Kitabı oku: «Сказание об амосикайях», sayfa 4

У отца была своя выщербленная флейта, которая по его словам переходила в поколения в поколение на протяжении четырнадцати веков. Об этом свидетельствовали тонкие зарубки на кости. Штука ценная и, несомненно, не единожды спасала жизни моих предков, так что, в некотором роде, я жил благодаря этому старинному музыкальному инструменту. И всё-таки я был рад, что у меня была своя флейта.

– Кецаль, тебе стоит запомнить одно правило в пустыне. И только одно, – скрипучим голосом начал Тайбо, поправляя чалму, дающую небольшую защиту от солнца.

– Спать нельзя, – закончил я.

– Именно, – кивнул отец. – Как бы сильно тебе не хотелось лечь или даже просто закрыть глаза в пустыне. Делать этого нельзя.

– Того, кто в пустыне глаз сомкнёт, Однобог к себе приберёт, – пропел я начало детской песенки, которую заставляли заучивать всех детей в Мюре.

– Область снов – это его территория. Так ещё было до того, как он стал собственно Однобогом.

– А как его звали, отец? До того, как он… Ну, ты сам знаешь, – я развёл руками, указывая на Малую пустыню, куда мы зашли настолько глубоко, что стены Мюра казались обманчивым миражом.

– На его имя наложили запрет. Амосикайи, когда прокляли отступника, отменили любые упоминания о нём и постарались стереть из собственной истории. Видимо, надеялись, что это поможет им сжечь его акции, – горько усмехнулся Тайбо.

– Неужели это совсем не помогло?

– Почему же? Помогло. Мюр до сих пор стоит, и туда Однобогу нет хода. В океан он тоже не может пробраться. Ему просто не пробиться сквозь других амосикайев.

– Но и другие амосикайи не могут ничего поделать с Однобогом? Неужели даже после того, как он был отменён, он остался настолько силён?

– Самого отступника может и отменили, но проклятие, которое на него наложили… Которое должно было лишить его сил… Оно и поддерживает его. Однобог заперт в одном теле и теперь не может атаковать людей тысячью кошмарных образов, как он делал прежде. Однако заперли его настолько крепко, что даже Смерть не может забрать его. А она пыталась. До сих пор плачется об этом, если налить ей седу.

– Но почему всесильные существа, которым под силу буквально всё, не могли предсказать такой исход?!

– Все амосикайи идиоты, Кецаль, – отец вздохнул. – Наши боги это сплошная насмешка над здравым смыслом, но других у нас всё равно нет.

Мы миновали очередную дюну голубого песка, и перед нами предстал круглый остов грандиозной пирамиды.

Она лежала в стороне от нашего пути и чтобы дойти до неё, надо было сделать крюк в несколько часов, но даже издалека пирамида потрясла меня.

– Насколько она огромна?! – я едва мог говорить от восхищения.

Тайбо скользнул по пирамиде равнодушным взглядом.

– Говорят, что в древние времена, когда она ещё была цела, её верхушка касалась облаков. И кохор, построивший пирамиду, мог наблюдать и общаться со звёздами в любое время, а ты знаешь, что именно так они и поддерживают свою власть.

– А почему вокруг неё разбросан… ЭТО ЧТО КВАРЦ?!

– Именно он! – отец едва не подавился от хохота. – Все наши современные монеты добыты из того кварца, что рассыпался после того, как была разбита великая обсерватория, на верхнем ярусе пирамиды. По легенде её стекло отражало свет звёзд, и ночью здесь было так же светло, как и днём.

– Невероятно… И эта пирамида стоит всего в нескольких часах пути от Мюра?

– От новых границ Мюра, – поправил отец. – В прежние времена мы бы ещё несколько дней не смогли покинуть города. Пирамида кохора даже близко не была центром. Сейчас мы идём по кладбищу старого мира.

Тайбо снял сандалии и ковырнул большим пальцем слой твёрдого песка, сквозь который торчали жухлые волоски бледной лугаль-травы. Мне открылась ровная твёрдая поверхность, сработанная из блестящего металла. Золото. Мы продвигались по древней золотой дороге, спрятанной от глаз пустыней.

– А что было в центре старого Мюра?

– Биржа амосикайев, – просто ответил Тайбо, – настоящая Великая биржа богов, а не то убогое подобие, что стоит сейчас у нас, в жалких крохах былого портового района, где обезумевшие от отчаяния предки, наконец, смогли дать отпор.

– От неё что-то осталось? От Великой биржи?

– Вряд ли. Туда люди не ходят, боятся, что именно там обитает Однобог. Скорее всего, она уже рассыпалась, как и все прочие здания. Это было тысячелетия назад.

– Пирамида ещё стоит, – заметил я.

– Это всего лишь фундамент, Кецаль. Он прочный, конечно и стоит на твёрдой земле, но и его сожрёт песок.

Первая ночь прошла спокойно. Мы шли под чёрным звёздным небом по ровной ложбине между дюнами, в основании которых изредка можно было разглядеть руины. Отец рассказывал мне истории про те районы, память о которых ещё пока сохранялась, а под конец мы шли и молча играли на флейтах.

С восходом стало легче, но не намного. Если бы не мясо краба, из-за которого усиленно работать челюстями и не пряный седу, которого отец захватил несколько бурдюков, то сон забрал бы меня в первую же ночь.

– Завтра уже должны добраться до цветка, судя по карте, – голос Тайбо скрипел как железо по стеклу.

– И останется ещё обратная дорога.

– Мы пройдём туда и обратно. Всего лишь несколько ночей без сна. Это не так уж и сложно. В старые дни была пытка лишением сна. Некоторые могли выдерживать до семи дней сплошного бодрствования. А им даже не давали седу, одну только воду. Нам предстоит всего четыре ночи, мы выдержим, сын.