Kitabı oku: «Хроники Великих Магов. Абрамелин», sayfa 4

Глава 3

Переход к новой жизни всегда сопровождается грустью. Грустью о том, что осталось там, за плечами. Человеческая память избирательна и всегда предоставляет только самые лучшие моменты. Вот и кажется, что оставленное место было лучшим на свете. К тому же мозгу приходится обрабатывать ворох новой информации. Сонмы новых мыслей прилетают в голову. Ленный организм покидает состояние комфорта и ему становится страшно перед новым и неизведанным. Лиха беда – начало, а там уж и конец близок. Уже потом, после удачно завершенного дела, оглядываешься и не понимаешь, почему боялся и сомневался.

За всю свою тридцатилетнюю с хвостиком жизнь, Генрих Крамер… нет, у Генриха на самом деле хвостика не было, имеется в виду, что хвостик был у жизни, вернее, у тридцати лет был хвостик в виде еще одного года. Короче, за тридцать один год жизни Генрих Крамер почти не покидал свой родной город Шлеттштадт, за исключением поездок по окрестным деревням с целью заготовки продуктов. Настоящим путешествием он считал единственную экспедицию в Стасбург за пергаментом для письма.

Проехав несколько деревень, монах на пегом мерине углубился в лес. Конь (а Генриху больше нравилось думать, что под ним не пожилой мерин из конюшни приората, а резвый конь, способный унести от любой погони) трусил спокойно, но седоку в предрассветных сумерках было немного жутковато. И не из-за диких зверей или разбойников, встреча с которыми была вполне обычна. Фантазия подкидывала другие картинки. Вспоминались рассказы про всякую лесную нечисть: Лешего, Альпов, Гоблинов⁶³ и Огров⁶⁴. Это были не детские сказки. Многие свидетельства указывали на жуткие последствия встреч с такими существами. Вот только живых свидетелей оставалось не много. Значительно меньше, чем после встречи с медведем или грабителем.

Перед рассветом запели птицы. К началу мая те, которые зимовали в тёплых краях, уже вернулись на родину, вили гнезда или латали старые, пытались с помощью песен привлечь пару и завести семью. Некоторые, особо нетерпеливые, уже отложили яйца. Все готовились к месяцу птенцов – июню. От ощущения присутствия живых существ, не пытающихся на тебя напасть, становится как-то спокойнее. Когда же первые солнечные лучи осветили молодую листву, страхи мгновенно улетучились. Мысли стали светлыми и лёгкими. Появилось волнительное ожидание новых впечатлений. Мерное постукивание копыт по утоптанной земле дороги убаюкивало. Генрих впал в полудрёму.

Вывел монаха из благостного состояния посторонний звук. Прислушавшись, он определил, что это стук копыт коня, приближающегося откуда-то справа. Первой мыслью было – повернуть назад и бежать, второй – затаиться. Они были отвергнуты. Во-первых, если он услышал другого всадника, то наверняка и другой всадник уже услышал его. Догнать полудохлого мерина с неуклюжим седоком на спине может и свинья. Разве только у того неизвестного всадника конь хуже, чем у Генриха, а таких надо ещё поискать. Спрятаться с конём в лесу, не имеющим подлеска, было негде. А, во-вторых, по звуку было слышно только одного коня, а если пугаться каждого встречного, никогда никуда не доедешь.

Через некоторое время сквозь пространство между деревьями можно было различить путника. Всадник ехал один и неспешно. Оба эти факта успокаивали. Еще через время, за которое Крамер не успел бы прочитать и самую короткую молитву, наездники встретились на перекрестке, имеющем вид рогатины, где обе дороги сходились в одну.

Попутчик ехал на дорогом вороном жеребце. К седлу были приторочены два дорогих кожаных кофра⁶⁵, простая холщёвая сума и палка в два фута длиной из миндального дерева. Палка могла быть древком копья, алебарды⁶⁶ или гизармы⁶⁷, но не оканчивалась ни чем. Просто палка. Одежда коню не соответствовала: одет наездник был как простолюдин: в длинный до пят упленд⁶⁸ из грубой коричневой ткани, черный плащ и черную же шляпу с широкими полями. Смуглое горбоносое лицо путника обрамляла черная с проседью борода. Волнистые волосы до плеч были того же цвета. Лет ему можно было дать от пятидесяти до семидесяти. Мужчина приблизил своего коня к Валлаху и, натянув поводья, чтобы сравнять скорость коня со скоростью мерина, поехал рядом.

– Авраам Иаков бен Моисей ха Леви Моэллин. Великий маг, – представился подъехавший и скромно добавил, – можно просто Абрам.

– Вы – еврей? – как-то вырвалось у Генриха.

– Боже мой! – всплеснул руками Абрам, – И как же вы догадались? Постойте, ничего не говорите. Я тоже проявлю чудеса провидения, – он притворно задумался, закрыв глаза, наморщив лоб и прижав ладонь ко лбу. Потом просиял, указал на Генриха, – вы – монах! Доминиканец.

– Да, я присягнул ордену святого Доминика. Зовут меня Генрих Крамер – признался Генрих, поправляя белую доминиканскую рясу, и зачем-то добавил, – я инквизитор.

– Значит, вы меня немедленно сожжете на костре, – весело провозгласил Абрам, – потому, что я волшебник, а у вас, у инквизиторов есть такая чудесная привычка – жечь волшебников на кострах.

Говорил человек, назвавший себя волшебником громко, энергично, двигался резко. Было видно, что это человек, привыкший к действию, к движению, к событиям. Спокойному монаху было немного не комфортно общаться в таком стиле.

– Но ведь магия – от Дьявола! Ведьмы и колдуны продают души, чтобы постичь мастерство магии, – вступил в дискуссию монах, – Как Дело Божье, так и Власть Бога значительнее, чем дело и власть Дьявола. Если бы на свете существовало колдовство, то это было бы делом рук Дьявола в борьбе против Власти Бога⁶⁹.

– Постичь колдовство, отдав душу Дьяволу проще всего, – согласился Авраам, – изумляюсь я, когда помышляю о слепоте, в которой многие идут за неправедными наставниками и находят удовольствие во лжи и, лучше даже сказать, в самом демоне, предаваясь колдовству и идолопоклонству, кто на один манер, кто на другой, и так теряя душу свою. Но истина столь велика, Дьявол столь коварен и злокознен, а Мир столь бренен и низмен, что я вынужден признать: иначе и быть не может⁷⁰. Некий малоуважаемый богемец, при помощи и поддержке своего союзника, производил поразительные вещи. Он становился невидимым, он летал по воздуху, он входил в запертую комнату через замочную скважину, он знал наши сокровеннейшие тайны и однажды сказал мне такое, о чем мог ведать один только Господь. Но искусство его обходилось ему слишком дорого, ибо Дьявол заставил его скрепить клятвой договор, по которому он обязался использовать все свои тайны во осквернение Господа и в ущерб ближнему своему. Кончилось тем, что тело его нашли на улице, и видно было, что его долго волочили по земле, а голова без языка сыскалась в сточной канаве. Вот и вся выгода, которую он извлек из своей дьявольской науки и магии⁷¹. – с грустью сказал Абрам, – Страх Господень есть Истинная Мудрость, и тот, кто не обладает им, никогда не проникнет в Истинные Секреты Магии, он построит здание из песка, и оно не простоит долго. И я решительно отказываюсь понимать вашего же максимализма. Вашего, я имею в виду именно христиан. Ведь у вас тоже случались чудотворцы. Не спорьте, я читал.

– Но это все истинные христиане! – возмутился монах, – Верна лишь вера в Бога истинного. А ересь вся – от лукавого. Святой Августин утверждает: «Колдуны совершают чудеса в силу частных договоров, добрые христиане – в силу общественной справедливости», и Второзаконие предписывает умерщвлять всех колдунов и заклинателей. Левит говорит: «Чья душа склоняется к магам и кудесникам и с ними блудит, против того хочу я поднять лик свой и низринуть из стада народа своего»⁷².

– Вот тут я с вами согласен до самых своих пяток! Только нужно уточнить, что в силу общественной справедливости могут совершать чудеса не только добрые христиане, ибо Бог един. И не важно, как ты в него веришь: пляшешь у костра, крестишься, или бьешь поклоны в сторону востока, главное, чтобы всей душей. Тогда и чудеса получаются. Магия – это большая Работа, – Абрам жестом остановил пытавшегося взорваться от возмущения монаха, – ибо, несомненно и очевидно то, что достичь совершенства в этой работе или искусстве и стать мастером может человек, родившийся хоть христианином, хоть иудеем, хоть язычником, хоть турком, хоть варваром, хоть в какой угодно иной вере; однако тот, кто отверг своей естественный закон и принял другую веру, противную его собственной, никогда не взойдет на вершину этой священной науки⁷³. Кстати, епископу нашего города я предсказал, что его предадут в Оремберге, за год до того, как это случилось; о прочем же я говорить не стану, ибо он – лицо духовное, предав молчанию все иные услуги, какие я ему оказывал⁷⁴. И он меня сменить веру не призывал.

– Ересь это! Нет другой истинной веры, кроме христианской! Остальное – суеверия и ересь! – начал распаляться Генрих, – Демоны в Вас говорят, Ведь сказано: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых, ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего⁷⁵»

– И, я Вас спрашиваю, почему всё так сложно? – Абрам даже придержал коня, – Я, к примеру, совсем не против, чтобы возле меня иногда находилось пара, другая обаятельниц, – мечтательно продолжил он – женщины могут с помощью определенных приемов воздействовать на чужие тела и производить изменения их без участия Дьявола, что для нашего разума не совсем понятно. Но это непонимание не должно заставлять нас приписывать подобные воздействия Дьяволу, как бы говорящему из женщин. И поверьте мне, старому еврею, те вещи, что творят с нами эти чудесные создания, зачастую весьма приятны для организма. Хоть убейте, не пойму, почему вы так взъелись на прекрасный пол.

Крамер весь побагровел. Было видно, что они затронули близкую ему тему. Долго накапливавшиеся в голове мысли прорвали плотину и изверглись бурным потоком:

– Женщина скверна по своей природе, так как она скорее сомневается и скорее отрицает веру, а это образует основу для занятий чародейством. Ведь женщина более алчет плотских наслаждений, чем мужчина, что видно из всей той плотской скверны, которой женщины предаются. Уже при сотворении первой женщины эти её недостатки были указаны тем, что она была взята из кривого ребра, а именно – из грудного ребра, которое как бы отклоняется от мужчины. Из этого недостатка вытекает и то, что женщина всегда обманывает, так как она лишь несовершенное животное. Что касается другой силы души – воли, то скажем о женщине следующее: когда она ненавидит того, кого перед тем любила, то она бесится от гнева и нетерпимости. Такая женщина похожа на бушующее море. Как из недостатка разума женщины скорее, чем мужчины, отступаются от веры, так и из своих необычайных аффектов и страстей они более рьяно ищут, выдумывают и выполняют свою месть с помощью чар или иными способами. Нет поэтому ничего удивительного в том, что среди женщин так много ведьм. Почти все государства были разрушены из-за женщин. Троя погибла из-за похищения Елены. Многие тысячи греков нашли там смерть. Иудейское государство претерпело много невзгод и разрушений из-за скверной царицы Иезавели и ее дочери Гофолии, царицы в Иудее, которая умертвила своих внуков, чтобы царствовать после смерти сына. Обе эти женщины были в свою очередь умерщвлены. Много напастей испытало Римское государство из-за Клеопатры, египетской царицы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мир и теперь страдает из-за женской злобы⁷⁶.

Авраам очень внимательно посмотрел на монаха как-то хмуро. Генрих поёжился. Ему показалось, что взгляд проник внутрь его естества. Потом лицо мага смягчилось, и он сказал, указывая на виднеющуюся сквозь деревья полянку:

– Может, сделаем привал, пообедаем?

Монах, съестные припасы которого были ограничены и строго рассчитаны на экономное питание, засомневался:

– Вроде бы время обеда ещё не наступило.

– А мы будем считать, что это второй завтрак, – волшебник решительно поехал в сторону поляны.

Абрам стреножил коня и стал устраивать место пикника. Было видно, что отдыхать он привык с комфортом. Расстелил на молодой траве большое полотно, разложил и порезал копчёную баранину, конскую колбасу, половину каравая хлеба, достал из сумы туесок, снял с него тряпицу. Под ней оказалась квашеная капуста. Венчал сервировку запечатанный кувшин и два стакана, выдолбленных из дерева. Взяв один из них, Абрам показал Генриху:

– Вы скажете, что это просто стакан. И будете десять раз не правы. Эти чаши я привез из Византии. Не поверите, чистый можжевельник. Даже если сырую воду налить, через некоторое время можно пить и не будет в кишечнике раздора. А уж вину, какой аромат придает, полный цимус!

Генрих тоже достал флягу с кислым монастырским пивом, краюху хлеба, мочёные яблоки и куски вяленого мяса. Абрам посмотрел на изыски доминиканской провизии и поморщился:

– Я Вас умоляю, уберите всё это изобилие про запас. Вам оно ещё понадобится, чтобы травить свой бедный желудок, когда мы расстанемся. Кстати, а куда Вы двигаетесь, дражайший инквизитор, если это не тайна Священного Папского Престола? – не дожидаясь ответа, маг продолжил, – Я вот никаких секретов из своих перемещений не делаю. Еду я в город Аррас, знаменитый своими коврами и гобеленами. Только не подумайте сразу, что мне нечего положить на пол или повесить на стену. В этом городе творятся необычные вещи. Вы можете мне возразить, что мгновенное превращение половины города в колдунов, вещь вполне обычная, но тут я с Вами категорически не согласен.

Дождавшись небольшой паузы в словесных излияниях собеседника, Генрих ответил:

– Я тоже в Аррас еду. И по этому же поводу. Как наблюдатель на процесс по делу ведьм, – со значимостью определил будущий инквизитор свою миссию, – значит, нам ещё долго вместе ехать.

– Хотел бы с Вами согласиться, да не могу, – вздохнул маг, – Ангел-хранитель, с которым я постоянно поддерживаю ментальную связь, прочит Вашему покорному слуге судьбоносную встречу, которая изменит все мои планы, – он с улыбкой посмотрел на Генриха, – Вы меня прямо сейчас сжигать не собираетесь? Тогда давайте кушать.

Абрам снял сургучную печать с узкого горлышка кувшина, вынул пробку и разлил тягучее бордово-кирпичное вино по стаканам:

– Попробуйте. Это вино урожая года коронации императора Сигизмунда Люксембургского⁷⁷. Как-то подарил я ему духа домашнего, относящегося ко Второй Иерархии, и он пользовался его услугами⁷⁸. Ему уже тридцать лет. Не императору, мир его праху, и не духу, тот ушёл в свой мир после смерти императора, вину. Конечно, ему бы дать подышать немного, но в походе пойдёт и так.

Про духа Генрих ничего не понял, но решил не уточнять. Пока волшебник говорил, монах успел сотворить короткую предобеденную молитву и принял протянутый деревянный бокал. При этом он заметил блеснувший на среднем пальце руки мага золотой перстень с крупным чёрным камнем. Вино оказалось терпким и крепким. Ласковым теплом оно прокатилось по пищеводу, упало во чрево и, ленивой расслабленностью дошло до конечностей и головы. Это было приятно, но и немного встревожило Генриха:

– Надо было бы мне лучше пива выпить. Ещё далеко ехать, а вино крепкое, не уснуть бы.

– Пиво свое в канаву вылейте, – сказал маг, протягивая монаху баранью лопатку, – от него мужское бессилие развивается. Вино же идёт на пользу всему организму. Если хотите до старости себе и дамам удовольствия доставлять, нужно правильно питаться. Во флягу воды из родника наберите. Родниковую пить можно без опаски отравиться. Хотя Вы еще так молоды. И что Вам знать о мужском бессилии?

– Среди всех видов борьбы борьба со своей похотью тяжелее всех. С ней вечно кипит борьба, и победа редка⁷⁹. Преподобный Йоханнес Нидер⁸⁰ рассказывал одну историю: « Милость была дана и блаженному Фоме, учёному нашего ордена: за своё вступление в названый орден он был взят под охрану своими родственниками, которые плотски искушали его к мирской жизни, подослав ему в великолепном наряде и украшении блудницу. Когда учёный увидел её, он подбежал к огню, схватил горящую головню и изгнал соблазнительницу огненной страсти из кельи. Простёршись на молитву, прося дара целомудрия, он заснул. Тогда явились к нему два ангела и сказали: «Вот мы опоясываем тебя, по божьему повелению, поясом целомудрия, который не может быть развязан никаким последующим искусом; чего нельзя достичь усилием человеческих заслуг, то дается милостью Бога, как дар». Таким образом он почувствовал пояс, то есть ощущение пояса, и с криком проснулся. После этого он почувствовал себя одарённым такой силой целомудрия, что с этого времени получил отвращение ко всякому удовольствию, так что без необходимости он не мог говорить с женщинами и приобрел совершенное целомудрие».

– Боже мой, какая грустная история. Как-то, мне кажется невежливым, кидаться на женщину с горящей головешкой. Тем более, если она пришла в великолепном наряде. Так можно и платье опалить. А он ведь даже не спросил, сколько она за это платье денег заплатила и сколько бы её семья могла бы на эти деньги питаться, – Абрам еще подлил вина в стаканы, – соитие с существом противоположного пола не только приятно, но и полезно для здоровья, как мужчине, так и женщине.

Монах после второго стакана уже изрядно захмелевший, возразил:

– Вкусив по наущению Сатаны плода с древа жизни, человек отказался от вечного блаженства, в угоду мелким удовольствиям, получение коих – служение Нечистому. Не может получать удовольствие праведный человек от греховного соития. Только еретики и ведьмы, искушаемые Дьяволом, продают своё право вечного рая за мелочь мизерных утех.

– Греховно только то, что не во славу Бога, – ответил волшебник, прожевывая кусок мяса, – можно получать удовольствие и славя при этом Всевышнего. Бог радуется, когда радуются его возлюбленные создания. Да Вы закусывайте, брат Генрих, не то действительно останетесь здесь на ночь. Некоторые мои соотечественники (хотя, где оно, наше отечество?) верят, что если бы ангел Самаэль, которого позже признали демоном, предложил вкусить плода с дерева жизни в день шаббат, Адам и Ева стали бы отличать добро от зла. Однако с днём перепутали, и стало всё плохо. Можно долго рассуждать про Швират ха-келим⁸¹, но не пора ли нам и в путь.

Абрам стал собирать еду обратно в суму, оставив немного на полотне:

– Возьмите с собой. Покушаете, если мы расстанемся.

Маг остановился, внимательно посмотрел на монаха, отчего у того появилось ощущение бурления в животе. Затем Абрам полез в холщёвую суму и вынул склянку:

– Вот, выпейте. Вас взбодрит.

Генрих аж отпрыгнул:

– Не буду я пить Ваши снадобья бесовские!

– Это обычная настойка Якорца стелющегося. Чтобы не уснуть на ходу, – Абрам открыл притертую пробку склянки и настойчиво влил в потерявшего от вина решительность монаха, – если понравится, купите в любой аптеке сушеную траву. Заварите в кипятке воды или в горячем вине. Один раз в день, достаточно для общего тонуса. Может от хорошего настроения и о женщинах другое мнение появится.

От выпитого прокатилась по организму монаха, от пищевода до низа живота, волна тепла. И вправду, слабость как рукой сняло. Взобравшись на коней, двинулись в путь. После жаркого спора за обедом, больше говорить ни о чем не хотелось. Как будто запас слов на этот день уже исчерпался. Лес сгущался, кроны столетних дубов почти уже сомкнулись над головами. Солнце спряталось за налетевшую тучку. Место благостного и ленивого послеобеденного настроения постепенно стала заполнять тревога. Лицо Абрама приобрело настороженное выражение, как будто он чего-то ждал.

После очередного поворота показался довольно изрядный отрезок дороги, длиной в две сотни клафтеров⁸². Стало видно едущий впереди караван из половины дюжины тяжело гружёных телег и одного возка с решетчатыми окнами, когда-то богато изукрашенного резьбой, но сейчас переживавшего не лучшие свои времена. Рядом с телегами шло около полутора десятков пеших людей. Кроме одной женщины на сносях, сверху на телегах никто не ехал, берегли лошадей. Даже возницы шли рядом. Охраняли колонну шесть разновооружённых всадников в кожаных доспехах с нашитыми металлическими пластинами. У двоих были протазаны⁸³, у одного – гизарма, у троих на луке седла закреплены арбалеты. В ножнах покоились короткие мечи или фальшионы⁸⁴. У некоторых пеших тоже виднелось оружие. Чтобы защитить свой товар, каждый купец должен быть немного воином. Рядом с возком ехал рыцарь в пластинчатых доспехах и бацинете⁸⁵, защищавшим голову. Рыцаря сопровождал оруженосец.

Внезапно кавалькада остановилась. Несколько человек пошли в голову колонны. Поперек дороги лежал поваленный дуб. Повален он был в таком неудобном месте, что объехать даже в одиночку не представлялось возможным. Несколько человек попытались сдвинуть дерево. Конные охранники закрутились на конях, тревожно озираясь. Арбалетчики вложили болты в своё оружие. Все понимали, что ничего приятного не предвидится, дерево упало не само по себе. Рыцарь, как видно опытный в военных стычках, спешился и занял позицию у возка, прикрываясь от леса конем. Так же поступил и оруженосец, только с другой стороны повозки. Было видно, что это не первый их совместный бой.

Авраам подъехал к Генриху и потянул за узду его коня в молодой ельник, тянувшийся справа от дороги. Вопреки здравому смыслу маг, продираясь сквозь еловые лапы, стал приближаться к каравану. Генрих не понимал, почему он едет за Абрамом, он был захвачен развивающимися на дороге событиями. А события развивались довольно бурно. Внезапно рухнуло сразу несколько человек, в том числе свалился один конный с гизармой, под одним арбалетчиком упал конь. Стреляли, судя по отсутствию грохота, не применяя новомодного огнестрельного оружия, обходясь арбалетами. Засада была устроена в месте, где дорога проходила по распадку. Арбалетные болты сыпались сверху. Часть оборонявшихся укрылась под телегами, остальные, вместе с оставшимися конными, маневрируя между деревьев, кинулись вверх по склонам. У каждого в руках оказалась какое-то оружие. Некоторые уже имели при себе, некоторые взяли с телег. Навстречу уже бежали нападавшие. Конные арбалетчики разрядили в бегущих самострелы и вытащили мечи. Завязалась битва.

Разбойники набрали скорость бегом вниз по склону и с криком врезались в защитников обоза. Оружие у злодеев было под стать их ремеслу – тяжелое и короткое, предназначенное для короткого ближнего боя: боевые топоры и молоты, моргенштерны и фальшионы. Именно таким оружием было удобно бить сверху вниз, имея преимущество по высоте. Купцы пытались защититься, поднимая над головой мечи, дубинки и копья. Многие десятки фунтов⁸⁶ боевого железа обрушились на головы и плечи людей, легко проходя подставленные для защиты полоски стали, куски дерева, руки, круша в крошку кости, вырывая шматы плоти, разбрызгивая кровь и мозги. Лес наполнился лязгом оружия, криками раненых и боевыми воплями нападавших. Конным защитникам удалось заколоть и порубить нескольких агрессоров. Один молодой всадник, ловко работая протазаном, наносил точные удары, пока его не обошли сзади и не стащили с коня. Второй рубил направо и налево мечом, сея смерть. Тут появился злодей с алебардой на длинном древке и подрезал сухожилия на задних ногах коня. Упавший воин еще пытался сражаться, но пал под ударом боевого молота. Третьего всадника свалили длинной рогатиной. Бой постепенно смещался к телегам. Беременная женщина, успевшая слезть на землю, поднесла заранее подожженный фитиль к чему-то длинному. Это оказалась пражская гаковница⁸⁷. Грянул выстрел. Один из нападавших с диким криком отлетел назад. Из плеча возле шеи был вырван кусок плоти. Фонтаном вырвалась кровь. Перезаряжать оружие времени не было, и второй нападавший ударил стрелявшую топором, разрубив ей голову. Топор застрял в позвоночнике, и пришлось прижать тело ногой, чтобы его вытащить.

У оруженосца рыцаря тоже оказалось огнестрельное оружие, только не такое серьезное, как у женщины. Это был пуффер⁸⁸, короткая ручная бомбарда калибром в три ячменных зерна на деревянной ручке. Такое оружие легко было прятать под одеждой и в седельной сумке, но убойная сила у него не велика. Нападавший был частично защищён элементами доспехов, видать снятыми с убитого рыцаря при удачном набеге. О том, что рыцарь набега не пережил, говорило отверстие от страшного удара копья в нагруднике. Кроме нагрудника на обеих руках были поручи. От звука выстрела разбойник отклонился. Пуля чиркнула по пластине нагрудника, не причинив никакого вреда, но отвлекла внимание. В это время оруженосец выхватил меч и воткнул в глаз бандиту.

Рыцарь успешно отбивался от нападавших, держа на расстоянии копья, которое он держал в левой руке. Кому посчастливилось прорваться ближе, падал удара правой руки, вооруженной мечом. Трое уже лежали на земле. Еще пять человек стояли вокруг с ранениями разной степени опасности. Подойти никто не решался. Положение сложилось патовое.

И тут из-за пригорка появилось всадники. Трое рыцарей в полных латах, но без шлемов и шесть человек свиты. Рыцарей Генрих узнал. Их знал и боялся весь Шлеттштадт, а также половина Швабии и Эльзасс. Это были рыцари-раубриттеры из Кёнигсбурга. Самый старший высокий худощавый человек с длинными седыми волосами и пышными усами на вороном коне – хозяин замка Якоб Ратзамхаузен. Невысокий здоровяк с круглым лицом, чёрными волосами и бородой – Гуго фон Гогенштауфен. Самый молодой любимиц женщин с красивым лицом и вьющимися светлыми волосами – Ульрих Хохенштейн.

Тем временем дверца возка немного приотворилась, женские руки вынесли наружу мальчика лет трёх и положили под колесо. Сверху женщина накрыла ребенка тряпицей и жестом указала ему не двигаться. В пылу схватки нападавшие этого не заметили.

Конные раубриттеры подъехали к каравану. Не снижая скорости, Гуго фон Гогенштауфен ударом длинного полуторного меча⁸⁹ разрубил неподатливого оруженосца пополам. Тело постояло пару мгновений, потом сложившись, обе половинки рухнули. Сизые внутренности вывалились в дорожную пыль. Ульрих Хохенштейн ударил серого коня шпорами, набрал скорость, объехал возок сзади, перегнулся через коня сражающегося рыцаря и вогнал жало клевца⁹⁰ сквозь шлем в голову защитника возка. Клевец, застряв в черепе, вырвался из руки разбойника. Ульрих развернул кона, молниеносно выхватил меч и, пока уже мертвое тело ещё стояло на ногах, снес ему голову. На лице раубриттера отразилось удовольствие мастера, красиво сделавшего своё дело.

В этот момент Авраам совершил странный поступок. Он нагнулся к уху коня и что-то прошептал, потом дернул повод. Конь сначала встал на дыбы, потом бросился вскачь, быстро набирая скорость. Генриху показалось, что ельник расступается перед конём мага. На поле боя у всех как будто по волшебству, находилось дело, чтобы отойти с курса движения всадника. А может, не как будто? Проезжая мимо возка, Абрам, опровергая все законы природы, на ходу, не снижая скорости, свесился с коня почти до земли и выхватил мальчика из-под колес. Тут рыцари опомнились и кинулись вдогонку неожиданному противнику. Конь нёс волшебника прямо на поваленный дуб. Еще немного и он споткнется о раскинувшуюся по сторонам пышную крону, покрытую молодой зеленью и врежется в могучий ствол. Однако, запас чудес в этот день еще не исчерпался. Конь нашел прореху в кроне, оттолкнулся от земли и пролетел над деревом, не зацепив ветки. Ехавший первым Гуго фон Гогенштауфен не успел сдержать своего гнедого коня, и бедное животное на всем ходу напоролось грудью на сук. Конь дико взвыл, потом тяжело обмяк истекая кровью, а незадачливый наездник, пролетев десяток футов⁹¹, повис на крупной ветке, торчавшей вверх.

–Теперь из крови пацана мацы наделает для своего еврейского семейства, – внезапно раздалось за спиной и Генриха, – а ты, брат монах, зря не убежал, пока было можно. Да теперь поздно, ты все видел.

Генрих повернулся. В шуме боя он не заметил, как сзади подъехал один из разбойников. Возможно, его послали ловить убегавших с поля боя, дабы избавится от свидетелей. У раубриттеров и так была дурная слава, а давать ещё один повод к недовольству властей они не хотели. Рано или поздно чаша терпения переполнится, а противостоять регулярным войскам, это вам не обозы грабить. Забегая вперед, так оно и случилось. Уже через год после описываемых событий вольные города Страсбург, Шлеттштадт, Базель и Кольмар при поддержке окрестных деревень собрали войско, захватили и сожгли замок Кёнигсбург. Судить было не кого, пленных не брали.

Но это будет позднее, а сейчас разбойники ещё были живы, и один из них насмешливо смотрел на Генриха, поигрывая гёдендагом⁹². Сидел раубриттер на простой гнедой лошадке, возможно ранее таскавшей телегу. Одет по новой моде в котарди⁹³ с длинными рукавами и штаны-чулки. Котарди стеснял движения мощного тела и кое-где разошелся по швам, штаны отвисали на коленях. Видно было, что одежда с чужого плеча. Парень был довольно молод, Генриху показалось, что моложе его самого. В тёмных волосах не было и признака седины, как и в пышных усах. Усы… Они казались чужеродными на этом лице. Почему Генриху они казались не подходящими к физиономии разбойника. Лицо явно было знакомым. Вот только, если убрать усы…

– Монашья морда, что задумался. Я тебя убивать собрался, а ты меня разглядываешь, как невесту на смотринах, – раубриттер решил прервать непонятное ему затянувшееся молчание, – или от страха…

Генрих не дослушал, что он мог бы сделать от страха:

– Маркус?

Маркус, а это точно был Маркус, друг Генриха по детским забавам, тоже стал вглядываться в лицо монаха. Потом просиял:

– Жидовская морда! Тебя не узнать: полысел, растолстел.

Друзья сблизились, обнялись, не слезая с коней. Старые распри забылись. Они просто были рады видеть друг друга. Генрих поинтересовался:

– Ты же еще лет десять или двенадцать назад на войну к герцогу Бургундскому сбежал. Я думал уже до жандарма⁹⁴ дослужился.

– Дошёл я тогда почти до самого Дижона. Поистрепался в дороге. Когда папаша умер, Братья стали наследство делить. Старший, Фриц, хотел забрать себе всё по праву старшинства. Так бы и случилось, если бы папаша не ляпнул перед смертью, что средний брат, Габриэль, с лавкой справится лучше. Он, вроде бы как, посмышлёнее в плане коммерции, всегда отцу в этом вопросе помогал. А в последние годы лавка вообще на Габриэле была. Фриц все больше в кузне заправлял. Когда единого хозяина нет, как доход делить? Фриц Габриэлю перестал продукцию поставлять. Все думал, что сам выгоднее на сторону продаст, да никто не берет. А Габриэлю торговать нечем. Марту, сестру младшую, в монастырь к цистерцианкам⁹⁵ спровадили. К тому времени, как я ушёл, особо из дому в дорогу и взять было не чего. Ландскнехтом⁹⁶ в войско с голыми руками не устроишься. Как раз осень началась. Подрядился у местного барона виноград собирать. С крестьянами познакомился. Ну и с крестьянками. С одной такой фигуристой селянкой нас её муж и застукал на сеновале. Бабу сразу насмерть зашиб. Я отбился. Всей деревней ловили. В лес забрел, а ночи уже холодные начались, захворал. Хорошо ни медведь, ни волк на меня не набрёл. Голодным, полудохлым подобрали меня в лесу ребята из Кёнигсбурга. С тех пор у них гемайном⁹⁷ пробавляюсь, – Маркус опомнился, посмотрел на поле боя и быстро заговорил, – мне пора. Наши сейчас телеги повернут в замок. Уже трупы в овраг покидали. Опять попадёт, что задержался. А ты куда ехал?