Kitabı oku: «Черный хлеб дорог. Русский хтонический рассказ», sayfa 2

Мне снилось, что я купил дом и отправился его обживать. Вбивая в навигатор деревню «Кедрач», я нисколько не удивился и даже расхохотался от удовольствия. Мелькнувшему на пути указателю «кЕДрАч» я просигналил в ответ. Кот под колеса в этот раз не бросился, погода стояла ясная, никакой тьмы, дождя или тумана. На подъезде меня встретил сосед, тот самый, подволакивающий ноги. Я спросил, много ли теперь в деревне живет людей? Он ответил, что теперь немного. А что так? Память, говорит, меня подводит, но помню, был повальный туберкулез, многие померли, а те, кто нет, благодаря твоему прародителю и теперь по деревне бродят, правда, кто-то из них онемел, а кто-то совсем безлюдым стал. Но коли я приехал, сегодня все ко мне и придут, чтобы здороваться и насовсем принимать. И он улыбнулся гнилыми зубами. «Как так придут? Зачем насовсем?» – думал я во сне и странно для самого себя, невозможно радовался.

Дальше продолжалось все точно в бреду. Загнав во двор машину, я полез на чердак, растворил настежь ставни, сбросил пелену с зеркала и стал налаживать дагерр. Через какое-то время полезли ко мне наверх поселяне. Ветхие, сыпучие, желтые, смрадные, совсем в общем, неживые. Окружили меня и давай тащить к зеркалу. Принесли кронштейн, подвесили за шкирку. Кряхтят, сопят, хрипят, а слова живого не скажут. Тут сосед из дома напротив берет со стола дагерр и начинает мертвецов со мной фотографировать. Как закончу, кричит, одним из нас станешь, будешь так же ноги подволакивать и молчать. А я смотрю, будто дед сидит за столом в нарезном кресле, на коленях у него мальчик, а в руках у того смоляной кот. «Смотри! – кричит дед. – Ребята! Не верит он вам. А ну-ка, сосед, выбей-ка у него эмоцию!..». Тот ко мне, хвать за щеку и давай теребить. Кожа на его пальцах от натуги вмиг растрескалась, кости наружу повылезли. Тут я проснулся. Гляжу кругом – на пороге квартиры лежу, дверь распахнута, а на половике дохлый кузнечик.

В стране Богомолов

1

Они встретились случайно, в самом начале лета. Он работал в поле, а она осваивала лесной участок недалеко от него, и как-то раз, заблудившись, вышла из леса.

Она помахала ему рукой, а он только кивнул в ответ. Их первый разговор завязался не сразу. Он сделал вид, что занят, а она, уточнив дорогу, ушла. Но потом каждый следующий день их что-то тянуло друг к другу.

В свободное от работы время она старалась подойти ближе к полю и, стоя у кромки леса в тени, любовалась им. Он только начинал холостую жизнь, но из-за крупного сложения казался намного взрослее своих друзей. Она чувствовала силу, надежность, находясь с ним рядом, наблюдая, как он снова и снова обходит посевы. Он замечал внимание с ее стороны, и ему становилось неловко, при этом он всегда старался подольше задержаться на поле и расстраивался, когда она не приходила.

И вот он сделал первый шаг, робкий, неуверенный, заговорив с ней как-то вечером. Она не знала, чем привлекла его, то ли природной красотой и подвижностью, то ли характером работы, которая была понятна и близка ему, но ее большие глаза смеялись от счастья, дела были забыты, и до захода солнца над полем слышны были лишь их голоса.

С той поры прошло много дней, а они все не могли наговориться.

Она много рассказывала о лесе, его пользе, о полянах, усыпанных облаками цветов, наполненных красками и ароматами, по которым она могла часами ходить, забывая о заботах, отвлекаясь от дел. В ответ он часто рассказывал про себя, делился важностью своего дела, гордился успехами по сохранению плодов земли.

Его страстью было боевое искусство ушу, которое она называла китайской гимнастикой или просто танцем, когда с упоением наблюдала за ним. С восходом солнца он занимал место на открытой поляне и, словно беседуя с самим собой на какие-то важные темы, совершал ряд грациозных, плавных, даже ритуальных движений, танцевал с природой в ярких лучах света, наслаждаясь тишиной и утренней прохладой.

Их увлечение друг другом росло с каждым днем, а вместе с этим тяжелее становились и их личные обстоятельства. Они были уже несвободны.

2

Истории их прежних отношений сложились давно и как будто не по-настоящему. О подробностях никто не спрашивал. Но только теперь они ощутили последствия прошлых поступков и узы, которые препятствовали их любви. Отвечать за выбор они не хотели, а скорее, просто уже не могли, и, решив разом покончить с прошлым, договорились сделать это сегодня же вечером.

Они попрощались иначе, не так, как обычно. Он заметил перемену в ее глазах: «То ли смятение, то ли сомнения…» – но не стал придавать этому значения.

Его бывшая тихо слушала, он старался быть спокойным, ласковым, не хотел обижать ее. Она не проронила ни слова, лишь влажные от слез глаза выдавали ее. А потом она просто ушла, ничего не спросив и не обернувшись. Он хотел было позвать, остановить ее, прижать к себе, как-то успокоить, ему было гадко от всего этого, от того, что он был счастлив, а она нет. Но он так ничего и не сделал, и они расстались как чужие – без скандала и взаимных претензий.

Он был свободен. Мысли струились в его голове и не давали уснуть. Утром, жадно глотая прохладный воздух, он набрал полевых цветов – тех самых, которые так нравились ей, – и в предвкушении встречи отправился на поле.

Но ее там не было, и он, расстроившись, увлек себя работой.

«Еще очень рано, ей нужно больше времени, мне проще…».

День подходил к концу, букет завял и рассыпался, работа не складывалась, а голову занимали скверные мысли.

«Неужели передумала? Не может быть. Просто нужно несколько дней…» – повторял он себе.

Но она не пришла и на следующий день, и в день после следующего.

«Наверное, сложности с бывшим. А что, если что-то не так? Нет, нет, не верю…» – успокаивал он себя, нервно вглядываясь в чащу леса.

За все дни общения он ни разу не спросил ее о доме, о том, где, как и с кем она живет. Он даже не знал, где ее искать, лишь помнил тропинку, по которой она уходила в лес, примерно представлял расположение ее лесного участка.

Он не мог больше ждать и, оставив дела друзьям, ранним утром отправился в незнакомую чащу в надежде встретить ее где-то там, среди деревьев.

3

Он долго бродил по лесу, пытаясь ориентироваться по солнцу, но так и не нашел никого, кто мог бы направить его или указать путь. Не удалось обнаружить и следов ее пребывания. Вокруг был лишь лес с его переливами, шепотом и тенями.

«Хожу по кругу или ушел в другую сторону…» – думал он, пробираясь через чащу.

Внезапно раздался хруст веток и шорох листвы. Где-то слева, совсем рядом, мелькнула тень, темное пятно появилось и пропало. Зашевелился кустарник, листья деревьев, словно спасаясь от чего-то, падали на землю. Потом все смолкло, движение прекратилось. Где-то там была жизнь или опасность, там он мог встретить хищника или вновь увидеть ее.

«Пропаду – кто ей поможет?» – спрашивал он себя, осматриваясь по сторонам.

Оставаться на месте он не мог, а о возвращении и думать не хотел. Он пошел на незнакомый звук, с трудом пробираясь через заросли. Дорога вывела его на небольшую поляну с лесными цветами, среди которых он увидел ее.

Несчастная и потерянная, она сидела на земле в странной, неестественной позе. Увидев его, она попыталась встать, но не смогла… Боль промелькнула на ее лице, а в глазах заискрились слезы.

«Ей причинили вред…» – застучало в его голове, и он бросился на помощь.

На поляне был кто-то еще. Он не заметил его сразу, лишь различил непонятный, рассекающий воздух звук позади себя, а потом что-то больно ударило его по спине. Он споткнулся и упал. А подняв голову, увидел соперника, который, обезумев от горя, не говоря ни слова, напал на него, защищая свое счастье, свое самое дорогое и нужное.

Вторая атака не была для него внезапной. Он увернулся от нападения и сам нанес удар. Что-то хрустнуло, противник сник. Еще удар, а за ним еще один. И вот нападавший лежит на земле, вдох, еще один – и молчание. Его танец прекратился, враг повержен.

4

Они вернулись к нему домой. Она не могла ходить, и еще много дней он выхаживал ее. А когда она поправилась, над полем вновь стали разноситься их голоса. Теперь она была рядом с ним, навсегда, вместе до самого конца.

Их история искала продолжения, но, чтобы принести любовь в этот мир, нужно поделиться с природой частицами счастья.

Она не торопила его, была терпелива. Это должно было стать его решением. Друзья говорили глупости: «Поживи для себя, с рождением потомства жизнь уже не будет принадлежать тебе».

Но он не слушал, все было решено, и ничто не могло им помешать…

5

Они укрылись в лесу, расположившись около водоема, недалеко от места их первой встречи. Омыли тела прохладной водой и растворились в объятиях друг друга.

Она была завораживающе очаровательна, ее глаза горели тайной и обещали нежность, плавные движения опутывали его, а аромат желания дурманил голову. Они сблизились.

Теперь она была вся его, вся без остатка. Ранее он не был так близок ни с кем. Голова, словно карусель, меняла картины прошедших дней. Он хорошо помнил мать, почему-то не помнил отца. Он не забыл, как вырос и возмужал, как окреп, а затем встретил бывшую, которую теперь оставил. Далее все было связано только с ней, с тем негаданным, непридуманным счастьем, с любовью, которую он чуть не потерял, с мечтой, которая была рядом. С ней он продолжит свой род…

«Каким будет мое потомство?» – загадывал он.

Вдруг что-то резко сдавило нижнюю часть спины. Он хотел обернуться, но не смог. Картинки в сознании продолжали движение, но теперь их появление было замедленным, потом они стали то пропадать, то возникать вновь, а следом наступила темнота. Острое жжение возникло вокруг шеи, что-то хрустнуло, голову резко потянуло вверх. Мысли, звуки, ощущения, все ушло, превратилось в сплошной гул и в конце концов смолкло.

Он больше не чувствовал этот мир, он растворился в нем.

6

Она оторвала ему голову не сразу, не стала делать это во время спаривания. Большая самка богомола все думала о том, как он был изящен в ритуальном танце на восходе, и ей было немного жаль. Но потомству нужно питание, иначе оно погибнет, не увидит солнца, не насладится ароматом цветов.

И вот, когда их движения стали менее энергичными, она крепко обхватила его туловище передними лапами, сдавила изо всей силы, до хруста, вцепилась челюстями в голову и, провернув по кругу, откусила ее.

«Больше не будет танцев и разговоров в поле… – подумала она. – Зато будет новая жизнь и новое продолжение».

Закончив с головой, она приступила к телу, насыщая себя до тех пор, пока не съела его целиком. Отложив яйца, она вновь меланхолично подумала о нем, но, увидев рядом луговую герань, увлеклась ее созерцанием.

У них было здоровое потомство, которое совсем не помнило отца. А она вскоре снова стала появляться у кромки леса, наблюдая за самцами на поле, там, где она встретила его в первый раз.

Огни Непала

Пролог

«Сегодня со склонов Эвереста в базовый лагерь эвакуировали тяжело раненных проводников. На высокогорье бушует ужасный ураган, в самом эпицентре которого остается группа альпинистов, отправившаяся на вершину до начала сезона восхождения. Местные шерпы считают, что именно они стали причиной разразившейся бури, и что теперь рассерженная Сагарматха их не отпустит.

Прим.: Непал – государство в Южной Азии, разместившееся между Китаем и Индией. Восемь из четырнадцати высочайших вершин на Земле расположены в Непале. Первая среди них – вершина горы Эверест (8848 метров)».

«Эхо гор», спецвыпуск, март 20**, Намче-Базар, Непал

1

Альпинисты шли по царству тишины и холода. Солнце давно покинуло эти края. Вокруг блестели пористые ледяные глыбы странной формы. Пустынные серые скалы и мутный снег сливались с мрачной бесконечностью неба. Четыре маленькие точки завершали сложный переход по ледяной реке, которая с рокотом и треском сползала со склонов высочайшей в мире горы, образуя на поверхности скрываемые снегом глубокие разломы и щели. Она словно пыталась избавиться от незваных гостей, смутивших ее своим движением.

Путники поднимались по склону, освещая дорогу налобными фонарями. Лица их были укрыты от ветра и холода, куртки в снегу, высотные ботинки обледенели. Палки в руках помогали идти, но группа шла бы намного быстрее, если бы ее не задерживали вынужденные обстоятельства… Первый в колонне постоянно проваливался в снег, второй шел рядом с третьим и поддерживал его, замыкающий часто оглядывался назад, точно боялся, что тени долины захватят его, оторвут от остальных.

Внезапно, намного ниже по склону, у подножия ледяной реки появился огонек. Появился и пропал. Потом вновь зажегся, но уже не один. Два, три, четыре огонька, потом целая мерцающая вереница. Свет, так часто несущий радость, тепло, вызвал у путников сильное чувство тревоги. Замыкающий подошел к паре, идущей перед ним, подхватил шагающего с трудом альпиниста под руку, и они ускорили ходьбу, догоняя ведущего.

Вскоре группа достигла верхней точки ледопада. Здесь, на высоте шести тысяч метров на пути к вершине Эвереста, располагался первый высотный лагерь, где им предстояло отдохнуть и восстановить силы. В нем они нашли три двухместные палатки, установленные шерпами, проводниками из местного населения, которые всегда тропили маршрут на вершину до появления частных экспедиций. Сейчас лагерь пустовал. Шерпы ушли выше по склону, чтобы заняться обустройством других высокогорных стоянок, поднять туда грузы и проложить страховочные перила.

– Погасите фонари, теперь можно без них, – обратился к группе замыкающий, крепкого сложения человек, манеры и повадка которого говорили о карьере профессионального горного гида. Лицо его было сплошь покрыто снегом и льдом – маска, а не лицо.

– Клим, они следуют за нами. Как же их много… – захлебываясь, говорил Дема, высокий, худощавый альпинист, с мелкими чертами лица и живыми, суетливыми глазами. На руках у него куклой висел обессиленный товарищ в ярко-красной куртке.

– Тебя, мямля, считай, уже поймали, если так боишься… – прохрипел здоровяк с крупной, будто вытесанной из камня головой, с густыми, торчащими во все стороны седыми бровями, за которые его звали «Косматый». – Вадиму надо отдохнуть, а мы пока посмотрим, чем тут можно поживиться… – продолжил он, снимая с себя рюкзак и сбивая снег с одежды.

Внезапно Вадим зашелся в кашле, кашель перешел в рвоту, и альпинист упал на колени, повалив Дему рядом с собой. Клим поспешил к товарищам, закричав Косматому:

– Воды!

– Фляга замерзла, наколю льда, тащите его пока в лагерь, – ответил Косматый, достал ледоруб и направился к склону.

Вадима уложили в палатку, Дема топил лед и разбирал припасы, а двое других альпинистов вышли на воздух. Морозное небо было сплошь усеяно звездами, круглая луна освещала долину. Клим залюбовался вершиной. Громадная трехгранная пирамида возвышалась над всем, что было вокруг. Впервые он увидел ее, когда подлетал на самолете к Катманду, тогда ему казалось, что она находится даже выше уровня его полета. Теперь же она была намного ближе к нему, но все так же недосягаема.

Далеко внизу, в долине, снова мелькнули огни, мысли его прервались. Словно змея, серпантином по склону растянулись маленькие яркие точки, одна за другой, они будто стояли на месте, но Клим понимал, что они движутся вверх, будут расти и увеличиваться; он с тревогой смотрел на них, потом перевел взгляд на вершину и, вздохнув, обратился к Косматому:

– Вадиму нужен укол.

– Не думаю, что декс поможет. Вряд ли, горная болезнь. Скорее всего, отравился в городе, – отвечал здоровяк. – Я говорил, чтобы не налегал на пиво с яками. Но дурак есть дурак. Меня сильно достало нытье мямли, так и хочется ему врезать.

– Полегче, приятель, Дема целый день помогал больному, стер ноги и неважно себя чувствует. Сегодня-завтра они придут в себя, и мы закончим то, что начали. Как бумаги?

– Заказчик все устроил. Вертолет будет ждать, на китайской стороне. Но мы должны быть на месте точно в срок, а с обузой будем двигаться впритык.

Клим не стал ничего отвечать и отправился в палатку. Вадим, корчась от боли, лежал в спальном мешке, серые глаза его запали, от бессилия по лицу текли слезы.

– А еще в горах родился… Помню, хвастался, что прекрасно чувствует себя на высоте и не подвержен горняшке. А теперь я уверен, что завтра он не сможет никуда идти, – встретил вошедшего Дема.

– Не переживай, мы опережаем преследователей на два дня. Погода на нашей стороне, к тому времени, как они будут здесь, мы уже поднимемся в третий лагерь. Сейчас нужно отдохнуть, а ему сделаем укол, он приведет его в чувство. Ты сам-то как?

– В норме, на взводе только. Голова болит, а еще ноги стер. Всё эти новые ботинки. Объясниться бы с тем гадом, который убеждал меня, что они не требуют предварительной носки.

– Возьми аптечку, там все есть. Займись собой и позаботься о Вадиме. Ему обязательно нужно попить. Позже я тебя подменю, а пока пойду посмотрю, как там Косматый, – сказал Клим и вышел.

В соседней палатке здоровяк уже успел перекусить и теперь разбирал оборудование – свое и шерпов, отбрасывая в сторону ненужное. Клим расположился на спальнике, только теперь он мог передохнуть, выпить чаю и что-нибудь съесть, хотя аппетита не было.

– Как с экипировкой? – спросил он.

– Я все просмотрел, кое-что выбросил, кое-что позаимствовал. Шерпы наверху, веревку и крепления возьмем у них.

– Часть вещей Вадима я могу завтра забрать себе. Так ему будет проще.

– Я не думаю, что он сможет завтра подниматься, лучше всего будет оставить его здесь на день, он отойдет и догонит нас. Преследователи доберутся сюда только послезавтра, если погода не испортится.

– Ты же знаешь, что, если оставим его… сам он не выберется, – возразил Клим.

– Я этого как раз не знаю, но, если будем тащить его на себе, то выдохнемся точно. У меня под конец маршрута сегодня появилась одышка, чего никогда раньше не было. Завтра ты пойдешь первым, мне нужно сбавить темп.

– Как скажешь. Но мы могли бы сделать носилки, большую часть маршрут будет довольно пологим?

– Исключено, ты и часу с ним на такой высоте не пройдешь, лучше позаботься о мямле, он совсем раскис, а Вадим пусть сам выбирается.

– Может, мне остаться с ним на какое-то время…

– Тогда оставь Огни Непала мне, – просипел здоровяк, бросая недобрый взгляд на рюкзак Клима.

– Ты же знаешь, что это невозможно. Мы заранее все определили – у тебя бумаги, у меня Огни.

– Да, да, я помню. Но и задержки для нас неприемлемы, а потому завтра мы идем к вершине.

– Ты помнишь наше восхождение в Каракоруме, мы стояли на вершине К2, мир был у нас на ладони. Тогда мы завидовали только тем, кто смог взойти на Эверест. А теперь он здесь, рядом, в нескольких днях пути, но мы должны пройти мимо…

Он не успел договорить, в палатку заполз Дема:

– У него новый приступ, больше не могу с ним сидеть.

– Я пойду, – сказал Клим, поднимаясь.

– Останься, ты не поел. Я подежурю ночью, отдыхайте, – просипел Косматый, и, собрав вещи, оставил товарищей.

– Холод невероятный, тело болит, устал невозможно. Даже на дальних марафонах никогда так не выматывался, – жаловался, забираясь в спальник, Дема.

– Выпей чаю, согреешься. Завтра встанем пораньше, быстрее пройдем маршрут.

– Как далеко ушли шерпы? Как думаешь?

– До третьего лагеря должны были дойти, погода хорошая. Будем держаться проложенных ими перил, нам бы только дойти до Южной седловины, а оттуда уже вниз, в Тибет. Скоро все закончится. Жаль только, что мы так и не побываем на вершине…

Довольно скоро Дема перестал отвечать Климу и тихо засопел. Приятная дрема окутала его, она всегда завладевает теми, кто долго и упорно заставляет тело трудиться. Клим подошел к окну и посмотрел на долину. Внизу было темно, ничего не видно. «Остановились на ночлег, а ведь могли бы идти всю ночь…» – подумал он, опуская полог. В тот же миг далеко на склоне мелькнули огни, а ледопад, будто предупреждая об опасности, заскрипел и заскрежетал, сбрасывая вниз ледяные глыбы.

2

Клим проснулся за три часа до рассвета и разбудил Дему. Поставив воду на горелку, он вышел на улицу. Навстречу шел Косматый.

– Вадим умер… – прохрипел он.

– Как?!

– Всю ночь кашлял и стонал, долго не мог уснуть. Потом затих, и я решил, что ему стало легче. А утром он уже не дышал. Горы… – здоровяк пристально посмотрел Климу в глаза, похлопал по спине огромной рукой и оставил его.

Вадим, как и вчера, лежал внутри спальника, но теперь его веки были сомкнуты, челюсти стиснуты, лицо оливкового цвета было все перепачкано мутной жижей. Вадима не стало… Клим быстро покинул палатку, с трудом подавив рвоту, и вернулся к товарищам.

Косматый готовил завтрак, Дема просто сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, а увидев Клима, двинулся ему навстречу:

– Нельзя было его оставлять, еще неизвестно, как он умер… – причитал альпинист, бросая многозначительные взгляды в сторону Косматого.

– Ты на что намекаешь, мямля?! – пробасил здоровяк.

– Спокойно, парни! Никто ни на что не намекает. Он умер сам, от отравления или горной болезни. Каждый из нас теперь возьмет ношу потяжелее и будет вспоминать погибшего. Нужно его похоронить и двигаться дальше, – успокаивал их Клим.

– Не нужно его хоронить, сбросим вниз вместе с палатками, подальше от тропы. Это займет наших приятелей и даст нам дополнительное время, – размерено прохрипел Косматый. – Ему уже все равно, пусть нам поможет.

Предложение застыло в тишине. Здоровяк был прав, преследователи могли отвлечься на тело и палатки, сброшенные со склона, и потерять время и силы, добираясь до них. Возражать никто не стал, но и разговоров за завтраком больше не было.

С рассветом альпинисты надели «кошки», проверили обвязку, карабины и веревки, на лицо нанесли защитный крем, глаза прикрыли масками, нос – специальными защитными пластинами. После они скинули палатки со склона, а за ними и тело товарища. Гора не принимала его, он то и дело перекатывался с места на место, налетал на камни и выступы, оставляя клочья одежды то там, то тут, скользил по льду, создавая на нем причудливого цвета разметку, и так почти до самого конца, пока его полет не прекратился где-то на середине ледопада. Место было возвышенным, открытым, ярко-красную куртку Вадима было хорошо видно с основной тропы.

В тот же миг, совсем недалеко от места падения тела, появились огни, теперь они были намного крупнее и ближе, вскоре огни превратились в яркие точки, а точки стали силуэтами, которые наполняли уже ощутимым движением все пространство внизу.

– Все-таки шли всю ночь! Нужно спешить, впереди долгая дорога, – раздосадовано проговорил Клим, набрасывая на себя рюкзак.

Альпинисты вышли на склон, за ними, внизу, на большом расстоянии двигались тени. Словно звенья одной невидимой цепи, две группы людей поступательно взбирались вверх. Медленно, почти незаметно они сопровождали друг друга, исследуя новые грани окружающего мира, столь неживого и чуждого.

В полдень друзья достигли громадного ущелья. Это был поражающий размерами каньон с вертикальными отвесными стенами. Слева возвышались массивные скалы, усыпанные снегом, справа, прямо над головой, нависали промерзшие ледяные склоны. Жара стояла неимоверная, солнце было в зените, небо ясное, без облачка. Группа, повязав куртки на поясе, то и дело останавливалась, набирала в шапки снег, утоляла жажду, а потом снова отправлялась в дорогу. Впереди предстоял пологий монотонный путь по раскаленной печи. Полуденный жар очень опасен, он усыпляет, обезвоживает, но пережидать путники не могли. Чуждые миру природы, нарушив законы людей, они могли двигаться теперь только вперед, в зону смерти, где нет чувства голода, сон не прибавляет сил, тело медленно истощается и умирает, а любой шаг дается с неимоверным трудом. Там каждый сам за себя, и даже у подготовленного альпиниста очень небольшие шансы выжить.

Они шли медленно, без разговоров, сберегая дыхание для ходьбы, связанные одной веревкой и одной целью. Замыкающий, самый крупный из всех, то и дело поправлял маску, прятал лицо от солнца. Несколько раз он падал, и тогда товарищи глиссировали по льду к нему на помощь, и он вновь поднимался и продолжал путь. Вечером путники подошли к последнему на сегодняшний день препятствию, почти отвесной скале, по которой несколько часов нужно было подниматься вдоль вертикальных страховочных перил. Погода портилась, поднялся холодный ветер, посыпал снег, долину внизу постепенно закрывали облака.

– Быстрее бы добраться до места. Я пойду первым, – сказал Дема.

– Хорошо, проверяй веревки, – ответил ему Клим и направился к здоровяку, который подходил к склону.

– Как ты?

– Да в норме. Солнце слепило днем, местами терял вас из виду, все вокруг становилось белым. Теперь лучше, голова только раскалывается страшно, но до лагеря дотяну, – прохрипел Косматый.

– Поднимайся, я за тобой, а то погода портится.

Здоровяк с трудом полез вверх, а Клим стал карабкаться следом.

Заканчивалась скала на высоте шести с половиной тысяч метров, там расположился второй высокогорный лагерь, который был разбит на плоской площадке, образовавшейся в результате движения горных пород. Стоянка была хорошо защищена рельефом от ветра, утром первые лучи согревали ее, с этой высоты открывался потрясающий вид на долину внизу, но теперь повсюду виднелись только ледяные пики и хмурые грозовые облака.

Подбираясь к краю скалы, Дема отцепил карабин – для того, чтобы обойти крепеж перил и подсоединиться к ним выше. Внезапно на голову посыпался снег, потом ледяные камни, некрупные, но их было достаточно, чтобы он потерял баланс. Руки его судорожно хватали воздух, шипы впивались в гору, падение было неизбежным, но второй страховочный трос должен был удержать альпиниста и спасти от полета в бездну. Канат натянулся, заскрипел, затормозил падение, и вдруг что-то лопнуло. Основная веревка, к которой прикрепился Дема, не выдержала. Выбившись к вечеру из сил, он подсоединил страховку к прошлогодним перилам, которые сгнили и пришли в негодность. И вот он полетел вниз по склону, успев только крикнуть: «Шерпы!».

Косматый, увидев падающего товарища, сделал петлю из связывающей их веревки и накинул ее на скальный выступ недалеко от себя, потом с силой вбил «кошки» в склон, присел и воткнул ледоруб в тело горы. Дема пролетел мимо него. Веревки выдержали. Здоровяка дернуло, но он не сорвался. Дема ударился головой в момент натяжения, сильно испугался, но был в порядке и уже подсоединялся к нужным перилам. Здоровяк отцепил себя от общей страховки и стал подниматься вверх.

Шерпы были предупреждены по рации о том, что к вершине движутся альпинисты, которых необходимо остановить или хотя бы задержать. Сейчас был не сезон, и частные экспедиции еще не прибыли в лагерь, поэтому ошибиться в том, кто встретился им на пути, шерпы не могли.

Когда Клим и Дема забрались на скалу, они застали драку, а скорее, просто избиение – Косматый топтал двух щуплых, невысоких проводников грубыми высокогорными ботинками, шипы то и дело пробивали ткань и доставали до плоти; потеряв способность сопротивляться, шерпы лишь стонали и всхлипывали.

– Стой! – крикнул Клим, но его на сильном ветру не было слышно.

Тогда он подбежал к здоровяку и бросился на него, пытаясь сбить с ног. Они упали и стали кататься по земле.

–– Прекрати! Это я! – кричал Клим.

Но Косматый лишь махал руками и рычал. И только отвесив Климу несколько ударов в голову и получив столько же в ответ, громила угомонился, оттолкнув товарища от себя.

Разъяренный здоровяк направился к палаткам, Дема подошел к Климу и помог подняться. Вдруг он резко подался назад, не то крикнул, не то простонал, испугавшись чего-то, и повалился на землю. Клим обернулся и увидел мертвого альпиниста в черной выцветшей куртке, точнее, только верхнюю его часть, ног не было. Он сидел, подпирая спиной склон, лицо его было свинцовым, плоть местами отсутствовала, открывая взорам череп и пустые глазницы, кисти рук были обглоданы ветром до костей.

– Черная куртка, черная куртка! – причитал Дема.

– Перестань, это просто тело, его не убрали со склона, потому что не видели под снегом! – успокаивал товарища Клим. И только когда тот с трудом овладел собой, друзья поднялись, зацепили за поясные сумки обессилевших шерпов и отправились в сторону лагеря.

3

На площадке вплотную друг к другу были установлены небольшие треугольные палатки. Вдоль отвесных стен располагалась свалка: использованные кислородные баллоны, снаряжение и прочие отходы, в баках или просто на земле, все то, что не спустили вниз и бросили альпинисты на горе. Мрачная неживая картина, памятные людские дары.

Тьма сгущалась, обволакивала все вокруг. Вместе с ней пришла и непогода. Температура упала до минус тридцати, от холода деревенели руки. Поднялся шквальный ветер, он выл и ревел, рвал палатки, хлопал пологом. Гора, так и не сумев остановить восходящих на подступах, бесновалась и неистовствовала.

– Что за бардак ты устроил? – спросил здоровяка Клим, скидывая рюкзак.

– Они еще хорошо отделались! Сперва я хотел сбросить их с горы после того, как они чуть не сбили с нее нас! – проревел Косматый, очищая «кошки».

– Ты слишком сильно их отделал… А нам нельзя терять контроль. Это главное, – отвечал ему Клим.

– Мне главное сейчас – поесть и выпить чаю, а потом буду отдыхать, – бурчал здоровяк.

– Нужно срочно уходить… Немедленно… Сейчас же… – повторял Дема.

– Как идти в такую погоду, мямля? – возражал Косматый.

– Завтра будет окно, таким был прогноз, и мы сможем достичь седловины. А потом непогода на всей горе, и они тоже будут ждать, – успокаивал друзей Клим.

– Дальше маршрут не проложен. Придется идти без перил. Нужно взять крючья и веревку, – хрипел Косматый.

– Да, я знаю. Как глаза? – спросил Клим.

– Солнце утюжило их целый день! Голова так и не прошла! Год назад мне паяли сетчатку после стычки в баре, может, в этом причина?..

Клим кивнул и отправился в палатку к шерпам. Начинался сильный снегопад, хлопья валили сплошной белой массой, видимости не было. Проводники приходили в сознание. Клим дал им напиться, связал руки и помог забраться в спальные мешки. Завтра перед выходом он освободит их, а через день-два в лагерь поднимутся преследователи, и тогда шерпы будут спасены. Один из них в бреду повторял:

– Большой грех… Сагарматха недовольна, зовет остаться, навсегда остаться… – и потом только стоны.

Вернувшись к товарищам, Клим заметил, что у Демы началась лихорадка, возможно, из-за падения…

– Что с ним? – спросил он Косматого.

– Не знаю. Мямля сперва слонялся по палатке, точно пьяный, спотыкался, плохо отвечал. Все вспоминал того замерзшего приятеля. Тогда я сказал, что на китайской стороне его еще ждут такие же друзья, по которым теперь отмечают высоты на спуске. Потом он просто закутался в спальник и стал маяться, словно в бреду.