Kitabı oku: «Приграничное сражение 1941. Первая битва Великой Отечественной», sayfa 2
Глава 2
Один на один с монстром
«Планы первой операции и красная кнопка»
Советское военное планирование долгое время было тайной за семью печатями. Причины этого просты и очевидны: подготовленные в 1940–1941 гг. военные планы не были реализованы. Тем не менее планирование оказывало влияние на распределение войск в мирное время. Организационно войска западных округов СССР на границе с Германией в 1941 г. разделялись на три объединения: Прибалтийский, Западный и Киевский особые военные округа. В случае войны они преобразовывались соответственно в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты.
Готовясь к войне будущей, неизбежно оглядываются на опыт войны предыдущей. Для России Первая мировая война прошла в коалиции со странами Антанты и под знаком серьезных экономических и внутриполитических трудностей. Во избежание экономических трудностей проводилась индустриализация. Среди мер по устранению угрозы внутриполитической нестабильности можно назвать политические репрессии 1930-х годов. Впрочем, обсуждение этого вопроса выходит за рамки данного исследования. Более интересным является вопрос военного планирования СССР в последние предшествовавшие 22 июня 1941 г. месяцы. В ходе Первой мировой войны неоднократно возникали трения между союзниками на почве выработки приемлемой коалиционной стратегии. Собственно опасения относительно возможности повторения негативного опыта привели к неудаче переговоров с военными делегациями Англии и Франции в августе 1939 г. СССР были нужны четкие планы и обязательства, у союзников их не было. В итоге маятник качнулся, и от союзников отказались вовсе. 23 августа 1939 г. был заключен вызывающий и поныне бурные дискуссии пакт Молотова— Риббентропа. Трудно судить, как складывались бы события в случае вступления СССР во Вторую мировую войну в коалиции с Англией и Францией, но без четко оговоренных обязательств. Однако в реальности СССР летом 1940 г. оказался с Германией на континенте один на один. С одной стороны, это развязывало руки в вопросах планирования, с другой – требовало большего наряда сил (второго сухопутного фронта у противника просто не было).
Основные усилия планирования в тот период сосредотачивались на так называемой первой операции. При этом планирование исходило из того, что формальное начало войны не совпадет по времени с вводом сторонами главных сил своих войск. Соответственно, между переходом двух стран в состояние войны и началом первой операции будет период мобилизации, сосредоточения и развертывания войск. На границе при этом будут идти бои той или иной степени интенсивности, также обмен авиаударами. Первая операция должна была начаться только через две недели после перехода в состояние войны. Поэтому не следует удивляться тому, что наряд сил для действий по известным нам сегодня советским планам первой операции никак не совпадает с реальной численностью войск в армиях с теми же номерами, стоявшими на границе утром 22 июня 1941 г.
Разработчиком документов советского военного планирования являлся начальник Генерального штаба Красной Армии. Соответственно, руководителями оперативных разработок были последовательно Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников (до августа 1940 г.), затем – генерал армии К. А. Мерецков (до февраля 1941 г.), а в последующем – генерал армии Г. К. Жуков. Непосредственными исполнителями были генерал-майор А. М. Василевский (северное, северо-западное и западное направления), генерал-майор А. Ф. Анисов (юго-западное и южное направления), а также генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин.
Заголовок у советских военных планов в предвоенный период был «Соображения об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза». Результат размышления Б. М. Шапошникова над новым профилем границы был отражен в документе, датированном 19 августа 1940 г. По мнению Бориса Михайловича, следовало построить планирование вокруг следующих тезисов: «Считая, что основной удар немцев будет направлен к северу от устья р. Сан, необходимо и главные силы Красной Армии иметь развернутыми к северу от Полесья. На Юге – активной обороной должны быть прикрыты Западная Украина и Бессарабия и скована возможно большая часть германской армии. Основной задачей наших войск является нанесение поражения германским силам, сосредоточивающимся в Восточной Пруссии и в районе Варшавы: вспомогательным ударом нанести поражение группировке противника в районе Ивангород. Люблин, Грубешов. Томашев»7. Фактически основной идеей плана является воспроизведение действий русской армии 1914 г., штурм цитадели Восточной Пруссии ударами с северо-запада и в обход Мазурских озер.
Однако руководство Генерального штаба меняется, и соответствующие изменения претерпевают советские военные планы. Новый начальник Генштаба К. А. Мерецков к тому моменту уже имел неоднозначный опыт штурма «Линии Маннергейма» зимой 1939/40 г. Перспектива взламывать куда более совершенные укрепления немцев в Восточной Пруссии его явно не прельщала. Ось советского военного планирования стала смещаться на юг. Следующий вариант плана появляется 18 сентября 1940 г. Основные задачи войск обрисованы в нем следующими словами: «Главные силы Красной Армии на Западе, в зависимости от обстановки, могут быть развернуты или к югу от Брест-Литовска с тем, чтобы мощным ударом в направлениях Люблин и Краков и далее на Бреслау (Братислав) в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне; или к северу от Брест-Литовска, с задачей нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней»8.
Что характерно, первым в документе излагался вариант с развертыванием главных сил Красной Армии к югу от Брест-Литовска, т. е. на Украине. По этому варианту главный удар наносился Юго-Западным фронтом. Однако Западный фронт не должен был сидеть сложа руки. Его задачами было сковывание противника и содействие войскам на направлении главного удара.
Второй вариант предусматривал сосредоточение главных сил Красной Армии к северу от Брест-Литовска. Это был так называемый северный вариант развертывания. Главными игроками по этому варианту становились Северо-Западный и Западный фронты. Главным преимуществом «северного» варианта была быстрота развертывания. По плану предполагалось, что сосредоточение армий закончится уже на 20-й день от начала мобилизации. Только дивизии резерва фронта и Главного командования сосредоточивались уже в первые дни операции. Связано это было с лучшим развитием дорожной сети в полосе двух фронтов к северу от Брест-Литовска. Соответственно, сосредоточение по «южному» варианту развертывания могло быть закончено лишь на 30-й день от начала мобилизации. Составителям плана пришлось констатировать: «Столь поздние сроки развертывания армий Юго-Западного фронта и являются единственным, но серьезным недостатком данного варианта развертывания».
Однако у «северного» сохранялся тот же недостаток, который заставил Мерецкова искать альтернативы плану Шапошникова. Штурм Восточной Пруссии отнюдь не гарантировал быструю и, главное, эффектную победу. Поэтому уже в самом тексте плана содержалась следующая сентенция: «возникают опасения, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям, свяжет наши главные силы и не даст нужного и быстрого эффекта, что в свою очередь сделает неизбежным и ускорит вступление Балканских стран в войну против нас».
Фактически советское военное руководство оказывалось между Сциллой и Харибдой. В одном случае была опасность увязнуть в боях за укрепления, в другом – опоздать с развертыванием и начать первую операцию войны в худших условиях. Если противник упреждал Красную Армию в развертывании и сосредоточении, то под вопрос могла быть поставлена сама возможность реализации плана первой операции. В итоге во вводной части «Соображений…» сентября 1940 г. было предложено соломоново решение. Предполагалось, что окончательный выбор между «северным» и «южным» вариантами будет зависеть от «политической обстановки, которая сложится к началу войны».
Однако новые кадровые перестановки в высших эшелонах власти вскоре непосредственно повлияли на военное планирование. Во-первых, по итогам финской войны новым наркомом обороны стал С. К. Тимошенко, ранее командовавший Киевским округом. Во-вторых, бывший начальник штаба Киевского округа Н. Ф. Ватутин стал начальником Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии. Наконец, в феврале 1941 г. пост начальника Генерального штаба КА занял Г. К. Жуков, до этого полгода командовавший тем же Киевским округом. Конечно, Жуков долгое время служил в Белорусском округе, но это было еще до смещения линии границы на запад. В итоге в конце 1940 г. и начале 1941 г. был окончательно сделан вывод в пользу «южного» варианта развертывания. Этому способствовали как его объективные достоинства, так и субъективные факторы – быстрое продвижение командиров из КОВО на вершину иерархии РККА.
Почему же этот план не был реализован? Наряд сил на первую операцию состоял из трех групп:
1) армии и подчиненные им соединения, постоянно находившиеся у границы;
2) стрелковых корпусов, постоянно дислоцированные в глубине территории особого (приграничного) округа;
3) армий внутренних округов.
Исключением здесь был Прибалтийский округ, ему по планам не полагалось армии из внутреннего округа. Однако пункт 2) для него тоже был актуален. Также следует отметить, что помимо перемещений войск, должна была быть проведена их мобилизация, перевод со штатов мирного времени на штаты военного времени. Как прямым текстом указывалось в «Соображениях…», сосредоточение сил, перечисленных в пунктах 1–3, могло быть завершено примерно в течение месяца с момента объявления мобилизации. Условно это можно назвать нажатием «красной кнопки»9. То есть после нажатия «красной кнопки» в Москве начинается процесс, который займет почти месяц и лишь после этого будет собран плановый наряд сил.
Для того чтобы нажать «красную кнопку» вовремя, требовались достаточно весомые основания. Нажатие «красной кнопки» в мае 1941 г. грозило попаданием в щекотливую ситуацию: войска собраны, армия мобилизована (допустим, скрытым порядком), а противник не нападает. Что здесь прикажете делать? Нападать первыми? Возвращать армию в места постоянной дислокации? Последний вариант опасен тем, что противник, во-первых, может-таки напасть, согласно собственным планам, а во-вторых, может запустить ответный процесс и также оказаться у границы с развернутой и мобилизованной армией.
Сталин в 1941 г. находился между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, опасность оказаться с неотмобилизованной и недоразвернутой армией вынуждала реагировать на любые изменения в обстановке. С другой стороны, проведение мобилизации и масштабных мероприятий по созданию на западе группировки сил для первой операции могло привести к вступлению в войну без весомых на то оснований. Понятно, что фактор возможности так называемого внезапного нападения учитывался. Никто не ждал, что будут заранее присылать бумагу с классическим «иду на вы», т. е. официальным объявлением войны. Однако очевидное забвение формальностей не отменяло стандартного набора событий перед началом военных действий. Но этого стандартного набора не было. Не было прощупывания на дипломатическом уровне возможности получения от СССР тех или иных материальных благ или территории. Не было прямых обвинений (например, в сотрудничестве с Англией, с которой Германия находится в состоянии войны). Что бы ни говорили, но нападение Германии на СССР в 1941 г. было особым случаем в истории войн. Немецким руководством было заранее принято решение на безусловное силовое решение проблемы. Поэтому никаких демаршей, которые могли бы дать основания для нажатия на «красную кнопку» и запуска процесса сбора войск у границы, попросту не было. Напротив, на дипломатическом уровне немцы просто молчали как рыбы. Информацию, которая могла служить достаточным основанием для «красной кнопки», могла дать разведка. Но до самого последнего момента, когда нажатие «красной кнопки» могло дать положительный результат, разведка весомых доказательств не представляла. 31 мая 1941 г. начальник Разведывательного управления Генерального штаба Ф. И. Голиков докладывал:
«Общее распределение вооруженных сил Германии состоит в следующем:
– против Англии (на всех фронтах) 122–126 дивизий;
– против СССР – 120–122 дивизии;
– резервов – 44–48 дивизий»10.
Как мы видим, до реального нападения Германии осталось меньше месяца, а данных, однозначно указывающих на агрессивные планы противника, пока нет. Группировка войск на востоке вполне может быть интерпретирована как заслон на всякий случай. Сами немцы тоже весьма предусмотрительно оставили перевозку танковых дивизий в последний, пятый эшелон развертывания. Заметим, что даже если нажимать «красную кнопку» 31 мая 1941 г., уже есть все шансы опоздать со всеми необходимыми мероприятиями. Реально решение нажать «красную кнопку» было принято советским руководством примерно в середине июня 1941 г.
Разумеется, выполнить мероприятия, на которые по плану полагалось около месяца, за неделю-полторы не удалось. Немцев фактически встретила завеса из пункта 1) (см. выше). Пункты 2) и 3) требовали от нескольких дней до нескольких недель на доставку из глубины округа или же из внутреннего военного округа. Выдвижение было начато только в середине июня 1941 г., когда данные о готовящемся германском нападении стали почти бесспорными. Например, 13 июня (по другим данным, 12 июня) 1941 г. руководство Киевского особого военного округа получило директиву наркома обороны и начальника Генштаба Красной Армии на выдвижение «глубинных» стрелковых корпусов ближе к границе. Началось выдвижение «глубинных» соединений округа 17–18 июня. Примерно такая же картина наблюдалась в Западном и Прибалтийском особых округах.
Планы прикрытия
В период сосредоточения и развертывания войск, в период расстановки фигур на доске для грядущей шахматной партии границу предполагалось прикрывать от возможных вылазок противника быстро мобилизуемыми дивизиями приграничных армий. Задачами этих соединений было:
«а) упорной обороной полевых укреплений по госгранице и укрепленных районов не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа; прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание поиска округа;
б) противовоздушной обороной и действиями авиации обеспечить нормальную работу железных дорог и сосредоточение войск;
в) всеми видами и средствами разведки округа своевременно определить характер сосредоточения и группировку войск противника;
г) активными действиями авиации завоевать господство в воздухе и мощными ударами по основным жел[езно]дорожным узлам, мостам, перегонам и группировкам войск нарушить и задержать сосредоточение и развертывание войск противника;
д) не допустить сбрасывания и высадки на территории округа воздушных десантов и диверсионных групп противника».
Не следует думать, что планы прикрытия как таковые были изобретением последних предвоенных недель. Ранее они были частью общего плана округа (будущего фронта). До определенного момента прикрытие границы и план первой операции совмещались в одном документе, но незадолго до войны было решено выделить их в отдельный документ. Сути дела это, разумеется, никак не изменило. Поэтому нет ничего глупее, чем представлять планы прикрытия как оборонительные планы первой операции. На удар главных сил противника планы прикрытия вовсе не рассчитывались.
Нехкорпуса
Если в руках немецкого командования были танковые группы численностью 130–200 тыс. человек, то в Красной Армии крупнейшим подвижным соединением был механизированный корпус численностью около 30 тыс. человек. Несмотря на штатную численность в тысячу танков, мехкорпус не шел ни в какое сравнение с танковой группой по своим боевым возможностям.
В Красной Армии формирование танковых соединений нового поколения началось с приходом на пост наркома обороны маршала С. К. Тимошенко. В конце мая – начале июня 1940 г. нарком обороны и начальник Генштаба представили в Политбюро и СНК несколько вариантов предложений, в которых предлагалось сформировать принципиально новые механизированные соединения – танковые дивизии. Однако догоняющий лидера, даже если бежит изо всех сил, не может достичь за год-полтора того же результата, что и начавший бежать несколькими годами ранее. По отношению к германским танковым войскам мехкорпуса РККА 1940 г. все равно оказывались вчерашним днем.
Во-первых, по опыту первых кампаний немецкие танковые дивизии были сбалансированы, приведены к примерно равному числу танковых и мотопехотных батальонов. Советские мехкорпуса были перегружены танками в ущерб мотопехоте. Немцы к 1941 г. пришли к своего рода «золотому сечению» организации танковых войск – на 2–3 батальона танков было 4 или 5 (если считать с мотоциклетным) батальонов мотопехоты, т. е. соотношение танков и мотопехоты было 1:2,5, 1:1,7 в пользу последней. В ходе Второй мировой войны воюющие стороны постепенно приходили к балансировке числа мотопехотных и танковых батальонов по немецкому образцу. Красная Армия в 1941 г. от этого была еще страшно далека. На 375 танков советской танковой дивизии 1941 г. приходилось примерно 3 тыс. человек мотопехоты, а на 150–200 танков танковой дивизии Вермахта приходилось б тыс. человек мотопехоты. Если считать в батальонах, то на 6 танковых батальонов (если даже не учитывать два батальона огнеметных танков) советской танковой дивизии приходилось всего три батальона мотопехоты. Соотношение 2:1 в пользу танковых батальонов. Такая «перегрузка танками» была одним из этапов строительства самостоятельных механизированных соединений. Однако у нас на этот этап наложился 1941 г.
Тракторы СТЗ-5 с гаубицами М-30 и М-10 на буксире на параде на Красной площади. Для механизированных соединений эти тягачи уже не годились
Во-вторых, имеющаяся на вооружении техника, которая вынужденно пошла на формирование мехкорпусов (за отсутствием альтернатив) была создана исходя из более простых задач. В первую очередь это касалось мехтяги артиллерии. Еще на совещании руководящего состава РККА в декабре 1940 г. командир 6-го механизированного корпуса ЗапОВО Михаил Георгиевич Хацкилевич говорил: «…мы имеем в артиллерии трактора СТЗ-5, которые задерживают движение. Наша артиллерия, вооруженная этими тракторами, имеет небольшую подвижность и отстает от колесных машин и от танковых соединений. (Из президиума: 30 км в час.) М. Г. Хацкилевич: Теоретически это так, а практически он такой скорости не дает»11. Транспортный трактор СТЗ-5 действительно был не лучшим образцом для подвижных соединений. Имея мощность двигателя всего 50 л.с., он существенно уступал полугусеничным тягачам немецких танковых дивизий, оснащенных двигателями 100–140 л.с. В результате артиллерия мехкорпусов в ходе их маневрирования во время сражения отставала от танков. Кроме того, юный возраст советских танковых соединений накладывал отпечаток на их использование. Командиры и командующие далеко не всегда понимали принципы использования мехкорпусов, привычно раздергивая их на мелкие части для решения узких задач. Иногда это было обусловлено обстановкой на фронте, иногда нет.
Так или иначе, весной 1940 г. в СССР начали создавать механизированные корпуса – подвижные соединения нового поколения. 6 июля 1940 г. СНК своим постановлением за № 1193-464сс утвердил штатную численность танковых дивизий и организацию механизированных корпусов. Следовало сформировать 8 таких корпусов и 2 отдельные танковые дивизии. 4 октября 1940 г. нарком обороны и начальник Генштаба докладывали в Политбюро и СНК, что формирование 8 мехкорпусов, 18 танковых и 8 моторизованных дивизий в основном завершено. На их формирование было обращено 12 танковых бригад танков БТ, 4 бригады танков Т-35 и Т-28, 3 «химические»12 бригады, 2 танковых полка Т-26 и танковые батальоны стрелковых дивизий. Эта реорганизация стала большим шагом вперед в развитии танковых войск Красной Армии.
Не остались без внимания танки непосредственной поддержки пехоты. В октябре 1940 г. нарком обороны и начальник Генштаба КА направили в СНК и Политбюро ВКН (б) записку с предложением сформировать 25 отдельных танковых бригад Т-26, в дополнение к 20 существующим. Число бригад должно было соответствовать числу стрелковых корпусов. В записке наркома обороны СССР и начальника Генштаба КА указывалось: «Считаю, что для успешного продвижения пехоты в современном бою нужно иметь на каждый стрелковый корпус одну танковую бригаду»13. Планом предусматривалось завершить формирование танковых бригад Т-26 к 1 июня 1941 г. В итоге по мобилизационному плану редакции декабря 1940 г. в Красной Армии предполагалось наличие 20 танковых, 9 моторизованных дивизий и 45 бригад танков непосредственной поддержки пехоты.
Новшеством в наступающем 1941 г. должно было стать перевооружение на танки новых типов: с осени 1940 г. в войска поступали КВ и Т-34. На 1 января 1941 г. в войска уже было отгружено 208 танков КВ-1 и КВ-2, на 1941 г. планировалась отгрузка 800 машин этого типа (600 с ЛКЗ и 200 с ЧТЗ), в том числе 145 КВ – в первом квартале14. Новых танков Т-34 в войсках на 1 января 1941 г. было всего 80 единиц. Однако в 1941 г. планировалось получить от промышленности 2500 «тридцатьчетверок» (1600 с завода № 183 и 900 с СТЗ), в том числе 400 танков – в первом квартале15. В первую очередь новые танки получали сформированные в 1940 г. танковые дивизии восьми мехкорпусов. Это были без преувеличения элитные соединения Красной Армии. Укомплектованность этих восьми мехкорпусов вспомогательной техникой также находилась на сравнительно высоком уровне. Таким образом, в 1941 г. Красная Армия вступила с достаточно цельной и реалистичной программой строительства танковых войск.
Однако начало 1941 г. ознаменовалось широкомасштабной реорганизацией в этой области. 12 февраля НКО и Генштаб представили в Политбюро ЦК ВКП (б) и СНК СССР новый мобилизационный план, так называемый МП-41. Согласно этому плану предполагалось наличие в армии мирного времени 2 мотострелковых, 60 танковых, 30 моторизованных дивизий. Это фактически означало создание более 20 новых мехкорпусов.
Оно началось в феврале – марте 1941 г. Так, 8 марта 1941 г. Политбюро утвердило назначения командиров формируемых мехкорпусов, танковых и моторизованных дивизий.
Теперь подавляющее большинство танков РККА должны были быть объединены в механизированные корпуса со штатной численностью 1031 танк. Тем самым соединения и части, предназначенные для поддержки пехоты, исчезали как класс. Забегая вперед, следует сказать, что опыт войны не подтвердил это решение. В 1945 г. в танковых войсках были как танковые армии, так и отдельные бригады и полки для непосредственной поддержки пехоты.
Однако главной проблемой в реализации столь обширной программы строительства танковых войск было обеспечение мехкорпусов личным составом, боевой и вспомогательной техникой. Это в первую очередь потребовало увеличения заявки промышленности на новые танки. Так, уже в феврале 1941 г. предполагалось отпустить в войска за год 1200 танков КВ16. План 1941 г. на танки Т-34 поначалу оставался неизменным, 2500 машин. Вскоре он был увеличен до 2800 машин17. Это сразу привело к ухудшению общей ситуации с обеспечением бронетехники запчастями. Так, в записке заместителя начальника бронетанкового управления Красной Армии военинженера 1-го ранга Алымова, датированной февралем 1941 г., указывалось: «Кировский завод договорных обязательств по сдаче запчастей и агрегатов танка КВ не выполняет, т. к. все его внимание направлено на выполнение плана только по танкам». За наращивание производства танков приходилось платить ухудшением ситуации с запчастями, в том числе к танкам старых типов. Изготовление запчастей для старых танков Т-28 было вообще снято с производства Кировского завода. Алымов в вышеуказанной записке указывал, что «завод № 183 не удовлетворяет потребности АБТ войск по запчастям и агрегатам БТ по принимаемому договору в 1941 году как по сумме, так и по номенклатуре».
Кроме того, переформирование бригад непосредственной поддержки пехоты в самостоятельные механизированные соединения требовало большого количества автотранспорта. Формирование 25 танковых бригад на Т-26 по планам осени 1940 г. требовало 275 легковых автомашин, 1500 грузовых автомашин и 2375 специальных автомашин18. То есть всего на новые формирования нужно было 4150 автомашин. Один механизированный корпус – это 1360 автомашин в танковой, 1587 в моторизованной дивизии, а всего 5161 автомобиль. То есть 20 механизированных мехкорпусов требовали 103 тысячи автомобилей. Реализация этой программы не только тяжким грузом ложилась на промышленность, но и растягивалась на неопределенно долгий срок.
Организационные мероприятия весны 1941 г. разделили механизированные соединения Красной Армии на две неравных части. Первую составляли относительно хорошо укомплектованные соединения 1940 г., вторую – формирования весны 1941 г. Бригады непосредственной поддержки пехоты становились танковыми дивизиями. Так, в Западном особом военном округе на базе 29-й танковой бригады Т-26 в южном военном городке на окраине Бреста весной 1941 г. формировалась 30-я танковая дивизия. Рядом, в Пружанах, 32-я танковая бригада Т-26 переформировывалась в 22-ю танковую дивизию. Вместе с 205-й моторизованной дивизией они образовали 14-й механизированный корпус. Он был ярким представителем мехкорпусов новой волны формирования.
В апреле и в начале мая 1941 г. в ГАБТУ из округов был направлен ряд докладов о состоянии сформированных и формируемых механизированных соединений. Командир 14-го мехкорпуса генерал-майор С. И. Оборин характеризовал состояние вверенного ему соединения следующим образом:
«Ввиду низкой укомплектованности, как то:
а) тяжелыми и средними танками – 0 %;
б) вспомогательными машинами – 20–40 %;
в) начсоставом – 30 %;
г) младшим начсоставом – 30 %;
д) рядовым составом – 73 %.
Войсковое соединение 8535 [14-й мехкорпус] в боевом отношении не готово»19.
Именно 14-й механизированный корпус оказался на пути 2-й танковой группы Г. Гудериана в первые дни Великой Отечественной. Корпус генерал-майора С. И. Оборина был разгромлен, а сам генерал был арестован 8 июля 1941 г., осужден и расстрелян 16 октября того же года. Такую судьбу, конечно, нельзя назвать типичной для командира мехкорпуса 1941 г. Однако боеспособность формирований весны 1941 г. находилась на достаточно низком уровне. Созвучное мнению Оборина суждение высказал в докладе в ГАБТУ командир 17-го механизированного корпуса Герой Советского Союза генерал-майор М. П. Петров: «Ввиду отсутствия материальной части машин и вооружения, низкой укомплектованности командно-начальствующего состава, неподготовленности рядового состава – части дивизий еще не сколочены и не боеспособны»20.
В Киевском особом военном округе была сделана попытка опереться в формировании новых мехкорпусов на уже существовавшие с 1940 г. соединения. Вновь формируемые мехкорпуса получали по одной танковой дивизии, уже существовавшей по состоянию на весну 1941 г. Так вновь формируемый 15-й мехкорпус получил 10-ю танковую дивизию из сформированного в 1940 г. 4-го мехкорпуса. Соответственно две другие дивизии, 37-я танковая и 212-я моторизованная, для него формировались заново. Для 4-го мехкорпуса заново формировалась 32-я танковая дивизия. Разумеется, не на все новые корпуса хватало уже созданных дивизий. Даже в КОВО существовали соединения, формируемые фактически с нуля.
В докладе в ГАБТУ в мае 1941 г. командир 15-го механизированного корпуса характеризовал состояние вверенного ему соединения следующим образом:
«На 1 мая с/г имеет боевую готовность лишь 10 тд и то не полную. Дивизия имеет полностью танки КВ, но не имеет к ним снарядов. Танки Т-34 только начинают поступать»21.
К началу войны 10-я танковая дивизия успела получить только 37 танков Т-34. Боеготовность формируемых с весны 1941 г. частей и соединений оценивалась в докладе в ГАБТУ без обиняков:
«Управление корпуса, корпусные части, 37 ТД и 212 МСД на 1-е мая небоеспособны»22.
Тем не менее 15-й мехкорпус был включен в план прикрытия КОВО. Его предполагалось использовать в качестве фронтового резерва. В какой-то мере это объяснялось надеждой на получение автотранспорта по мобилизации из народного хозяйства. Как вскоре показала практика, эти надежды не оправдались. Если бы весной 1941 г. опасность близкой войны была бы осознана, то вряд ли был бы дан старт программе реорганизации танковых войск Красной Армии в 29 (30) мехкорпусов.
