Kitabı oku: «Проект ВИЛ», sayfa 5
– Мне интересно почитать про то время, пока меня не было, – он отложил книгу в сторону. – Как пало первое социалистическое государство? Как люди забыли свободу, заработанную с таким трудом? А мне отказывают в этой элементарной просьбе.
Он, как всегда, смотрел на меня в упор, не отводя взгляд.
– Владимир Ильич, я ведь уже вам рассказывал. Если вас интересуют подробности, вы спрашивайте…
– Оставьте, Борис Сергеевич, – беззлобно прервал меня ВИЛ. – Вы славный малый и вы мне нравитесь, честно. Но мне бы хотелось больше аналитики. Больше подоплёки описанных вами событий. Кроме того, я пока не могу быть уверен, на чьей вы стороне.
– Стороне? – поразился я. – О какой ещё стороне вы говорите?
– Политической. Да и нравственной. Так, впустую тратим время. Кому я сегодня нужен?
– Днём у вас обычный осмотр. Вечером мы едем на презентацию в Большой кремлёвский зал.
Я специально заменил слово «вечеринка» на «презентация», поскольку это слово ВИЛу было уже более или менее знакомо. Он медленно вдохнул воздух. Я уже знал, что это значит его негодование. Он встал и аккуратно убрал книгу обратно на архаичную книжную полку. Единственное, что осталось от интерьера девятнадцатого и двадцатого веков – это бумажные книги и канцелярские принадлежности: электронным записям доверия не было.
– Меня когда-нибудь выпустят отсюда? Имею в виду, мне подарят свободу передвижения? В этом времени это ведь не роскошь?
– Я не знаю, Владимир Ильич, – в сотый раз повторял я. – Я спрашивал у Алины, Залужина, у кого только мог! Они говорят, что пока вам нужно следить за здоровьем.
– Что за ним следить, – проворчал ВИЛ. – Что со мной сделается, если я только хожу и киваю, как заводная игрушка? А вот Глеб Викторович говорит, что скоро меня наконец-то выпустят. Как будто опять в ссылку попал, честное слово!
– Глеб? Он так сказал?
– Да, – кивнул он. – Он иногда заходит после Матвея Альбертовича. Но не разговорчив. Как все чекисты. Борис Сергеич, спасибо, что зашли, но если вы не будете чай, я бы хотел ещё почитать. Если получится, подготовьте мне доклад о судьбе Троцкого. Как-то туманно в прошлый раз всё получилось. Есть пробелы, хочу восполнить.
Он сел за компьютер и стал неумело пытаться найти исторические справки. Его доступ в Интернет был крайне ограничен, так что едва ли он сможет найти многое.
Я шёл обратно в лабораторию и думал о том, что мне было бы интересно посмотреть что станет делать ВИЛ, когда его правда отпустят в город. Если отпустят. Составление доклада заняло у меня пару часов.
Оставаться обедать в башне не хотелось и я вышел на улицу. Погода стояла прекрасная, в деловом квартале находилась куча всевозможных кафе и ресторанов с открытыми террасами, а покушать мне хотелось сегодня именно в таком. Я шёл по залитой солнцем дорожке, через парк, разбитый вокруг штаб-квартиры. Надо мной шумели уже покрытые листьями лиственницы. Мелькнула мысль, что всё-таки я вытащил счастливый билет: работал в одной из самых могущественных корпораций, работа была максимально простой и платили за неё максимально возможные деньги.
Как всегда из ниоткуда, возник Глеб. Он сидел на скамейке чуть впереди меня, закинув руки за спинку. Его мешковатый коричневый костюм совершенно не увязывался с тёплой погодой позднего мая. Глеб подставлял солнцу лицо со своим прямым греческим носом и щурился, как довольный кот.
– Обед? – не открывая глаз, спросил он. – Кофе-брейк? Перерыв на подумать? Выгнали?
Я молча смотрел на него. Как обычно, я не мог определить шутит он или говорит всерьёз. Глеб взглянул на меня и хлопнул ладонью по скамейке рядом с собой.
– Садись, Борис. Есть мысль. Давай пиццу прямо сюда закажем?. Чего сидеть на дурацких террасах и глотать пыль от машин? А тут смотри какая красота: листья шумят, тишина. Прелесть. Ты какую будешь?
Он достал смартфон и выжидательно посмотрел на меня своими маленькими цепкими глазками. С ним у меня точно разовьётся паранойя: явно он оказался на этой скамейке не просто так.
– С беконом, – буркнул я и сел на скамейку.
– Без проблем. Эх, сейчас бы ещё Алинку сюда, да? Для компании.
Он подмигнул мне и быстро заводил пальцем по экрану. Я вновь посмотрел на деревья. По веткам прыгали воробьи и весело чирикали. Такой простой красоты в жизни не увидишь в моём родном районе.
– Готово, – сообщил Глеб и убрал смартфон в карман.
– Ты о чём-то хотел поговорить? – я перевёл взгляд с воробьёв на него.
– Пообедать хотел, – ответил Глеб и посмотрел куда-то поверх моей головы.
Я повернулся и увидел двоих в корпоративных костюмах. Они прошли мимо нас, оживлённо обсуждая перспективы продажи органов граждан низкого статуса, поскольку выращивать готовые органы дороже, пусть их качество и выше. Глеб проводил их взглядом и продолжил, не отрывая взгляда от их спин:
– Пообедать, – повторил он, – и спросить: как тебе работается в проекте? Всё-таки задачи у тебя нетривиальные, правда?
– Слушай к чему это, а? Без обид, но тебе-то что с этого? Мы с тобой знакомы без году неделя. На проект тебе, по сути, должно быть фиолетово. Собирай отчёты да отправляй.
– Может мне правда просто интересно, – сказал Глеб и задумчиво почесал подбородок. – Для меня, знаешь ли, тоже такие поручения в диковинку. И ты здесь, кроме меня, единственный человек не из корпорации.
– И меня будет проще убедить сообщать всё тебе? – не выдержал я.
Над нами послышалось жужжание: дрон плавно опустился и Глеб принял у него две пиццы и два молочных коктейля, который, кстати, я не просил. Убедившись, что заказ получен, дрон приятным женским голосом пожелал нам приятного аппетита и упорхнул ввысь. Глеб передал мне мою мясную, открыл свою коробку и с удовольствием вдохнул аромат.
– Боря, мне не надо сообщать всё. Достаточно сообщать странности в его поведении. Или в поведении руководства.
– Так ты сам с ним разговариваешь, – вспомнил я.
– Я могу чего-то не заметить, – жуя пиццу, ответил Глеб. – И времени ты с ним проводишь гораздо больше
– И о чём ты с ним говоришь? Ты же говорил, что тебя это не касается.
– Он интересный человек. И мы тут все забываем, что имеем дело с настоящим чудом: вернувшийся с того Света человек и какой! Историческая личность. Вот уж с кем точно есть о чём поговорить. Но со мной он говорит неохотно, а скоро меня вообще могут перевести. И кроме корпорации, которой он наскучит, рядом будешь только ты.
– Прям уж наскучит, – возразил я.
– Конечно. А ты думаешь этот фурор будет продолжаться вечно? Сейчас вас повозят по презентациям, попоказывают всем, да забудут. Денег это всё стоит. И ещё хорошо получится, если его на фарш не пустят. Имей в виду, что ты в этот же момент будешь выставлен на улицу. Без рекомендательного письма а-ля «был пресс-атташе ископаемого из двадцатого века».
Глеб допил коктейль и протянул мне визитку.
– Звони, если что.
Я с сомнением смотрел на чёрный пластиковый прямоугольник с его данными.
– Бери-бери. Это тебя ни к чему не обязывает, – не дождавшись моей реакции, он оставил визитку на скамейке и встал. – Ух, вкусно. Ладно, пойду. Кстати, про Большой кремлёвский зал: на втором этаже, после второй галереи, есть шикарный барчик с великолепными винами. Алина, насколько знаю, предпочитает красное сухое. Удачи!
Я покраснел и промолчал. Глеб ушёл в противоположную от башни сторону, что-то насвистывая. Я доел вкусную пиццу и вернулся к себе: ещё нужно было подобрать костюм для мероприятия.
В Кремле я оказался впервые. Мрамор и блеск золота поражали воображение. Звуки терялись где-то в высоченных сводах. Старинные лампы и люстры заливали всё вокруг всё тем же золотым светом. Вдоль стен стояли, как статуи, неподвижные охранники, не выдавая жизнь в себе, кажется, даже дыханием. Слуги мелькали мимо тенями, мягко ступая по настоящим коврам. Пышности и пафоса на этом мероприятии было в разы больше и теперь я и сам убедился, что то представление было действительно просто для галочки, а вот сегодня всё было по-настоящему. Сегодня сливки общества собрались хорошенько отдохнуть после трудовой недели, объясняя это триумфом науки. Заодно планировалось заключить сделки на n-ое число миллиардов, под бокальчик шампанского и ложечку икры.
Я то и дело бегал обратно в комнату, где расположили ВИЛа: ему запрещено было показываться на публике раньше времени. Сначала он выгонял меня обратно в зал, так как видел, что мне бесконечно любопытно и я не могу усидеть на месте, как школьник перед выпускным. Но когда я в пятый раз заглянул к нему, то увидел, что он мрачнее тучи. ВИЛ мерил шагами комнату, брови сошлись на переносице.
– Что-то случилось? – аккуратно спросил я. – Могу что-нибудь сделать?
– Безобразие, – объявил он. – Разгильдяйство! Вы только посмотрите на это! Даже через окно нашего броневика можно было увидеть в каком состоянии город по сравнению с этой роскошью! Подло. Подло по отношению к людям! Отвратительно! И вы туда же, Борис! Смотрите на них, как сорока на блестяшку! Вы ещё молиться на них начните. Тьфу!
Я смутился.
– Владимир Ильич, ну уж таков наш мир. Они хозяева этого мира. Если бы не эта работа, то я бы никогда и близко к их жизни не приблизился. Извините, что оставил вас одного.
ВИЛ схватился за голову.
– Борис, вы хоть слышите себя?! Вам не стыдно? Вы кормите этих людей, они живут за ваш счёт, а вы ещё восхищаетесь ими! Что вы так молитесь на своего начальника? Почему надо ниц перед ним падать? Чем он лучше, этот ваш светлоликий, чем, скажем, дворник? Раз он получает больше денег, значит он лучше других? Работу дворника или сантехника тоже должен кто-то делать. И если завтра этот начальник умрёт, мир ничего не потеряет, а вот если завтра, разом, умрут все сантехники, это будет ой какой проблемой! Всё, идите глазейте на этих мерзавцев, ко мне можете подойти только когда начнётся официальная часть. Пожалуйста, уходите.
Я пожал плечами и закрыл дверь. Всё равно скоро возвращаться в МИД, так что дружить с ВИЛом в мои планы не входило. И стоило бы ему напомнить, что если бы не эти «мерзавцы», то он по-прежнему оставался совсем мёртв. Мимо меня проскакивали сосредоточенные официанты, я гулял по огромным коридорам и пытался найти место, о котором мне говорил Глеб. План был в том, чтобы посидеть там с Алиной до официального начала. Но чем больше я ходил, тем больше понимал, что времени на это нет. В какой-то момент, сам не заметив как, набрёл на основной зал, где завершалась подготовка к нашему представлению. Презентации, если быть точнее. Я прошёл сквозь огромные, настежь распахнутые дубовые двери, рассчитанные, наверное, на удар тарана.
Столы, заставленные всевозможными закусками, пустовали. Высокие гости будут прибывать строго по расписанию и, разумеется, к самому началу мероприятия: эти люди ждать не любили. Но кое-где уже сидели какие-то люди и бессовестно пили. Возле сцены мелькала Алина и я подошёл к ней. До сцены оставалось несколько шагов, когда к ней подскочил вездесущий Билл.
– Аль′ин, я задать вопрос?
– Что?
– Что ты делать после? Мне надо говорить с тобой.
– Билл, пожалуйста, – устало отвечала Алина. – У меня куча работы. Боря! Как там ВИЛ?
Она подошла ко мне, всем видом показывая крайнюю заинтересованность состоянием нашего подопечного.
– Злится, – просто ответил я. – Роскошь не нравится.
– Понимаю, – она покачала головой. – Психологи предупреждали, что такие вечеринки ему показывать не стоит. Но Симонов…
Алина промолчала, а я кивнул. Всем было ясно, почему психологов никто не стал слушать.
Через полчаса зал был набит высокими гостями. Всё искрилось от золотых украшений и бриллиантовых колье. Повсюду звенели бокалы и лязгали серебряные вилки о фарфоровые тарелки. Эти люди, выглядевшие так благородно на телеэкранах, кричали, громко смеялись, старались полапать пробегающую мимо официантку, вальяжно развалившись в креслах. Никакие дроны здесь съёмку не вели. Мне вспомнились слова ВИЛа. Мы стояли в глубине сцены, в тени. Нам не следовало расстраивать гостей своим существованием. ВИЛ всё ещё не показывался. Я мельком взглянул на Алину. Она смотрела на происходящее с нескрываемым отвращением. На сцене, для разогрева публики, выступали полуобнажённые танцовщицы. Но высокие гости практически не обращали на них внимания: они общались друг с другом, оживлённо спорили и много пили.
Наконец, танцовщицы убежали и на сцену вышел Симонов.
– Друзья, – начал он, – я собрал вас не бахвальства ради. Но ради общего блага. Теперь, когда смерть побеждена, я наконец-то могу поделиться с вами нашим триумфом. Ибо без вас, без вашей поддержки, этот триумф был бы невозможен. И даже без наших главных конкурентов, поскольку именно в конкурентной борьбе рождаются лучшие решения.
Он кивнул в сторону столика корпорации «Окассио». Их исполнительный директор, толстый человек в полосатом костюме, благосклонно кивнул в ответ.
– А кого собирались «Окассио» воскрешать? – спросил я Алину.
– Никого. Они разрабатывают систему копирования личности. То есть, сделают твою цифровую копию, которая будет жить вечно.
– По мне так это лучше, чему у нас, – пробормотал я. – новое тело ВИЛа всё равно ведь состарится, как предыдущее и умрёт. А цифровая копия никуда не денется.
– В том-то и дело, что копия. С тебя снимут копию и она будет жить, а ты так же состаришься и умрёшь. Что тебе толку с того, что твоё цифровое «я» тебя переживёт?
На нас шикнули. На сцену вывели ВИЛа и подвели к трибуне. Симонов обнял его за плечи, я видел, как спина Ильича напряглась.
– Ну, Владимир Ильич, – покровительственно сказал Симонов. – Что вы можете сказать людям, благодаря инвестициям которых мы сможем спасти лучших представителей человечества? Как вам Кремль в нашем времени? Лучше вашего? Как вам вообще двадцать первый век? Что вы чувствуете, вернувшись к жизни?
– Что я чувствую?
Я закрыл глаза, боясь представить, что может ответить ВИЛ. Тем более, что впопыхах приготовлений к вечеринке с ним никто не разучивал что надо отвечать, видимо рассчитывая на его благоразумие. Где-то позади охнул Залужин.
Гости оценивающе рассматривали ВИЛа. Они были похожи на мясников, которым привели на продажу корову и они пытаются понять, стоит ли она того или нет.
– Я чувствую благодарность, – наконец сказал ВИЛ. – Я благодарен тов… господину Симонову, господину Залужину и всему проекту тем, что дали мне второй шанс. Дали возможность заглянуть в будущее.
– При социализме-то на такое денег не найдёшь! – крикнул кто-то из зала.
Я присмотрелся. Это был Красногромов – начальник госбезопасности. Этот грузный человек с лоснящимся лицом вальяжно развалился в кресле и смотрел на ВИЛа поверх бокала. Это был крайне умный и крайне опасный человек с очень большими возможностями. И, получается, главный начальник Глеба.
– И я рад, – продолжал ВИЛ, игнорируя выпад из зала, – что благодаря вашим инвестициям, вашему вниманию, опыт этого проекта позволит сохранить в веках лучшие жизни. Важные жизни, которые будут двигать мир вперёд, где нас ждёт больше невероятных открытий.
Симонов расплылся в улыбке, как довольный кот. ВИЛ сказал именно то, что от него ждали. Ильич сделал шаг назад от трибуны. Симонов вновь обнял его и чуть ли не расцеловал, но только хлопнул его плечу. Зал разродился жидкими овациями, многие делали какие-то пометки в смартфонах. Кажется, всё сложилось удачно и «Ранасентия» получит средства на продолжение исследований. Красногромов, от мнения которого зависело покровительство государства, благосклонно кивал и посматривал на молоденькую официантку.
Симонов продолжил свою речь, приглашая всех желающих прийти в лабораторию и лично оценить проходящую там работу. ВИЛ, быстрым шагом, прошёл мимо нас, не удостоив взглядом:
– Идёмте, Борис.
Мы с Алиной переглянулись и поспешили за ним. Он практически бежал по коридору, мимо мелькали огромные старинные окна. Голоса позади стихли. Наши шаги гулким эхом отдавались в древних сводах. Возле выхода нас встретила охрана, посадила в один из лимузинов и мы отправились в штаб-квартиру. Алина сразу же поехала к себе домой.
Всю дорогу ВИЛ молчал, неотрывно глядя в окно. За стеклом мелькала вечерняя столица. По мере удаления от центра, пейзаж стал меняться: стало гораздо больше суеты и машин, наши водители включили мигалки и прохожие, как испуганные воробушки, выскакивали прямо из-под колёс. Даже на такой скорости можно было рассмотреть оборванцев, шлюх, пьяниц и безразличных ко всему полицейских. Наш кортеж мчался по идеально ровной выделенной полосе, в то время как рядом лежала, разбитая ямами, перегруженная магистраль, заполненная всевозможными авто, тонущими в выхлопных газах старинных двигателей внутреннего сгорания.
Я тоже молчал. Мне было стыдно за то, как я вёл себя перед приёмом. И ещё почему-то было стыдно за происходящее за окном. Оправдания себе я найти не мог. Так же молча мы дошли до его апартаментов. В коридорах башни стояла тишина, свет был приглушён. Инстинктивно, мы ступали медленнее и тише.
– Доброй ночи, – тихо сказал ВИЛ. – То, что вам стыдно, Борис Сергеич, – это хороший знак. Я не сомневался в вас.
Он закрыл передо мной дверь.
Я поплёлся к себе и остановился на мгновение напротив окна. Внизу лежала копошащаяся, никогда не знающая покоя столица. Я всматривался в её огни, словно видел впервые.
Это был последний раз, когда я видел главу «Ранасентии» – Габриэля Симонова.
Глава 6
Человек очень быстро привыкает к чудесам. То, что ещё вчера вызывало трепет и благоговейный страх, сегодня превращается в обыденность. Нет вечных чудес. Даже папуас, по соседству с которым построили военную базу с взлётно-посадочной полосой и бомбардировщиками, скоро перестанет замечать их гул. А в современном мире, когда каждый день происходит новый технологический прорыв, всё забывается крайне быстро. Чем удивительнее жизнь вокруг, тем более обычной она кажется.
После выступления Симонова в Кремле презентации и вечеринки становились всё более скромными. Нас уже не звали показываться перед самыми важными, а впоследствии перестали показывать и просто важным. На смену Кремлёвским залам и «Астории» пришли просто хорошие рестораны и выставочные залы. Прессу теперь не то, что не пускали, она сама не отправляла к нам журналистов. Быстрее всего про нас стало забывать научное сообщество. А на смену бронированному кортежу с вооружённой до зубов охраной пришёл просто хороший седан с водителем. И то водителя давали потому, как мне кажется, что нам самим не доверяли машину.
Регулярные осмотры ВИЛа специалистами прекратились. Я не появлялся в самой лаборатории уже пару недель, но когда был последний раз, она практически пустовала: почти всё оборудование убрали, а немногочисленные сотрудники рассказали мне, что проект переходит в теоретическую часть углублённых исследований и возобновление экспериментов произойдёт нескоро. Залужин появлялся только вечером, чтобы поболтать с ВИЛом. Также наведывался Глеб, но делал это теперь редко: похоже, что его действительно скоро переведут на другую работу.
Само собой, мне намекнули, что пора освободить апартаменты в штаб-квартире, так как круглосуточное присутствие в лаборатории больше не требовалось. Первый звоночек о том, что скоро освободят от должности. Какая разница, что интересно ВИЛу, если он сам перестал кого-либо интересовать? По крайней мере, меня забирал каждое утро водитель: самостоятельно добираться и успевать вовремя в деловой центр без выделенной полосы было бы очень тяжело.
Из плюсов: мы стали больше общаться с Алиной. Часто созванивались по вечерам и могли болтать часами. Самое главное: она не замужем. Как оказалось, Алина симпатизирует «Детям Земли» – мечтателям, которые думают, что смогут изменить мир к лучшему, особо ничего не делая, а только указывая на очевидные проблемы современного мира. Можно подумать, что если сообщить всем о радиоактивных свалках, то они пропадут сами собой, без всякого плана действий. В остальном, она была славная девушка, с какой стороны ни посмотри.
Как всегда в восемь утра, я зашёл к ВИЛу. Он, как обычно, читал и попивал крепкий чёрный чай с двумя ложками настоящего сахара. Как всегда поджав ноги и загнув носки ботинок.
– О, Борис, – он был в хорошем расположении духа. – Доброе утро!
– Доброе утро. Как ваше самочувствие?
– Великолепно, спасибо. Не удивлюсь, если они во мне что-то подкрутили, чтобы я чувствовал себя лучше. Не помню, когда я чувствовал себя плохо. Борис Сергеич, а давайте с вами прогуляемся?
Я вскинул брови. ВИЛ сказал это так, будто гулял снаружи каждый день, хотя его ещё ни разу не выпускали из здания просто так.
– Пойдёмте-пойдёмте, – он решительно встал, словно прочитав мои мысли. – Всем давно на нас плевать, не переживайте.
Он оставил недопитый чай на столе и вышел из апартаментов. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Мы молча дошли до лифта и спустились в огромное фойе. Я напрягся, когда мы проходили мимо поста охраны, но никто на нас не обратил никакого внимания. ВИЛ, который уже давно носил современную одежду, ничем не отличался от остальных горожан. Разве что бородки такие теперь не в моде.
Он остановился на площади перед штаб-квартирой и зачем-то подставил лицо хмурому июльскому небу: похоже, скоро мог начаться дождь. ВИЛ с удовольствием набирал полную грудь воздуха и с шумом его выдыхал.
– Как же хорошо!
Он заложил руки за спину и неспеша пошёл по дорожке под шумящими, из-за ветра, лиственницами. Я пошёл следом, ощущая странную лёгкость и радость от того, что не придётся торчать целый день в уже порядком надоевшей штаб-квартире.
– Как мало надо для счастья, да? – ВИЛ громко рассмеялся.
Так мы проходили по дорожкам и улицам около часа. ВИЛ всё смотрел вокруг себя, словно кого-то или что-то искал.
– Я так понимаю, это что-то наподобие правительственного квартала? – наконец спросил он.
– Да. Здесь расположены офисы крупных компаний, несколько госучреждений и штаб-квартир.
Он вновь посмотрел вокруг себя. Мимо нас спешили мужчины и женщины, одетые по последнему слову моды или в шикарные деловые костюмы. По дорогам, почти неслышно, проносились машины последних моделей. По другой стороне улицы, неспеша, шли двое статных сотрудников частной охраны. Кажется, сотрудники «Монолита».
Мы медленно двигались по гранитному тротуару. Машины плыли рядом практически бесшумно, дроны мягко шуршали по выделенной дорожке. Вдруг ВИЛ остановился. Впереди, на перекрёстке, располагался уличный туалет. Такое ВИЛу явно было в диковинку: в гранит были вмонтированы два металлических люка. При приближении клиента, люк открывался и наружу выезжала прозрачная кабинка с унитазом, умывальником, сушилкой для рук и небольшим зеркалом. Как только человек заходил внутрь, стены кабинки переставали быть прозрачными и приобретали серый цвет. ВИЛ остановился и с прищуром стал смотреть на кабинку. Клиент вышел, стены вновь стали прозрачными, всё внутреннее убранство автоматически залилось водой с пеной под сильным давлением. Затем кабинка вновь ушла под землю.
– А что в других странах и в глубинке? Так же хорошо? – спросил ВИЛ.
– Нет. Хотя в больших городах может быть что-то подобное, но мало где.
– То есть, – уточнил ВИЛ, – пока здесь строят эти космические туалеты, где-то голодают люди? И за ту стоимость, сколько стоит этот туалет, можно прокормить кучу народа?
Я ничего не ответил. Я и сам видел подобный туалет второй раз в жизни, хотя всю жизнь прожил в столице.
– Ладно, хорошо. А где живёте вы? – вдруг спросил ВИЛ.
– В Юго-западном районе.
Мимо пролетела, с рёвом и мигалками, новенькая «скорая» нашей корпорации.
– Покажете мне где это?
– Владимир Ильич, я не уверен, что нам можно уходить так далеко.
– Бросьте, – ВИЛ махнул рукой. – Что мы с вами как дети, которые боятся уйти со двора? Ведите!
Он сказал это тоном, не предусматривающим никакого отказа. Я вздохнул и повёл его к метро, справедливо решив, что просить корпоративную машину сейчас будет неуместно.
Само собой, метро располагалось весьма далеко от штаб-квартиры «Ранасентии». По мере нашего удаления, пейзаж становился всё менее радостным и более прозаичным. Зелёных насаждений становилось всё меньше, наконец, они совсем пропали. Вместо закованных в сталь и стекло небоскрёбов по бокам улицы тянулись пыльные жёлтые дома старинной постройки. Они сплошь были увешаны всевозможными баннерами, давно выцветшими на солнце. На тротуарах толпились хмурые люди, толкались и ругали друг друга. Двое толстых государственных полицейских в неопрятной форме лениво выслушивали оправдания какого-то чумазого мальчишки. Он размахивал руками и тыкал пальцем в сторону переполненного мусорного контейнера, стоявшего в проулке и от которого тянуло тяжёлым зловонием. Картинка даже для меня была удручающая.
А вот ВИЛ наоборот оживился. Он с удовольствием осматривался вокруг себя, хмыкал и кивал, словно происходящее вокруг подтверждало какие-то его выводы.
– Вот это уже похоже на правду. Борис Сергеич, почему форма этих полицейских отличается от формы тех, что были в правительственном квартале?
– Там была частная охрана. Здесь – государственная.
– Ага. Значит у буржуазии и полиция собственная. Разумеется. А та скорая с логотипом вашей компании…
– Тоже частная, да, – я кивнул. – Она выезжает только к тем, у кого есть медицинская страховка организации.
– Разумеется, – повторил ВИЛ и направился к полицейским. – Что случилось, господин полицейский?
Служители закона равнодушно взглянули на него.
– Проходите, гражданин. Давай, рассказывай дальше, – полицейский смотрел на мальчонку.
– Ну и вот, – лепетал мальчишка, – полез я, значит, в бак, а там он. Жмурик. Я ещё подумал: уж слишком воняет из бака. Давно лежит.
Полицейские лениво кивали. Один из них откровенно посматривал в сторону закусочной на углу.
– А зачем ты полез в помойку? – ВИЛ обратился к мальчику.
– Дык это, – удивлённо ответил мальчуган. – Есть хотел.
ВИЛ покачал головой. Полицейские, наконец, стали обращать на нас внимание и ничем хорошим это закончиться не могло. Я подхватил ВИЛа под руку и повёл дальше.
– Лучше не вмешиваться, – бросил я ему на ходу.
– Не вмешиваться? Вы что, боитесь сотрудников правопорядка, Борис? Смею напомнить, что они обязаны вас защищать. Они живут на ваши деньги, Борис!
– Если б вы знали, сколько им платят… – пробормотал я. – На работу выходят, иногда ловят отморозков – уже хорошо.
ВИЛ усмехнулся и вновь покачал головой.
Наконец, мы добрались до спуска в метро. С неба стали капать первые тяжёлые капли дождя и мы поспешно спустились вниз. Никто не посчитал нужным вносить биометрию ВИЛа в базу данных, так что оплатить проход взглядом у него не получилось. Да и счёт у него вряд ли был, равно как и документы вообще какие-либо. Так что нам пришлось купить старую добрую карту для проезда.
– Двести за поездку – это много или мало? – ВИЛ кивнул на карту, когда мы отошли от кассы.
– Ну, если ездить только на работу и обратно, то немного.
– То есть доступный для всех транспорт, не такой уж и доступный, – кивнул ВИЛ.
Метро встретило нас рёвом поездов. Мы с трудом влезли в старенький вагон. Люди в метро стояли и сидели с отсутствующим взглядом, покачиваясь в такт движения состава. Только сейчас я подумал, что наверное стоило как минимум проконсультироваться с врачами прежде, чем тащить его в метро. Кто знает, может у воскрешённых совершенно не работает иммунитет и он может тут что-нибудь подцепить? Двери вагона со скрипом открылись и я поспешно вытолкал ВИЛа на станцию. Передо мной предстали до боли родные, разрисованные граффити и ругательствами, стены.
Когда мы вышли на поверхность, дождь уже закончился и в воздухе висела приятная прохлада, прибившая духоту и пыль к мокрому асфальту. Далеко впереди виднелись двадцатиэтажки моего микрорайона и я отправился туда, испытывая странное чувство стыда перед ВИЛом за состояние Юго-западного района столицы.
Мимо проносились машины, обдавая тротуары мутными брызгами из луж. Стоявшие на обочине проститутки с визгом отскакивали в проулки. Одна из них показалась мне странно знакомой. Я присмотрелся и не поверил своим глазам: это была Наташка Ефимова! Моя первая любовь! Она приветливо помахала мне рукой и направилась в нашу сторону.
Наташа широко улыбалась и цокала высокими каблуками прямо по лужам. Короткая блестящая юбка едва прикрывала попу, а топик еле закрывал грудь с торчащими, сквозь ткань, сосками. Оранжевые волосы были неаккуратно собраны в незамысловатую причёску. На лице лежал, наверно, сантиметровый слой косметики. Я пытался рассмотреть в ней умницу из нашего класса, с которой мы вместе познали трепет первых чувств и огонь первой близости. Получалось это неважно.
– Борик, привет, – весело сказала она, шумно чавкая жвачкой.
– Привет, – выдавил я из себя, неверяще рассматривая её. – Что произошло? Ты же… Ты хотела…
Она махнула рукой, звякнув кучей браслетов:
– Ой, да всё нормально, Борик. У меня всё хорошо. Ты как?
Она смерила меня взглядом и свернула ярко алые губы трубочкой, словно хотела присвистнуть. Потом посмотрела на ВИЛа. Он смотрел на неё совершенно безучастно и, кажется, скучал.
– Ты собиралась работать у своей мамы после школы, – вспомнил я.
После того, как мы закончили одиннадцатый класс, наши дороги разошлись: будучи из простой семьи, я отправился на учёбу в обычный госинститут. А вот у Наташки мама и старший брат работали в «Нова Вита» и её ждало прекрасное будущее IT-инженера после завершения корпоративного ВУЗа. «Нова Вита» занимается разработкой новой колонии на Луне и строительством орбитальной инфраструктуры, в дополнение к уже созданной. На мгновение, по лицу Наташи пробежала тень, но затем вновь вернулась натянутая улыбка.
– Не сложилось, – она пожала худыми бледными плечами. – Маму обвинили в измене и забрали. Потом забрали брата. Ну и куда мне было? Двадцать лет, образования нет, денег нет. Думала, что вот сейчас подзаработаю, а потом соскочу, но нет. Наверно, это моё призвание! Втянулась!
Она фальшиво рассмеялась и в её смехе отчетливо слышалась горечь. Я заглянул в её глаза и там, глубоко, наконец увидел ту весёлую девчонку, любящую весь мир и строящую такие огромные планы на жизнь. ВИЛ шумно вдохнул и медленно выдохнул.
– Что за милый старичок? – Наташа кивнула в сторону ВИЛа.
– Э! – откуда-то позади донёсся угрожающий крик.
В проулке, откуда вышла Наташа, стоял смуглый крупный мужчина в безразмерной белой футболке. Позади него стоял ещё один, поменьше, со шрамом через всё лицо. Другие девушки испуганно жались друг к другу у стены, поглядывая на этих двоих. Смуглый хмуро смотрел в нашу сторону и играл желваками. Его кулаки мерно сжимались и разжимались.
