«Риф» kitabından alıntılar, sayfa 2

Если начнем вычеркивать из истории сомнительных персонажей

Post hoc ergo propter hoc, –

потом вспомнила, что «косяк рыб» по-английски называется a school of fish – то есть буквально «школа рыб». – Представляешь? Это меня уже на работе научили, чтобы с коллегами из США общаться. У нас с этим все просто – везде косяки да стаи. Ну или группы. А у них для каждого вида свое слово

Алейда Ассман, «Забвение истории – одержимость историей», «Длинная тень прошлого» Александр Эткинд, «Хлыст: секты, литература и революция», «Кривое горе» Виктор Тэрнер, «Символ и ритуал» Клод Леви-Стросс, «Все мы каннибалы», «Печальные тропики» Наполеон Шаньон, Noble Savages: My Life Among Two Dangerous Tribes-the Yanomamö and the Anthropologists «Исцеление от „рая“: реабилитация и самопомощь при социальной зависимости», коллектив авторов под редакцией Евгения Волкова Стивен Хассен, «Борьба с ку

Когда ты понимаешь, что не обязан любить человека только по факту родства, это освобождает, потому что ты начинаешь искать в родных свойства и черты, за которые любишь их по-настоящему.

Если начнем вычеркивать из истории сомнительных персонажей, у нас не останется истории.

Вообще-то мать была доброй, но доброта ее распределялась неравномерно. Пять лет подряд ее признавали «Учителем года», она души не чаяла в учениках, даже в троечниках, но, кажется, стыдилась проявлять нежность к собственным детям, словно боялась, что нежность их испортит и они вырастут слабыми и избалованными. Ее жизненная философия напоминала причудливую смесь махрового социализма и ветхозаветной жестокости: человек должен трудиться в поте лица, до ломоты в спине, если в конце дня ты не валишься с ног от усталости – значит, ты что-то делаешь не так; а еще – никогда не спорь со старшими; старший всегда знает лучше, потому что он дольше жил, больше страдал и повидал на своем веку, вот как вырастешь, будешь свое мнение иметь, а пока молчи, понятно? После падения в яму с лягушками ее характер совсем испортился – хотя, казалось бы, куда уж? Если бы мать была пророком, думала Таня, у нее была бы только одна заповедь: «не забывайте страдать». Сама она следовала этой заповеди неукоснительно. Скажешь ей: пожалуйста,