Kitabı oku: «Дверь», sayfa 4
Шаман
Мелкий, похожий на крупу, октябрьский снег засыпал тайгу. В этом году зима пришла на две с половиной недели позже, чем обычно. Мир менялся, и Шаман это чувствовал как никто другой. Он шел по неглубоким еще сугробам, прикрывавшим мох, на осенних лыжах, которые сделал сам. Без них в это время по тайге не пройти, где в снег провалишься, а где в мох по колено уйдешь. Легкие же, сделанные им еще года два назад из отколотых по слою, специально выбранных и подготовленных двух плах, выточенных и вытесанных до толщины не более сантиметра, были необычайно прочны и легки в использовании. Передвигаясь быстро и привычно, он читал приметы леса. Где прошел какой зверь, где гнездуется птица, а где бывал человек. Он уходил на север, к побережью моря Лаптевых. Там в небольшом домишке, выстроенном им около десяти лет назад, он решил провести эту зиму. Сейчас Шаман ощущал, что ему для освоения новых практик необходим океан, и северные моря подходили для этого как нельзя лучше…
Пробираясь между огромным елей и сосен, он думал о своем имени – Петр, которым его уже давно никто не называл. Все, кто к нему обращались звали его Шаман".
Глядя на него, сложно было понять, сколько ему лет. На вид – шестьдесят-семьдесят, да и то из-за поседевших местами усов и окладистой бороды. Но сейчас, в 2011 году, ему исполнилось уже сто семь лет. Шаман не думал о своем возрасте. Зная, как поддерживать жизненные силы своего организма и лечить различные болезни, он ощущал себя гораздо моложе своих лет. Кроме того, в его жизни были цели, и они увлекали его, делая пребывание в тайге интересным и наполненным событиями.
Больше всего он был похож на таежного охотника. Все его нехитрые пожитки умещались в старом, потрепанном и выцветшем рюкзаке. Был у него спиннинг с набором блесен, выменянный прошлым летом на двадцать соболей. И ружье – двустволка, которое он носил, скорее, для того, чтобы больше походить на охотника, да и на всякий случай. Стрелял он из него метко, но нечасто. Для охоты не использовал. Чаще ловил зверя силками. Если был очень голоден, а времени ловить не было, просил у Великой Тайги разрешения и, подманив зверя, убивал ножом. И всегда что-то делал взамен, чем-то восполняя эту потерю для леса.
Когда в тридцать четвертом его – начальника геолого-разведывательной партии – хотели арестовать по доносу, он, недолго думая, бежал в тайгу. Помог ему тогда друг – однокашник Мишка Епифанцев, предупредив буквально за десять минут до того, как энкавэдэшники пришли за ним в общежитие, куда он только вчера вернулся после окончания осенней разведки. Тогда так же шел снег, а он бежал в тайгу в надетых наспех чужих вещах. Все, что успел схватить, – партбилет, паспорт, нож, буханку хлеба и две банки тушенки.
Неделю он уходил через самые дебри от погони, путая следы. Тогда быстро покрывающаяся снегом тайга казалась ему мертвенно-промерзшей, враждебной и совсем чужой. Реки встали уже, а значит скоро и лед станет крепким, по нему можно будет ездить, как по дороге. Он уходил дальше от рек в самую глушь. Тайга тогда спасла его, но и чуть не отобрала жизнь. Выжить без оружия, припасов, навыков жизни в лесу в этих местах невозможно. Его спас случай. На него, еле живого, набрел остяк, охотившийся на пушного зверя. Он оттащил полумертвого Петра в свою юрту, выходил и месяц еще кормил, пока тот не восстановился после трех недель, проведенных в лесу без огня и пищи.
Так, в тридцать лет Петр начал новую жизнь с нуля. Все его знания и опыт оказались не то чтобы ненужными, но не совсем подходящими для его нового образа жизни. Конечно, он многое уже умел, отработав четыре года в Сибири. Он часто подолгу ходил в тайге, но уходил подготовленный, всегда с оружием, запасом еды и не один.
Сейчас он полностью осознал насколько беззащитен без ружья, спичек, топора и многого-многого другого, что давала цивилизация в лице государства. Он чудом выжил, но дальнейшая перспектива была крайне неясной.
Его спаситель охотник, зайдя в русский станок для обмена пушнины на патроны и другие необходимые вещи, узнал, что сейчас во всех станках власти ищут какого-то русского начальника Петра Мартынова и что укрывших его ждет расстрел. Он решил обезопасить себя и Петра, и как только понял, что Петр может идти, отвел его к своему сородичу, жившему в ста двадцати километрах севернее.
О том, что в этом районе вообще были люди, Петр не знал. Оказалось, что охотник привел его к шаману. Советская власть шаманов не жаловала – им приходилось уходить максимально далеко от населенных мест, но вместе с тем не дальше того расстояния, когда их еще могли найти сородичи в случае нужды. С шаманом Петр и прожил до конца зимы, а потом и всю весну, и все лето.
Сейчас, пробираясь к своему домику на побережье, Петр думал, как это странно – только в тридцать лет действительно начать жить, проснуться…
Виктор
Как-то раз, еще студентом, Виктор зашел в книжный магазин и его вдруг потянуло к одной из полок, где стояли новинки. Он смотрел на полки и среди всего многообразия разноцветных обложек вновь, как тогда с книгой Ньютона, видел только одну книжку – небольшую, в обложке нежно-голубого цвета с изображенным на ней сердцем. Это была книга Клауса Дж. Джоула «Посланник». Его как будто током ударило. Такое было с ним впервые. Точнее, ощущения были похожими, но горазда более сильными, особенно почти физический удар током. Он понял, что книга очень важна, купил ее и прочел за два дня.
Книга не была художественной, написанная местами путано, она производила странное впечатление, но во время чтения Виктор был счастлив. Чем дальше он читал, тем больше ощущал радость и блаженство. Когда он закончил чтение, то вдруг осознал, что даже если бы не прочитал все эзотерические книги, которые ему попадались прежде и которые советовала Алла, а прочел только эту, этого было бы достаточно. Информация, которую несла эта маленькая книжка в мягком переплете, была равнозначна знаниям, изложенным во многих и многих томах.
«Выброси все книги, оставь ее одну – и этого хватит», – удивленно думал Виктор.
В конце книги подробно излагалась одна простая техника – раскрытия сердечной чакры и использования энергии любви. Оказалось, любовь можно использовать практически.
Виктор всегда относился к любви как к эмоции, чувству, которое можно испытывать к девушке, матери, отцу, родине, наконец. Чувству важному, но к обычной жизни не имеющему особого отношения. Конечно, любовь для него была мощным побуждающим фактором, благодаря которому он совершал те или иные поступки, но в этом смысле она имела отношение к его жизни, как, например, душа имеет отношение к телу. То есть, как что-то нематериальное, то, что нельзя потрогать, то, существование чего многими даже ставится под вопрос.
Иными словами, Виктор, конечно, признавал наличие любви, поскольку испытывал ее в своей жизни не раз, но не видел в этой эмоции никакого практического применения. Так же он не до конца понимал смысл слов из Библии: «Бог есть любовь». Эта фраза постоянно всплывала в его памяти последнее время. Он мог понять, что любой верующий любит Бога, но в чем тогда природа Божества? Как может Богом быть то чувство, которое ты сам испытываешь по отношению к Богу, и не только к нему?
Здесь не работала ни логика, ни какие-то привычные схемы восприятия действительности.
В «Посланнике» говорилось о том, что каждый человек обладает неограниченным, бесконечным запасом любви. Любовь, с точки зрения Джоула, была не эмоцией, а энергией, с помощью которой было сотворено все сущее и которая обладала своим собственным сознанием. То есть ее нельзя использовать во вред себе или окружающим, ею нельзя управлять, но ею можно пользоваться, открывая, как кран, чакру и запуская поток любви, чтобы наполнить свою жизнь и мир вокруг. Помимо способа «раскрытия сердца» в книге было много примеров использования этой, как утверждалось, мощнейшей энергии, а также описание побочных эффектов и возможных проблем, связанных с ее частым использованием.
Впереди были выходные. Никаких особых планов у Виктора не было. Недавно он поддался на уговоры родителей и снял квартиру, съехав из общежития. Преодолев все свои комплексы в общении, Виктор устал от постоянного, даже ночью, шума и слишком частых попоек. Поэтому первое время получал удовольствие от уединения на выходных в своем новом жилье.
В субботу вечером, переделав свои обычные домашние дела, он попробовал «открыть сердце». Первый его эксперимент касался еды. Витя налил в стакан молоко, отпил немного – обычный вкус молока, купленного в магазине, ничего особенного. Оставив стакан на кухонном столе, он пошел в комнату и лег на диван. Расслабившись, обратил внимание вглубь себя, в область солнечного сплетения. Виктор представлял, как будто вместо грудной клетки у него закрытое ставнями окно. Он медленно открывает ставни, впуская яркий луч солнечного света. Луч становился все больше и больше, и вот уже все окно – мощный прожектор. Он направил этот луч прожектора на стакан молока, представляя, как солнечный свет наполняет его до краев, пока не возникло ощущение, что стакан сейчас разорвет.
После молока Витя стал «наполнять» любовью квартиру, весь дом. В груди появилось странное ощущение физического напряжения, расширения грудной клетки и, одновременно с этим, чувство умиротворяющей радости. Незаметно для себя Витя уснул.
Проснулся он часа через два. Хотелось пить. Он зашел на кухню, увидел стакан молока.
Не задумываясь, начал пить и вдруг ощутил, что никогда прежде не пил такого вкусного молока. Это было неожиданно, поскольку он успел забыть о своем эксперименте. Даже парное молоко, которое он очень любил, не могло сравниться с этим. Вкус был более насыщенным, будто его усилили во много раз. Допив стакан до конца, Витя даже улыбнулся. По всему телу приятной теплой волной разлилось блаженство, его охватила тихая радость, и тут он вспомнил свои опыты. Ему стало интересно.
«Ладно, допустим, с молоком я придумал, внушил себе. Нужно проверить это как-то по-другому… Животные не подойдут, – улыбнулся он своим мыслям, – перейдем к опытам на людях!»
Практически весь следующий день он занимался «посыланием» любви. Для себя Виктор назвал этот процесс «сиянием». На что он только не сиял. Он отправлял любовь родителям, наполнял своих друзей, одногруппников в университете, соседей, предстоящие дела, будущие экзамены – все, что только мог придумать. Дело было не в том, что его удивил опыт с молоком. Он был счастлив, когда сиял. Каждая клеточка его существа пела. Ощущения были потрясающими, и именно они заставляли его сиять еще и еще. К вечеру он устал, не физически, а эмоционально. Решив немного отдохнуть, уснул на четырнадцать часов.
Утром он проспал. Позавтракав второпях, помчался в университет. Приключения начались уже по дороге. Когда Виктор зашел в автобус, возле него вдруг скопилось очень много девушек. Точнее, все девушки, которые в этот момент ехали в автобусе почему-то стали буквально толпиться на задней площадке вокруг него. Виктор был очень удивлен, раньше такого сногсшибательного впечатления он не производил ни на кого. Причем девушки делали все неосознанно, им вдруг всем понадобилось находиться на задней площадке, выходить именно через заднюю дверь. Вскоре там уже началась небольшая давка, несмотря на то, что две других двери «Икаруса» были свободны. Девушки случайно задевали Виктора, наступали ему на ноги, невзначай касались руками, смущенно улыбаясь. Он постоянно ощущал восхищенные взгляды. Они пытались оттеснить друг друга чтобы приблизиться к нему. Витя даже растерялся и какое-то время не знал, что делать.
Немного помятым Виктор выскочил из автобуса на две остановки раньше, поскольку ему вдруг показалось, что он сходит с ума. Происходящее не укладывалось в его обычные рамки представлений о жизни.
«Все! Сушите весла, сливайте воду… Приехали! – думал он, торопясь на пару. – Досиялся! Кукушку снесло! Говорила мне мама, что не нужно во все это лезть!»
Второй парой в понедельник была ортопедия. Практические занятия их группы вела замдекана Ольга Дмитриевна Рицкевич. Красивая, но очень строгая, авторитарная дама, не выносившая опозданий, расхлябанности и отсутствия интереса к своему предмету.
Виктор забежал в кабинет после Рицкевич. Вся группа вопросительно смотрела на него.
«Ну, сейчас начнется – пошел вон!» – вспомнил Виктор свое последнее опоздание месяц назад.
– Я это, – промямлил он, – автобус опоздал.
– Ничего страшного, Витя, садись, – мило улыбнулась Рицкевич, легко взмахнув рукой.
Витя чуть не крякнул от удивления. Сев на свое место, он обратил внимание, что все одногруппники смотрят на него. Девушки, мило улыбаясь, перешептывались. Парни просто смотрели, не мигая. Витя даже бегло осмотрел себя, не расстегнута ли ширинка, не одет ли второпях наизнанку медицинский халат. Он пригладил волосы. Вроде бы все было в порядке.
Ольга Дмитриевна начала опрос. Но и опрос проходил не как обычно. До этого дня Рицкевич спрашивала Витю дважды в течении двух месяцев. Но сейчас, прерывая практически каждого отвечающего, она постоянно интересовалась его мнением по тем или иным вопросам, затем стала задавать вопросы только ему, причем, несмотря на то, что он к этой паре не готовился, спрашивала она именно то, что он знал. Все само собой складывалось удачно. Все вокруг, как заколдованные, ловили каждое его слово, улыбались ему, поддерживали. Кончилось тем, что Мишка Иванов, ботаник, презиравший всех, кто учился хуже него, пару раз дружески похлопал Витю по плечу, выразив тем самым одобрение, чем еще больше сбил его с толку.
Так же прошли и все следующие занятия в тот день. Когда Виктор возвращался домой, на лестничной площадке его буквально атаковал сосед из квартиры напротив. Ранее этот хмурый субъект ничего кроме «Здрасьте» не произносил. Даже этого приветствия Виктор удостаивался через раз. Он не знал, как его зовут, хотя жили они на одной площадке уже пару недель. С другими жильцами Витя успел познакомиться в первые дни.
Сегодня же Виктору горячо жали руку, опять же похлопывали по плечу. Сосед вдруг начал долго и пространно рассказывать о себе, посетовал, что живут рядом, а друг к другу не заходят. Виктор еле отвязался от него, пообещав, что когда-нибудь они обязательно встретятся, выпьют и как следует поговорят за жизнь.
– Виктор Иванович меня зовут, – кричал с лестничной площадки сосед, когда Витя скрылся в своей квартире. – Ты заходи в любое время. Посидим, выпьем, тезка!
У Виктора чуть истерика не началась. Виктор Иванович стал последней каплей.
«Не может же мне все это казаться! Такое впечатление, что всех как магнитом тянет ко мне!» – думал Виктор. Он вдруг вспомнил, что о чем-то подобном писал Джоул. Скинув ботинки и не раздеваясь, он схватил книгу с полки и начал листать, пытаясь отыскать то место, где об этом упоминалось. Вскоре Виктор успокоился. Джоул описывал, что когда он только начал осваивать посылание любви, то с ним происходили подобные происшествия. Из-за дефицита любви люди, находящиеся вокруг, начинают невольно тянутся к человеку, излучающему эту благодатную энергию. В обычной жизни сердце очень редко «открывается»: в периоды влюбленности, отношений с детьми. Поэтому все находятся в состоянии нехватки любви и так реагируют на тех, кто этой любовью наполнен. Джоул писал, что, если продолжать посылать любовь, этот побочный эффект вскоре пройдет, также он предостерегал от попыток манипулирования людьми, особенно с целью обретения легкого секса или каких-то выгод в ущерб другим. Он утверждал, что любовь – это разумная энергия и действует она во благо всем и всему сущему. Для любви все существа одинаково важны, все равнозначны. Вместе с любовью можно двигаться, лишь находясь в гармонии со всем окружающим.
«Значит за выходные я так переполнился любовью, что весь этот концерт – побочка,» – с облегчением констатировал он.
Виктор решил это проверить, продолжив сиять, наполняя своих однокурсниц, знакомых и незнакомых девушек. Но на следующий день никаких неожиданных реакций со стороны девушек и женщин не было вообще. Они относились к нему доброжелательно, но не более того.
Моряк
Спокойно и плавно, будто стараясь не потревожить одинокую фигуру на песчаном пляже, морские волны одна за другой набегали на берег.
Раннее утро. Далеко позади сидящего на песке человека из-за гор поднималось солнце. Его еще не было видно, но именно там забрезжил свет, и именно оттуда отступала, бросая ранее захваченное, царица-ночь.
Он смотрел в воду, на шуршащий песок и мелкую гальку, стараясь успокоить кипевшее в нем раздражение. Вот уже семь ночей он не мог заниматься своими практиками, даже не зная из-за кого.
Чтобы немного отвлечься, он стал думать о прошлом и будущем этого берега, этого края. Прошлое он мог видеть и знал досконально, поскольку последних три жизни рождался и умирал в этих краях, а будущее… Здесь, как говорится, могли быть варианты.
«Как же мне вычислить этого светляка-чародея? – думал Моряк. – Ведь наверняка какой-то любитель. Может быть даже талантливый, но самоучка! Начитался книжек ньюэджевских, приходит после работы домой и от нечего делать лезет, куда лезть не следует. Ноги ему оторвать!»
Сдерживать гнев совсем не получалось.
Неделю он не мог заниматься своим делом – тем, для чего, как он считал, пришел в этот мир.
Моряк – глава древнего ордена чернокнижников – был одним из самых могущественных темных магов Европы. Он входил в состав правления крупной транснациональной корпорации, но деньги и власть для него давно уже были просто набором инструментов, необходимых для реализации своих целей. Он не считал свой официальный пост и свои материальные возможности достижением и относился к ним очень спокойно. Тем более, что своим успехом он во многом был обязан ордену.
«Поднимающие мертвых» – так они себя называли, но было и другое название тайного братства – «Мертвая Голова».
Орден появился около семи веков назад, во времена мрачного средневековья, после окончания в Европе войны римско-католической церкви с катарами.
Церковь катаров, «Чистых» или «Совершенных», достаточно быстро развивалась и, успев распространится на землях современной Франции и северной Италии, невольно начала конкурировать с Папским Престолом. Катары верили в абсолютное добро и зло, переселение душ и считали себя истинными последователями Христа. Они не принимали власть Престола, считая католическую церковь организацией, узурпировавшей власть в христианском мире, извратившей сами основы веры и погрязшей в грехе. Стремление Папы вмешиваться во все политические процессы Европы, аккумулирование огромных материальных ценностей как отказ от заповедей Христа – освобождение от богатства, по мнению катар, свидетельствовало о том, что Папский Престол служил уже не Христу, не Богу, а князю этого мира.
Катары не взимали тяжелых налогов со своих последователей, что очень быстро привлекло к ним феодалов. Они терпимо относились к плотским радостям, ограничивая лишь служителей церкви – совершенных. Только монахи в этой церкви следовали всем обетам и постам, ограничивали себя почти во всем, ведя праведный и бедный образ жизни. Мирянам же следовало соблюдать основные заповеди, приходить в церковь на службы и в праздники, жертвовать небольшую, посильную лепту на содержание монастырей и храмов. Когда влияние катаров распространилось на значительную часть Франции и север современной Италии, Папа Римский объявил войну.
Папа Иннокентий III специально для борьбы с катарами, которых он объявил еретиками, учредил Святую Инквизицию, а затем начал Альбигойский крестовый поход (1209–1229) – первый европейский крестовый поход, направленный против христиан.
Более миллиона человек погибло в той войне. Вспыхнули костры инквизиции, сжигались еретики и заподозренные в связях с ними, запрещенные книги, опустошались целые города, земли были объяты пламенем. Папа страстно желал очистить огнем все земли от этой скверны и искренне считал этот способ лишения жизни самым гуманным, ведь во время сожжения не проливалась кровь. Сжигалось все: если инквизиторы находили могилы еретиков, то им предписывалось вырыть останки и сжечь их, а пепел развеять.
Война шла с переменным успехом. Войска крестоносцев то захватывали новые земли, то отступали из охваченных восстанием городов и деревень. Суды инквизиции переезжали из города в город, устраивали массовые казни, иногда сжигая по двести–триста человек в одном только поселении. Причем не так было важно, действительно ли осужденный принадлежал к церкви катаров. Хватало случайного доноса, лживого свидетельства, подозрения самого судьи. Целью было только одно – посеять страх, отвратить оставшихся в живых от веры катар, чтобы каждый понимал, что желание оставаться катаром может стоить жизни. Катары оказывали отчаянное сопротивление. Сплотившись вокруг местных феодалов, они образовали национальное освободительное движение. Особенно ожесточенная борьба развернулась на юго-западном побережье Франции – землях королевства Арагон.
В одно время катары даже стали одерживать верх, но в 1226 году, подстрекаемый Папой, в борьбу вмешался Людовик VIII, жаждавший установить полный контроль над этими землями. После смерти отца дело продолжил Людовик IX.
Еще одной причиной поражения катар стало то, что они не могли брать в руки оружие – оно считалось воплощением зла. Сражаться, убивая врагов, могли лишь профессиональные войны. Поэтому катарам приходилось привлекать наемников и переманивать на свою сторону крупных и мелких феодалов.
Вскоре исход войны был предрешен, хотя отдельные восстания вспыхивали еще вплоть до 1255 года, но сила их была несоизмеримо меньше и никаких результатов это не принесло. Последний оплот катар крепость Монсегюр пала 16 марта 1244 года. В этот день около двухсот монахов и монахинь и двадцать мирян, добровольно пожелавших к ним присоединиться, были сожжены на костре.
Катары никогда больше не смогли проповедовать свою веру открыто и жить легально. Даже тайные проповедники, объявлявшиеся в разных уголках Франции и Италии, выслеживались агентами инквизиции, наводнившими Европу, и безжалостно уничтожались.
Папа проявил редкое упорство в борьбе и смог переманить на свою сторону ведущих монархов Европы, что и обеспечило победу в той войне.
