Kitabı oku: «Город, где начинаются дороги», sayfa 4

Она устроилась поудобнее на пахучем сене и огляделась. Налево, сразу за весёлыми полянками, поднимался лес, направо расстилалось поле. С краю, возле поворота дороги, на зелёном пригорке, стояли три высокие стройные берёзки. На одной из них, самой кудрявой и красивой, сидели две девушки. Они раскачивались на ветвях (пожалуй, слишком тонких, чтобы выдержать человека), перебирали свои длинные волосы, о чём-то переговаривались и смеялись. Их длинные белые рубашки почти сливались с берёзовой корой.

– Смотри! – подскочила Люда. – Это кто, русалки?

– Русалки, – улыбнулась Радослава. – Сейчас их время, вот и веселятся.

– Я видела одну, когда к бабушке Велимире шла, возле ручья. Они разве не у воды должны?

– У воды их чаще можно увидеть, но и на поля русалочки приходят, поиграть да порезвиться. Они дожди посевам приносят.

– Значит, они хорошие?

Радослава засмеялась.

– Не про всякого Бога сразу скажешь, плохой он или хороший, а уж про Духов и подавно. Вот река – она хорошая или плохая?

– Хорошая, конечно!

– А ежели половодье сильнее обычного, да деревню подтопит, тогда какая?

– Тогда уже не очень…

– А лес хороший или плохой?

На этот раз Люда задумалась, принялась рассуждать:

– Ну… в лесу грибы, ягоды, звери всякие – на них охотятся. Деревья кислород дают… – нет, пожалуй, в сказках про кислород ещё не знают, надо что-то другое… Ага, вот: – Дома из дерева строят. Значит, лес хороший. Но там и заблудиться можно… А ещё волки! Они овечек таскают, а лисицы – куриц.

– Вот видишь, выходит, лес тоже и плохой, и хороший?

– Но ведь без лесов и рек жить на Земле было бы невозможно! – эх, не объяснить Радославе про круговорот воды в природе и фотосинтез! – А то, что волки приходят или половодье, с этим ведь что-нибудь сделать можно!

– Конечно, – легко согласилась Радослава. – Никто не поставит дом у реки, не поглядев сперва на неё весной, не сделав заметку, докуда вода поднимается. А после подумают-подумают да и отойдут ещё подальше – а ну как весна не самая бурная выдалась?

– Ну вот! – победно улыбнулась Люда. – Значит, река всё же хорошая!

– И река, и лес, и русалки, и лешие – все хороши для того, кто умеет с ними рядом жить.

– Радослава, а ты тоже можешь с ними разговаривать?

– С Духами-то? Могу.

– И колдовать умеешь?

– Так, как мои тётушки, нет. На это жизнь положить надо, а я замуж хочу да деток побольше. Ну а для своей семьи каждая женщина – ведьма.

– А что ты умеешь?

– Дом очистить могу, коли тёмное что заберётся, травы целебные знаю, обережьем владею.

– Ух, ты-ы-ы! – восторженно протянула Люда. – Здорово, когда такие тётушки!

Радослава улыбнулась:

– Положим, с Духами разговоры вести – это, правда, от тётушек, но всему прочему любая выучиться может.

– И я?!

– И ты.

– Ага, – хмыкнула Люда, – у нас ведь колдуний нет, кто же меня научит?

– Кто ищет умения, найдёт и учителя, – уверенно произнесла Радослава.

Деревня, в которую въехали немного погодя, оказалась не такой большой, как представлялось Люде, – дворов десять, рассыпанных по высокому речному берегу. У ворот крайнего дома сидел, щурясь на солнышко, старичок. Радослава с ним поздоровалась, и Люда вслед за ней.

По обочине прошла девушка с коромыслом. Шаг её был плавным, спина – ровной.

– Вот это осанка! – вполголоса восхитилась Люда, провожая девушку взглядом. – Под такой-то тяжестью!..

– Будешь горбиться да шаркать – половину разольёшь по пути, – усмехнулась Радослава.

Люда вспомнила, что однажды видела где-то в чулане у бабули Нади старое коромысло. «Надо будет попробовать!» – решила она.

Впереди послышался шум. На лужайке между двумя домами шла драка. Двое мальчишек катались по земле, отчаянно мутузя друг друга, ещё четверо стояли кружком, громкими возгласами подбадривая дерущихся. Было видно, что это не ссора, а «товарищеский поединок».

Снизу от реки тоже доносились радостные крики – ребятишки плескались у берега, плавали, ныряли и брызгались водой. Иногда брызги долетали до мостков, где женщины стирали бельё. Тогда на шалунов замахивались мокрыми жгутами и обещали отходить по спине и ниже. Звучало оно, впрочем, не особенно грозно.

Люда смотрела вокруг, и ей казалось, будто она сама когда-то жила вот в такой – или похожей – деревне. Стирала бельё в реке, ходила на колодец за водой, носила вышитые рубахи… Может, даже и колдовать умела…

Вывернув из деревни, дорога некоторое время шла вдоль реки, а потом углубилась в лес. Радослава остановила коня, достала из узелка ватрушку, кусочек сыра и яйцо, соскочила с телеги и подошла к большому пню, который стоял чуть в стороне от дороги. Положила на него снедь, обернулась к лесу и проговорила:

– Здрав будь, Хозяин! Не побрезгуй угощением. Позволь через владения твои проехать, да назад вернуться.

Поклонившись, Радослава вернулась на телегу и тронула коня.

– С кем это ты? – на всякий случай шёпотом спросила Люда. – С лешим, да?

– С ним.

– И видела его?!

– Нет, не показался.

– А услышал?

– А ты обернись.

Люда привстала и посмотрела назад. Угощение с пня исчезло.

– Ой!.. Забрали…

– Выходит, услышал, – улыбнулась Радослава, – и принял.

– Если без угощения придёшь, то что? В лес не пустит?

– Пустит, ежели по-хорошему. Да и по-плохому пустит, а вот выпустит ли – уже вопрос.

– По-хорошему это как?

– Людмила, неужели ты не знаешь, как себя вести в лесу?

– Ну… знаю, как всегда говорят: не мусорить, костров не жечь, деревья не ломать, цветы не рвать… Но я не понимаю. Вот не мусорить – это ясно, а если человек ночью в лесу – без костра же холодно будет, и звери напасть могут. А ещё здесь вон все дома деревянные, значит, деревья рубили. И печи дровами топят. И у нас такие деревни есть, где ещё печки стоят, и деревья нужны на дрова. Это по-хорошему или нет?

– Хорошее и плохое от человека зависит, как сделает, так и будет. В дом заходишь, с хозяевами здороваешься? Так и здесь, поздоровайся да разрешения спроси. А войдёшь в дом, знаешь ведь, что гость ты тут, и хозяева смотрят и всё подмечают, что и как делаешь. Как себя поведёшь, так тебя потом и приветят: снова позовут али дальше порога не пустят. Так и в лесу хозяин зорко следит за гостями. За непрошеными, что вломились не сказавшись, зорче вдвойне. Если по забывчивости али по незнанию не поздоровались, но ведут себя правильно, так и сердиться не станет. А то ещё и покажется – познакомиться. Впредь здороваться будут.

– Радослава, всё-таки что значит вести себя правильно?

– А как хочешь, чтобы с тобой обходились. Не любишь поди, когда обижают? Так и лес не любит. Ты вот верно сказала, сор не оставлять, цветы без толку не рвать, а коли ягоды или грибы собираешь, или травы какие, так не обирай всё подчистую вокруг себя. Оставь птицам и зверям полакомиться, оставь травку расти на старом месте. Сама же на будущий год снова придёшь, вот и подумай загодя, подарит тебе полянка ягод спелых да травы целебной али нет. Корешки копаешь – попроси прощения за нанесённую обиду, объясни, что не забавы ради, а для дела. И с деревьями то же, их зимой рубят, когда душа древесная спит, в корнях спрятавшись. Тогда они боли не чувствуют. Весной проснётся древесный дух, потянется вверх, и вырастут у старого пня молоденькие побеги, а из них – новые деревья. А ежели нужда пришла летом дерево срубить, так повинись да расскажи свою нужду, а уж потом руби. В костёр же и вовсе только сухие ветки да сучья годятся, их в любом лесу вдосталь. А развёл костёр – так следи за ним. Тебе же друг нужен, который согреет и накормит, а не буян, что всё вокруг сожрёт, да и тебя не пожалеет. Переночевал – поблагодари полянку за приют, огонь за тепло. Он тебя всю ночь грел, теперь ему на покой пора, вот и усмири его, убаюкай, да крепко, чтобы сам собой не проснулся. Тогда и беды не будет. Тогда и встречать тебя в лесу будут как гостя доброго.

– И охотники здесь тоже добрые гости? – спросила Люда, уже предчувствуя ответ.

– Конечно. Им вовсе нельзя по-другому. Начнёшь пакостить, сперва без добычи воротишься, а там, гляди, как бы без головы не остаться. Хозяин суров, но справедлив. Тому, кто с благодарностью да меру знает, всегда охота удачная будет.

– И рыбаки так же, да? С водяным дружат?

– С Водяным подружиться сложно, – усмехнулась Радослава. – Нрав у него иной, переменчивый шибко. Но всякий нрав уважение понимает, так что и с ним договариваются. Кто в самом деле с Водяным знается, так это мельник. Ему иначе никак, поссоришься с Хозяином реки – всю деревню без муки оставишь. Мельница-то у нас водяная.

Будто лёгкий ветерок повыдувал у Люды из головы всякий там «фотосинтез». Да и нужны ли умные школьные слова там, где люди умеют разговаривать с Лешими и Водяными, приходят в лес, как в гости к добрым друзьям, и берут ровно столько, сколько необходимо?.. Люда вспомнила книжку про Маугли. Там звери жили по Закону джунглей, который запрещал хищникам убивать больше, чем те могут съесть. «Хорошо бы все люди в мире это понимали», – вздохнула она.

Яркий летний день плыл над лесом. Берёзки тихонько о чём-то переговаривались на своём языке, шелестя листочками. Высокие сосны – многие не в один обхват – казалось, смотрели на двух путниц ласково, как на внучек. «Они ведь, наверное, ещё Радославиных родителей детишками помнят, – подумалось вдруг Людмиле, – а может, и бабушек-дедушек… И река, что у деревни течёт, и весь лес… всех знают и всех помнят… Как же это правильно!.. И лешие с водяными…» – мысли смешались с шумом леса, с птичьим гомоном и перестуком копыт, Люда не заметила, как задремала.

– Людмила!

Старшая сестрица зовёт… Наверное, Люда уснула на сеновале под стук дождя по крыше, и её все потеряли…

– Людмила, просыпайся.

Если «просыпайся», значит, уже нашли… Ой, а кто нашёл? У неё ведь нет старшей сестры. И сеновала у них тоже нет…

Люда открыла глаза, окончательно возвращаясь из сна в реальность.

Телега стояла на обочине дороги, проходившей через какую-то деревню. Так сначала показалось Люде. Но, оглядевшись как следует, она поняла, что это уже не совсем деревня. Дворы, конечно, были обнесены такими же заборами, и дома за ними, были деревянными, но совсем близко виднелся… да, забором уже не назовёшь. Люда поняла, что это ограда вокруг города. Дорога шла прямиком к воротам.

Радослава тем временем развязывала припасённый из дома узелок.

– Сейчас перекусим да и отправимся каждая в свою сторону. Ты дальше в Город, а я домой.

День заметно склонился к вечеру, и Люда обеспокоилась:

– Ты же, наверное, только к ночи доберёшься до дома. Не страшно?

За себя почему-то страшно не было – она же в Сказке.

– Здесь дороги безопасны, – ещё больше успокоила Радослава. – Батюшка бы иначе не отпустил. Да и день нынче долог. До сумерек-то я уж близко к дому буду, а в своих лесах чего бояться?

– А мне сейчас куда? – спросила Люда. – Город же большой, наверное. Где мне Мишку искать?

– Вот уж не знаю, большим ли, маленьким ли для тебя Город станет, – усмехнулась Радослава. – Ты, главное, ступай смело, да крепко в голове держи, зачем идёшь. Тогда он тебя нужными дорогами быстро выведет.

– К Мишке?

– И к Мишке, и к Ворону, и потом на Поляну Костров.

Люда кивнула. Дожевала ватрушку, запила её квасом, который непостижимым образом остался прохладным, несмотря на жаркий летний день.

Пора было прощаться.

– Спасибо тебе за всё, Радослава!

– Доброго пути, Людмила!

– И тебе доброго пути до дома.

Люда соскочила с телеги, помахала на прощание рукой и зашагала по дороге, ведущей к воротам Города.

Ковбой Гарри

Мишке показалось, что головокружительная скачка продолжалась целую вечность.

Как бы чудесно ни было мчаться на резвом мустанге, какой бы восторг и предчувствие приключений ни распирали его, он всё-таки здорово устал и вздохнул с облегчением, когда конь снова перешёл на шаг. Мишка выглянул из-за спины индейца и увидел высокий каменистый холм, кое-где поросший травой. На его подножье падала тень от высокого дерева, одиноко стоявшего на открытой равнине в стороне от двух небольших рощиц. «Рисунок! – понял Мишка. – Место и время встречи!»

Возле дерева никого не было, и Токалу Ска огляделся с явной настороженностью. В этот момент из ближайшей к ним рощи показался всадник. Не индеец. На нём была светло-синяя рубашка и чёрный жилет, а то, что издали можно было принять за широкие кожаные штаны, оказалось особым предметом одежды, который ковбои Дикого Запада надевали поверх штанов. Мишка не знал, как правильно называются эти кожаные ноговицы, но назначение их понимал: они защищали ноги всадника от ушибов и острых веток. Образ ковбоя дополняли характерная тёмно-коричневая шляпа и клетчатый шейный платок. Мишка гадал, окажется ли у него на поясе пистолет, но пистолета не было.

В отличие от индейцев ковбой сидел верхом в седле и управлял лошадью с помощью уздечки.

В первый момент при появлении незнакомца Мишка встревожился: белый человек мог оказаться врагом. Но, заметив Токалу Ска, ковбой поднял руку, и вождь ответил таким же приветственным жестом.

– И как это ты ухитряешься приехать первым, даже если встречу назначаю я! – вместо «здравствуй» выпалил ковбой, когда они сошлись в тени раскидистого дерева.

– Хау, брат. Я тоже рад тебя видеть, – ответил индеец, как показалось Мишке, пряча усмешку.

Стало быть, это и есть Отаэйе. И ничего удивительного, что вождь назвал его братом. Индеец так может обратиться и к другу, и просто к доброму знакомому.

– А это кто? – спросил ковбой, глядя на Мишку.

– Вакпа Ку, – ответил вождь. – Он ищет собаку. Она убежала с твоим посыльным.

– Собаку? Эту, что ли? – Отаэйе громко свистнул, и откуда-то из-за деревьев выскочил… Верный!

– Верный! – закричал обрадованный Мишка. – Верный, ко мне!

Пёс его узнал. Подбежал, виляя хвостом-колечком, прыгнул, лизнул в щёку. Мишка крепко схватил его за ошейник, чтоб не вздумал больше никуда удирать. Теребя густую шерсть на загривке, он принялся выговаривать бродяге за своевольное поведение:

– Разбойник ты, Верный! Сбежал от хозяина, а я тебя ищи, да? Вон в какую даль забрался. Василий Дмитриевич уже, наверное, в полицию заявил, что тебя украли. Ни стыда у тебя, ни совести, бандит!

Так мама всегда говорила, если дети безобразничали: «Ни стыда у вас, ни совести!» Мишка постарался произнести эти слова строгим голосом, хотя, если по правде, на «бандита» он ни капельки не сердился. Даже был ему благодарен, ведь без Верного не было бы этого путешествия, не было бы индейцев и приключений!

Кстати, о приключениях.

– …видел отряд солдат, – говорил Отаэйе. – Они ехали к форту и везли с собой двух пленных. Я стоял за деревьями, они меня не заметили, зато я смог как следует их разглядеть. И пленников тоже. Это были твои разведчики, Токалу! Я узнал Вáнбли.

– Ты уверен? – ровным голосом спросил Токалу Ска.

– Да не сойти мне с этого места! Я бы вчера ещё предупредил, но уехать никак не мог.

Мишка замер. Вот, значит, какая она – сказка… Значит, и здесь солдаты хватают индейцев, связывают и увозят в свои форты. И здесь гордые племена тоже идут по тропе войны, чтобы отстоять свои земли и свою привычную жизнь. Хорошенькое дело!

– Пленные остались в форте? – спросил вождь.

– Пока они точно в форте. Но это ещё не всё, брат. На днях в форт пришёл большой отряд из Ривер-тауна, зачем – не знаю. Сидят тихо, вроде ни к чему серьёзному не готовятся, даже ходят слухи, что собираются вскоре уезжать обратно. И я очень надеюсь, что так оно и случится. Не нравится мне соседство с большими отрядами солдат, редко из этого получается что-то хорошее…

Отаэйе говорил ещё про форт, про солдат, про неприятности, которых от них можно ожидать. Токалу Ска молчал. Мишка смотрел на него и ждал. На лице вождя не отразилось ни тревоги, ни огорчения, только показалось, будто он мгновенно разучился улыбаться. Совсем. Лицо было спокойным и сосредоточенным.

Вождь почувствовал Мишкин взгляд. Посмотрел на него и снова повернулся к Отаэйе.

– Выполни мою просьбу, брат. Отвези мальчика и собаку в Город.

– Ладно, отвезу, – кивнул ковбой. – А ты что намерен делать?

– Вернуться в стойбище, собрать воинов. Затем напасть на форт и освободить пленников.

– Постой! Ты разве не слышал, что я сказал? – ковбой не на шутку обеспокоился. – В форте крупный отряд, соваться туда сейчас – безумие! Тайком вы не проберётесь, а если полезете напрямик, вас перестреляют, как куропаток! Подожди хотя бы, пока эти из Ривер-тауна уберутся к себе.

– Они могут увезти пленных с собой, – возразил Токалу Ска.

– Нет, ты ей-богу не слышишь! Говорю же…

Вождь положил руку ему на плечо, останавливая на полуслове. И всё-таки слегка улыбнулся.

– Тебя трудно не услышать, Отаэйе. Но это мои люди, я их не оставлю.

Вот так просто: это мои люди – и всё тут. Мишку захлестнула горячая волна уважения, восхищения и тревоги. Он чувствовал, понимал, что всё происходящее – не его сказка. Он не сможет остаться с Токалу Ска. Даже если попросит – не позволят. И будут, наверное, правы. Чем поможет одиннадцатилетний городской мальчишка опытным индейским воинам? Конечно, Мишке в жизни приходилось драться, и по-дружески – кто кого уложит на лопатки, и даже несколько раз всерьёз, но ведь индейцам предстоит не драка, а полноценное сражение. И его исхода Мишка, скорее всего, никогда не узнает…

– Я пойду с вами! – вдруг решительно заявил Отаэйе. Вождь покачал головой.

– Нет, брат. Если с тобой что-то случится, мы лишимся глаз в стойбище врага и руки, которая может прийти на помощь там, куда не дотянутся наши.

Ковбой упрямо дёрнул уголком рта, но наклонил голову, соглашаясь. Вождь тоже кивнул и повернулся к Мишке. Взял его за плечо и некоторое время молча смотрел в глаза. И Мишка смотрел. Молча.

– Как тебя зовут? – неожиданно спросил вождь.

– Мишка… Михаил.

– Что ж, прощай, Михаил – Вакпа Ку. Счастливой тропы тебе.

– И тебе, – почти прошептал Мишка. И не ощутил неловкости от этого «тебе».

– Если я смогу разузнать что-нибудь полезное, сообщу, – пообещал ковбой и добавил: – Будь осмотрителен!

Когда индеец вскочил на лошадь, Мишка почувствовал, что должен сказать что-то ещё. Что-то важное…

– Токалу Ска! – позвал он, вождь обернулся. – Токалу Ска, ты говорил, что это сказка, и у неё свои законы, – слова нашлись сами собой. – А по сказочным законам герой всегда выходит победителем. Значит, всё будет хорошо, и ты освободишь своих людей! Потому что иначе – это уже не сказка! Правда ведь?..

– Конечно, – серьёзно ответил вождь, прощально поднял руку и послал коня в галоп.

– И да хранят вас все ваши Духи… – пробормотал Отаэйе. – Пойдём, Михаил.

Он вскочил в седло, помог Мишке устроиться позади. Верный крутился около, больше не пытаясь никуда убежать. Ковбой свистнул ему, и они двинулись в путь.

– Так это, значит, твоя собака? – спросил Отаэйе немного погодя.

– Не совсем, – ответил Мишка. – Ну то есть совсем не моя. Его хозяин – мой учитель. Я увидел Верного на улице одного, хотел поймать, отвести домой, а он убежал. Я – за ним, ну и вот…

– Ясно. А в реке ты тоже его ловил? – хохотнул ковбой.

– Почему в реке? – удивился Мишка.

– Токалу назвал тебя Вакпа Ку, это можно перевести как «Подаренный Рекой». Индейцы просто так имён не дают, впору представить, что они тебя из реки выудили.

«Вот это да! – восхитился Мишка. – Мне, оказывается, дали настоящее индейское имя!» Вслух он объяснил, как получилось с рекой, а потом спросил:

– «Отаэйе» тоже можно перевести?

– А! – махнул рукой ковбой. – Насмехаются. Можно перевести, конечно. Приблизительно так: «Тот, Кто Много Говорит». Болтун по-нашему. Ну да я не обижаюсь, – он полуобернулся и протянул Мишке руку: – Меня вообще-то Гарри зовут. Гарри Гордон.

Мишка пожал руку и осведомился:

– Мне вас как называть – мистер Гордон?

– Зови Гарри. Чего там, мы люди простые.

Индейцы просто так имён не дают. Всю дорогу Гарри что-то говорил: рассказывал про свою работу на ранчо мистера Блэксмита, как перегоняют по прериям стада коров, как объезжают диких мустангов. Потом спешился, посадил Мишку в седло и долго, подробно объяснял тонкости управления лошадью. Попутно упоминал индейцев и растолковывал, как они добиваются от мустангов всего того же, но без уздечки.

Верховая езда показалась не такой уж сложной задачей. Конь послушно поворачивал, когда Мишка тянул повод, останавливался и снова шагал вперёд. А вот на рыси оказалось неудобно: Гарри не стал подтягивать стремена, и Мишка до них не доставал. На короткой пробежке рысью его здорово протрясло, он даже чуть было не свалился, но всё-таки сумел удержаться в седле, чем заслужил похвалу ковбоя.

Рассудив, что если Гарри рассказывает, как управляют лошадью индейцы, значит, сам тоже так умеет, Мишка спросил, нельзя ли ему попробовать проехать без седла и узды.

– Можно было бы, но не на этой лошади, – ответил ковбой. – Этот мальчик не понимает иного управления, кроме как с трензелем в зубах.

Тут же Мишке было разъяснено, что трензелем называется передняя железная часть уздечки с кольцами, к которым пристёгивается повод, и грызлом, лежащим у лошади во рту и никакого отношения к зубам, строго говоря, не имеющим. Грызло их не касается вовсе, а когда всадник тянет за повод, железная скоба давит на губы лошади, и та понимает, что надо повернуть или остановиться.

– Это же, наверное, больно? – с жалостью спросил Мишка.

– Бывает, – согласился Гарри. – Но опытные наездники зазря губы своим коням не рвут. Если лошадь хорошо обучена, ей и лёгкого касания достаточно.

– У индейцев всё-таки лучше, – вполголоса проговорил Мишка. Ковбой улыбнулся и спорить не стал.

Когда урок верховой езды закончился и Гарри снова сел на коня, Мишка поинтересовался, как он познакомился с Токалу Ска. Ответного рассказа хватило до самого ранчо. Оказалось, что молодой вождь и ковбой Гарри знакомы с детства.

– Тогда в здешних краях белых меньше было. Ни тебе фортов, ни солдат – приволье. Только такие отчаянные, как мой отец, и жили. Ну и я, по всему видать, в него характером удался…

Мальчишка Гарри Гордон любил надолго убегать из дома. Он скакал по прерии на лошади наперегонки с собственной тенью, бил мелкую дичь, купался, удил рыбу и упражнялся в метании лассо. Поначалу его кидались искать, потом привыкли. Он тоже привык и с каждым разом уходил всё дальше и дальше, пока однажды не забрёл на границу индейских земель. Там-то юный исследователь прерий и повстречался с таким же искателем приключений, вернее – был фактически взят в плен. В короткой ожесточённой драке Токалу Ска вышел победителем только за счёт возраста: он был старше Гарри, как выяснилось позднее, на три года. Оказавшись прижатым к земле, Гарри всеми возможными способами изобразил, что признаёт своё поражение и вообще имеет исключительно мирные намерения. Тогда у местных индейцев ещё не было повода опасаться всех белых без разбора, и Токалу Ска отпустил нарушителя границы (Гарри так и сказал – «нарушителя границы», что Мишку несколько позабавило: будто в кино про пограничников).

Следующий раз Гарри специально поехал на то же место, и снова там был Токалу Ска. Словно ждал. Мальчишки познакомились, а вскоре и подружились. Будущий вождь учил своего бледнолицего товарища скакать верхом без стремян и узды, а получивший новое прозвище Отаэйе учил Токалу Ска обращаться с мацавакáном – так индейцы называли ружьё.

Шли годы. Мало-помалу в этих землях стало появляться всё больше белых людей. Мишка знал по рассказам Василия Дмитриевича, как оно происходило: сначала всё мирно, даже дружественно, но потом белым становится нужна земля, много земли, и присутствие краснокожих на ней делается крайне нежелательным… Так случилось и здесь. Когда в семействе Гордонов поняли, что творится вокруг, то отнеслись к этому по-разному. Мать и сёстры Гарри хоть и сочувствовали индейцам, всё же по-женски осторожничали и просили мужчин не вмешиваться. Мол, всё равно ничего не изменить. Глава семьи мистер Джон Гордон на такие просьбы обычно отвечал ударом кулака по столу:

– Если все будут так рассуждать, конечно, ничего не изменится!

Само собой, для Гарри обиды, наносимые индейцам, были глубоко личными. Они с отцом начали собственную войну против творящейся несправедливости. Закончилась она трагедией.

Когда Джона Гордона принесли домой с разбитой головой, мать не проронила ни слова. Она молча смотрела на людей, ожидая, что они скажут. Сэм Уайт, Томас Мортон и Джо Харпер стояли, склонив головы и прижимая к груди шляпы. Они рассказали, что лошадь Джона понесла и сбросила наездника, а тот ударился виском о камень. Ведь лошадь-то была молодая, недавно объезженная. Сэм Уайт предупреждал мистера Гордона, что не стоит пока на ней ездить дальше окрестностей фермы. В то утро они вдвоём с Джоном отправились на дальнее ранчо мистера Блэксмита, у обоих были дела к хозяину. Так что он, Сэм, лично был свидетелем несчастья.

Выслушав печальный рассказ, миссис Гордон кивнула, сухо поблагодарила всех за сочувствие и, отказавшись от дальнейшей помощи, проводила. Точнее – выпроводила. И повернулась к стоящему здесь же Гарри. У того белели скулы и ноздри раздувались, как у дикого мустанга. Сэм Уайт, Томас Мортон, Джо Харпер… Все появились в здешних местах недавно, все были из этой новой волны переселенцев, которые считали, что прерии принадлежат им и «всяким дикарям» тут не место. Открыто своего настроения они пока что не выказывали, обживались, знакомились с соседями, да вот всё больше с теми, с кем у Гордонов была непримиримая вражда…

Джон Гордон всю жизнь провёл в седле. Ему ли было не знать, на какой лошади можно отправляться в дальний путь, а на какой нельзя?

– После похорон мы с девочками уедем к дяде Джиму, – сказала мать.

– Да, – отозвался Гарри, – это правильно. Мне одному будет проще.

Больше оно не обсуждалось.

Неделю спустя Гарри отвёз мать и сестёр к дяде Джиму, брату миссис Гордон. Он жил далеко от земель индейцев, которые грозили вот-вот превратиться в поле битвы. Узнав о случившемся, родственники принялись наперебой уговаривать Гарри остаться, но тот лишь упрямо качал головой.

– Там мой брат, – говорил он, – и я могу ему помочь.

Эти разговоры продолжались всё время, пока Гарри гостил в доме родни. Миссис Гордон в них не участвовала. Дядя Джим попытался было воззвать к её материнским чувствам, но она посмотрела на него так строго, что он сразу замолчал. Когда Гарри собрался в обратный путь, мать крепко обняла его и сказала, глядя в глаза:

– Я горжусь тобой, сын! – И впервые снизошла до объяснения, не для Гарри, конечно, для родственников: – Такие как ты и твой отец защищают честь всех белых переселенцев. Тех, у кого она есть. Нельзя начинать жизнь на новой земле с насилия и убийств!

Приняв эти слова как благословение, Гарри вернулся на родную ферму… и застал на её месте пепелище. Спроси он у соседей, что произошло, наверняка услышал бы вполне правдоподобное объяснение. Но Гарри не стал ничего выяснять. Зачем? Отомстить? Тогда, пожалуй, его лошадь тоже однажды понесёт и сбросит его на камень. Нет, теперь Гарри Гордон станет хитрее.

Не слезая с седла, он развернул коня и отправился на ранчо мистера Блэксмита – наниматься в работники. Так оно и проще. Теперь у Гарри была только одна ценность, которую стоило хранить – собственная жизнь. Что же, он станет её хранить очень бережно – есть для чего.

По окрестным фермам и ранчо поползли слухи, что после трагической гибели своего бунтаря-отца мальчишка Гордон присмирел, работает на богатого хозяина и в герои не лезет. Мистер Блэксмит им доволен, парень послушный, трудолюбивый, умелый. Да к тому же не трус – однажды он едва ли не голыми руками уложил двух краснокожих. Те обнаглели настолько, что напали на Гордона с хозяином прямо на землях ранчо. Неслыханная дерзость! Мистер Блэксмит сам рассказывал, а уж он-то врать не будет. Впредь Гордону наука – понял, видать, что из себя представляют эти дикари. На днях солдаты опять вернулись ни с чем, слышали? Краснокожие у них из-под самого носа ушли, будто предупредил их кто. Вот же хитрые черти!

Кто предупредил «хитрых чертей» знали только трое: Гарри, мистер Блэксмит и ещё один мальчишка с ранчо, который при необходимости работал связным между Отаэйе и его названным братом. Мистер Блэксмит тоже был горячо против притеснения индейцев, но что поделать – не досталось ему отчаянной смелости Гордонов. Зато весьма кстати приходились теперь и его репутация добропорядочного зажиточного землевладельца, и всем известная осторожность, и доверие, которым он пользовался среди соседей. Уже несколько раз мистер Блэксмит выгораживал своего работника, когда того начинали подозревать в «противозаконных действиях и пособничестве краснокожим дикарям». Словам хозяина ранчо верили всегда, к примеру, той истории с нападением индейцев. Ведь мистер Блэксмит врать не будет…

Мишка слушал, затаив дыхание. Отаэйе рассказывал длинно, пространно, со множеством малозначимых подробностей, но сейчас это было неважно. В глазах мальчишки он сделался настоящим героем вместе с отважным и хитроумным вождём Токалу Ска. Гарри не упускал момента вставить в своё повествование отдельные эпизоды, наглядно демонстрирующие военный опыт и природную смекалку его названного брата. Звучали эти истории весело и заканчивались шутками над недотёпами-бледнолицыми…

– Гарри, – негромко позвал Мишка, – как вы думаете, освободит Токалу Ска своих людей?

Ковбой посмотрел на Мишку через плечо и ответил, как равному, серьёзно и с тревогой:

– Не знаю, Михаил. Лишь бы сам не попался. Его голова и так с каждым днём растёт в цене.

Яркое солнце прерий будто потускнело от этих слов. Мишка ведь хорошо знал, чем в реальности закончилось противостояние коренных жителей Америки с белыми переселенцами. Как отчаянно ни сопротивлялись индейцы, их всё равно победили, многих убили, оставшихся согнали в резервации…

Но это в реальности, а здесь ведь – сказка! В сказке всё должно быть по-другому!

– Ну вот, почти приехали, – прервал его мысли Гарри. Мишка огляделся. Справа за изгородью, вдоль которой шла дорога, расстилался зелёный ковёр пастбища, по нему бродили лошади. От пастбища дорога поворачивала влево, высоких деревьев не было, и ничего не мешало разглядеть в отдалении дом. Низкий, в один этаж, зато очень широкий, он как бы расползся в стороны, раскинув крылья террас и навесов. Мишка понял, что это и есть ранчо мистера Блэксмита.

– А мы здесь надолго? – спросил он. – Мне бы домой до вечера.

– Э-э! – протянул Гарри. – Мы к вечеру только в Город доберёмся, а там Поляна Костров. Домой ты не раньше утра попадёшь.

Вот это была новость!

– Да уж, – тяжело вздохнул Мишка. – Попаду, точно! Как… это… кур в щипцы.