«Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна» kitabından alıntılar, sayfa 6
Мне становится грустно. Я впервые понимаю, что не всякого человека, не всякую жизнь озаряет такая большая любовь… Бедная Поль! У нее, верно, этого не было… Грустно, когда в итоге всей жизни у человека есть только «моя семейства»: пальма в горшке и одноглазый попугайчик в клетке.
С этого памятного дня я заболеваю мечтой о геройстве!
Теперь, более шестидесяти лет спустя, я уже очень хорошо знаю, что в детстве и юности это болезнь — почти неизбежная. Как корь! Но у одних она проходит, даже бесследно проходит: уголок души, где жила тяга к героическому, с годами зарастает, как тот «родничок» на темени у грудных детей, — мяконький пятачок между черепными костями, — где, дотронувшись рукой, ощущаешь, как под пальцами бьется пульс. К годовалому возрасту этот «родничок» на голове обычно затвердевает, закостеневает, как и весь череп. Вот совершенно так же зарастает с возрастом у юных людей и «родничок» героики в душе. Но, вероятно, у всякого человека сохраняется на всю жизнь память о том, как в детстве и юности его манила мечта совершить что-нибудь прекрасное, героическое — подвиг! Ну, если не самому совершить, то хоть увидеть, как это делают другие. Хоть услышать о чьем-нибудь подвиге, хоть прочитать в книге о том, как совершают подвиги те редкие люди, которые сохраняют в душе «родничок» героики навсегда, до самой смерти!
-..Вас, пане доктор, другое спасает...
-Да?-смеется папа.-а что же, по-вашему, меня спасает?
-А то,-Томашова низко кланяется папе,-то, что вы людям-нужный человек...
Благословенны дороги, по которым мы уходим вдаль!..
Кто-то с кем-то ругается – ну какое до этого дело дедушке? Нет, он обязательно будет разбирать, кто прав, кто виноват, да еще сделает участникам перебранки строгое замечание: «Ругаться на улице неприлично! Человек должен быть человеком, а не свиньей!»
«Открой книгу на том месте, где ты вчера заложил закладку, и читай дальше»
– Умрете… – говорит Владимир Иванович. – Помяните мое слово: умрете…
– А вы – нет? – хохочет папа. – Вы такое средство придумали, чтоб не умереть?
– На соломе помрете, вот что!
– Знаете, Владимир Иванович, что на соломе помирать, что на бархате – все одно, удовольствие слабенькое…
Этот зеберь, я вам скажу, мадам, – это пункт в пункт человеческая жизня… Черная полоса – горе, а за ней белая полоса – радость, и так до самой смерти! И потому, когда начинается белая полоса, надо идти по ней медленно, тупу-тупу-тупочки, надо пить ее маленькими глотками, как вино…
– А когда потом приходит черная полоса, – с улыбкой спрашивает мама, – что делать тогда?
– Тогда, – очень решительно отвечает старичок в картузе, – надо нахлобучить шапку поглубже, на самые глаза, поднять воротник повыше ушей, застегнуться на все пуговицы, – и фью-ю-ю! – бегом по черной полосе, чтоб скорей пробежать ее! И самое главное, мадам, – старичок наставительно поднимает узловатый палец, – когда бежишь по черной полосе, надо все время помнить: за нею придет светлая полоса… Непременно придет!
Вот тут я впервые в жизни не то что поняла, а всем существом своим почувствовала: в театре всегда есть не только то, что зритель воспринимает глазами и слухом, то есть слова, которые произносят актеры, поступки, которые совершает тот или иной герой пьессы. Нет, есть еще всегда то, что не говорится и не делается, то есть то, что герой (и изображающий его актер) думает, чувствует, то, чего он хочет или чего он, наоборот, хотел бы избежать. Это выражается не словами и не поступками, а звуком голоса, движением глаз, непроизвольными движениями. Эту внутреннюю жизнь героя зритель воспринимает сердцем. Часто этим скрытым чувствам героя его слова и действия тоже противоречат."В рассветный час"
- Видишь это полосатое? - говорит он внуку. - Так это зеберь... - И, обращаясь уже к моей маме, старичок добавляет: - Этот зеберь, я вам скажу, мадам, - это пункт в пункт человеческая жизня... Черная полоса - горе, а за ней белая полоса - радость, и так до самой смерти! И поэтому, когда начинается белая полоса, надо идти по ней медленно, тупу-тупу-тупочки, надо пить ее маленькими глотками, как вино...
- А когда потом приходит черная полоса,- с улыбкой спрашивает мама,- что делать тогда?
- Тогда,- очень решительно отвечает старичок в картузе,- надо нахлобучить шапку поглубже, на самые глаза, поднять воротник повыше ушей, застегнуться на все пуговицы - и фью-ю-ю! - бегом по черной полосе, чтоб скорей пробежать ее! И самое главное, мадам,- старичок наставительно поднимает узловатый палец,- когда бежишь по черной полосе, надо все время помнить: за нею придет светлая полоса... Непременно придет!
