Мы с Зоей и Ритой не едим. Мы смотрим.
Зоя и Рита, перекормленные дети, для которых еда — надоевшее, неприятное дело, хуже наказания, во все глаза смотрят на этих ребят, весело, жадно уминающих картошку с селедкой. И хотя я расту в семье, где нет культа еды, меня к еде не принуждают, и я нередко вижу, как едят люди, проголодавшиеся после работы, едят со здоровым аппетитом, — но вот этого, что сейчас развертывается перед моими глазами, я тоже еще никогда не видела! Это — голод, застарелый, привычный голод, вряд ли когда-либо утоляемый досыта… (с)
— Да перестань волноваться! Если ты сама не умеешь никому сказать «нет» или «вы этого не умеете», так предоставь это мне!
— Но я боюсь, что ты не так сказал, — пытается возразить мама.
— Я был вежлив, как учитель танцев…
Теперь я знаю, что в том и есть секрет подлинного таланта: зритель, слушатель, читатель - даже если он смотрит пьесу или читает книгу в тысячный раз - должен волноваться, словно слышит и видит это в первый раз в жизни! Он должен трепетать от страстной надежды: "А вдруг сегодня конец будет новый, счастливый?" И только те писатели и актеры талантливы, которые умеют заставлять читателя и зрителя замирать в этом "а вдруг".
Ведь людей старят не годы - что годы! - нас старит не только свое, но и чужое горе, чужие беды, которые мы переживаем вместе с другими людьми, несправедливость, которая падает не на нас, а на других людей, а мы порой бессильны помочь. Ольга Дмитриевна прожила жизнь, глядя на мир словно с далекой луны. Это сохранило ее... Для кого? Очевидно, не для людей: к людям и их жизни она была равнодушна. А если не для людей и не для жизни, то, значит, ни для кого и ни для чего...
«Упал — встань. Расшибся — не хнычь. Дорога уходит в даль, дорога идет вперед!»
– Только не хандрите! – говорил он родителям. – Вы не смеете хандрить! Если раскиснете вы – золотые! – за вами вслед раскиснут все жестяные и оловянные, они отравят жизнь всему свету!
– А кому вы будете сочувствовать, если при вас два вора подерутся из-за награбленного добра? Никому, да?.. Правильно! Вор у вора дубинку украл. Нехай они этой дубинкой друг другу башку продолбают!
— Слушайте! — говорит Леня. — Вот сейчас будет бабушкина нота: ля бемоль. Бабушка мне много раз говорила: «Возьмешь ноту — ля бемоль, лиловую, сиреневую — и — слушай: это мой голос, это я с тобой разговариваю».
— Да, если ты бежишь, ты — не воин, ты — просто трус! Я первый тебя уважать не буду. А если отсиживаться дома и не ходить в институт, так это, галчоночек мой, то же самое! Они тебя обидели, а не ты — их, что же тебе от них прятаться?
-Так ведь не для всех же есть она, работа! -почти кричит папа. -А для кого работы нет, для тех один выбор: подыхай с голоду или воруй!