Kitabı oku: «Кто такая Мод Диксон?», sayfa 3

6

На рождественские праздники Флоренс домой не поехала. Матери сказала, что перелет стоит слишком дорого, хотя цены на билеты «ДжетБлю» начинались от семидесяти девяти долларов.

На Рождество она вновь отправилась в отель «Бауэри». В просторном лобби, выходящем на застекленную террасу, располагался бар, но большинство столиков были пусты. Флоренс села в кресло, обитое потертым желтым бархатом, и провела руками по подлокотникам. Когда подошла официантка, она заказала порцию виски «Гленливет» за четырнадцать долларов.

Книгу – «Быстроходный катер» Ренаты Адлер – и блокнот она положила перед собой на стол, но не открыла ни то, ни другое, а внимательно изучала окружающую обстановку. Отель напоминал заброшенный британский форпост в какой-нибудь экзотической колонии: картины, будто покрытые копотью, полы из терракотовой плитки, старинные ковры. Стены были украшены рождественскими венками и гирляндами.

Она заметила пожилого мужчину в сером костюме-тройке, с торчащим из кармана фиолетовым платком. Когда их взгляды встретились, он с усилием поднялся и подошел к ней шаркающей походкой.

Мужчина наклонился ближе, от него пахло спиртным и одеколоном.

– Еврейка или мизантропка? – Голос его напоминал рычание.

Она взглянула на него с отвращением, но ничего не сказала. Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Он сломался первым.

– Да ладно, милая, брось. Я не хотел тебя обидеть. Я, например, и то, и другое. Двойное удовольствие.

Мужчина издал хриплый смешок и тут же закашлялся. Вытащив платок, поднес ко рту. В мягких складках осело что-то влажное.

Подошла официантка и коснулась его поясницы.

– Давайте позволим этой милой леди спокойно допить свой напиток, хорошо?

Она осторожно повела его к креслу у камина, покуда он бормотал: «Она не леди. Эта – точно нет».

Флоренс допила остатки виски и пошла в туалет. Посмотрела на себя в зеркало. Потом открыла горячую воду, подставила руку и держала ее под струей, пока не почувствовала, что больше не может терпеть. Еще в университете она обнаружила, что этот ритуал – лучшее средство от приступов гнева и отчаяния. Потом вернулась к своему столику, оставила двадцатидолларовую купюру и пошла обратно к метро.

______

Вера провела Рождество со своей лучшей подругой Глорией и двумя ее детьми. В тот же вечер она рассказала об этом Флоренс:

– Уверена, они были не в восторге от того, что я целый день мельтешила у них перед глазами, но Глория ни за что не оставила бы меня одну. Я нисколько не виню тебя, что ты не приехала, но, знаешь, Глория не хочет, чтобы кто-то страдал. И Грейс, ее старшая! Ты не поверишь. Она руководит целым офисом «Голд Коуст Риалти» в Тампе. Только подумай: это же национальная корпорация. Плюс четверо детей.

– Мам, это точно не национальная корпорация, – возразила Флоренс. – Если, конечно, ты не перепутала название.

Вера громко выдохнула:

– Ладно. Тебя это, видимо, уже не впечатляет. Четверо детей и шестизначная зарплата. При этом она еще нашла время, чтобы купить мне рождественский подарок и…

– Я тоже купила тебе рождественский подарок, – прервала ее Флоренс, словно оправдываясь. Она послала матери сборник рассказов Лидии Дэвис, хотя знала, что книгу Вера вряд ли откроет. Какая-то часть Флоренс все еще отчаянно надеялась, что мать изменится; ей вовсе не доставляло удовольствия ее стыдиться.

– Ну, дорогая, мы же не чужие – конечно, ты купила. Но ты никогда не догадаешься, что мне подарила Грейс.

– Что?

– Зудлер!

– Я не знаю, что это такое, – спокойно сказала Флоренс.

– Знаешь, знаешь. Зудл, лапша из цукини.

– Уверяю тебя, я понятия не имею, что это значит.

Вера снова вздохнула.

– Хорошо, дорогая, можешь возвращаться в свою сказочную нью-йоркскую жизнь.

Флоренс с силой потерла лоб. Она не хотела обижать мать, но не справилась с собой.

– Прости, мам. Я уверена, это отличный подарок.

Слова подействовали мгновенно – мать успокоилась.

– Так и есть. В следующий раз, когда приедешь домой, я сделаю тебе зудл. На вкус они совсем как настоящая паста. Потрясающе!

– Договорились.

– Ой, а знаешь, кого я встретила на днях? Тревора. Такой славный мальчик. Он подошел и поздоровался со мной в торговом центре.

Все угрызения мгновенно испарились.

– Мам, ты же его терпеть не могла.

В старших классах Флоренс встречалась с Тревором, а Вера постоянно призывала ее с ним расстаться. Во многом именно назло матери она не прекращала отношения с ним более двух лет. Единственное, что их с Тревором объединяло, – глубокое, хотя и редко высказываемое убеждение, что они умнее других, – оказалось слишком слабой связью, чтобы удержать их вместе после школы.

– Ничего подобного, – возмутилась Вера. – В любом случае сейчас он крупный инженер в «Веризоне»⁴, и он спрашивал о тебе. Все не мог поверить, что ты в Нью-Йорке.

– И тем не менее я здесь, – сухо сказала Флоренс.

– Ты должна ему позвонить.

– С какой стати?

– Было бы неплохо, вот и все.

Флоренс знала, что это далеко не все, но спорить не стала. Если она не поддастся искушению, это будет ее настоящим рождественским подарком Вере.

– Хорошо, мам, может быть, я так и сделаю. Я люблю тебя. Счастливого Рождества.

– А я-то тебя как люблю, детка!

______

Время между Рождеством и Новым годом, пока офис «Форрестера» был закрыт, Флоренс планировала использовать для работы над собственным произведением. Но всю неделю ее преследовала та же проблема, что и два года назад, после переезда в Нью-Йорк: она не могла написать ни строчки.

Это был ее первый творческий кризис. После университета она осталась в Гейнсвилле и устроилась работать в книжный магазин, чтобы полностью посвятить себя писательству. Каждую свободную минуту она лихорадочно печатала на компьютере. Часто писала по ночам, прихлебывая чашку за чашкой разогретый в микроволновке рамен. Во время учебы она открыла для себя Роберта Кувера, Дональда Бартельми и Хулио Кортасара. Читая их, она чувствовала, что может шагнуть в другой мир, где сняты привычные запреты, разорваны связи между причиной и следствием, а впереди – только свобода. Она увлеклась этой идеей – создавать свою реальность и самой устанавливать правила.

Тогда она написала несколько странных и жутковатых историй. Ее любимая была о женщине, которая в течение многих лет по кусочкам ела своего мужа, пока не съела его полностью. Прочитав рассказ, Вера отметила ключевую, на ее взгляд, логическую ошибку: «Разве муж не понял бы, что жена его ест, и не набрал 911?»

В тот период мать чуть ли не ежедневно уговаривала ее найти настоящую работу. Спустя почти два года, получив массу отказов из литературных журналов, Флоренс сдалась. Она откликнулась на все вакансии в издательствах, какие только смогла найти, и приняла первое сделанное ей предложение: ассистент редактора в издательстве «Форрестер Букс».

Вскоре ее писательская продуктивность резко упала. Все началось после одного вечера в ее первую рабочую неделю. Большинство молодых сотрудников «Форрестера» каждую пятницу выпивали в баре «Рыжий жаворонок» недалеко от тоннеля Холланда, – довольно мутное местечко с липкими стойками, вселявшими в состоятельных финансистов уверенность, что они, несмотря на их дорогие костюмы, диетологов и роскошные квартиры в Трайбеке, все еще классные парни. Молодежь ходила туда пить пиво, которое с пяти до восьми вечера стоило всего пять долларов.

Для Флоренс это была первая пятница на новом месте. В шесть часов у лифта собралось несколько человек, направлявшихся в «Рыжий жаворонок», и они с Люси молча к ним присоединились. Флоренс с неудовольствием признала, что напугана не меньше подруги. Их новоиспеченные коллеги были уверены в себе и начитанны, непринужденно вели себя на литературных вечеринках с известными писателями. Девушки носили коктейльные платья с винтажными украшениями. Среди них Флоренс чувствовала себя самозванкой.

Их самопровозглашенным лидером была Аманда Линкольн. Она выросла в Нью-Йорке в семье обозревателя «Нью-Йорк таймс» и преуспевающего литературного агента, входившего в попечительский совет Нью-Йоркской публичной библиотеки. После колледжа в Долтоне продолжила учебу в Йельском университете, а затем стажировалась в журнале «Парижское обозрение». Иными словами, безупречная биография. Скорее всего, нога Аманды никогда не ступала в такое место, как Порт-Ориндж.

Когда все расселись за большим столом в глубине зала, Аманда подняла бокал и крикнула: «Чин-чин!» – Флоренс и Люси неуверенно переглянулись, но пробормотали ответное «чин-чин» вместе с остальными.

Помощница Саймона Эмили, дружелюбная уроженка Среднего Запада, повернулась к ним, пытаясь помочь освоиться:

– Так откуда вы, девчонки?

– Амхерст, – тихонько произнесла Люси.

– Ты там училась? – вмешалась в разговор Аманда. – Туда уехал мой брат. Стюарт Линкольн, не слышала?

Люси кивнула, правда, непонятно, в ответ на какой из вопросов. Дальнейших комментариев от нее не последовало.

– А ты? – Эмили обратилась к Флоренс.

– Я училась в Университете Флориды. В Гейнсвилле.

– О, круто, – сказала Эмили. За столом все одобрительно закивали. Сообщи она им, что у нее рак, их реакция была бы такой же подчеркнуто тактичной. Почти все они окончили университеты Лиги Плюща или им подобные.

– Бывала в доме Хемингуэя на Ки-Уэсте? – спросил Фриц.

Флоренс покачала головой.

– Потрясающее место. У них там эти шестипалые кошки – потомки его первого кота.

– Только не говори мне, что мы все еще делаем вид, будто Хемингуэй сейчас актуален, – воскликнула Аманда. – У нас что, урок английского в девятом классе?

– Господи, Аманда, да я просто сказал, что у него был шестипалый кот, – изумился Фриц.

Чуть позже, когда они пили уже по второму бокалу, около бара появился торговец розами – мужчина средних лет в оранжевой индийской курте.

– Нет ничего более пошлого, чем красная роза, – заметила Аманда. – Кто-то должен сказать этому бедняге, чтобы он начал продавать пионы. Будет хоть какой-то толк.

Все засмеялись, кроме Флоренс, которая молча смотрела на Аманду, слегка ошарашенная. Неужели кому-то могли не нравиться красные розы? И как вообще можно не любить Хемингуэя? Почему эта девушка, не старше Флоренс, позволяет себе столь бесцеремонно говорить такие кощунственные вещи?

Но это было только начало. Весь остаток вечера Аманда то и дело произносила имена и термины, которые казались не более чем беспорядочным набором слогов: Адорно, Пина Бауш, «Койяанискаци».

Дома, во Флориде, Флоренс всегда полагала, что она лучше, чем кто-либо в ее окружении, разбирается в вопросах культуры, искусства и стиля. Но в этом грязном баре она впервые в жизни почувствовала себя некомпетентной, а точнее, просто глупой. Она шла по жизни в беспечной уверенности, что знает больше всех, и вдруг поняла, что ничего не знает. Если бы в то утро ее спросили, она бы сказала, что красные розы – это самое изысканное, что можно придумать. И она даже не подозревала, что Хемингуэй уже стал объектом насмешек.

На следующий день она смотрела на пустую страницу на экране и испытывала незнакомое чувство: страх. Если красные розы оказались безвкусицей, в чем же еще она была неправа? Сколько других глупых ошибок могло возникнуть в ее тексте? Да и могла ли она вообще подумать о том, чтобы написать роман, не прочитав сначала Адорно?

Флоренс перечитала свои старые рассказы, и они показались ей детскими и корявыми. На самом деле она была благодарна Аманде Линкольн, этой надменной стерве, за то, что та дала понять, насколько скудны знания Флоренс, чем практически спасла от позора.

«Великое будущее» теперь казалось лишь одной из множества других возможностей, а не правом, дарованным ей богом. Вполне вероятно, что она станет редактором, а не писателем. Или вернется во Флориду, будет продавать дома или банковские кредиты. Никто ничего ей не гарантировал. И ничего не был должен.

Собственное «я» ускользнуло прочь так же легко, как пальто соскальзывает со спинки стула. Она переросла себя прежнюю, но как создать новую Флоренс с нуля? Она примеряла настроения и характеры, как наряды. Сначала ее заинтересовала безжалостность. Потом захотелось стать объектом обожания. Она верила в преобразующую силу новых сапожек, жидкой подводки для глаз и даже – о ужас! – берета, как будто самоощущение могло просочиться в нее извне, словно никотин из пластыря.

К тому моменту, когда Флоренс встретила Саймона Рида на вечеринке «Форрестера», она уже два года жила в Нью-Йорке, но так и не обрела свою истинную сущность. Она была кораблем без балласта, отчаянно кренившимся на волнах. Возможно, именно эта неустойчивость и привлекла к ней Саймона. Он был из тех мужчин, которых безудержно тянет к молодым переменчивым натурам, ведь Флоренс была далеко не единственной двадцатишестилетней женщиной, блуждающей в темноте в поисках своей идентичности.

Он должен быть понимать, что секс с молодой сотрудницей может разрушить и его карьеру, и его семью. Так зачем он это сделал? Флоренс не питала иллюзий насчет своей неотразимости. Она скорее подозревала, что у него была патологическая зависимость, не обязательно от секса, но от вида собственного отражения – могущественного, самоуверенного, желанного мужчины – в глазах закомплексованной девушки. Да и скандал такая вряд ли поднимет.

И он оказался прав – она этого не сделала.

7

Офис «Форрестера» открылся второго января. Через несколько дней Агата попросила Флоренс отвезти пакет с отредактированными книгами автору, которого на тот момент обхаживала. Писатель жил в восточной части 87-й улицы. День выдался не по сезону теплый, и Флоренс обрадовалась, что у нее появился повод выйти из офиса.

Она отвезла книги, но сразу возвращаться на работу не стала, а повернула на юг и прошлась по симпатичному парку, идущему вдоль Ист-Ривер.

На 84-й улице ее внимание привлекла толпа, собравшаяся на противоположной стороне перед большим особняком. Это были женщины, в основном темнокожие. Из-под куртки одной из них виднелась серая юбка горничной, точно у персонажа какой-нибудь пьесы. Несколько белых женщин болтали друг с другом или смотрели в телефоны.

Двухстворчатые двери особняка распахнулись, и наружу, словно кровь из носа, хлынул поток девочек в красных клетчатых юбках. Флоренс прочла золотую табличку над дверью: «Школа Харвик». Здесь учились дочери Саймона: об этом писали в статье о его жене в «Вэнити Фэйр». С любопытством оглядев ожидающих матерей, но не найдя среди них Ингрид, Флоренс решила понаблюдать и присела на скамейку напротив.

Большинство детей уселись в ожидавшие их автобусы, но не в рейсовые желтые, на которых Флоренс ездила во Флориде, а в заказные, с велюровыми сиденьями и туалетом, больше напоминавшие экскурсионные. Грузная учительница со свистком на шее громко подгоняла учениц:

– Девочки, первый автобус отправляется через пять минут! Проходим, проходим!

Только после того, как автобусы отъехали, няни и матери разошлись вместе с детьми, а учителя вернулись в школу, Флоренс встала и направилась к метро.

______

Вернувшись в офис, Флоренс ковырялась вилкой в салате, в котором оказалось слишком много заправки, когда ее окликнула Агата.

Флоренс привычно подкатила на стуле к ее кабинету.

– Да?

– Ты уверена, что здесь двойная порция нута? – Агата скептически указала на тарелку овощей, которую Флоренс взяла для нее в ресторанчике в соседнем квартале.

– Эээ, ну да.

На самом деле про добавку нута она совершенно забыла.

– Кларе это не нравится, – заявила Агата. – Клара хочет нут и дома заставит свою мамочку наесться хумуса.

Флоренс кивнула и улыбнулась. Но поскольку Агата, похоже, ждала продолжения, спросила:

– Извини, а кто такая Клара?

– Я разве тебе не сказала? Мы с Джошем наконец определились с именем.

– Клара? Симпатичное имя. – Флоренс сделала паузу и добавила: – Кажется, так звали мать Гитлера.

Агата замерла, на пластиковой вилке повис лист салата.

– Что?

Флоренс попыталась сдать назад:

– Ну, вообще-то не совсем. У немцев оно пишется по-другому…

Агата продолжала смотреть на нее в молчаливом недоумении.

– Да неважно, – поспешно произнесла Флоренс. – Хорошее имя, мне нравится.

Она помолчала.

– Да уж, у беременных бывают такие заскоки. Моя мать говорила, что ее ужасно тянуло на филе-о-фиш, когда она меня носила.

Агата начала медленно кивать:

– Да-да.

Она постепенно оживилась, почувствовав интерес к теме.

– Говорят, от рыбы будущий ребенок становится умнее. Особенно полезен лосось, надо только следить за уровнем ртути. Наверное, поэтому у нее была такая тяга. Матушка-природа знает, что делает.

– Ну, или она рекламирует «Макдоналдс», – усмехнулась Флоренс.

– «Макдоналдс»?

– Ну да, филе-о-фиш. Рыбный бургер.

– Ой, я думала, ты говоришь просто о рыбном филе. На самом деле я никогда не была в «Макдоналдсе».

– Да перестань! Наверняка была.

Агата покачала головой.

– Но ты должна была там побывать. Все когда-то да бывали в «Макдоналдсе».

– Только не я. Ты вообще знаешь, сколько гормонов у них в мясе?

Флоренс готова была поспорить, что в Америке каждый хоть раз ел в «Макдоналдсе». Как могла Агата с таким пренебрежением отвергать то, что миллионы людей делают каждый день, и при этом отказываться от эпидуральной анестезии лишь потому, что какие-то африканские мальчишки вынуждены лупить себя палками?

До той вечеринки Флоренс и в голову не приходило, что она может осуждать Агату. Она моложе, у нее нет опыта, достойной зарплаты, мужа, детей. То есть всего того, что ценит Агата. Но то, как пренебрежительно Саймон произнес ее имя в баре, словно приподняло завесу и обнаружило в начальнице что-то нелепое. Это новое восприятие сбивало с толку. Если Флоренс не равняется на Агату, то что она вообще здесь делает? Неужели эта работа и правда поможет ей стать писательницей?

«Несчастна та страна, которая нуждается в героях». Но страну, где единственным героем была Агата Хейл, счастливой тоже не назовешь.

______

В пять часов вечера Агата ушла, а Флоренс осталась, чтобы закончить работу над рукописью, которую ей дали несколько дней назад. В половине восьмого, когда она уже отправляла свои замечания по электронной почте, зазвонил рабочий телефон. Это был Саймон, и по радостному возбуждению, которое он тщетно пытался скрыть, она поняла, что он пьян.

– Флоренс! Ты здесь! Что ты так поздно делаешь на работе?

– Гм, работаю…

– Глупости. Незачем в это время вкалывать. Давай встретимся. Мне точно надо тебя образумить.

– Встретимся сейчас?

– Пять минут назад. Нет, вчера! Давай, беги со всех своих прекрасных ног.

Флоренс сжала губы, чтобы подавить смешок.

– Я думала, ты меня слишком уважаешь, чтобы ставить в такое положение.

– Это не про меня. Нет, на самом деле я тебя ни капли не уважаю. Полное презрение – вот что я испытываю. К тебе и к Иди Амину, вы в моем списке. Позволь мне показать, насколько сильно я тебя не уважаю.

– Ты сейчас серьезно?

– Совершенно серьезно. Встретимся в отеле «Бауэри» через тридцать минут. Я закажу номер на имя Мод Диксон, как тебе? Легко запомнить.

Флоренс повесила трубку и поднесла руку к лицу. Ощутила, как горят щеки. Потом взяла пальто и сумку и поспешно вышла из офиса, смутно надеясь, что кто-нибудь спросит, есть ли у нее планы на сегодняшний вечер. Если бы она рассказала Люси о первой встрече с Саймоном, то с удовольствием поделилась бы подробностями и сейчас. Но она сохранила все в тайне, зная, что Люси встревожится и осудит ее, хоть и безуспешно попытается не показать виду.

Флоренс потратилась на такси и приехала в отель раньше Саймона. Как он и обещал, номер был забронирован на имя Мод Диксон. Войдя в комнату, она села на стул у окна и постаралась принять непринужденный вид. Стоит ли ей раздеться? Нет, это было бы слишком нелепо. Она скрестила ноги, потом выпрямила их. Пожалела, что не надела белье получше.

Через час он так и не появился.

Она достала блокнот, который всегда носила в сумке, и начала писать короткий рассказ о молодой женщине, ожидающей своего любовника. Потом вырвала страницу и бросила ее в мусорное ведро. В десять она легла в постель, поставив будильник на шесть утра. Ей придется заехать домой, чтобы переодеться, прежде чем вернуться в офис.

Через несколько часов ее разбудил телефон в номере.

– Флоренс, мне очень жаль, – прошептал Саймон на другом конце провода.

– Что случилось? – спросила она, тоже почему-то шепотом.

– У тестя случился сердечный приступ. А у меня не было номера твоего мобильного.

– С ним все в порядке?

– С кем, с Биллом? Нет. Он умер.

– Ох.

– Да уж.

– Ты можешь приехать сейчас?

– Нет, мне придется остаться здесь. Послушай, это было безумие. Полное безумие. Я не должен был тебя в это втягивать.

– Да все нормально.

– Нет, это ненормально. Но спасибо, что так сказала.

Оба повесили трубку, и Флоренс тотчас почувствовала себя дурой. Зачем было спрашивать, может ли он приехать? Она выставила себя такой жалкой и навязчивой. Совсем как мать.

Флоренс откинулась на подушку и уставилась в потолок, пытаясь ощутить сочувствие к Ингрид. Но как сочувствовать утрате того, чего у нее самой никогда не было? Между «потерять» и «не иметь» была принципиальная разница. В конце концов, никто никогда ей не сочувствовал, что она растет без отца. Напротив, она считала, что это с ней что-то не так и отца она не заслужила.

Все, что Флоренс знала об отце, это его имя, которое она выпытала однажды у матери в День благодарения, после того как та опустошила на три четверти бутылку шираза. Она надеялась, что услышит что-то солидное, например, Джонатан или Роберт. Но нет. Оказалось, Дерек – имя немногим солиднее, чем вилла с пластиковым сайдингом. Звучит как «ханурик». Уж лучше бы просто Билл, гораздо более подходящее имя для отца.

Она села и нащупала пульт. Сна как не бывало. Листая список предлагаемого видео, она наткнулась на «Предвестник», малобюджетный инди-фильм, снятый несколько лет назад, с Ингрид в одной из ролей. Флоренс выбрала его. Начав смотреть, она нажала на паузу как раз на кадре, в котором крупным планом показывали лицо Ингрид с растянутым в блаженной улыбке ртом.

Флоренс внимательно разглядывала женщину на экране. Нет, то, что она испытывала к Ингрид, жалостью не было. Это было совсем другое чувство, очень далекое от жалости.

______

Наутро она не поехала домой переодеваться и пришла на работу в той же одежде, что и накануне. Подумала, это вряд ли кто-то заметит.

В метро она открыла страницу Ингрид в Инстаграме. Последняя фотография запечатлела залитую солнцем вазу с нарциссами. Подпись гласила: «Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет»⁵. Флоренс подумала, что Билл, вероятно, не был готов к активному бунту против смерти – сердечный приступ случается неожиданно, – но пост выглядел очень трогательно. И успел набрать более четырехсот комментариев и две тысячи лайков. Она неуверенно нажала «нравится», потом занервничала и удалила свой лайк.

Тут у нее мелькнула мысль, что, возможно, сегодня Ингрид сама заберет детей из школы. Они могут быть слишком эмоционально неустойчивы для поездки на автобусе, пусть и заказном.

Когда Агата пришла на работу, Флоренс сообщила, что днем она записана на прием к врачу.

Агата рассеянно кивнула:

– Без проблем.

У школы Харвик Флоренс была без десяти три. Она села на ту же скамейку напротив, где сидела накануне, и открыла «Сиденье водителя» Мюриэл Спарк. Когда двери школы распахнулись, она достала телефон и вывела на экран фотографию дочерей Саймона, которую нашла в интернете. Снимок был сделан прошлым летом в Норт-Форке на благотворительной акции в помощь бездомным животным. На нем младшая девочка, Табита, бережно держала на руках тощего и испуганного чихуахуа, а старшая, Хлоя, стояла рядом, победно растопырив два пальца. Позади них, обнявшись, безмятежно улыбались Саймон и Ингрид. Флоренс по очереди увеличила каждое лицо.

Потом подняла глаза и оглядела толпу школьников, собравшихся снаружи. Молодая учительница пыталась усадить их в ожидавшие автобусы, но ее тихие увещевания не имели никакого эффекта. Несколько девочек окружили одноклассницу с айфоном в руках – среди них Флоренс заметила Хлою. Класс седьмой или восьмой. Хлоя величественно взмахивала руками, как театральная актриса, правда, для дочери Ингрид она оказалась слишком упитанной. Флоренс навела на нее камеру телефона, увеличила изображение и сделала снимок. Она поймала кадр с хохочущей Хлоей и подумала, что, когда ты только что потеряла дедушку, не пристало так веселиться. Интересно, что сказала бы на это Ингрид?

Но Ингрид так и не появилась. Девочки забрались в первый автобус, и Флоренс подождала, пока он отъедет.