Kitabı oku: «Пентюх», sayfa 2
Глава 4. Тварь
Бздым раскрыл пасть, и оттуда вывалился здоровенный язык. Я скосил глаза вниз, на холщовую сумку с револьвером, которая так и осталась сиротливо лежать на земле. Пока наклонюсь, пока достану оружие, пока прицелюсь… бздыму же, чтобы прыгнуть, нужно всего полсекунды. Не зная, что делать, я решил попытаться действовать так, как с медведем – заорать погромче и пострашнее. Где-то читал, что крупный хищник может испугаться сильного крика и уйти. Потому я, обмирая от страха, поднял вверх руки и заорал. Обычно я и кричать-то особо не умею, но тут ужас, видимо, разомкнул скрытые резервы моих лёгких, и я заревел так, что сам себя испугался! Бздым вначале выпучил свои и без того вытаращенные глаза, а потом вдруг стал пятиться от меня, развернулся и одним прыжком скрылся в чаще.
– То-то же! – самодовольно сказал я, опустил руки и повернулся, чтобы поднять сумку. И тут я увидел жуткую до безобразия животинку. Ростом она была мне где-то по колено. Абсолютно лысая, в складочку, невероятно отталкивающая. Морда – что-то между кошачьей и собачьей харей. Огромные острые уши торчком – чуть ли не больше головы. Эдакие два треугольных лопуха-локатора. И толстые лапы. Тварь сощурила глаза, и я решил, что она тоже испугалась моего крика. Потому опустился перед ней на корточки, погладил левой рукой и заговорил ласково:
– Не бойся, хорошая моя! На пирожочек!
Животное, описание которого я не встречал ни в одной книге, поморгало, глядя на меня, икнуло, совсем как человек, понюхало пирожок и заглотило его одним движением. Я достал ещё один пирожок и опять скормил существу.
– Какая же ты страшная! – покачал я головой, – Тварь, да и только! Но ты не бойся! Большой дядя Семён тебя не обидит!
Тварь посмотрела на меня, и вдруг лизнула мою руку. Я сел на траву, достал пирожок уже себе и стал неторопливо его есть. Тварь уселась рядом и задумчиво смотрела на болото. А я доел пирожок, стряхнул крошки и встал:
– Ну ладно, Тварь, желаю тебе всего хорошего на твоём болоте! – потрепал я по голове уродину, и даже потаскал ласково за огромные уши: – Ты, главное, обходи стороной всяких больших и страшных монстров, и тогда всё будет замечательно!
Я поднял сумку, повесил её на плечо. Подумал, достал всё же пистолет. Повертел его, но снова вернул в сумку, так и не придумав, куда прицепить. Махнул рукой и пошагал в лес, к дороге. И вдруг увидел, что Тварь семенит со мной рядом. Остановился и спросил:
– Что, пирожки понравились?
Тварь смотрела на меня своими грустными глазами и совсем по человечьи молчала. Я тяжело вздохнул, достал последние два пирожка и положил перед животиной:
– На! Обойдусь уж как-нибудь!
Тварь проглотила пирожки за секунду и двинулась опять за мной. Я остановился и нахмурился:
– А ну, брысь! Нету больше пирожков, поняла?
Тварь помялась рядом со мной, но, когда я тронулся, вновь посеменила рядом.
– Ладно, чёрт с тобой! – махнул я рукой, – Подальше отойдёшь от болота – сама вернёшься!
Минут через двадцать я вышел назад к дороге, и вначале было чуть не пошёл на Бирюль, да потом сообразил, что село Лопань намного ближе должно быть. И лучше мне туда направиться, вслед за каретой. А там уже другую карету дождусь, да поеду дальше. Карету уже точно не догоню, потому гнева Жилова бояться не стоит. Я кивнул довольно своим мыслям и бодро пошагал вперёд. Страшная животинка так и шлёпала со мной рядом. И вдруг, где-то через полчаса я увидел впереди нашу почтовую карету! И тут же радостно ускорил шаг. Решил, что одумался Жилов и решил всё-таки подобрать меня из лесу и извиниться за свою грубость. Я даже улыбнулся немного и пообещал быть себе снисходительным и извинить бывшего поручика, потому как в карете ехать было безопасно. Кареты, как и населённые пункты, были защищены специальными рунами от монстров. Но весь косяк рун был в том, что они размером должны были быть два на два метра. Иначе не вливалось в них нужное количество силы. Потому и безопасно было только в больших повозках, на которых изображены эти самые руны отпугивания. И такие же руны расставляли на щитах вокруг населённых пунктов.
Но уже когда подошёл к карете шагов на десять, понял, что что-то здесь не так. Понять это помогла неестественная тишина, отсутствие кучера впереди и… труп бывшего поручика, лежащий возле кареты в огромной луже крови. А потом я увидел и труп кучера-грыля. Он лежал впереди кареты, практически под задними копытами безучастно стоящих животных. Я ещё размышлял, какой монстр мог напасть на защищённую рунами карету, как из леса навстречу мне вышли сразу пятеро человек. И я в очередной раз убедился, что страшнее человека монстра нет…
Я обернулся, чтобы убежать, но и сзади уже стояли трое, причём довольно паскудно улыбались. Я судорожно вздохнул и уставился на пятерых спереди, чувствуя, как слабеют ноги и немеют руки.
– Чего уставился? – подмигнул мне самый здоровый из разбойников – детинушка метров двух ростом, с широким, как колесо от жигулей, лицом, и приплюснутым, как у боксёра, носом.
– Да я здесь разбойников всего два раза видел, – признался я, – И то оба раза на виселице в Бирюле. Вот и интересно, какие вы, когда живые.
Здоровый побагровел и расхохотался вдруг:
– Так ты пришлый, что ли?
– Пришлый, – во рту предательски пересохло, я чувствовал, что ещё немного – и просто рухну на землю сам, умерев от страха. И тогда бандитам даже убивать меня не придётся.
– Маг? – строго спросил здоровяк, и я честно признался:
– Вообще без всяких способностей! Один на тысячу!
Разбойник осклабился вдруг, а другие загомонили весело, радостно.
– Зовут тебя как, пришлый? – спросил меня мелкий, вертлявый мужичок с козлиной бородкой и дёрганными движениями.
– Се-семён! – максимально твёрдо проговорил я, а сам присел возле Твари и зашептал ей: – Беги, животинка, а то и тебя убьют!
И стал толкать страшненькую, но ни в чём не повинную чудо-юду по направлению к лесу. Здоровяк подошёл к карете, заглянул туда и проговорил внутрь:
– Барышни, ложная тревога! Это не разъезд, а какой-то идиот! Так что планы не меняются! Мы вас насилуем, а потом убиваем. Впрочем, можем и наоборот! – кругломордый заржал над собственной шуткой самозабвенно, повизгивая и похрюкивая от удовольствия. А я вспомнил про пистолет, и сунул руку в сумку. Но сзади меня тут же кто-то схватил за шкирку. И тут случилось невероятное. Тварь – эта пародия на животное, вдруг преобразилась вся, в несколько раз увеличилась в объёмах и распахнула ставшую гигантской пасть. Бандит, схвативший меня сзади, заорал, и тут же умолк, так как Тварь… откусила ему голову! Другие бандиты заорали заполошно, кругломордый стал тащить из кобуры наган, но Тварь расплылась вдруг вся, пронеслась ураганом по дороге, захлопала пастью, и я увидел лишь восемь подтекающих кровью трупов.
Я настолько удивился, что просто сел на задницу посреди дороги, а монстр вдруг опять уменьшился и стал нелепой страшненькой милой Тварью. Я икнул и сказал любительнице пирожков с капустой:
– Что-то мне подсказывает, что бздым не меня на болоте испугался!
А Тварь подошла, лизнула мне руку и радостно завиляла хвостом. Я на всякий случай перекрестился, но лопоухая животина не исчезала. Тогда я подошёл с ней к карете и с интересом уставился на невольную попутчицу и спасительницу. Если бы Тварь была монстром, руны отпугнули бы её, но она даже потёрлась о колесо дилижанса боком. А я решил от греха подальше убраться от этого места. Заглянул внутрь, увидел, что дамы обе лежат связанными на полу. Хотел было развязать, но решил сделать это позже. Очень уж страшно было здесь находится. Потому запрыгнул на место кучера и стеганул лошадей, стараясь уехать как можно дальше. А Тварь весело потрусила рядом с лошадьми, изредка поглядывая на меня и высовывая из пасти язык.
Глава 5. Допрос
Тяжеловозы скакали не то, чтобы галопом. Ну, и не рысью. В общем, их бег отличался только тем, что ноги они переставляли чуть быстрее, да задницы лошадиные подпрыгивали чуть повыше. Кстати, я первый раз держал в руках вожжи, но, в принципе, интуитивно понял, что нужно делать: просто держать эти ремни в руках, не мешая лошадям самим идти по дороге. Самым тяжёлым оказалось не это, а то, что иногда лошади ходили в туалет. Причём, делали они это на ходу и вонь при этом стояла такая, что дыхание перехватывало! Когда я сидел в карете, вонь эту не слышал, а вот сидя на месте кучера познал все прелести этой профессии. Зато Твари, которая радостно трусила рядом с каретой, никакая вонь не мешала беситься, прыгать из стороны в сторону и вообще вести себя, как игривый котёнок. Честно сказать, с одной стороны я радовался её соседству, а с другой – как-то страшно теперь было. И перед глазами стояла картина, как раздувшаяся вмиг животина лёгким движением откусывает голову огромному бандиту. Не то, чтобы мне жалко было разбойников. Они смерть свою заслужили. Тем более, их вешали сразу, как поймают. Но очень уж пугала теперь Тварь, могущая превращаться в огромного моснтра.
Через час мы подъехали к Лопани – здоровенному селу, расположенному сразу на двух холмах. По окружности села, как и во всех населённых пунктах, стояли плакаты с рунами, отпугивающими монстров. Это было, в общем-то, единственной охраной от неприятностей. По канцелярским книгам о недоимках я помнил, что в Лопани проживает почти десять тысяч человек. Староста – Тимофей Иванович Тюрин. В селе сразу два становых пристава и местная самооборона из пятидесяти человек. Правда, собирались они только в случае серьёзных неприятностей. Оттого до самого центра села я проехал тихо и спокойно, и только возле здания почты нас встретил местный староста Тюрин – сухонький мужичишка с дробными чертами лица. Увидев меня на месте кучера, Тимофей Иванович округлил глаза и спросил:
– А грыль где?
– Разбойники убили, ответил я и натянул поводья. Так делали кучера в Бирюле, и в Лопани этот фокус тоже удался. Два тяжеловоза остановились, как вкопанные, и я аккуратно слез на землю, ощущая, как дрожит у меня всё тело.
– А вы кто? – ещё строже спросил староста, и ухватил за шкирку пробегающего мимо мальчишку: – Ну-ка станового пристава зови! Быстро!
– Семён Петрович – писарь земской управы, – я разминал ноги и только теперь вспомнил, что внутри кареты у меня лежат связанными две девицы. Кинулся туда, открыл дверь и увидел полные слёз и боли глаза батутоподобной гражданки Скрипиной. Принялся развязывать верёвки на руках, но узлы были настолько прочными, что я не справился. Повернулся к старосте и заговорил сердито: – Ну, помогите же девиц освободить!
Староста оказался ловчее меня и быстро размотал обеих гражданок. Я в это время растеряно топтался возле кареты. В это время прибежал становой пристав, и обе девицы повисли на нём, рыдая и рассказывая, как их грозились изнасиловать, как убили душку Егора Егоровича. При этом полицейский чин с такой строгостью и подозрительностью смотрел на меня, что я поспешил развеять его подозрения:
– Это не я убил господина Жилова! Я писарь земской управы!
Становой пристав аккуратно отстранил девиц, посмотрел с сожалением на пятно помады на своём белоснежном кителе, оставшееся после гражданки Жугаровой, и потребовал:
– Давайте-ка по порядку! Я становой пристав села Лопань Михаил Григорьевич Трут! Извольте рассказать всю суть дела, а вы, барышни, слушайте и дополняйте!
Я глянул на Тварь, которая радостно тёрлась об мою ногу, и начал покорно рассказывать:
– Мы утром выехали из Бирюля! Я, господин Жилов, сударыни Скрипина и Жугарова. Часа через два я вышел из кареты и остался в лесу.
– Как это – вышли из кареты? – распахнул глаза становой пристав: – Вы точно писарь, не охотник?
– Писарь он, писарь, – затараторила батутоподобная Скрипина, и тут же наябедничала, скотина: – Оне с господином Жиловым поскандалили-с, и Егор Егорович их из кареты выкинули-с!
– В лесу? – нахмурился Михаил Трут, повернулся ко мне и произнёс сурово: – Это преступление, и вы вправе были потребовать сатисфакции господин…
– Пентюх, – быстро сказал я, – Семён Петрович Пентюх! Писарь земской управы!
– Пусть будет Пентюх, – махнул рукой пристав, – Но зачем вы дам связали, и куда, позвольте спросить, кучера дели?
– Да не связывал я никого! – в отчаянии воскликнул я, и обратился к ябеде с огромными сиськами: – Хоть вы ему скажите!
– Он не связывал, – кивнула Катерина Леопольдовна, и грудь её качнулась при этом, заставив пристава покрыться испариной.
– А кто связывал? Жилов?
– Егор Егорыч уже мёртвый были! – взмахнула руками уже Жугарова, – Как он связать бы смог?
Пристав оглянулся растеряно, снял фуражку, подошёл к скамейке и плюхнулся на неё. Вытер вспотевший лоб и ткнул в меня пальцем:
– Давайте, вы рассказывайте! – повернулся к девицам: – А вы молчите!
– Я вышел в лесу, – начал опять я рассказ.
– Вышли, либо вас всё-таки выкинул господин Жилов? – пристав смотрел на меня требовательно, и я вздохнул:
– Не то, чтобы прям выкинул, но обещал применить грубую силу, и я посчитал нужным выйти, – почему-то признаваться в том, что тебя как лоха последнего вышвырнули – всегда трудно и стыдно.
– Хорошо, – кивнул пристав, – И вы пошли за каретой?
– Нет, – мотнул я головой, и признался, посчитав, что всё равно девицы расскажут: – Господин Жилов стал в меня стрелять из пистолета и я… в лес убежал!
Теперь и староста плюхнулся рядом со становым приставом и переспросил:
– Из пистолета? В вас? В лесу?
– Оне сказали, что Его Егорович врёт! Оне сами виноваты! – встряла батутоподобная Скрипина.
– И что? – спросил пристав Трут, – Как можно в лесу высадить, да ещё и стрелять в человека-с без оружия?
– У меня револьвер есть! – тут же сказал я, – Мне Егор Пантелеевич выдал в командировку!
– А где же он? – удивился становой пристав.
– В сумке, – я достал револьвер и показал его приставу.
– А господин Жилов видел оружие?
– Я не доставал, – признался я.
– То есть, стрелял по его разумению по безоружному! – удовлетворённо кивнул пристав, почесал гладко выбритый подбородок и кивнул: – Дальше-с!
– Потом я вышел из леса и пошёл по дороге в Лопань. И увидел карету. А рядом лежал мёртвый господин Жилов, – я развёл руками: – И кучер. Тоже уже мёртвый-с!
– И кто же их убил? – вскинул брови пристав, а староста тут же поддакнул:
– Да! Кто-с их убил?
– Разбойники! – запричитала Жугарова с размазанной на пол-лица помадой, – Остановили карету, убили кучера, а когда Егор Егорович выскочил – и его!
Она всхлипнула и прижала ручки к груди, гораздо меньшей по размеру, чем грудь её товарки. А Скрипина лишь кивнула в такт словам Жугаровой.
– Сколько было разбойников? – требовательно спросил Трут у Жугаровой.
– Я… не знаю, – растерялась та, – Нас вязали двое! Один здоровый, с губищами такими, как вареники с творогом! А второй мелкий и противный!
– От него ещё луком воняло! – встряла батутоподобная.
– Восемь их было, – сказал я, и все четверо опять повернулись ко мне.
– А вы откуда знаете? – становой пристав снова вытер лоб скомканной фуражкой.
– Так я когда вышел к карете – они меня окружили, – я развёл руками.
– И? – подался вперёд староста, – Почему отпустили?
– Да не отпускали, – признался я, – Просто умерли, и я уехал на карете…
Глава 6. Герой поневоле
Когда становой пристав Михаил Григорьевич стал выяснять, как умерли разбойники, я посмотрел на Тварь и решил не выдавать животинку. А то, кто знает, что с ней сделают жители Лопани. Или она с ними. Потому ответил:
– Сам не понял, как так получилось.
Староста глубокомысленно хмыкнул, а становой пристав не стал больше ни о чём спрашивать. Встал со скамейки, напялил на голову мятую фуражку и произнёс:
– Господин Пентюх, полицейское управление Бирюльского уезда к вам вопросов больше не имеет, так как ваша невиновность безусловна и подтверждается показаниями, кхм, – он покосился на девиц: – Сударынь. Мы найдём нового кучера, но карета отправится в Разумное только завтра. Рекомендую вам гостиницу Лопаньская! Там очень хорошая кухня и чистые комнаты.
– А что, есть ещё какие-то гостиницы? – спросил я негромко.
– Нет, – удивился моему вопросу Трут, – У нас только одна гостиница.
– А, – догадался я, – Из единственной гостиницы вы одну рекомендуете?
Пристав засопел, но ничего не ответил на это, лишь махнул рукой и произнёс:
– Пойдёмте со мной в отделение, я вам выдам кобуру, что ли. Негоже револьвер в сумке таскать!
Я покорно побрёлся за Трутом в контору и там он мне выдал кобуру под револьвер. благо, служебные наганы были все однотипными. Становой пристав был настолько любезен, что даже показал, как крепить эту штуку на пояс и как засовывать в неё пистолет. В итоге из отделения я вышел с кобурой на поясе, будто стрелок или охотник. Правда, чувствовал себя с оружием я очень неуютно. Но, куда деваться? Ежели уж положено по формуляру…
В гостиницу я заселился уже после обеда. Погулял по селу около часа, рассматривая достопримечательности в виде бревенчатых изб, рубленных колодцев и высоченных заборов. Тварь всё так же крутилась рядом со мной. Когда мы зашли в гостиный двор, на нас тут же стала неистово лаять огромная овчарка. Тварь посмотрела на неё, на меня и плотоядно облизнулась. Я тут же заговорил:
– Не смей, скотина эдакая! Я тебе ещё пирожков куплю! И вообще – иди вон туда, под сарай, и будь там! В номера с животными нельзя!
Тварь, будто понимала, тут же пошла и легла, куда я указал. А я зашёл в обеденный зал, который мало чем отличался от пивнух в Бирюле. Грязные деревянные столы, сколоченные местными мастерами. Скамейки, да барная стойка. Предполагая, что вряд ли тут есть официанты, я сам подошёл к стойке и заказал у бармена, а по совместительству хозяина гостиницы, ужин. А потом скромно сел за столик, рассматривая посетителей. Их было совсем немного: трое явно местных мужиков, двое то ли стрелков, то ли погонщиков скота, какой-то франт в кожаных штанах и сразу с двумя револьверами в кобурах и… молодая девушка. Вот её бы, честно говоря, девицей назвать язык бы не повернулся. Одета она была не в платье, а в широкие штаны, чем-то напоминающие клёши. На ногах кожаные сапожки. Широкая рубаха, из-под которой топорщились, кхм… топорщились, в общем. При этом, девушка была стройной. Вообще, внешность была не совсем стандартной. Огромные глазюки, тёмные волосы, скуластое лицо. А ещё на поясе у неё была кобура с револьвером. Такое было не прямо из ряда вон выходящее, конечно, но даже в Бирюле девушки редко носили оружие. А тут, поди ж ты, в какой-то Лопани – и с оружием. Девушка заметила, что я её разглядываю, глянула на меня пристально, и я покраснел, уткнулся быстро в тарелку, которую передо мной поставил хозяин гостиницы, и стал с аппетитом уплетать мясной гуляш. И опять влип в историю.
Франт с двумя пистолетами на поясе стал знакомиться с девушкой. И сделал это навязчиво и грубо. Причём шуточки были явно из нашего мира. Про цветочек, да про зятя, который маме её требуется. Девушка, впрочем, спокойно ответила франту, что зовут её Ирина, а для него – Ирина Викторовна. Хорошо так отвечала. Спокойно и с явной иронией. Я, честно сказать, украдкой любовался девушкой и восхищался её ответами. Потом она на очередную пошлость ответила франту, что с опаской относится к мужчинам, которые кожаные штаны носят.
– А при чём штаны-то? – ухмыльнулся плотоядно франт, перекидывая из угла в угол рта спичку, и картинно опёршись о стойку.
– Так в столице такие обтягивающие штанишки только девки гулящие носят, – спокойно ответила Ирина Викторовна. Двое то ли стрелков, то ли погонщиков хохотнули, но тихо. На грани приличия. Видать, не хотели с франтом конфликтовать. А вот франта фраза девушки задела. Он покраснел, нахмурился и произнёс зло:
– Сама ты…
И только девушка ответить хотела, как я, не знаю, почему, вдруг выпалил:
– Сударь, что вы себе позволяете? – и сам испугался своего тонкого, сорвавшегося на фальцет голоса.
Франт резко развернулся ко мне, выплюнул спичку изо рта прямо на пол и прищурился:
– Ты знаешь на кого рот открыл? Я Эдди Зенин! Слыхал?
А кто ж про Эдди Зенина не слыхал? Лучший стрелок не то, что Бирюльского уезда – всей Вронжской губернии, почитай! Да и в столице его, поговаривают, боялись, как огня. Ибо стрелял Эдди быстро и без промаха. «Ведомости» писали, что на его счету только за последний год было три дуэли, и все со смертельным исходом. Руки у меня задрожали, а во рту пересохло. А франт продолжал:
– Это ты, что ли, восемь разбойников в лесу уложил? Как там тебя?
Я совсем стушевался, отложил от себя ложку и не знал, куда деть руки. В итоге положил их на стол и ответил, стараясь не смотреть в злые глаза Эдди:
– Семён Петрович Пентюх, писарь земской управы.
– Если ты думаешь, что байкой про бандитов напугал кого, то сильно ошибаешься. Но я не злой. Потому давай, на коленях проси прощения, и я, так и быть, прощу тебя, – Зенин захохотал злобно, поглядывая на меня сверху вниз. И видит Бог, я уже готов был на колени встать, но тут заметил взгляд девушки. Она смотрела на меня удивлённо, но и с ноткой восхищения. А на меня, поверьте, ни одна женщина за все мои двадцать два года так не смотрела. И я вдруг решил, что лучше уж сдохнуть, чем увидеть в этих же глазах разочарование. И просипел в ответ стрелку, пытаясь побороть дрожь в голосе:
– Господин Зенин, я в вашем прощении не нуждаюсь, а вот вам бы надо просить прощения у дамы…
Двое то ли стрелков, то ли погонщиков скота тут же отодвинулись, а франт отлип от стойки и выпрямился, чуть согнув в коленях ноги:
– Что ты сказал, господин брехло?
– Что… – я окончательно стушевался, но глянул на девушку, и увидел, что та задорно улыбается, будто всё происходящее её несказанно забавляло. И я решился: – Извинитесь перед девушкой, господин Зенин!
– Стреляемся! – проревел Эдди, – Вставай, ублюдок, я тебе мозги вышибу!
Стрелок повернулся к двум невольным свидетелям:
– Подтвердите, что имело место оскорбление, и дуэль по всем правилам!
Те лишь кивнули в ответ. Лишь хозяин гостиницы, он же бармен и официант пытался робко возразить и сказал:
– Но Эдди…
– Заткнись, Пахом! – процедил стрелок, не поворачивая даже головы в сторону заговорившего трактирщика. И тот замолчал покорно. А я, понимая, что придётся сейчас биться на дуэли с одним из самых крутых и знаменитых стрелков Вронжской губернии, стал лихорадочно вспоминать, что делать с этим чёртовым револьвером. Получалось, что главное его быстро выхватить и нажать на крючок указательным пальцем.
Понимая, что я могу даже вовремя не выхватить пистолет, я сразу положил руку на рукоятку и стал боком, неловко вылезать из-за стола, скользя задом по скамейке. Эдди вновь расхохотался, глядя на мои потуги. Но глаза его не смеялись, оставались всё такими же злыми и холодными. Когда край стола закончился, я встал, потянул из кобуры пистолет, видя, как Эдди выхватывает двумя руками огромные револьверы. Но тут же ноги мои поехали по мокрому полу, и я больно шлёпнулся на задницу. Руки взлетели вверх, и я совершенно случайно нажал на крючок…
