Kitabı oku: «Ничего», sayfa 5
глава вторая, в которой силы добра точат коготочки на силы зла
I
Поверьте, целью моих бездоказательных россказней не является запугивание или создание этакой словесной ловушки, свалившись в которую, читатель проклинает всяческих борзописцев, а затем всю жизнь трепещет в мелкобуржуазной неврастении. Нет, я не таков. Просто, возлюбивши ИСТИНУ во всех её проявлениях, я обо всём и всегда говорю напрямую, без утайки. И про беду, и про радость.
К примеру, я уверен, что читателю будет небезынтересно узнать, что наш уникальный мир неоднократно балансировал на грани исчезновения. Не только природные стихии или космические аномалии обрушивались на головы незадачливых жителей, но и авторитарно-смутные силы покушались на существование цивилизации, внедряли в законное положение вещей разрушительные частицы, глумились над баллистическими возможностями человеческой психики. Я сам, признаюсь, не большой любитель защищать человеческую психику (поскольку немало настрадался от этой самой психики, точнее говоря, от преизбыточной её поверхностной части), но лучше немного пострадать, когда достаётся поделом от внимательных друзей и ревнивых подруг, чем терпеть несусветные козни врага. Белые флаги никогда не готовят заранее, а кроят при необходимости из сподручного материала.
Первое, хорошо всеми позабытое, покушение на существование мира произошло ещё в те времена, когда землю населяли всего два племени. Территории их обитания разделяла небольшая речушка, пересекать которую не дозволялось – под страхом смертной казни – даже рыбам. Историки называют племена «балаболами и баламутами», но, скорей всего, это современная понятная для нас интерпретация чудом сохранившихся древних субстратных звуков. Собственно говоря, вся тогдашняя катастрофическая кутерьма и заварилась на специфике извлечения звуков. Если большую часть времени балаболы и баламуты проводили с молчаливыми статично-деревянными улыбками на лицах, то в минуты упоения, выказывающего хвалу небесам, извлекали вопли не столько восторженные, сколько кликушеские и припадочные. Что не могло радовать долгоиграющую проницательность властьимущих.
Пятьдесят королей племени баламутов призвали всех своих деятелей культуры и мудрецов собраться, чтоб выдумать выражение яркого, категоричного свойства. На которое небеса реагировали бы мгновенно и с исключительно положительной стороны. Короли заметили, что всяческие молитвенные бурчания и песнопения с трудом доходят до небесной канцелярии, застревают в тучевых наслоениях. Положительный результат может принести только вопль редкостно восторженной требовательности. Не привычный нам всем дай, ну ты чо, в натуре!, не задушевно-взыскательный слышь, брателло, ты какой масти? семки есть?, не преисполненный вечного житейского недоумения а чо ты меня лечишь? чо ты беса гонишь?, а какой-нибудь максимально лаконичный и почтительный. Изворотливая природная меланхолия позволила мудрецам и деятелям культуры уклониться от требований власти. Они поведали, что подобные решения находятся в исключительной компетенции Дерзновенного Идола. Схематичный рисунок этого самого Идола тут же был предъявлен королям. Впечатляла идеально круглая лысая башка Идола с густо размазанным солнечным загаром.
Сорок девять баламутских королей соорудили на речном утёсе Дерзновенного Идола, принесли ему в жертву пятидесятого короля и вопросили: каким воплем, милостивый государь, нам доносить свою хвалу небесам?.. Дерзновенный Идол долго шевелил бровями и скрежетал несварением желудка, и наконец посоветовал произносить громко и часто «гы-гы-гы»!
– Ловко придумал, шельмец. – обрадовались баламуты и принялись вопить с таким неожиданным усердием, что оглохший Идол треснул, развалился напополам и уплыл по реке в сторону мифического села Кукуева.
– Граждане балаболы! – сорок девять баламутских королей воззвали на соседний берег, паясничая и горделиво посмеиваясь. – Поскольку мы теперича с небесами разговариваем на одном языке, то вы должны нас почитать равными богам, принять рабский вид и всевечную покорность.
Однако, президент племени балаболов сразу усмотрел эстетические изъяны в громогласном «гы-гы-гы», и объявил баламутов поприщем сотонистов и слабоумных клоунов, не способных принять ни одно мудрое решение. Методами социологических опросов и демократических голосований было установлено, что единственно верным воплем, взыскующим милости с небес, является вопль «го-го-го». Причём, не столько вопиющий, сколько надсадный.
– Гы-гы-гы! – кричали с одной стороны, потрясая копьями и бутылками с зажигательной смесью, героические баламуты.
– Го-го-го! – отзывались раскисшим мелодичным журчанием балаболы.
Ультиматумы сыпались с обеих сторон, как из порванного кармана шпанёнка сыпется мелочь. Булыжники и кирпичи, словно футбольные мячики, перелетали через реку, из одного вражеского стана в другой, и обязательно забивали кого-нибудь насмерть. В конечном итоге, вряд ли бы кто вышел победителем из этой эпохальной схватки, но долготерпеливый небесный дух Урядник очнулся и приподнялся из нафталинной пыли.
– Как же вы меня все заманали. – раздражённо посмотрел он на баламутов и балаболов. – Почему я из-за вас, подлецов, должен брать грех на душу?..
Сердито пыхтя и отчихиваясь, он раскупорил несколько гигантских чанов, в которых хранились хляби небесные, примешал к ним специальных вредоносных бактерий, и через дождевые ливневые дыры выпустил всё это безобразие на землю. Затем духу Уряднику только и оставалось, что изредка спускаться вниз, подбирать трупы и относить их в печной подвал к дедушке Савонароле, прибывшему из соседней галактики, будучи специалистом по массовой кремации.
– Кого-то мне напоминает этот мордатый товарищ. – приглядывался дедушка Савонарола к очередному трупу, утирая пот со лба. – У нас похожий дядька водился, прямо копия. Бывало по субботам соберёмся вместе на рыбалку – на плотвичку, как правило, на волжский бережок у Диева-Городища, уж очень покойник плотвичку обожал.
– Вяленую? – облизывал губы дух Урядник.
– Копчёную, братец! У нас принято только воблу вялить, чтоб в пивной затем об столик ею весело хрястать. Плотву коптят.
– Это как-так у вас получалось хрястать? – не понимал свойств вяленой воблы дух Урядник.
– Ну, как тебе сказать… – замялся Савонарола.
– А вот так!! – вдруг звонко хрястнул ГласНебес, изображая аппетитный скрип вяленой воблы. – Чтоб вся пивная вздрогнула, а этиловые субстраты лишний раз запенились.
– Ну, допустим, напугали всю пивную, ладно. – не понимал дух Урядник. – А самой вобле это зачем?
– Чтоб чистилась лучше, чудак-человек! – сказал ГласНебес. – Не ел, что ли, никогда воблы вяленой?
– Никогда.
– Ну, завидуй теперь молча. У меня в молодые годы замечательно получалось воблой об столик хрястать. – ностальгически просифонил ГласНебес.
Мир на земле был спасён, оставшиеся в живых балаболы и баламуты соединились в племя биофантомов, которое существовало ещё несколько сотен лет, а потом на земле появились человеческие особи, и история завертелась совсем невообразимым образом. Кто только не пробовал разрушить мир, кого только не заносило в состояние шкодливой бессердечности. Была столетняя война рептилоидов с тентаклями, было падение курса рубля к курсу доллара на 38,5%, случился вдруг пожар, уничтоживший напрочь три четверти Сада Земных Наслаждений, и совсем неожиданным образом выяснилось, что 1 сиг примерно равен 30 колебаниям электромагнитной волны атома цезия. Дни, когда бритва Оккама принялась кастрировать всех, пытающихся пролезть в светлое будущее через окна Овертона, и вовсе сравнимы с бедами апокалиптического свойства. Но, можно сказать, вишенкой на торте оказалась попытка передвинуть нашу землю подальше от солнца.
Ещё мудрецы племени баламутов выяснили, что через каждый миллиард лет Солнце, являющееся главным источником жизни нашей планетной системы, становится чуть горячей. Таким образом, однажды придёт время, когда жизнь на земле будет совсем невыносимой. Жара и зной испепелят всякий клочок среды обитания, водные ресурсы испарятся, а углекислый газ заполонит атмосферу. Несколько лет назад этой проблемой озаботился известный амеро-африканский математик и физик Позднячок Метаться. Напоминая о том, что ещё Архимед требовал дать точку опоры и рычаг, чтоб сдвинуть земной шар с места, Позднячок уверял, что в наше время ни про какую точку опоры не может идти и речи, а необходимо обзавестись ракетами с фотонными двигателями.
Смотрите, в чём тут дело. Достаточно увеличить орбиту Земли, отодвинув её на десяток километров от Солнца, чтоб противодействовать активности солнечных лучей. Всего какой-то ничтожный десяток километров позволит нашей планете безмятежно и весело существовать ещё парочку миллиардов лет. А чтоб орбита вращения Земли стала шире, необходимо увеличить скорость её вращения на 1200м/с. Думаю, тут всё понятно. Теперь, смотрите дальше. Ракеты с фотонными двигателями размещаются где-нибудь на экваторе, к ним прикручиваются концы длинных тросов, выполненных из самых крепких металлических сплавов. Противоположные концы удерживаются огромными бетонными блоками, зарытыми в землю на глубину нескольких десятков километров. В нужный момент ракеты запускаются строго вверх, со скоростью 300 миллионов метров в секунду, и уверенно тащат за собой, на тросах, всю планету.
Финансовые и энергетические затраты на выполнение этой задачи быль столь высоки, что оказались по средствам лишь одному государству. И на следующий день, после того, как Позднячок Метаться официально опубликовал свои расчёты, правительство амеро-африканских штатов взялось за изготовление фотонных двигателей, тросов и всего необходимого для успешного запуска ракет. Все жители земли, с замиранием сердца, ожидали результатов работы, приносящей спасение миру. Жёны молитвенно заламывали руки, отцы не сдерживали благодарных слёз. Детки, наряженные ангелочками, бродили по улицам городов и выпрашивали у взрослых стать хоть на минутку чутче и добрей. А когда день запуска ракет был назначен, человечеству объявили, что с этого момента начинается эра вечного праздника.
Страждущими длинно-линейными песнопениями, сдобренными плясками под джазовые оркестры, люди благодарили своих амеро-африканских спасителей. Расовые раздоры и межнациональные распри быстренько заглохли. Сам Позднячок Метаться, страждущий не меньше других, в порыве неистового плясового возбуждения, окунулся в абстрактные низы, поломал у озадаченных работников абстрактных низов все кочерги и ковырялки, запретил абстракцию ударом кулака себе между глаз и очнулся в абсолютной прострации.
– Вроде бы нет тут никаких фотонных двигателей? – спросил он с застенчивой дерзостью.
– Нет. – отвечала ему Неизвестность.
Больше про исчезнувшего учёного мы ничего не слышали. Запущенные ракеты не пролетели и пары метров, как принялись взрываться и уничтожать всё живое в радиусе нескольких сотен километров. Праздник прекратился, народ разбрёлся по домам, проклиная тех, кого ещё недавно возвеличивал. Правительство америко-африканских штатов в полном составе было казнено на электрических стульях. Детки из ангелочков переоделись в чертей, и даже переняли некоторые привычки сих дурных особей.
Тем не менее, очередной миллиард лет приближается к своему завершению. Солнце неумолимо продолжает палить. Как видите, судьба нашей планеты висит на волоске, жизнь хрупка и податлива. От многой дури ещё предстоит лечиться человечеству, но тут, ко всему вдобавок, ещё и мерзкие замыслы мистера Жжуть.
II
Для спасения мира кролик Слон мысленно перепробовал множество вариантов действий. Кролик болезненно пыхтел, маршировал по дороге и жестикулировал настолько героически-резко, будто желая закинуть свои руки и ноги куда подальше. Но все размышления заканчивались выводом, что кролику нужно надеяться только на себя, только на свои силы – таким же образом, каким никем не выкопанные котлованы пробуют надеяться на самокопание. И кто сказал, что это невозможно?..
Кролик с упоительным удовольствием фантазировал, как он поднимается на крутой горный склон, чтоб помолиться красному солнышку и вкусить силы от матери-сырой-земли, а затем спускается на перепутье трёх дорог. Здесь он обязательно встретит здоровенный булыжник, тоскующий в одиночестве и предлагающий для всякого путника интригующе-диковинную надпись «как направу ехати – живу не бывати, как налеву ехати – мёртвому стати, а как пряму ехати – женату быти». Кролик спешно оценит всю тревожность и практическую ценность данной надписи. Разумеется, что из всех направлений кролик выберет наиболее захватывающее и поедет «пряму». Кролик даже вообразил под собой задорного коня, типа сивки-бурки-вещей-каурки. Представил, как конь весело цокает копытами и потряхивает златокудрой гривой. В скором времени, следуя точно указанному направлению, кролик увидит в густом дремучем лесу избушку на курьих ножках, где на цепях болтается гроб хрустальный, в котором обнаружит красавицу, спящую вечным сном. Далее дела у кролика покатятся проще простого: он расколошматит гроб вдребезги и торопливым поцелуем разбудит красавицу… но, погодите-ка… а где же мистер Жжуть?.. ага, вот и он!.. врывается в избушку, в руках у него специальная сабелька, у которой, вместо булатного клинка, из рукоятки торчит сияющий лазерный луч… а что же, вы спросите, кролик Слон?.. не испугался ли он внезапной встречи с проклятым колдуном?.. а вот и нет, смотрите, как он стремительно оберегает своё тело от протыканий, применяя прыжки и сподручные табуретки, и скоро выхватывает из ножен меч-кладенец, чтоб порубить в капусту замешкавшегося врага… Минут за десять, думается, кролик со всем управится, и выйдет победителем.
Правда, тут из осколков хрустального гроба выкарабкается красавица, зевнёт и грустно сплюнет:
– Ты, сволочь, соображаешь, что наделал? – скажет. – Я за мистера Жжуть замуж собиралась, а теперь придётся в девках пропадать?..
– Ну, извините. – пробурчит кролик Слон, разглядев, что красавица несколько беззуба и цвета маслянисто-лимонного, как сардинка из консервной банки. Причём выражение лица красавицы максимально теряло свою целостность, когда она принималась сморкаться. А сморкалась красавица уж слишком часто.
– Мне от твоего «извините» не холодно ни жарко. Предлагай какую-нибудь конкретику.
– В очень скором времени предложу. Сидите здесь и ждите, когда я возвращусь.
– Да нет, изволь меня трахнуть теперь, да хорошенько!.. fuck me!!!
– Я извиняюсь… можно в следующий раз?
– Ты шутить со мной вздумал?.. Я, между прочим, девушка порядочная!..
– Я не сомневаюсь, но у меня срочный вызов в министерство. Мне пора.
– Стой, падла!..
– Я вам обязательно позвоню на днях… милая моя!..
И пятясь задом из избы, кролик задаст дёру.
Лучше не будем всерьёз останавливаться на этом варианте спасения мира, да и все другие варианты, которые напридумывал кролик Слон, отправим в копилку бесполезной вселенской тщеты. Поскорей отошлём кролика домой, заставим плотно поужинать и переночевать, поскольку важные дела в наших краях решаются только с утра. Утро вечера мудреней.
Проведя остаток тревожной ночи на любимой тахте, завернувшись в мягкое байковое одеяло, кролик Слон ранним утром вскочил, перебрал в памяти всё, что давеча напридумывал и решил, что без помощника ему в этом деле не разобраться. Затем он позавтракал и отправился к своему приятелю-соседу за советом. На всякий случай оставил записку жене и детям, где в непреклонно-всхлипывающей манере сообщал, что всех любит, всем всё прощает и хочет, чтоб его простили за всё. В конце записки спешно приписал, что если вдруг не помрёт, то скоро будет дома.
– Приду такой, с орденом на груди: здравствуйте, жена и дети!.. А батя-то ваш ого-го!!!
Давний приятель и сосед кролика Слона – тоже всем известный кролик по имени Шестисотвосьмидесятипятикилометровый – обнаружился прямо в палисаднике своего дома, сладко дрыхнущим под развесистой смоковницей. Его сонная морда выказывала глубокое лирическое чувство неизвестного происхождения, усы торчали немного обвисло и придурковато-сомнамбулически, а шёрстка, цвета зеленеющего мрамора, была настолько густа, что уберегала от любой прохладной погоды. На засохшей ветке смоковницы висели потёртый велюровый пиджачок и грустная шляпка-канотье. Рядом с кроликом, на траве тщательно выстриженного газона, лежала миниатюрная гитара.
– Ты почему на улице спишь? – разбудил приятеля кролик Слон.
Кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый долго просыпался, зевал, делал вид, что никого и ничего не узнаёт вокруг себя, пробовал заснуть заново. Но кролик Слон был настроен решительным образом.
– Хватит спать, бестолочь. Чего ты тут разлёгся, как пьяница у дороги?..
– Это ещё посмотреть надо, кто из нас пьяница. – соизволил сердито откликнуться кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый. – А я вовсе даже не случайно на свежем воздухе лежу, а вдохновения дожидаюсь. Мне ведь, Слоник, вчера вздумалось этакий романс для гитары сочинить, чтоб никого равнодушным не оставить. Ни единую человеческую душонку. Мелодия тут же помстилась, а стихи на ум никак не шли.
– Про что хоть романс?
– Про чувства, про что ж ещё. О чём мне лучше всего понятно, о том и пишу. Всё о себе, о любимом.
– Ну да. Как же я мог позабыть, что ты ещё тот Нарцисс.
– Не смейся, любезный друг. Большая часть из нас судит о Нарциссе, исходя из рассказов Овидия в «Метаморфозах». А такое суждение однобоко, и никак не затрагивает проблематику подлинного и иллюзорного. Не проникает в предмет выяснения достоверности статуса вещей, образа «симулякра», подменяющего собой реальность.
– Ты бы сам себя не подменял, когда такую чепуху городишь. – рассмеялся кролик Слон. – Ты же приличный и хороший дядька, хотя иногда и якаешь не в меру.
– Себя любить не плохо, доложу тебе со всей откровенностью. Лишь бы не увидеть в зеркале пустоту и не отождествить себя с ней.
– Ладно, лучше сыграй, что насочинял. Я скажу честно, стоит ли тебе дальше голову ломать.
Кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый широко зевнул, взялся за гитару, предварительно пошарабарившись по струнам толстенькими пальцами, и старательно исполнил заунывную укачивающую мелодию, удобряя её на припевах корявыми пассажами. Стихов романса он не стал петь, а только выводил голосом протяжные аукающие рулады. При этом щёки его набухали отлакированным созревшими помидорами.
– Дрянь получилась. – честно признался кролик Слон. – Впрочем, ты не отчаивайся, сочиняй дальше. У тебя есть талант – в этом-то я не сомневаюсь, только тебе надо работать над собой.
– Ну, допустим, дрянь. – обидчиво отложил гитару в сторону приятель. – На тебя не угодишь, вечно найдёшь к чему придраться. Лучше скажи, зачем пришёл в такую рань?..
– Вот тут я тебя своим ответом огорошу. Поскольку ничего приятного сообщить не могу. Вчера я, как обычно, привёз молоко в замок Недосягаемых Умыслов и случайно услышал, как наш мистер Жжуть…
Далее кролик Слон старательно изложил всё, что сумел услышать в библиотеке замка из уст самого колдуна. Добавил немножко шокирующей отсебятины, чтоб картина приобрела вид спекулятивной фатальности. И реакция кролика Шестисотвосьмидесятипятикилометрового на рассказ оказалась вполне ожидаемой. Кролик изрядно перепугался. Даже струхнул.
– Он совсем, что ли, сбрендил этот старикан?..
– Я думаю, он всегда такой был, только не имел возможности выказать всю свою дурь. А сейчас появилась возможность чирикнуться у всех на глазах. – пояснил кролик Слон.
– Вся беда в стране от того, что царя нет. Был бы царь – он давно бы навёл порядок. Обычно царям все подчиняются, даже колдуны.
– Да ну тебя.
– Вон у русскаких людей есть свой царь – Иван Грозный, оттого и живут прекрасно. А у нас всё через пень-колоду.
– Да брось. – усмехнулся кролик Слон. – Ты действительно полагаешь, что если у нас будет царь, то мы сразу станем богатыми и счастливыми?..
– Не сразу. Но когда-нибудь да станем.
– Обожаю эти твои когда-нибудь. А с детализацией можно?
– Можно и с детализацией. Во-первых, при царе у нас было бы раз в сто меньше чиновников и губернаторов, чем сейчас, поскольку царь в лишних посредниках не нуждается. Он напрямую обращается к каждому гражданину и указывает, что тот должен сделать, а за невыполнение указаний подвергает смертной казни. Поскольку, царь – натуральный помазанник божий, то ему дозволяется вершить любое правосудие.
– Ну, хорошо, сэкономил ты на чиновниках. А что дальше?
– Во-вторых, при царе были бы национализированы все земные недра, все фабрики и заводы, и каждому гражданину, принявшему присягу на верность Царю и Отечеству, с самого рождения перечислялись бы деньги с доходов за использование недр. Сейчас наша доля с этих доходов утекает в офшоры. При царе такой херни точно бы не было.
– Ты это серьёзно??
– Весьма. – с ласковой возбуждённостью, как будто пребывая в начальной стадии геморроя, воскликнул кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый. – Теперь посмотри, что может быть ещё. За срочную службу в царской армии, каждому дембелю выдавался бы бесплатный пай земли. Отслужил – значит работай на земле, стройся, обзаводись семьёй. Учёные установили, что 35 соток земли для обычной семьи вполне достаточно, чтоб жить безбедно даже в случае морового поветрия и засухи. Разве этого мало для счастливой жизни?..
Кролик Слон обидно расхохотался.
– Впердолит тебе царь по самое не балуй, вот и будет тебе счастье. – сказал он, совершая ногой соответствующее движение.
– А твой мистер Жжуть не впердолит?.. Впердолит ещё похлеще царя, потому что мистер Жжуть не помазанник божий, а хрен знает кто. У него чувства ответственности нет.
– Вот давай-ка про мистера Жжуть и поговорим конкретней, чем царями себе мозги пудрить. Надо с этим колдуном что-то делать.
– Надо. Ты сам-то что-нибудь придумал?
– Да, конечно, придумал! – воскликнул кролик Слон. – Только я такое придумал, что его ещё обдумывать надо хорошенько, мозгами шевелить, а времени на это нет совершенно… ну, в общем, оно не подходит!
Кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый с досадой посмотрел на соседа. Он подумал, что сейчас именно его заставят хорошенько задумываться, а ему этого делать ранним утром вовсе не хотелось.
– Очень жаль, что так всё получилось. – вздохнул он. – Похоже, всем нам надо сматываться отсюда поскорей.
– Похоже на то.
– А мне романс надо досочинить… Хотя, он тебе не понравился, но мне кажется, что надо только чуточку постараться, и выйдет весьма славно и чувствительно… Как же мне теперь быть?..
– Погоди паниковать. Я вот сейчас подумал, не затаиться ли мне где-нибудь в кустиках, подле замка Недосягаемых Умыслов?.. Дождаться, когда колдун выйдет по своим делам и расстрелять из ружья.
– Насмерть?
– Естественно насмерть. Ещё не хватало с ним цацкаться.
– А у тебя ружьё есть?
– У меня нет, но есть у тебя. Ты же сам ружьём хвастал – я это отлично помню. Вот теперь и одолжи мне ружьё на благое дело.
– Э, друг, да ты не знаешь, что у меня ружьё практически поломано. Дуло согнулось. Я как-то усталый с работы пришёл, да сел на диван, не глядя, а там оказалось ружьё лежит. Я прямо на дуло задом и плюхнулся.
– Что у тебя за зад такой, что дуло погнул?
– Вот такой у меня зад.
– Что-то мне не верится. Думаю, ты жадничаешь просто, не хочешь мне ружья одолжить.
– А вот такие слова слушать обидно. Я сейчас принесу ружьё из дома, сам увидишь.
Кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый, ворчливо покачивая головой, ушёл к себе, принялся старательно рыться в каких-то сундуках и стеллажах, кляузно выкрикивая замечания в адрес тех, кто приходит рано по утрам и морочит головы, но скоро вышел во двор, держа в руке старое охотничье ружьё. Дуло действительно оказалось слегка погнутым.
– Так это фигня. – обрадовался кролик Слон. – Из такого тоже можно стрелять.
– Стрелять, допустим, можно. – согласился приятель. – Но можно ли попасть?
– Надо просто наловчиться, потренироваться. Давай соорудим здесь какое-нибудь чучело, чтоб было похоже на мистера Жжуть, а я примусь пулять в него из ружья. Я быстренько приноровлюсь, даю слово.
– Вот как? – недоверчиво сощурился Шестисотвосьмидесятипятикилометровый. – Ну, раз слово даёшь.
– Ты знаешь, как я из рогатки в детстве стрелял?.. С пяти метров в летящую муху попадал.
Кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый почему-то поверил в муху, ловко смастерил из пучков травы и хвороста большую всклокоченную голову, закрепил её к своему велюровому пиджачку, болтающемуся на ветке смоковницы, и украсил шляпой.
– Похоже на мистера Жжуть?
– Да… – помялся кролик Слон. – Немножко похоже. Глаза только у этого какие-то смутные, не прокудливые. У того-то в глазёнках так и плещет наглость, невозможно смотреть.
– Что ты мелешь чепуху? Какие могут быть у чучела глаза?.. Стреляй давай.
– Ага. – всё ещё сомневаясь в схожести чучела с мистером Жжуть, кролик Слон нацелил ружьё и незамедлительно выстрелил.
На его беду, кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый не успел отойти подальше от чучела – слишком быстро раздался выстрел – и увесистый заряд дроби попал точно в ухо Шестисотвосьмидесятипятикилометрового.
– Ты не видишь, что ли, куда стреляешь?? – ошеломлённо заорал Шестисотвосьмидесятипятикилометровый, хватаясь за голову. – Ты мне половину уха отстрелил!..
– Да где половину?.. – испуганно присмотрелся кролик Слон. – Всего-то четверть.
– А четверти тебе мало?.. У меня, знаешь, ухи не растут обратно. Мне теперь так всю жизнь и ходить, как оборванец.
– Ну, прости, ты же сам сказал «стреляй!», вот я не подумал и выстрелил. Целился-то я в чучело.
– Да разве нужно стрелять сразу, как только тебе скажут просто так «стреляй!»?
– Так ведь я рефлективно.
– Ты же ведь не совсем дурачок, Слоник?.. Нельзя же без особой нужды и правил стрелять только потому, что тебе сказали «стреляй!».. А ну как я опять скажу «стреляй!» ни с того ни с сего, ты опять в меня выстрелишь?
– Не знаю.
– А ну стреляй!
Кролик Слон не задумываясь тотчас же и выстрелил.
– Бляааааадь!!! – истошно заорал Шестисотвосьмидесятипятикилометровый, хватаясь за мясисто-раздробленный бок. – Лошок ты козявочный!.. ядрёна кочерышка!.. Ты ведь меня убил почти!..
Кровь текла из пробитого бока азартно прибулькивающими ручейками, перламутровые глазёнки Шестисотвосьмидесятипятикилометрового жёстко леденели канализационными люками. Хорошо, что он быстро догадался, как нужно поступить, сорвал лист огромного лопуха и приложил его к ране. Кровь на время приостановилась.
– Тебе бы к доктору надо. – робко произнёс кролик Слон.
– К хуёктору!.. Где я тебе здесь доктора найду?.. У нас тут неподалёку только профессор Крысюк живёт, так он не доктор.
– Точно! – вдруг озарила по-настоящему дельная мысль кролика Слона. – У нас ведь неподалёку профессор Крысюк живёт.
– И что?.. Думаешь, что если он не доктор, то всё равно меня вылечит?
– Нет-нет, этого я совсем не думаю. Тебя надо лечить в больнице, ты про неё в первую очередь и думай. А вот профессор Крысюк подскажет мне, как побороть мистера Жжуть. Профессор чертовски умный дядька. Надо срочно к нему пойти.
– Нет, Слоник, я не хочу, чтоб ты сейчас шёл к профессору, тебе надо обо мне позаботится. Мне сейчас очень сложно будет одному.
– Что ты, я прекрасно понимаю, как сейчас тебе сложно. Я ведь сразу сказал, что тебе надо в больницу, к доктору.
– Так ты разве меня не донесёшь до больницы?.. Я ведь боюсь помереть по дороге, мне одному будет трудно дойти.
– А ты не бойся!.. – жизнерадостно возгласил кролик Слон. – Ты должен верить в себя. Верить в свои силы. Верить в чудо, наконец.
– Знаешь, Слоник, если бы я умел обращаться со сломанным ружьём, я бы тебе сейчас мозги разнёс напрочь. Ты меня невероятно взбесил.
– Это ещё почему?
– Потому что ты, сука, меня практически убил, а теперь отваливаешь куда-то по своим делам.
– Я понимаю твоё негодование. Но мне иначе нельзя. Я в ответе за всё человечество.
– Вот моли Бога, чтоб я не помер. Иначе, я до тебя по-любому доберусь, и тебе хана настанет.
– Я понимаю.
– В ночных кошмарах буду приходить к тебе и душить. Потихоньку. Ночь за ночью.
– Будь уверен, друг. Я всегда за тебя буду Бога молить. Что бы со мной не случилось в этой жизни, и в последующих. Детям своим буду рассказывать о тебе.
– Вот-вот… Больница-то, кажется, в той стороне?..
– Верно, больница в той. Километров пять до неё будет. Ты, если потихоньку поковыляешь, то обязательно доберёшься.
– Сука ты Слоник.
Кролик Слон тяжело вздохнул.
Жалуйся – не жалуйся, но если весь мир готов погрузиться в масштабный хаос, то ценность одной личности не может превалировать над ценностью миллионов. Кролик Шестисотвосьмидесятипятикилометровый умудрился это понять, и перестал ворчать, а поплёлся по дороге в больницу, надеясь, что там его наверняка починят.
Кролик Слон вознамерился добраться до профессора Крысюка, выложить ему все омерзительные затеи мистера Жжуть, и посмотреть, что тогда профессор выдумает. На то ему, извините, и голова учёная дана.
– Сука ты Слоник! – услышал он ещё раз приятельскую укоризну, когда сворачивал на тропинку, ведущую к домику профессора Крысюка, но только понимающе вздохнул.
