Kitabı oku: «Сокровища бродяг», sayfa 7
13
Через несколько часов наниты в центральном шлюзе строят длинную тонкую нить и добираются до висящего на стене скафандра. Они проникают в коммуникатор и настраивают голосовую расшифровку текстового набора. А затем открывают аварийный канал связи и запускают программу Сигнала.
0
Она хочет игрушечный пистолет и яблочную шарлотку.
Я проснусь с этим воспоминанием. Я засну с ним.
И я знал, ты делаешь так же. Будешь бояться, что, когда в следующий раз твои драгоценные моменты потеряются или потускнеют. Что время, криосон или очередная технология, подаренная твоему телу, выжжет их из разума. Ты будешь видеть черное бесконечное ничто, и все, что в твоем опыте ценнее, будет медленно гаснуть. А когда ты поймешь, что больше ничего не можешь считать, это будет означать, что ты исчез окончательно и бесповоротно, и твои враги, и друзья.
Но спорить о природе настоящего светового расстояния нет смысла, если ты балансируешь на границе безумия. Уже не можешь отследить правнуков людей, которых помнишь – но продолжаешь кувыркаться в водовороте. Я пока не знаю, как ты здесь оказался, но уже понятно, что у тебя нет никаких шансов. Спастись тебе отсюда не удастся. Вспомни, кто ты есть на самом деле, и не греши против истины. Тут все чужие. Все, абсолютно все. Посмотри вокруг.
Я проснусь с этим воспоминанием.
Моя дочь настоящая. Она будет настоящей, пока я сплю. Не бойтесь, за ней присмотрят.
Она хочет игрушечный пистолет и грушевую шарлотку.
Она хочет игрушечный пистолет и луковую шарлотку.
Она хочет игрушечный пистолет и персиковую шарлотку.
Ты король.
Она хочет ходить.
Спать – все равно что стать родителем. Пробуждение родителя само по себе и есть продолжение сна. А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество. Поэтому любой объект или явление, что ты видишь, слышишь, вдыхаешь или касаешься, на самом деле не меняется, но меняется тот, кто эти изменения производит. Твое восприятие Вселенной.
Ты в какой-то миг замираешь, осматриваешь детали собственного естества – и вроде бы все на месте, ничего не поменялось. Но ты уже другой. Где эта грань, которая отделила тебя настоящего от тебя вероятного? Где та минута, когда ты понял, что все-таки не тот, за кого себя выдавал?
Знаешь, сколько времени прошло?
Две тысячи лет.
Так что твои переживания – это действительно дурацкие предрассудки. Мир состоит не из индивидуумов, в нем существуют целые расы, которые уже забыли, кто мы.
Мы – спящая цивилизацией. Я, я и десятки других. Нам не было места в том старом мире. Его не будет и в том, где мы проснемся. Быть может, мы – последние из немых отверженных. Иногда мне кажется, что этим немым предназначено помочь человечеству начать все заново.
Просыпаюсь. Есть сейчас.
Закрываю глаза. И ты другой. Мы могли бы поспорить о природе настоящего. Мы переживаем больше, чем можно.
Ты – это я. А я – это ты… Ты такой же, как мы, здесь, в сокровищах бродяг.
14
Пол выключает аварийный канал и прерывает передачу. Ингрид с дикой злостью вдавливает кнопку – и очищает шлюз. Они оба сонные и взъерошенные. Комбинезоны натянуты наспех.
Они переглядываются.
– Я проверю все системы корабля, – говорит Ингрид. – Но тебе надо отстегнуть скафандры от стены, чтобы я могла их выбросить.
– Это был стандартный голос. Если там просто текст, я его скопирую. Он мне нужен.
– При условии, что ты выкинешь все оборудование и проверишь свой текстовый файл вплоть до битов, я не возражаю.
Фиксеры берутся за работу.
Море в голове Пола Райнера закручивается штормовым водоворотом волн с острыми хребтами, пока он вытаскивает из оперативной памяти коммуникатора текстовое послание Сигнала. Или точнее – его историю.
Ты король.
Она хочет ходить.
Свой скафандр он тоже оставляет в шлюзе, чтобы устранить любые риски. И возвращается на мостик. Ингрид к тому моменту заканчивает проверку корабля.
– Я не могу найти никаких отклонений от нормы. Передача прошла по стандартному аварийному каналу. Он явно перепрошил коммуникатор, но больше никуда не мог добраться.
– Хорошо, – кивает Пол. – Я загрузил запись в текстовом виде.
– Ты что-то увидел? – спрашивает Ингрид.
– Я не знаю. Он использовал фрагменты моих историй. Но я не понимаю, по какому принципу искажал их и дополнял.
– Еще он сказал «сокровища бродяг». Видимо, нашел мою программу в памяти корабля. Но зачем все это?
Райнер закрывает глаза и произносит:
– Затем, что я ошибался. – Он поднимает взгляд. – Он не пытается нас понять. Он хочет, чтобы мы поняли его. Все, что он делал – не безумие и не любопытство.
– Это одиночество, – догадывается Ингрид.
Пол молча встает с места и пристально смотрит на голограмму «Анимуса».
– Мне надо подумать.
Он уходит, не сказав больше ни слова. И девушка не хочет его останавливать.
Ингрид несколько раз перечитывает историю Сигнала. Без всяких программ пробует реконструировать ее на сцене собственной черепной коробки. Но будто не замечает очевидного.
Он не пытается нас понять. Он хочет, чтобы мы поняли его.
Что будет дальше? Какого именно понимания ждет Сигнал? Позволит ли им уйти, если они дадут ему это?
Ни один из этих вопросов не имеет значения, пока не появится ответ на главный – что означала история Сигнала?
Итак, он поменял глаголы и перемешал фрагменты историй без явной логики.
А когда ты поймешь, что больше ничего не можешь считать, это будет означать, что ты исчез окончательно и бесповоротно, и твои враги, и друзья.
Он будто ссылается на ее собственную историю. На рассуждения о времени, которое убивает лучше любого фиксера.
Я пока не знаю, как ты здесь оказался, но уже понятно, что у тебя нет никаких шансов. Спастись тебе отсюда не удастся. Вспомни, кто ты есть на самом деле, и не греши против истины.
Некоторые фрагменты кажутся совершенно бессвязным бредом. Они будто вырваны из ниоткуда. И Ингрид не понимает, считать эти слова угрозой или манифестацией безумия «Анимуса».
Пробуждение родителя само по себе и есть продолжение сна. А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество.
А что это? Заигрывание? Предложение сотрудничества?
Быть может, мы – последние из немых отверженных. Иногда мне кажется, что этим немым предназначено помочь человечеству начать все заново.
Это как понимать? Это помощь или разрушительное стремление возрождать что-то, превратив это в руины?
Мы – спящая цивилизацией. Я, я и десятки других.
Ты – это я. А я – это ты… Ты такой же, как мы, здесь, в сокровищах бродяг.
Одно ясно. Сигнал по какой-то причине сравнивает себя с фиксерами. Со спящей цивилизацией. Или превозносит себя над человечеством…
Ты король.
Она хочет ходить.
Стоп!
Ингрид вчитывается еще раз в строчки истории. И в ее голове зарождается догадка.
Она открывает историю шахматных партий Сигнала.
Ты король.
В истории он обращается к Полу. Сравнивает фиксера с королем. Значит, речь идет о спящем короле. И о шахматах.
Она хочет ходить.
Эта фраза тоже должна относиться к шахматам, но Ингрид не понимает, как именно. По словам Пола, Сигнал просто переставал делать ходы…
Девушка хмурится и открывает детализацию одной из игр. Затем другой. Она просматривает с дюжину партий и почти в каждой видит одну концовку. Сигнал не прекращал посылать команды. Просто его ходы были некорректны. С точки зрения бота. Он пытался ходить фигурами не из тех позиций на доске, где они стояли…
Но зачем? Что он пытался этим сказать? Чего не может разглядеть в партиях Сигнала Райнер? Ингрид возвращается к истории – и чувствует, как пластинки домино в ее голове начинают падать.
Все складывается в единую четкую последовательность. Дочь Пола…
Она хочет игрушечный пистолет и грушевую шарлотку.
Она хочет игрушечный пистолет и луковую шарлотку.
Она хочет игрушечный пистолет и персиковую шарлотку.
Ты король.
Она хочет ходить.
…концепция сна и пробуждения, меняющих Вселенную…
А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество. Поэтому любой объект или явление, что ты видишь, слышишь, вдыхаешь или касаешься, на самом деле не меняется, но меняется тот, кто эти изменения производит. Твое восприятие Вселенной.
…и сама жизнь фиксеров в том виде, в котором она есть.
Где эта грань, которая отделила тебя настоящего от тебя вероятного?
Или точнее – в том виде, в котором ее пытался объяснить ей Пол Райнер…
В каком-то смысле мы исключаем себя как наблюдателей из реальности и позволяем ей превратиться в облако возможностей для нас. А когда просыпаемся, это облако сжимается до тоненькой каузальной ниточки того, что на самом деле случилось. И пока мы думаем о красном, наш мозг создает Вселенную вокруг нас.
Ингрид раскрывает пошаговую визуализацию партии и сверяет ее с командами Сигнала. Она просматривает еще одну игру. И еще одну. Домино в ее голове продолжают падать, приближая девушку к неизбежным откровениям, которые она предпочла бы никогда не замечать.
Сигнал не делал ошибочных ходов. Его игра рассказывала ту же самую историю на языке шахмат. Его невозможные команды относились к позициям, в которых фигуры могли бы стоять, если бы до этого он походил иначе.
Он играл на языке альтернативных Вселенных.
Ингрид открывает последнюю игру, на которой Пол остановил бота – и передвигает коня на ту позицию, из которой хотел походить Сигнал. Программа принимает коррекцию и выполняет записанную команду. Бот ходит в ответ.
И через пять секунд Сигнал заканчивает свою историю.
Король ходит.
Король больше не спит.
– Я надеялся, что у тебя уйдет больше времени, чтобы понять, – говорит Райнер.
Ингрид не заметила, как он вернулся на мостик. И она боится обернуться. Боится узнать, что почувствует, увидев его лицо снова.
– Ты еще вчера все понял, да?
– Я понял раньше. Но до конца сложил все кусочки вчера, да.
– И врал мне все это время. – Она оборачивается и видит непроницаемый взгляд фиксера у дверей мостика. Но уже не чувствует ничего под слоем своей злости. – Вываливал на меня свои философствования про антропный принцип. Поверить не могу! Я идиотка.
– Я просто хотел, чтобы ты потом догадалась. Ты бы все поняла.
– Что такое Сигнал?
– Ты знаешь, что это. Крик одиночества. Но тот, кто его отправил, по всей видимости, умеет нарушать привычные нам законы квантовой механики. Может существовать в нашей реальности – и в облаке распределения вероятностей.
Последняя пластинка домино падает в голове Ингрид Амато.
– Он думает, что мы такие же, как он, – шепчет она.
А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество.
– Теперь представь себе, как такое существо могло бы воспринимать человека. Организм, который всегда наблюдает. Всегда низводит Вселенную до одной единственной реальности.
– Мы для него болезнь.
Пол качает головой.
– Не мы конкретно. Но все остальное человечество он должен воспринимать примерно так, да.
– И ты с ним солидарен.
Райнер усмехается и хмурит брови. Его спокойствие только сильнее выводит Ингрид из себя.
– Нет.
– Зачем врал тогда? Если ты не намерен его спасать, ничего не поменялось. Почему нельзя было рассказать сразу? Чего ты ждал?
Пол опускает голову и медленно подходит к Ингрид, не поднимая на нее глаз.
– Сигнал начал общаться с нами, потому что хотел показать, что мы одинаковые. Но чтобы прийти к этому выводу, он должен был найти твой саркофаг и программу реконструкции. Сокровища бродяг. А значит, когнитивные процессы внутри «Анимуса» все еще способны эту программу исполнять. И с ее помощью мы можем взорвать корабль. – Райнер поднимает голову и смотрит на Ингрид со спокойной и почти что нежной улыбкой. – Ведь ты научила ИскИн подыгрывать моим историям.
Но для этого нужно находиться на борту, – понимает девушка. И вместе с этим пониманием сквозь злость и обиду прорывается другая часть логической цепочки, стаскивая своим гравитационным полем все то, что она знала практически с самого начала, но не замечала в упор.
– Метабион, – шепчет она.
Райнер встречается с Ингрид взглядом и улыбается – умиротворенно и грустно.
Она чувствует аккуратное прикосновение пистолета к своему животу, и Пол нажимает на спусковой крючок.
0/15
Представь, что ты стоишь у порога пляжной кофейни и смотришь на бесконечное море. Берег уходит вдаль, насколько хватает зрения. Мягкий песок приятно греет ступни, и хочется зарыться в него пальцами ног. Солнечные блики скользят по волнам – и я просто любуюсь их красотой вместо того, чтобы искать паттерн.
Я никогда не смогу сказать тебе правильных слов в том мире, но здесь, в сокровищах бродяг, я всегда беру тебя за руку и говорю:
– Прости.
Он стреляет в упор. Ингрид пытается ударить его, затем – вырваться. Но фиксер держит крепко, пока она не ослабевает и не теряет сознание. Райнер сразу вводит транквилизатор и сыворотку из медицинских нанитов, прекрасно понимая, сколько времени ему нужно, чтобы закончить начатое.
Полу хватает навыков, чтобы заменить генетический образец в базе «Фукуды», испортить файл с биометрическими данными экипажа и стереть память корабля. Так, чтобы это выглядело вирусной атакой, а не ручной корректировкой.
И когда состояние Ингрид стабилизируется, он укладывает ее в свой саркофаг.
Всего, что он сделал, было чертовски мало. Капля в океане возможностей, которая не дает ничего, кроме шанса. Но один шанс – уже больше, чем когда-либо было у любого из бродяг.
И может быть, на другой стороне этого сна никто не успеет понять, кто она на самом деле. Поверит грубой фальсификации в базе «Фукуды», не станет искать фиксерские импланты в ее теле и сверять ДНК по сетевым базам. И Ингрид Амато станет еще одной жертвой научного корабля «Анимус».
Пол долго сидит в тишине, глядя на запертую в капсуле девушку. Изувеченная оружием и технологиями, с лицом, закрытым назогастральным модулем, она выглядит неожиданно умиротворенной.
И пока Ингрид засыпает, Райнер рассказывает криокапсуле с маркировкой SA340172 свою последнюю историю.
И я верю, что ты простишь. Потому что мы оба знаем: ты поступила бы точно так же. И ровно по этой причине я не дал тебе возможность сделать выбор.
Ты садишься на границе прилива и зачерпываешь песок ладонью, позволяя ему просачиваться сквозь пальцы.
– Ты мерзавец, Пол, – говоришь ты.
А я улыбаюсь, сажусь рядом с тобой на бесконечном берегу и вдыхаю запах морской соли и твоих волос. Я беру тебя за руку и любуюсь пейзажем.
– Я никогда не узнаю, что было дальше. И это ведь не даст мне покоя.
Я заметил одну интересную вещь, знаешь. Иногда мы находим настоящий покой там, где меньше всего ожидаем его найти. И ты ведь все равно догадалась, что я собираюсь сделать. Тогда, за секунду до выстрела.
А потом мы оказались здесь, на этом берегу.
И его у нас никто и никогда не сможет отнять.
Пол Райнер висит возле открытого шлюза «Анимуса» и разглядывает неуклюжий и мрачный силуэт «Фукуды». А где-то внутри седьмое когнитивное ядро ИскИна считает секунды, чтобы привести в исполнение последовательность идеально рассчитанных инструкций.
А значит, он не может выбиваться из графика.
Фиксер залетает внутрь, и «Анимус» закрывает дверь за его спиной. Облако утилитарного тумана врывается в отсек с потоком воздуха. Они кружат вокруг Райнера, в сантиметрах от его скафандра, но не решаются прикоснуться.
Ворота открываются, и Пол видит заросший мхом коридор. Он осторожно снимает шлем и отпускает его. Делает глубокий вдох и чувствует опьяняющий перенасыщенный кислородом воздух.
Метабион сделал свое дело.
Все это время он размножался, заполнял корабль, выискивал источники тепла и излучение реактора. И генерировал столько кислорода, что баки «Анимуса» оказались переполнены. Слишком мало, чтобы спровоцировать взрыв от контакта с металлом – но достаточно, чтобы превратить судно в пороховую бочку.
Корабельные системы рассчитаны на то, чтобы беречь кислород, а не избавляться от него.
Звуковая система «Анимуса» издает громкий треск. Последовательность шумов сменяется искусственной металлической пародией на голос Ингрид.
– Я хочу игрушечный пистолет и яблочную шарлотку.
– Привет, Сигнал, – отвечает фиксер. – Меня зовут Пол Райнер. И я покажу тебе сокровища бродяг.
Мы не такие же, как Сигнал, Ингрид. Но может быть, мы действительно в чем-то похожи. И прежде, чем тебя разозлят мои слова, вдумайся в само это слово. Сигнал означает – последовательность символов, переданных от одной системы другой.
Но будучи в пути, он практически не существует. Ведь только достигнув своего пункта назначения, сигнал обретает смысл.
Каждая наша история – такой же сигнал, который номинально существует в том самом мире вероятностей, который нам так яростно пытались объяснить и показать. Но история обретает свое существование лишь тогда, когда ее кто-то воспринимает.
И пока ты не придешь на этот берег вновь, я буду таким же сигналом. Спящим, чтобы однажды быть услышанным.
Пол идет по кораблю и чувствует на себе взгляд тысячи глаз. Он слышит неровные, сломанные шаги за спиной сквозь монотонный шум утилитарного тумана. Гниющие мертвецы почетным шествием следуют за фиксером.
Их запах в кислородном дурмане ощущается особенно остро, но Сигнал не терял времени даром. Райнер видит будто прожженные кислотой участки металлических дверей и переборок под разрушенными стенными панелями. Утилитарный туман перерабатывал корабль, чтобы сделать больше нанитов.
И теперь мертвецы буквально переливаются волнами намагниченного металла. Он даже не мог разглядеть их лиц под постоянно меняющейся маской из крошечных машин.
Но море в голове Пола впервые за долгое время спокойно. И вместо того, чтобы ловить глазами солнечные блики, он наслаждается последними теплыми деньками уходящего лета…
Пол заходит в технический отсек, и утилитарный туман напрягается. Он начинает роем летать по всему помещению, которое больше напоминает крошечную тюремную камеру, испещренную проводами, трубами и цистернами.
Мертвецы следуют за Райнером, но не проявляют никакой активности.
Когда он тянется к ручному терминалу скафандра, наниты смерчем закручиваются вокруг фиксера, и он на секунду замирает, слыша стук собственного сердца. Он поднимает руки в примирительном жесте. Со второй попытки переключает режим подачи воздуха в своем скафандре и снимает его.
Ботинки, перчатки, ранец с баллонами, сам костюм. Оставшись в одном комбинезоне, Пол подплывает к контрольной панели у двери и закрывает комнату.
Любопытно следящий за каждым его движением рой нанитов окончательно успокаивается и рассеивается по всему помещению.
– Она хотела игрушечный пистолет и яблочную шарлотку, – произносит фиксер, и лицо мертвеца перед ним превращается в металлическую маску с чертами Ингрид Амато.
Но Райнер не чувствует удивления или страха. Только абсолютную гармонию и честность происходящего.
Фиксер здесь, чтобы рассказать историю. Отправить свой сигнал.
И история продолжает звучать.
Однако следуя ровно той же логике, я могу точно тебе сказать: Сигнал никогда не поймет, что такое сокровища бродяг. Он может разглядеть логику наших историй, разложить их на атомы и метафоры, трансформировать, исказить и интерпретировать.
Но не сможет почувствовать их ценность.
Они останутся сокровищами только для нас – и ни для кого другого.
– Знаешь, это тавтология. Яблочная шарлотка. Настоящая шарлотка – она всегда яблочная. Мы могли бы поспорить о природе настоящего на расстоянии нескольких сотен световых лет от Земли, но этот разговор никуда не ведет. Я начну рассуждать о том, что мир стал для нас слишком фальшивым или мы всегда были слишком фальшивыми для него. Только ты никогда так не считала, а я давно уже нашел в себе достаточно принятия, чтобы не думать об этом.
Сигнал слушает. И в его молчании нет ни отчаяния, ни страха, ни одиночества – ни одного паттерна, который в глубине души все еще надеялся заметить Пол Райнер…
– Ты достаешь горячий пирог из фабрикатора, садишься напротив меня и говоришь…
– Если мы гнались за чем-то настоящим, то выбрали странный маршрут, – разносится громом по помещению имитация голоса Ингрид Амато.
