Kitabı oku: «Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II», sayfa 2
Счастье в краю, возрождённом отцом
После венчания супруги отправились в свадебное путешествие, в Херсон, где, по завещанию Потёмкина, Елизавете Григорьевне принадлежали солидные имения.
Херсон молодой, перспективный город. Всего лишь полтора десятилетия назад – 18 июня 1778 года государыня по представлению Потёмкина подписала указ об основании крепости и верфи, названной так в честь Херсонеса-Таврического. А уже спустя пять лет крепость превратилась к цветущий город, о котором Кирилл Григорьевич Разумовский, побывавший там, написал с восторгом, как, собственно, и обо всём крае, его окружавшем:
«В сделанном мною в Херсоне вояже я ощущал особливое удовольствие, ибо неточию в путешествии сем не имел никакого беспокойства, но зрение мое беспрестанно занималось приятным удивлением, поколику на самой той ужасной своею пустотою степи, где в недавнем времене едва кое-где рассеянные обитаемы были ничего не значущие избушки, называемые от бывших запорожцев зимовниками, на сей пустоте, особливо по Херсонскому пути, начиная от самого Кременчуга, нашёл я довольные селения верстах в 20, в 25 и не далее 30, большею же частью при обильных водах. Что принадлежит до самого Херсона, то, кроме известного великолепного Днепра, северный берег которого здесь оным населяется, представьте себе множество всякий час умножающихся каменных зданий, крепость, замыкавшую в себе цитадель и лучшие строения, адмиралтейство с строящимися и построенными уже кораблями, обширное предместье, обитаемое купечеством и мещанами разнородными с одной стороны, казармы, около 10 000 военнослужащих в себя вмещающие, с другой. Присовокупите к сему почти перед самым предместием и видоприятный остров с карантинными строениями, с греческими купеческими кораблями и с проводимыми для выгод сих судов каналами. Все сие вообразите, и тогда вы не удивитесь, когда вам скажу, что я и поныне не могу выдти из недоумения о толь скором возращении на месте, где так недавно один токмо обретался зимовник. Не говорю уже о том, что сей город, конечно, в скорости процветет богатством и коммерцией, сколь то видеть можно из завидного начала оной. Херсон для меня столь показался приятен, что я взял в нем и место для постройки дома на случай хоть быть там некогда и согражданином. Скажу вам и то, что не один сей город занимал моё удивление. Новые и весьма недавно также основанные города Никополь, Новый Кондак, лепоустроенный Екатеринославль.
К тому же присовокупить должно расчищенные и к судоходству удобными сделанные Ненасытицкие пороги с проведенным и проводимым при них с невероятным успехом каналом, равно достойны всякого внимания и разума человеческого…»
Херсон с самого своего рождения сделался колыбелью и первой базой Черноморского флота, экономическим и политическим центром края. Основателем города, а впоследствии его генерал-губернатором стал Г. А. Потёмкин. Строительство крепости и города было возложено на генерал-цейхместера И. А. Ганнибала. А под руководством А. Н. Сенявина был построен первый командный пункт и казармы для матросов. Именно по предложенной им схеме (строить на верфи корпуса судов, спускать их в лиман и уже там оснащать орудиями, мачтами и такелажем) строили корабли в Херсонском адмиралтействе. Адмиралтейство находилось в Херсоне вплоть до 1827 года. 16 сентября 1783 года со стапелей адмиралтейской верфи был спущен на воду первый большой 66-пушечный корабль «Слава Екатерины». В городе возвели, кроме здания адмиралтейства, военный Екатерининский собор, арсенал, монетный двор, великолепный дворец Потёмкина.
История Херсона связана с именами великих современников Екатерины II и её дочери Елизаветы Григорьевны. В годы Русско-турецкой войны (1787–1791) строительством оборонительных укреплений руководил А. В. Суворов, затем строительство продолжил по собственным проектам И. М. Дерибаса.
В городе был построен первый на Чёрном море литейный пушечный завод. Важным было значение Херсона и как морского порта. В конце XVIII века здесь швартовались торговые суда из Франции, Италии, Испании, Англии и других стран. В 1803 году Херсон стал центром Херсонской губернии.
Именно в это время, в самом начале XIX века, семья Калагеорги окончательно обосновалась в Херсоне. Иван Калагеорги получил место в Херсонской казённой палате, а в 1809 году стал вице-губернатором.
В Новороссийском крае у Елизаветы Григорьевны Калагеорги, урождённой Тёмкиной, было немало недвижимого имущества, дарованного её отцом светлейшим князем Григорием Александровичем Потёмкиным-Таврическим и матерью – государыней.
Г. А. Потемкин-Таврический. Неизвестный художник
Только в одной Херсонской губернии ей принадлежало село Балацкое, в котором «числилось 42 двора, 103 м. п. и 84 ж. п. душ».
В Википедии приведено описание села:
«Село Балацкое, статской советницы Елизаветы Григорьевны Кологеоргиевой с выделенной церковной землею. Село при озере Болацком; церковь каменная во имя Верховных апостолов Петра и Павла; две ветряных мукомольных мельницы, каждая об одном поставе. Церковная земля по обе стороны балки Добринской, и дача речки Ингула на левой, и по обе стороны балок Дорышевой, Хреновой, Добренькой, на коей три пруда: Холтаревой и Кошиноватый, от вершинова Дорошева и Добренького и многих безыменных озера Хренового, 4-х протоков безымянных и при озере Балацком описания реки, озера. В них рыба, грунт земли; хлеба, сенных покосов. Лес – в нем звери, в полях и при водах птицы и промыслы крестьян: промышляют хлебопашеством, женщины сверх полевой работы прядут шерсть, ткут холсты и сукна для себя».
Супружество Елизаветы Григорьевны и Ивана Христофоровича оказалось счастливым и плодовитым. У них родились девять детей – четыре сына: Александр, Григорий, Николай, Константин и пять дочерей: Варвара, Екатерина, Вера, Настасья и Софья.
Елизавета Григорьевна поддерживала самые добрые отношения со своим двоюродным братом и недавним опекуном Александром Николаевичем Самойловым.
Сохранились её письма к брату:
«Херсон 1810 г. сентября 8
Милостивый государь Александр Николаевич!
Приношу мою благодарность за поздравление Ваше меня с именинами. Напрасно изволите беспокоиться, что ничего не посылаете, я и не ожидала. Позвольте Вам сказать, вспомните то письмо, которое Вы мне изволили писать в бытность мою в деревне, оное наполнено колкими укоризнами и огорчительными упреками за сделанное Вами мне благодеяние, после этого могу ли я принять от Вас какого ни есть подарка. Есть ли Вы думаете, что я неблагодарна, то оставили бы на мою совесть, а попрекать, уже это не благодеяние; но Вы меня напрасно щитаете неблагодарною, сие не доказательство, что я не приехала с Вами проститься, не могла тогда и теперь не могу описать все притчины, которые задержали меня ехать к Вам. Вспомните, что я неоднократно, когда мне можно было, приезжала из Херсона к Вам нарочно поздравить Вас с именинами Вашими, думая чрез то сделать Вам угодное, но Вы и виду не показывали, что Вы етим довольны; а в маленькой невольной моей ошибке тотчас даёте знать Ваше негодование.
Имела честь получить бумагу на мальчика и девочку для доставления Сухопрудской, за что чувствительно благодарю, и прошу Вас простить меня, есть ли я Вас с сим обеспокоила.
В протчем, желаю душевно Вам совершенного здравия. Имею честь пребыть с глубочайшим моим почтением Вашего сиятельства покорная слуга Е. Калагеоргиева».
Фамилия Калагеорги иногда произносилась именно так – Калагеоргий или Калагеоргиева.
Письма, которые Елизавета Григорьевна посылала Александру Николаевичу Самойлову, были наполнены любовью, участием и заботой о брате.
Вот ещё одно из немногих сохранившихся писем:
«Херсон 1812 г. января 18
Милостивый государь Александр Николаевич!
Имела честь получить письмо Ваше, но крайне и душевно сожалею, что Вы часто бываете нездоровы, берегите себя, Вы всегда пренебрегаете своим здоровьем и не бережетесь в пище. Надеюсь, что Вы получили мое последнее письмо, надеюсь также, Вы простите меня, что беспокою Вас моею просьбою, но верьте, что крайне нуждаюсь в деньгах. Уверена в Ваших милостях ко мне, осмеливаюсь Вас еще утруждать. Несколько писем получаю от госпожи Сухопрудской, просит крепости на мальчика и девочку, Вам мне пожалованные, которых я ей уступила; она показала у себя их по теперешней ревизской сказке купленных от Вас, она имеет свидетельство на их от Вас, но она очень недовольна мальчиком, который пренегодный, ворует и несколько раз уже бежал от нее, так как она очень недостаточна, то хочет продать его, но без купчей крепости не может ни к чему приступить. Прошу Вас, Александр Николаевич, сделать милость и оную прислать, дабы могла я ей сим сделать большое удовольствие.
Желая душевно быть Вам здоровым, целую Ваши ручки. Остаюсь навсегда покорная, Ваша Елисавета Калагеоргиева».
Елизавета Григорьевна была внимательна, не забывала поздравлять с праздниками:
«Херсон 1813 г. января 8
Милостивый государь Александр Николаевич!
Надеюсь, что Вы последнее моё письмо получили, в котором поздравляла Вас с праздниками Рождества Христова, теперь позволите Вас поздравить с Новым годом и пожелать Вам всех благ на свете. Благодаря Бога, до нас не дошла чума, и там, где есть, начинает прекращаться. Я бы давно у Вас была, есть ли бы не помехою сия болезнь, где в многих местах надо выдерживать карантины.
За обязанность поставляю, так как Вы, Александр Николаевич, истинной мой благодетель, уведомить Вас, что вторую мою дочь сватает один помещик в 30 верстах от Новомиргорода именем Лутковской, родной племянник княгини Кудашевой, что тоже возле Миргорода. Человек молодой, предостойной, имение очень изрядное, служил он в военной службе, потом в отставку для домашних обстоятельствах отставлен подполковником. По-настоящему, должно бы не согласиться, пока старшая наша не выдет, но, мне кажется, в нашем состоянии не должно иметь предубеждения.
Я надеюсь на Бога, что и Варинька моя уйдёт своей судьбы, есть ли мы станем выбирать, то могут они просидеть, а я больше ничего не желаю, как видеть их щастливыми в супружестве и не нуждаться в своей жизни.
Итак, мы решились и дали слово, я хотела ехать на контракты, ибо нужно делать покупки, где гораздо дешевле, нежели у нас, да и достать многого нельзя, но не могу никак отлучиться теперь. Я дала комиссию одному туда ехавшему кое-что нужное искупить.
Позвольте мне прибегнуть к Вам, как к отцу, не оставить меня в теперешнем моем положении, из контрактов прислать, что Вам заблагорассудится, дочери моей всякая милость от Вас для нас дорога и примется как от отца. Попросите от себя и Катерину Николаевну (Самойлова Екатерина Николаевна (1750–1825), сестра Александра Николаевича – А. Ш.), и к ней буду писать и уведомлю ее. Надеюсь, что Вы не прогневаетесь на меня, что я так чиста, сердечно смею Вам открыться.
Целую Ваши ручки, желаю, чтобы Вы здоровы были. Имею честь быть на века покорная Ваша Е. Калагеоргиева.
P. S. Забыла я Вам написать, что на сих днях ожидают князя Куракина в Екатеринослав, куда и Иван Христофорович хочет отправиться; я думаю, Вы известны, что князь сделан начальником для прекращения моровой язвы».
Семья прожила в Херсоне до 1816 года и переехала в Екатеринослав, когда Иван Калагеорги стал губернатором Екатеринославской губернии.
Ожидание же «бед и напастей»
Между тем, переселившись в Варшаву, цесаревич Константин Павлович не забыл своего учителя греческому языку и старого друга Ивана Христофоровича Калагеорги. В 1816 г. он принял участие в его судьбе, рекомендовав его начальнику бессарабскому губернатору Бахметьеву как человека, «коего я, по нахождению при мне с малолетства, знаю как отличного, достойного и честного человека…».
В семье Калагеорги хранились письма цесаревича за 1815–1822 годы. Видимо, Иван Христофорович нередко обращался к цесаревичу Константину Павловичу по поводу устройства своих сыновей, особенно старших – Александра и Григория. Иван Христофорович хотел, чтобы они начали службу в лейб-гвардии Конном полку, в котором начинал незадолго до переворота их дед Григорий Александрович Потёмкин и на присяге в котором познакомился с императрицей Екатериной II. Поскольку времена изменились и требовалось образование, чтобы стать офицером, цесаревич определил Александра и Григория Калагеорги в 1-й Кадетский корпус.
Правнук Елизаветы Тёмкиной, Дмитрий Овсяников-Куликовский, литературовед и лингвист, почётный член Петербургской академии наук, с 1917 года Российской академии наук, в своих мемуарах писал, что большое семейство Калагеорги «жило дружно, весело и шумно, но вместе с тем как-то очень беспокойно, ожидая по временам всяких бед и напастей». Что же касается главы семьи, Ивана Христофоровича Калагеорги, то он, по отзывам современников, «добрейший человек и благодетель».
Ожидание же «бед и напастей» оказалось не беспочвенным. Но обо всём по порядку…
Я уже упоминала, что добрые отношения с великим князем Константином, в ту пору цесаревичем, продолжались. Кто бы мог подумать, что именно они принесут беду, причём вовсе не по вине цесаревича или самого Ивана Христофоровича. Беда пришла нежданно и оттуда, откуда её совсем не ждали.
Однажды Константин Павлович пригласил Ивана Христофоровича к себе в гости, в Варшаву, где он, оставаясь генерал-инспектором всей кавалерии, стал главнокомандующим польской армии, точнее, всеми армиями и корпусами, размещенными на территории Польши.
Удивительно, что Елизавета Григорьевна была против этой поездки, словно предчувствовала недоброе.
Великий князь Константин Павлович. Неизвестный художник
Но как откажешь другу детства, да тем более, вполне возможно, будущему императору. О планах передать престол не ему, а Николаю Павловичу тогда ещё никто не подозревал.
Калагеорги уехал в Варшаву отмечать Рождество. Год, к сожалению, не указан, но это было где-то между 1816 и 1819 годами.
Константин Павлович, воспитанный в Гатчине, любил воинский строй, обожал парады. Вот и в тот раз не мог отказать себе в удовольствии пригласить на парад друга детства. Да вот только Калагеорги не рассчитал время и прибыл на строевой плац слишком рано. А погода выдалась морозной, к тому же дул пронизывающий ветер. Целый час пришлось ждать торжеств. Калагеорги на холодном ветру сильно замёрз.
Да и во время смотра не было возможности согреться. Надо внимательно наблюдать за происходящим и периодически вытягиваться в струнку, когда перед трибуной проходят торжественным, в ту пору именуемым церемониальным, маршем войска.
Когда смотр окончился, цесаревич Константин вместе со своим приятелем и со свитой вернулись во дворец. Продрогший Иван Калагеорги едва дождался, когда за ним закрылись двери и он оказался в хорошо натопленном вестибюле. Вот тут и случилась беда… Он хотел ответить на какой-то вопрос цесаревича, заданный по поводу парада, но почувствовал, что язык не слушается. В ответ смог промычать лишь что-то нечленораздельное. Язык отнялся.
Цесаревич обеспокоенно переспросил, заметив неладное, встряхнул приятеля за плечи, мол, что с тобой. И тут же распорядился пригласить немедленно лекаря.
Ивана Христофоровича хотели проводить в отведённые ему покои, но тут он стал опускаться на пол, и его едва успели подхватить офицеры свиты цесаревича. Стало ясно, что вдобавок ещё отнялись ноги.
Отнесли в комнату, уложили в постель. Лейб-медик осмотрел Калагеорги, но тот ничего не мог понять. Решил собрать консилиум. Но ничего не дал. Никто из лекарей ничего не мог понять.
Необходимо лечение, срочное лечение, но какое, где?
Калагеорги написал на бумажке, что хочет лечиться только в России. Решили отправить его в Железноводск. В ту пору курорты Кавказских минеральных вод только начинали свою работу.
Некоторое время Иван Христофорович остался в гостях у цесаревича, а в 1820 году, когда общее состояние позволило сделать переезд, его отправили на лечение в Железноводск. Лечение помогло лишь частично – Калагеорги смог нормально ходить, боли в ноге прекратились, говорить он тоже мог, но тихо, а память полностью не восстановилась. Пришлось подать прошение об отставке. Отставка была принята. Император назначил вполне достойную пенсию.
Известно, что Елизавета Григорьевна ухаживала за супругом в Железноводске. Сначала она вывозила полюбоваться живописными окрестностями в коляске, а затем выводила на прогулки. Сложная местность для прогулок. Ведь все лечебные учреждения, как правило, размещались на склонах горы Железной в Железноводске и горы Машук в Пятигорске. Разве что Ессентуки на равнинной местности. Но там курорты возникли чуть позже. Так что прогулки давались нелегко, но уход за больным был обеспечен самый лучший. Император постоянно интересовался состоянием здоровья. Часто присылал курьеров с подарками и письмами цесаревич Константин Павлович, но Иван Христофорович никак не реагировал на это и не мог уразуметь, кто проявляет о нём заботу.
К сожалению, подробностей о том, что было дальше, не сохранилось. Поправился ли Калагеорги? Вернулся ли к государственной службе?
Ну а что касается самой Елизаветы Григорьевны, то известна, например, история с её портретом, написанным знаменитым художником Боровиковским по заказу Александра Николаевича Самойлова. Об этом портрете я упоминал в начале очерка.
Так вот сын Елизаветы Григорьевны, Константин Иванович Калагеорги, заявил однажды, что на портрете изображена его родная «мать – дочь Светлейшего князя Потемкина-Таврического, а со стороны матери – тоже высокоозначенного происхождения».
Что бы там ни говорилось, но ни сама Тёмкина, ни её дети не могли не знать правды о том, кто была их мать и бабушка. Такое скрывалось от общества, но скрыть от самих детей и внуков вряд ли можно было, поскольку сам Александр Николаевич Самойлов был весьма близок ко двору. Он ведь присутствовал на венчании своего дяди и государыни.
Сын Елизаветы Григорьевны, Константин Иванович, в 1880-е годы решил продать, что поначалу оказалось делом почти невозможным. Купить его тогда никто не решался. Позднее этим занялся внук Тёмкиной, мировой судья Николай Константинович, который снова обратился к Третьякову: «Портрет моей бабушки имеет втройне историческое значение – по личности художника, по личности моей бабушки и как тип красавицы восемнадцатого столетия, что составляет его ценность совершенно независимо от модных течений современного нам искусства».
Портрет Боровиковского интересен тем, что художник, в манере письма которого было уделено особое внимание деталям, особенно украшениям на портретах, цепочка на шее Тёмкиной выписана так, что сам медальон скрыт одеждой. Это говорит о том, что художник указал на какую-то тайну. Тайну же эту он не мог не знать, ведь он столько написал портретов самой государыни. Вячеслав Сергеевич Лопатин отметил, что на двух портретах, написанных Боровиковским, «мы видим молодую женщину, черты лица которой напоминают отца, фигура – мать». То есть черты лица напоминают Григория Александровича Потёмкина, а фигура – императрицу Екатерину II. Боровиковский случайностей в своих портретах не допускал.
Наконец сын написал самому основателю знаменитой картинной галереи Павлу Михайловичу Третьякову, который в 1881 году открыл для народного посещения свою знаменитую картинную галереи, ныне всем известную как Государственная Третьяковская картинная галерея.
«Имея великолепный портрет моей матери работы знаменитого Боровиковского и не желая, чтобы это изящное произведение осталось в глуши херсонских степей, я совместно с сыном моим решились продать этот фамильный памятник и сделать его доступным, как для публики вообще, так в особенности для молодых художников и любителей живописи. Ваша галерея картин известна всем, а потому обращаюсь к вам с предложением, не угодно ли вам будет приобрести эту драгоценную вещь».
Но и тут всё сложилось не сразу. Живопись XVIII века была в то время не в моде. Лишь в 1907 году вдова Константина Ивановича Калагеорги сумела продать портрет видному московскому коллекционеру И. Е. Цветкову. В 1925 году портрет Е. Г. Тёмкиной был передан в Государственную Третьяковскую галерею. А в 1964 году Третьяковской галереей был приобретён и портрет Елизаветы Григорьевны, именуемый «Портрет Тёмкиной в образе Дианы».
Портрет Елизаветы Григорьевны Темкиной. Художник В. Л. Боровиковский
Елизавета Григорьевна Тёмкина умерла на 79-м году жизни 25 мая 1854 года. Дата кончины её супруга неизвестна. В Википедии говорится лишь, что умер он не ранее 1841 года.
По данным Вячеслава Сергеевича Лопатина, «потомство её (Тёмкиной-Калагеорги. – А. Ш.) живёт и по сей день».
