней рассказано вполне обыденно и могло произойти. Разница только в том, что все эти возможные события собраны здесь в одном месте. История про маленького мальчика блоху. У него были две руки, две ноги, голова способная понимать, но он так и не воспользовался всем этим своим богатством, он так и не смог родиться вполне в эту мирскую жизнь. Существует ли тогда разница между этим маленьким мальчиком и той маленькой блохой, когда смысл обоих сведен к нулю? И в чем вообще этот смысл? Есть ли он в венце творения человеке и блохе? В набожности Достоевского и атеизме Хоккинга? В общем, все, что будет дальше это пространные размышления на тему.

В моих записках я использовал, много неправильных оборотов речи, дворового фольклора, и грамматически не совместимых изгибов. Потому что здесь записана жизнь мальчишки, 9-летнего мальчишки его глазами. И оно, если исправить слог и выровнять все по уму, оно тогда будет, как с тем шахтером Ван Гога – исправьте все неправильное в его рисунке и получится, правильный академ. рисунок человека-шахтера, но исчезнет, потеряется тот живой, самобытный угольный шахтер, действительный шахтер Бельгийского захолустья, который жил там, и которого поймал Ван Гог.

1

Когда я сажусь за руль, если едем куда-то с женой, то она это, это ну совсем другой человек становится. Она всё знает! Из нее прямо прёт полководец, а я, я оказываюсь где-то между тупым горилом и неандертальцем. То я повернул не там, то я не в том ряду стою, то надо было остановиться перед той машиной, то надо было обогнать вон ту «красненькую» или самое ее любимое: «Ну куд… куда ты прешь! Не видишь что ли!!!» Все время какие-то непонятные замечания, непонятные претензии. У нее железно выходит, что они то, они то все ослы и бараны, но я то же не осел! Я по меньшей мере обезьянин. Так какого!… прусь, когда там этот баран лезет?!

Раньше, конечно, всегда ругались по первоначалу, когда я помню только права купил и ездили первое время вместе – каждая наша совместная выездка всегда заканчивалась скандалом просто до небес. Но потом я научился молчать. Сегодня, хотя оно уже теперь вчера, неважно, в общем, когда сели-поехали нашей маленькой за подарками, я конечно уже человек стрелянный, я знал, что если сейчас начну отвечать, то ничего хорошего из этого не выйдет. Сижу, молчу, рулю, улыбаюсь.

Был последний день ярмарки, поэтому собрались впопыхах- поехали.

– К шапошному разбору… Приедем! Купили дочке подарков! Маладэс! – она периодически злобно искрила на меня сбоку всю дорогу.

Ну. Ну как всегда! Всегда, везде у нее виноват был я, потому что – Кто же если ни я? Парковку долго искали – вот еще история: машина то заедет, то выедет, а мы, нет не мы, а я – Я! всегда оказываюсь не в том месте.

– Ну куда?! Н…! Ну! Куд, куд…! Ну вон же! Ну куда ты едешь! Не видишь – справа! Там вон карман был! – упрек за упреком и все мне, все в меня. Если верить Карлосу Ивановичу Кастанеде, то моя жена это просто сокровище. У него оно как-то там называлось – что-то вроде персонального вампира. Суть в том, что это такой человек, которого ты любишь, который любит тебя, и если не любовь, то обязательно должен присутствовать сильный эмоциональный фон между вами. И вот этот человек периодически высасывает из тебя все соки, выматывает из тебя все нервы. Но только такой человек способен либо доконать тебя в конец, либо помогает тебе развить в себе способность к терпению, к некому созерцанию и непротивлению, что ведет к аккумуляции внутренней энергии. Как-то так у него там было и, наверное, я тогда – счастливейший из людей, особенно с женой на дороге и вчера, в общем, было аккумулировано много энергии. Спасибо моей хорошей, моей любимой! Приехали когда, зло хлопнула дверью:

– Вся задница мокрая! Говорила велюр надо брать.

Ну, это можно считать была конечная вишенка на вершину ее возмутительного торта. Встала, оправила себя сзади, мазнула помадой, чмокнула губами, глянула в зеркальце. Всегда удивлялся как это у них? Оп! Оп! И снова мадам конфетка. Тут все ее внимание переключилось на торговый центр. Судя по фасаду площади там просто нереальные, нереально огромные! Шумы сходу залили мои уши. Самое веселое, что сам я, будучи торгашом, в свободное от работы время, стараюсь всячески избегать всех этих злачных товарняков – супермаркетов, магазинов, бутиков даже в булочную стараюсь как можно реже наведываться. Я не люблю людей, а толпу искренне ненавижу, но моя благоверная, она напротив – бабочка к цветкам летит с меньшим азартом, нежели она во всё это. Там, где что-то кучей продают – для нее просто праздник. Ей в кайф, когда можно цельный день шляться по каким-то торговым точкам среди всей этой калгатни, даже не столько для того, чтобы купить, а просто так. Туда зайдет, сюда зайдет, там приценится, тут посмотрит. В итоге «Сдуреть! Ну и цены!» или «Ну ссё г-но! Смотреть не на что!» – и результат может быть вообще нулевой, может вообще за весь день ничего не купить промотав километры, но все равно общее впечатление от всего этого у нее будет в плюс.

Влились в толпу и башку сразу со всех сторон придавило: «Ай на не Тыц! Тыц!» – музыка. И волнами голоса, то нахлынут, то отхлынут, а иногда еще чайка или баклан через море голов:

– Зина! Двадцать! Двааадцать! – и с подбитым крылом два раза резко прорезав воздух надрывным криком из уха в ухо пролетел стерео-вопль в синем спортивном костюме:

– Со склада с бретельками! – и все это под «Тыц! Тыц!»

Когда я в таких местах, я всегда ухожу в себя. Ушел в себя и надолго. Наверное, это своего рода защитная реакция, я не воспринимаю в это время окружающий меня мир вполне. Вот спросить: «Что я видел в первые два часа, пока мы там ходили?» Потому что были и еще других два часа. Ну сходу вспомню только огромный желтый банан, который стоял посреди павильона и по-моему рекламировал какое-то детское пюре. На нем еще был красными кучерявыми буквами логотип-эмблема и этот самый… рекламный слоган. И вот, вопрос в лоб:

– Что ты видел?

– Банан! – два часа я был созерцателем банана и больше ничего не заполнило мое сознание. Даже на продавщиц, помню, не смотрел, из принципа, и это при моем-то характере трубодура, когда за каждой смазливой юбкой – самое меньшее взглядом. А тут вот стою, смотрю в точку само рефлексии. Единственно, что еще меня отвлекало – это периодически опускающиеся предметы в сумку. В руках у меня были две сумки, оно про запас. Жена хотела накупить много разных подарков, чтобы нашей маленькой было о чем вспомнить о своем первом юбилее. Вот в этом я ее понимаю. Единственное, наверное, в чем я ее тут понимаю в данном месте.

Время! Сам не заметил, как в сумках уже лежали лошадь, которая пони, розовый слон, какой-то жирафчик. Ну, жирафчик, кстати, когда увидел яркий, торчит рогами голова на пестрой шее, он мне самому глянулся, и по-моему там еще лежали четыре пупсика весь интернационал, от белого до негритенка и что-то еще и еще, потому что сумки были уже достаточно пузатые, на восьмом месяце. Вокруг нас бурлила каша прилавков, лиц, звуков, запахов и вот тут, совсем внезапно случился ОН. Надо восклицательный знак – ОН!

У меня в жизни было однажды такое же ощущение, когда я, помню, мирно спал, самым сладким сном под утро. Была зима, за окном: ночь, снег, темно, морозно и все располагало к самому крепкому храпу и спал. Как вдруг из сна меня выдернуло словно багром сознание того, что в 5 утра прилетел самолет. Самолет! Я кровь из носу должен был его встречать и напрочь забыл про то. Все время «до» – помнил, а в самую ночь прилета вылетело, забыл напрочь! Вскочил, как ошпаренный на будильнике 5:05. Во сне конечно, я часов не видел, но первым делом, я помню циферблат электронных часов, он горел зелеными цифрами где было 5:05, и я проспал, но еще не все потерянно! Сон как рукой сняло, не, не рукой, там было боксерской перчаткой… И сейчас, здесь, на ярмарке случилось приблизительно так же.

– Смотри, какая прелесть! – и жена протянула мне куклу. Это была большая кукла мальчика-карапуза, практически в рост ребенка с зелеными глазами и огненно рыжими кудрявыми волосяшками. Взяв его из ее рук я в раз проснулся. Я понял, что как я ни пытался забыть всё то, много времени пытался, это были годы времени, но я так и не смог отделаться от него и от того ощущения. Смотрел на эту куклу, и она ничем не походила на того, что там, когда-то. Сейчас я держал миленького хорошенького мальчика с розовыми щечками, кудряво улыбающегося, в бело-зеленых ползунках на лямках под цвет его зеленых глаз, но мой загривок вздыбился и во рту стало вязко кисло, и все те ощущения разом вернулись. Именно те, те – которые я тогда пережил. Память тела! Оно тут же мигом всё ярко вспыхнуло – то, что годами было погребено и тлело торфом где-то на дне. Я сверху рачительно закидывал это разными другими впечатлениями, старался изжить потушить его навсегда, но через эту куклу оно опять разом все вспыхнуло, опять то самое, которое было тогда, там, оно всё прорвалось. Глаза! Наверное, все дело в них и память тела! Даже запах тот услышал, и та тошнота опять подкатила к горлу…

Уснули. Наша маленькая у себя, а моя демонстративно отвернувшись к стенке. Упрямый осел, идиот, на отрез отказавшийся покупать такую красоту-куклу, сегодня наказан и будет без десерта. Ну и…

Встал, пошел на кухню, все-равно бессонница. Закрылся. Кружка чая. Черный. Свежий. В нос шпарит запашищем. Настольная лампа – раритет сталинских времен, листы бумаги и ручка, ручка… Ручка? О! Нашлась и даже пишет, теперь же всё пальцем в морду экрана тыкаю и ручки уже думал…, но нет, есть одна. И!… Минуту, две, третью – как баран на новые ворота – чистый лист и Джорж Дюруа. Нет! Надо попробовать. Надо! Пусть оно попытка опыта, но если желание прет, то должно пойти.

С чего бы начать? Я же никогда ничего не писал. И вообще возможно ли взрослому рассказать историю девятилетнего мальчика? Увидеть все его глазами так, чтоб это была его история, а не пересказ взрослого циника? Задача – почти невыполнимая! Но цепляюсь за то, что этот самый мальчик я самый и есть и его история это моя история, вот единственно та соломинка, что меня подбадривает и подстегивает. Все то прошлое пережил я сам, и теперь только надо бережно, не дыша вытащить все это из шкапчика памяти и расставить на листах бумаги. Парадигма взрослого восприятия, думаю, будет неизменно присутствовать и неизбежно наложит свой отпечаток на всё повествование, как бы я ни старался отделить свои два я и снова увидеть мир глазами мальчика девяти лет. Но постараюсь не всыпать лишнего яда. Тогда в девять лет, я был несоизмеримо чище, и еще многое мне было неведомо. Переживания, впечатления были совсем внове и по своей сути чисты и прозрачны. А являюсь ли я таковым сейчас? Конечно нет! Я, который будет записывать эту мою историю, насквозь прокурен эпикурейством и скепсисом. Но сегодня, там, на ярмарке меня шарахнуло именно мое мальчишеское и хочу попробовать. Надо попробовать! Как там было? – Император ел отруби!…

Итак, с чего бы начать? Да вот хотя бы с рассуждения. Череда дней. Пятница, суббота, воскресенье. И предыдущая пятница всегда будет похожа на позапрошлую. Будущая суббота будет похожа на нынешнюю. Но вот в череде таких дней, как в стаде овец выскочит вдруг один такой день, который запомнится на всю жизнь. Вот, пожалуй с этого дня я и начну.

Точно помню, что это была среда, а в перспективе суббота. Суббота! Рыбаловка! Я и два моих лучших, самых моих лучших друга – Витек и Виталик, мы собирались пойти на нашу речку, на наше место, там, где коряга, запруда и глубоко. Это я его нашел. Но да не о том сейчас. Я сидел у себя в комнате и готовился. Леска была. Крючок, все дела тоже, а вот поплавок… Я все никак не мог подобрать. И все думал: «На блесну ловить или как обычно на червяка?» Все хотел попробовать на блесну. Говорили, те кто, что только на нее можно поймать крупняка рыбу. Из личного опыта я уже знал, что на мотыля ни шиша хорошего никогда не поймается, а вот на дождевого червяка, как его ни ругают и не оплевывают, на него можно вытащить. Подкормка – тоже так-сяк помогала. Был один вариант – лично сам придумал, мой рецепт подкормки, когда свежий навоз мешается в пропорции 1 к 3 с варенными кукурузными зернами. Но тут была закорюка. Где их сейчас достать? Ни кукурузы, ни навоза. Я, конечно, делал это, но только когда была возможность и не лень, в общем, один раз только делал. А так если, то все как обычно хлебные крошки, крупа в лучшем случае, если ее мама даст и просто удача.

У рыбака главное что? Удача! Можно мотать головой, не соглашаться, но оно правда. Да! Забыл сказать – Я рыбак. Я презирал тех, кто сетью. Если любитель, то сетью – свинство. Только удочкой! В свои девять лет, сам могу похвастать окунем в 4 кг и язем в 3,5. Язь был знатный! Так вот, на что ловить и чем? – никаких формул нет, кроме того, что сеткой свинство. Взять моего трофейного язя. На что я его поймал? Там была не удочка, а палка. Леска – одно название. Замотал ее на конце и затянул петлей за сучок. Из рыбацкого были только грузило, крючок, поплавок, а ну да и леска. Честно сказать – Как он ее не порвал? Удивительно! И вот, как сейчас вижу – стою кормлю комаров два, три часа – ни шиша! Вся морда горит от укусов, за ушами чешется. Сто раз уже собирался плюнуть уйти, но из одной злобы продолжаю стоять. И вдруг сильно дернуло и потянуло. Я вмиг весь проснулся. Потянуло, да так хорошо! Я сразу понял, что рыба крупная. Напрягся, держу палку, смотрю на тугую струну моей дрянной тонкой лески и изо всех сил по шамански умоляю, заклинаю ее, кричу на нее шепотом

– Не сорвись! Не сорвись! Не надо! Не надо! Не дергай!…

Помню, как я его вел! Сам весь виляя по шаолиньский очень плавно и нежно подтягивал так, что он выписывал одну дугу за другой, и все под моим чутким натягом. И когда он в очередной раз туго длинно выписал в сторону дугу, я, весь напрягшись, все продолжал заклинать.

– Только не сорвись! Не надо, не на-до, не дергай! – даже дышать перестал и все тянул потихоньку, отходя назад и подтягивая его на себя, на себя. Пятился по шагу как бы вдоль по берегу и в то же время пятясь в глубь я, не моргая, весь взопрев медленно подтягивал его на себя, на себя. И когда он уже оказался на мелководье я пошел ва-банк. Чувствуя тугую струну лески, я перехватил закосневшими руками сучок-грибок удочки поудобней и резко с силой

– Дерг! и…

Даже зажмурился: «Вдруг порвалась? Или…? Аа… Плевать!» Открыл глаза, и сначала услышал, как он там, где-то там сзади в траве:

– Шлеп! Шлеп! – а потом и увидел его – искрит весь и хвостом -Шлеп! Шлеп! Радость взорвала мне грудь! Наконец-то я увидел его башковито-окающего во весь свой рот, машущего красивучими красными плавниками! И вот оно это, победное чувство, это самое огромное чувство радости! Наконец-то!…

Эээ…, это трудно описать, объяснить особенно тем, кто рыбаловкой никогда не занимался и вообще смотрит на рыбаков, как на идиотов…

О! Сообщение. Открыл. Настенька! Как чует под руку. «Пусик, соскучилась!!! нэ нэ нэ нэ нэ нэ нэ и завтра жду чмоки чмоки, + два целующих колобка и сердечко. А перед тем как, они там собираются пикетом. Фотку еще прилепила. Это она меня агитировать? Забавная простота 17-ти лет. Фото – чудеса фотоискусства. На ней стоит женская фигура вся увешанная шкурками. Ээ соболя что ли? Не разберу, а вокруг этой фигуры в соболях лежат горы окровавленных тушек. Они де мучутся потому, что этой стерве нужна шуба и это, значит их, ради ее каприза живьем освежевали, чтоб она нацепила на себя еще теплое от крови все это шкурное, положенное от природы не ей, а им, невинно убиенным…

Как бы тут я должен был бы воскликнуть:

– Во цукермана дочь!

М-м! Настенька, Настенька – моя прекрасная эльфийская Фея. В этом году школу заканчивает. Ментальные эманации что ли? Но как это она во-время появилась!

А вот, еще открылось. Типа слоган под постером «Мех? Вот его цена!» И все это как бы возмутительно и ПРОТЕСТ!, а я гад сижу и почему-то улыбаюсь. Горы кровавого, свеже-освежёванного мяса, а я улыбаюсь.

Завтра, она и эти ее единомышленники – зеленые человечки собираются толпой где-то возле парка напротив открывшегося недавно магазина мехов пикетом. Припрутся, встанут, развернут транспарант. Может эту вот фильку с мясом распечатают для вящей убедительности. И три, четыре. Стопудово в рупор, я у них его видел:

– Руки прочь от меха! Руки прочь от меха! – или что-то такое же придумают. Настенька, конечно там зажжет ярче всех – расфуфырится для такого дела и в макияже на шпильках будет громче всех. Я ее знаю. После еще пофотаются для выкладки в обсоцсети своей гражданской красоты. И сразу же после, я браконьер, живодер и убийца карасей, увезу ее, лесную Доброгиню, гулять. И герои, и злодеи – все как обычно смешается. Планета давно бы остановилась, если б такие как я, не помогали ей в лево-стороннем вращении.

17 лет, но дюже инфернальная! Опять перечел аа! Они, то- -есть эти зеленые человеки только за пушных няшек будут заступаться возле красочной витрины, чтобы шубы исчезли как явление.

И вот в голове тут же, вопрос! А как же комар? Всеми презренный, вечно пришлепнутый, комар? Почему его трагическая судьба не трогает ничьи зеленые сердца? Они же, зеленые человечки, должны всех любить. Так? Так! И чем тогда для них убийство куницы трагичней убийства курицы или комара? Своя казуистика? Да просто так удобней и все. А по мне для Матушки Природы оно вообще один хрен – что комар, что куница, что эфиоп. И вот чего они защитнички завтра про курей промолчат или про селедку? Я же вот сейчас пишу про свою рыбину, я же ее тогда тоже безбожно мучил. С азартом без стыда и жалости, рвал крюком гортань живой животине. Рыба боролась за жизнь, металась туда-сюда, а стальной крюк нещадно разрывал ей плоть. А еще после, она мучительно долго задыхалась, лежа на земле, трепеща своим красным хвостом, пока я шарился, ища палку потяжелей, которой как назло нигде не было. Ни камня, ни палки. Помню, бегаю, а она на траве скачет, вертится и ртом окает, ловя воздух. Ее муки длились, до тех пор, пока я не нашел дубак и не тюкнул ее со всего маху по макушке.

Вот оно там по сути тоже было преступлением против живой природы? Конечно! Промышленный рыбак занимается геноцидом в промышленном масштабе, а рыбак любитель – это изощренный маньяк. Он убивает из одного удовольствия. Ни что – ни голод, ни нужда, не побуждают его заниматься этими убийствами живых тварей, кроме праздного азарта. Но когда оно происходит, где все эти Зеленые? Почему они к рыбакам в затон не едут бунтовать? А потому, что там холодно, сыро и нет восхищенных зрителей. Там на шпильках не открыть фотосессию, там скорей по шее можно получить.

О! Или, скажем, есть еще продавцы антикомарина и всяких ядов против насекомых – тараканов к примеру. Дихлофосцы! Эти самые продавцы и производители разве они не преступники? Преступники! Их геноцид вообще планетарный. Гибнут миллионы миллионов, а дихлофосцы наживаются на этом. И как-то ни разу не доводилось видеть зеленых защитничков, которые развернули плакат на котором к примеру будет надпись – «У комара тоже есть право питаться!»

Не… Они же ни идиоты. Такое – чисто идиотизм. Никому и в голову не залезет бредня защищать комара, кроме Корнея Иваныча. А разве для зеленых комар не человек? Разве у комара нет такого права – питать себя кровью? Он должен, верней она должна сосать кровь! Оно ей генетическим кодексом прописано. Так по всей справедливости надо дать ему, им возможность реализовывать это свое право в жизни, потому что Природа комара того требует, потому что по общему положению вещей в природе – он таков каким Матушка-Природа его создала. Закон естества! Но за комара никто никогда не заступится. Комара им, никому из них не жалко. Им белок и куниц подавай. А комаров они сами все хлопают эти идейные борцы. Днем пикетируют в защиту какого-нибудь дуба, а потом каждый с чистой совестью в клозете подтирает свою пятую точку целлюлозой. Ни разу не задумываясь, что подтирает-то изуверски переработанным родственником этого самого дуба.

Ладно, пусть их балуются социальными играми. Подъеду, заберу ее после их балагана. Одно хорошо – завтра витамином адюльтера подлечу свои нервы. А, вообще девчонка она что надо. Хорошая девчонка! Так, ладно. Это все потом. Чего-то я шибко забрал в сторону.

Значит, готовился я к рыбаловке, когда услышал, что он (отец) пришел с работы на обед. Мне еще подумалось, что он раньше обычного. Обычно он наоборот запаздывал. У отца минута опоздания – наряд вне очереди, но это если я, а если он, то он конечно приходил как хочет. А мне ни на полсекундочки, если у него настроение еще злое, сразу как гаркнет. Как будто мир взорвется, если я опоздаю, но я уже ни че, я привык. И, вот отец в калидоре, что-то говорит маме и еще чьи-то голоса, голоса. Не знаю кто. Мама что-то с ними говорила. Потом голоса ушли, дверь бухнула, щелкнула. Осталися только отец и мама. И тут он распахивает дверь в мою комнату, заходит, я почему-то сразу подумал, но еще не точно, что может что-то не того:

– Антоха!

Смотрю радостный такой.

– Как дела?

– Нормально.

– Как в школе? – и зачем он спрашивал всегда, про школу, про мои дела, если никогда не слушал, что я ему отвечаю? Но я пробубнил, что:

– Да нормально все. По Русскому 4 получил. – почему я сказал 4? Я же ее вчера получил.

– А чё не 5? – но тут пронесло, он не строго спросил. Вдруг, хлоп меня по плечу. Рука железная, улыбается. Эээ! Да он пьяный.

– Держи, Антоха! Это тебе! – и отец протянул мне два

погона.

– Зачем?

– А ты посмотри! – я стал вертеть один – погон как погон и тут дошло. Там вместо привычной одной звезды, теперь горели золотом две. Он загреб меня радостно в охапку и обдал перегаром. Ну, так я и думал: «Точно, пьяный».

– Теперь, Антоха, я пад-пал-ков-ник! Понятно тебе?

Я по привычке хотел вытянуться в струну и что:

– Так точно, товарищ подполковник! – но мое плечо сверху придавила тяжелая, твердая ручища, и я не выпрямился и не выпалил свое дежурное «Так точно!» Тут даже не столько рука, а меня самого как-то сразу всего придавило, когда он сказал;

– Значит-ца слушай команду! Собирай свои вещи. Чтоб завтра к обеду все было собранно и запаковано. Слышишь?

Я кивнул.

– А потом на выход. Ясно?!

– Так точно товарищ подполковник.

Сказал почти шепотом. В голове у меня замельтешило: «Куда собирать? Зачем? Всё собирать что ли?» Я даже впал в ступор ничего не понял, верней я сразу все понял, но не хотел этого, не хотел, чтобы оно было ЭТО -Собирай вещи! – в моем случае значило только два варианта. Либо мы куда-то едем на отдых, но об этом я бы знал заранее и потом опять же школа. В учебное время я никогда никуда не ездил. Либо это значило, что мы совсем уезжаем, а это… Это, оно – конец! Всё новое – место, квартира, новая школа, новый город… и прощай моя рыбаловка в субботу. И самое! Прощайте мои вечные и самые лучшие друзья…

Настроение мое, мягко говоря ухнуло. Правда, оставалась еще последняя призрачная надежда, и я стал за нее цепляться, как за соломинку. Отец мне все это сейчас говорил по пьяной лавочке. Он редко был пьян. Так иногда по праздникам. Но, когда случалось, он почти всегда делал странные штуки. То 100 рублей мне подарит вечером, а утром заберет их обратно. То часы свои командирские, которые потом завтра застегнет опять у себя на запястье и не глядя на меня строго скажет: «Ну, ну! Мал еще!» То еще что-нибудь такое… А! Один раз мы должны были поехать в лес за грибами.

– Сын, грибы собирать любишь?

Конечно же, я любил! Хотя ни разу еще не собирал, но при мысли, что Я! буду их собирать, сразу весь просиял.

– Слушай команду. Завтра едем по боРРовики! Тут такие места! Ммм…! – и я конечно не понял, что значило это «Ммм…», но сразу весь загорелся. Полночи не спал все думал, что вот, как я буду с корзиной завтра шастать по лесу, искать эти самые чудо-боровики и со знающим дело глазом оценивать, что: «А вот это, это не боровик! Это какой то лжегриб.» Помню, накануне вечером побежал к книжному шкафу, достал зеленую большую детскую энциклопедию и долго всматривался в рисунки на развороте слева – «Съедобные грибы», справа – «Ядовитые грибы». Чтобы завтра отличить тухту от настоящего. Смущал только желчный гриб. Как я на него внимательно не таращился, не рассматривал, даже лупу достал, но никак не видел – в чем разница между ним и белым боровиком? Название только разное, а так… В итоге плюнул и сам себе внушил, что, как только встречу, сразу пойму – где какой. За один вечер я стал грибоведом. И, конечно утром я никуда не поехал… С утра отец ушел, как обычно на службу. И ни слова, ни полслова про грибы.

И вот, сейчас вот, вспомнив теперь это, я цеплялся сейчас за соломинку того, что я точно знал мама всегда мечтала – как бы побыстрей перебраться из нашей, как она говорила «дыры» из нашей Тмутаракани куда-нибудь в город, поближе к центру, а еще лучше в Москву. И что может быть отец сейчас навеселе сначала наобещал ей, а потом и мне сказал тоже самое, что вот, дескать, теперь он падпалковник и теперь-то мы уедем отседова.

Мама почему-то ненавидела наш военный городок. Все здесь ненавидела. Ей хотелось города, большого города. Она ничего не понимала ни в рыбаловке, ни в шататься по берегу. И, вот я цеплялся за эту последнюю мою соломинку в надежде, что: «Ну, сейчас вот, отец мало ли чего мог сказать? Навеселе. А завтра с утра он как обычно поедет на работу в гарнизон, в свою часть с той только разницей, что теперь каждый солдафон будет приветствовать его, будет брать под козырек и: «За жа-ю то-варщ пад-па- ко-ник!» – когда еще вчера он выпаливал – «За жа-ю то-арщ ма-ёр!» Отец любил это показывать мне. Вот, какой у тебя отец – ни хухры мухры! А я сейчас наоборот очень жалел, что он подполковник, а не дворник. Я завидовал, всей душой завидовал сейчас Витьку. Вот у него отец дворник. Работает здесь, всегда будет здесь работать, живет здесь и будет жить и никуда не уедет. И Витек каждое утро на выходных может ходить на рыбаловку. Потом опять же у него всегда есть солома для самострелов, которые из катушки и резинки. Солома! Нам обычным пацанам негде было ее. Удача, если щипнешь из метлы потихоря, а Витек, гад -На бери!… Везуха! С таким отцом. А мне… Ээх… Мне теперь одна дорога. И куда? Куда я теперь поеду? Не знаю я куда!