Kitabı oku: «Библия Эльфов», sayfa 6
– Я много про тебя уже слышал, но эти детали мне были неизвестны. Мне приятно, что мое оружие и этот доспех не пылятся на складах в арсенале, а живут полной жизнью. Это оружие я согласился выковать для одного величайшего человеческого царя, с которым я был знаком. Я ковал его больше трех лет, и у меня было единственное условие, что после смерти эти мечи и доспех вернутся к эльфам. И они вернулись, а теперь они у тебя.
– Не переживай, после моей смерти они тоже вернутся к эльфам, я это обещал.
– Это замечательно, дай мне, пожалуйста, их сейчас.
Я вынул мечи из перевязи и протянул их Ландилусу. Он взял мечи, с любовью вынул из ножен и заговорил с ними на каком-то древнем языке полушепотом, и мне показалось, что мечи ему отвечали. Но если его язык я еще мог разобрать и даже понять в силу особенности моего нового устройства, то язык мечей был для меня закрыт. Но Ландилус, видимо, остался доволен своей беседой с мечами, он вернул их мне через пару минут и сказал:
– Хорошо ухаживаешь, молодец. И кровью поишь, они тебе будут служить верой и правдой. Правда, завладел ты ими скорее хитростью, чем силой.
– Они тебе это сказали?
– Да.
– И это что-то меняет?
– Нет, хитрость – это тоже сила. Но я обязательно узнаю в деталях, как ты ими завладел.
– У Элронда прямо узнавай, он мне в этом и помог.
– Ого, сам Элронд? Ну да, он славится своей любовью к вам, людям.
– Ты издеваешься?
– Нет.
– Какая там любовь? Ой, ну да ладно, пойдем уже.
Мы вышли во двор и двинулись по тропе. Несмотря на раннее утро, в лагере уже кипела жизнь. Она тут кипела круглые сутки, тут было много отрядов из разных миров и разных часовых поясов. И спали все по очереди, лагерь в любой момент был готов отразить нападения, которые сейчас стали регулярными. Вот и сейчас на краю леса было явное движение. Система оповещения в армии работала отлично, разведчики докладывали о размере отряда нападающих и координировали размер необходимого отряда в ответ. Все основные места проникновения орков в это измерение были уже вычислены и обозначены, и потому все эти попытки были, по сути, самоубийством орков. Но они продолжали самоубиваться с завидным упорством.
– Нам нужно выйти за охраняемый периметр, там есть необходимая нам струна, по ней перейдем в мир более безопасный для перемещения, по нему пройдем основное расстояние и уже будем переходить в Сумеречный мир, до него около двенадцати переходов, на одиннадцатом мы остановимся.
– Нам бы только побыстрее все это по времени, до финальной стадии времени уже совсем мало осталось, мы должны обернуться за месяц.
Ландилус поморщился. Вот что эльфы не любили, так это торопиться. Они, не ограниченные во времени, могли двигаться из пункта А в пункт Б и год, и два, и их это не сильно напрягало. Они спокойно находили себе пищу в любом лесу и поэтому любили путешествовать неторопливо. Поэтому тут, конечно, ему путешествие с человеком, который торопится, было крайне неприятным. Хотя я, может быть, тоже не против с ним погулять не торопясь.
Мы прошли заставу и двинулись через лес в сторону большой реки. По реке ходил паром, на котором мы переправились на другой берег, и оттуда перешли в другое измерение.
Я не сразу понял, куда мы попали. Ландилус сказал, что по этому измерению мы более-менее безопасно преодолеем существенное расстояние, но он не сказал, что это за измерение. Он только добавил, что тут какие-то начались неприятные для него изменения, и это измерение прекратило быть спокойным маршрутом, но он надеется, что мы преодолеем все-таки тут все достаточно спокойно. То, что это Гаремы, я понял, когда мы остановились в таверне, чтобы перекусить.
В таверне было несколько мужчин и ни одной женщины. И я узнал саму таверну, это была одна из таверн, через которую мы двигались в Город Городов вместе с Мазуром из Эгиля. Я немного напрягся, что меня тут могут узнать, а какое тут обо мне мнение, я не имел ни малейшего понятия. Но сильно опасался, что мнение обо мне тут могло сложиться крайне дурное. Когда мы сели за стол, Ландилус опустил капюшон, который скрывал его эльфийские уши, закрывал глаза, и попросил меня распорядиться, чтобы принесли поесть. В качестве оплаты он дал мне небольшие слитки золота, которые служили универсальной валютой во всех измерениях со средневековым развитием общества. Я подошел к трактирщику и поздоровался на местном, которым владел:
– День добрый, мы с товарищем хотели бы перекусить.
– Есть свиная рулька и пиво.
– Отлично, то, что надо.
– Конечно, отлично, сейчас хорошую свиную рульку не так-то просто достать.
– А почему?
– Вы издалека?
Я вспомнил свою старую легенду и название удаленной страны, из которой я тут был в прошлый раз.
– Да, мы из Стерлии с другом, идем в Эгиль.
– Да, сейчас все идут в Эгиль, с тех пор как он стал великим Городом Городов, это стало лучшее место на земле. Да будет имя Мазура восславлено в веках. И будь проклят Эндель, который не хочет изменений.
– Не хочет изменений? Расскажи подробнее, что тут произошло за последние два года. С момента как большой турнир выиграл Эндель.
– А у вас что, новости не ходят?
– Ходят, но я провел в глуши среди отшельников большое количество времени, и хотелось бы узнать сейчас все основные новости.
Трактирщик не был бы трактирщиком, если бы не был в курсе всех новостей и не любил бы про них рассказывать.
– Ну, после большого турнира произошло несколько очень интересных событий. Первое значимое – это когда на празднике осени святой Алексей вознесся с группой женщин и святым старцем Фартином на небеса. Ох, сколько это вызвало споров. Множество людей видели это событие, но церковники напрочь отказывались признавать это. В конце концов, они нашли этому оправдание и вывели постулат о святости Алексея и Фартина. И с этого момента все понеслось со скоростью звука. В Эгиль потянулись ремесленники и бойцы, которые хотели жить в новом Городе Городов. В этом, в общем-то, ничего нового бы и не было. Но так сложилось, что Эндель не хотел отдавать статус просто так, да еще и обвинил Эгиль в ереси и наложил анафему на отца Фатия. И теперь вроде как два Города Городов осталось, и это вызывает очень много сложностей в торговле и перемещении. И я не побоюсь этих прогнозов, но, по-моему, грядет большая война. Эгиль набрал огромную силу, в этом городе сразу несколько живых святых. И они лечат воинов после турниров: за два года на восьми турнирах от ран умерло всего человек десять. Но коварный Эндель обещает огромное денежное содержание для рыцарей.
Тут трактирщик перешел на шепот, склонившись к моему уху:
– Поговаривают, что Мазур хочет разрушить гарем Эгиля и раздать женщин мужчинам, чтобы они жили вместе.
– Не может этого быть, – неподдельно удивился я. – Это же невозможно.
– Для Мазура все возможно, он величайший рыцарь всех времен и народов. А ты считаешь это неправильным?
– Нет, но просто это так неожиданно.
– Да это вообще сводит с ума! Я как подумаю, что в моем доме может появиться женщина на постоянной основе…
Трактирщик мечтательно потянулся, явно находясь на пике своей эротической фантазии. Потом он выплыл из этой мечты и сказал:
– Но многие, конечно, против: кормить женщин накладно, да и просто это же основа нашей традиции. Но тем не менее сторонников у Мазура достаточно много.
– Да уж представляю!
Помощник трактирщика принес еду, я вернулся за стол, к Ландилусу.
– Ты бывал тут? – спросил он меня.
– Да, провел здесь какое-то время.
– Тут война большая грядет, наверное, самая кровавая война в этом измерении, но она приведет к изменениям, к лучшему для людей, но вот нам, эльфам, этот мир станет неприятен.
– А что, сейчас он вам приятен?
– Сейчас тут множество свободных территорий и лесов, не освоенных местным населением, но будущая война приведет в итоге к демографическому росту и развитию технологий, и эльфы будут вынуждены уйти из этого мира.
– Ну у вас же есть миры, где вас никто не трогает?
– Да, и в развитых человеческих местах мы живем очень длительное время.
Мы перекусили, и когда уже собирались уходить из таверны, внутрь вошла группа вооруженных людей во главе с Хилтом, сотником мечников с арены. Он был одет в боевой доспех, с явными знаками отличия. Раньше тут не было знаков отличия, ну, кроме знаков принадлежности к виду войск на арене или церковным охранникам. Сотника от обычного воина отличить было невозможно. Да это было и незачем, так как все знали друг друга. Теперь тут явно появилась армейская иерархия, и Хилт, очевидно, был офицером. Увидев меня, он онемел, раскрыв рот, замер в нерешительности. Его солдаты шумно ввалились в таверну с криками о желании выпить и поесть и начали рассаживаться за столы. А Хилт глядел мне в глаза, словно ожидая от меня, что я сейчас растворюсь в воздухе. Ландилус заметил этот взгляд и спросил меня:
– Он опасен?
– Нет, это мой старый боевой друг, не думаю, что он сделает что-то плохое, просто он очень сильно удивлен тому, что я тут.
– Я могу лишить его памяти, чтобы он не вспомнил о том, что видел тебя.
– Ну пока не надо.
Мне самому хотелось пообщаться со своим старым боевым товарищем и учителем. Я встал из-за стола и пошел на встречу Хилту. Он все так же стоял около входа и сверлил меня взглядом, явно впав в какой-то серьезный мыслительный процесс. Я улыбнулся, подходя к нему, и протянул руку.
– Приветствую, Хилт. Удивлен меня видеть?
Хилт крепко пожал мою руку и сказал, все так же находясь в задумчивости:
– Святой Алексей явился с неба? Чую, опять будут большие изменения.
– Нет, в этот раз я тут просто мимоходом.
– Да ты и в прошлый раз так был.
– Хилт, давай сядем за стол и бахнем по кружке, расскажешь мне, что тут у вас творится.
– А ты не знаешь?
– Нет, откуда?
– Ну, ты же святой, вам с неба-то должно быть все видно.
– Я не святой, и я совсем не с неба.
– Ты демон?
– Нет, и не демон, я просто человек.
– Но ты же вознесся при свидетелях, да еще и взял с собой женщин.
– Ну, это можно объяснить, тут нет никакого чуда.
Хилт явно успокоился, когда я заговорил с ним, состояние шока прошло, он обнял меня за плечи:
– Я рад тебя видеть, чертовски рад. Пойдем за стол поговорим.
У меня уже не было времени, Ландилус всеми силами давал мне понять, что нам пора двигаться, но я не мог отказать Хилту. Мы сели за стол, взяли еще по кружке пива, и я узнал все новости, которые хотел.
У меня было страстное желание посетить город Эгиль и посмотреть, как там все изменилось, а что осталось по-прежнему. Это странное чувство, которое тянет тебя в места, где ты долго работал или когда-то жил. Чем больше Хилт рассказывал мне про изменения, которые тут произошли, тем сильнее было мое желание побывать и пройти по местам моей боевой славы. Я дал себе обещание посетить этот мир после окончания войны. Также я пообещал Хилту, что обязательно приду к нему в гости и расскажу, кто я и откуда…
Глава 9. Мир Ландилуса
Драконы в большинстве своем живут обособленно, находя пещеры, которые им максимально подходят для обитания. Для нормального существования драконам нужно очень большое количество минералов. Не только золото, но и кварц, щелочи и многие другие элементы. Когда Гермес создавал драконов, он дал им руки и внутренний огонь. Он считал, что драконы будут кузнецами и будут творить из металла и камней прекрасные вещи. Но драконы оказались не в состоянии пользоваться руками в полной мере, так как длинное и тяжелое тело не могло стоять только на задних ногах. И несмотря на великолепное приспособление в виде огненного дыхания, которое управлялось драконами, так что они могли в минуту довести любой металл до любой температуры, из них не вышло кузнецов. Эльфы заключали договоры с драконами и использовали их дыхание для ковки. И лучшие эльфийские мечи выкованы на дыхании драконов. Но драконы слишком требовательны и слишком горделивы для этой работы. Эльфы научились приручать молодых драконов и использовать их, пока они не повзрослели и не вышли из подчинения эльфам.
Несмотря на то что драконы очень любят обособленный образ жизни и крайне требовательны к содержанию, они все же в тяжелые года выступали на стороне добра. В истории было множество случаев, когда драконы выступали вместе с эльфами и людьми против зла. Но бывали случаи и наоборот, когда драконы выступали на стороне зла, купившись на необходимые им элементы.
Характер у драконов прескверный. И чем старше они становятся, тем более скверным становится их характер. Эльфы-кузнецы, которые приручают драконов с детства, всегда отпускают их на волю при достижении возраста шестидесяти – восьмидесяти лет, так как выносить их становится совершенно невозможно. Считается, что такое изменение в характере у драконов происходит от понимания собственного несовершенства. По молодости драконы наслаждаются своим телом, возможностью полетов и тем, что сильнее их в мире нет больше существ. Но с возрастом они начинают осознавать свои недостатки, что они не могут посвятить себя творчеству, что они не могут стать богами. Они не могут найти себе занятие, которое было бы им по душе, которое позволило бы им проводить века, как их проводят эльфы, выращивая деревья, и это в конечном итоге сводит их с ума. Нет, драконы не сумасшедшие, чистота их сознания потрясает. Они мудры, и если бы это было возможно, то с ними можно было бы обсуждать множество вопросов мироустройства. Но вот характер… Дракон становится по-настоящему скверным затворником. Он не радуется ни своим соплеменникам, ни гостям и абсолютно непредсказуем.
* * *
– Так, значит, ты и есть тот человек, который нарушил баланс в этом мире?
– Ну, точнее будет сказать, что нарушил его Элронд, а я тут был стенобитным орудием.
– Орудием?
– Да, мне Творец этого мира так и сказал, что я бревно, без глаз и мозгов, направленное внешней силой. Что я не понимаю своей разрушительной силы и выполняю задачу, поставленную не мной. В общем-то, я с ним в итоге согласился.
– Элронд? Ты понимаешь, что ты сейчас обвинил его во вмешательстве в дела человечества?
– А что, его еще нужно в этом обвинять? Или что, вы, эльфы, не вмешиваетесь в дела человечества?
– Вмешиваемся, но Элронд! Отшельник, который слывет нигилистом даже среди эльфов. А тут получается, что он тебя направил.
– Ну, может, он сделал это тоже, скажем так, под управлением кого-то.
Ландилус задумался:
– Ну, очень может быть. Ну ладно, пойдем в линзу, а там уже разберемся, что к чему.
– Ты же говорил, что мы по этому миру должны преодолеть максимально возможное расстояние.
– А эта линза и есть пространственная.
– Как это?
– Ты сколько уже путешествуешь между мирами?
– Около трех лет.
– Ну, понятно. В общем, есть линзы не только между мирами, есть пространственные линзы, которые соединяют определенные точки между собой. Этих линз много, просто этой точкой я пользуюсь уже не в первый раз и хорошо знаю и вход, и выход из нее. Если говорить про физическое расстояние, то тут мы преодолеем самый большой путь.
– Вот это да. Жаль, что я не вижу этих струн.
– Ты – Прыгун, сочетание Визора и Прыгуна крайне редко.
Мы зашли в линзу и вышли на поляну в каком-то диком лесу. Ландилус вытянул ключ и пошел в лес. Тут виднелась едва заметная тропа, по которой явно кто-то ходил.
– А что это за тропа? Кто ее проложил?
– Тут живет один старик-отшельник, возможно, известный тебе. Но давай мы не будем сейчас ходить по гостям. Вот закончим порученное нам дело, и каждый пойдет туда, куда ему надо.
– Да, хорошо. Я просто спросил.
«Старик-отшельник, известный мне… Неужели отец Фартин?» – подумал я про себя. В общем-то, провести в этом мире свой следующий отпуск казалось мне хорошей идеей. Правда, когда он будет, этот отпуск, было совсем непонятно.
Мы шли по лесу, обычному живому лесу, в котором было умиротворенно тихо. Ландилус явно не спешил, он ступал, как кошка, аккуратно и бесшумно, и каждый раз морщился, когда смотрел на меня. Я шел как раненый слон, постоянно наступая то на ветки, то просто топая. Он не делал мне замечаний, но на его лице все было видно и без замечаний.
Мы шли по тропинке, и вдруг Ландилус замер, глядя куда-то вверх. Я посмотрел по направлению его взгляда и ничего не увидел.
– Ты что, Ландилус?
– Вот там, на дереве, ближе к вершине, сидит птица. Местные называют ее свергач. Это уникальное животное, рожденное этим миром, больше я таких нигде не встречал. Местные эльфы их берегут, но если они уйдут из этого мира, то, скорее всего, она вымрет.
– А что в ней такого уникального?
– Образ жизни, внешний вид, способ питания… Тебе интересно?
– Ну-у, – попытался я сделать вид, что мне действительно интересна эта птичка.
– Ну вот и не спрашивай, хотя все равно скажу: у этой птички на голове и ногах выделяется вещество, которое светится по ночам, и поэтому если ее увидеть ночью, можно сильно испугаться или восхититься. Они редко бывают в стаях, в основном по две – три птички, не больше, и издают достаточно интересные звуки. И ночью это очень интересно выглядит.
Я представил себе в ночном небе светящуюся птицу, в общем-то, мое тренированное воображение нарисовало мне скорее позитивную картинку, нежели какую-то страшную.
– А почему она вымрет, если уйдут эльфы?
– Она слишком пуглива, когда высиживает яйца. Если тут начнется развитие технократической цивилизации, она просто не сможет высиживать яйца.
– Ну это будет ведь еще очень не скоро?
– Для вас людей да, а для меня пятьсот лет не так уж и много.
– Ну, так создайте для нее заповедник в каком-нибудь своем мире и перевезите туда.
– Не получится. Мы пробовали, но поддержать в мире экосистему для множества видов мы не в состоянии, слишком все взаимосвязано. Мы пытались создать в незанятых мирах отдельные экосистемы, но через достаточно короткий промежуток времени все выходило из-под контроля и шло совсем не так, как мы планировали.
– Ну что же, жалко, конечно, птичку, но не уничтожать же человечество ради нее.
– Нет, конечно, но тем не менее я считаю, что человечеству нужно уметь ценить жизнь и разные виды животных. К сожалению, когда человечество выходит в своем эволюционном развитии на этот уровень, на планете с ним уже остается очень мало живых видов. Хотя в случае, когда человек по недоразумению сам вымирает в том или ином мире, природа восполняет все многообразие меньше чем за полмиллиона лет, и я лично не понимаю, для чего Творец опять заселяет такой мир людьми. Раз уж не вышло, так, значит, не вышло.
Я вспомнил Техно, где реально живых видов осталось всего ничего и человечество тоже практически вымерло. Но не стал про это говорить вслух. Мы вышли на очередную поляну, и Ландилус начал монтировать ключ.
– Что там, в следующем мире?
– Спокойный мир, мы выйдем на поляну посреди топей, запах будет ужасным, но зато точно не будет никаких гостей и ненужных встреч.
– А там мир весь такой или просто место такое?
– Мир нормальный, просто место специально выбрано мной для таких переходов. Этот остров в болоте на пересечении четырех миров находится, на нужной мне высоте. Кстати, как и вот эта поляна. Обрати внимание, что там, где идут струны, обычно не растет ничего серьезного. Именно так орки и научились ставить ключи, по косвенным признакам.
– Да? Я не знал, а почему?
– Нарушение энергетического поля, искажение электромагнитного поля. Там много причин, иногда, наоборот, бывает, что струна инициирует буйный рост дерева и среди березок вырастает огромный кедр, который растет в два – три раза быстрее, чем ему положено.
Мы перешли через линзу, и в нос ударил сильнейший запах тухлых яиц. Ландилус зажал нос и сказал:
– Так-то тут человеку не выжить, я с трудом смогу переносить эту вонь дольше двадцати минут. Тебе вот, правда, ничего не угрожает.
– Ага, только если сейчас у меня не вытекут глаза.
Я зажал нос руками, глаза резало. На внутреннем экране засветилось предупреждение об опасности. Концентрация сероводорода была крайне высокой. Десять минут, которые понадобились, чтобы открыть новую линзу, показались мне вечностью. Нос не хотел привыкать к этой вони, и как только открылась линза, я прыгнул в нее руками вперед, больно ударившись о каменный пол. Вслед за мной в линзу проскочил Ландилус и как можно быстрей вытянул ключ.
– Фу, обычно все-таки там воняет чуть меньше, сегодня, видимо, лопнул болотный пузырь. Я с трудом это выдержал. Когда пойдем обратно, надеюсь, уже станет лучше.
– Я бы обошел это болото стороной, а где мы?
Мы оказались в темном подвале, явно какого-то строения. То, что это подвал, я понял по окошку, которое было под самым потолком и выходило на улицу. Через это окошко пробивался тусклый свет. Когда глаза немного привыкли, я увидел, что мы находимся в каменном мешке, то есть выхода из этой комнаты наружу не было. Вокруг были только стены из булыжника, сложенные на цементе. Высота потолка тут была чуть больше полутора метров, и выпрямиться в полный рост было невозможно. Окошко с железной решеткой выходило на площадь, по которой сейчас ходили люди.
– Нам нужно дождаться вечера тут, выходить сейчас нельзя, – сказал Ландилус.
– А как мы отсюда выйдем?
– Через вот это окошко, железные прутья тут опускаются вниз, и через них можно спокойно выйти.
– А дальше куда?
– А дальше нам нужно будет залезть точно в такой же подвал, но в другой части этого города.
Тут раздался колокольный звон, причем звонили явно прямо над нами.
– Мы что, в подвале церкви?
– Да, и через другую церковь будем уходить. Люди тоже чувствуют струны и строят церкви на таких местах. Ну а вот такие комнаты-переходы обычно появляются уже со временем.
– А что это за мир?
– Обычный человеческий мир, уровень развития средний, я тут обычно не задерживаюсь, чтобы изучить местность. Когда я был тут пятьдесят лет назад, вот на этой самой площади стоял эшафот, на котором собирались кого-то казнить, сегодня все спокойнее. Поэтому отдохнем пару часов, отдышимся после болота и двинемся дальше.
Я старался разглядеть этот мир из окошка подвальчика и понять, что же тут такое, каким путем двинулась тут история. Но что можно понять о человечестве из подвала? Ну разве то, что они могут строить из камня и знают, что такое цемент.
Как только стемнело, мы вылезли из окна, Ландилус аккуратно закрыл окошко, и мы пошли через площадь к другой церкви, шпиль которой было еще видно в закатных лучах. Город обезлюдел, как только начало смеркаться, и мы спокойно перешли в другой подвал, забрались в него точно так же, как и выбрались, и поставили ключ.
– В следующем мире мы немного задержимся, там нужно будет купить подарок для Зилуса: чтобы он с нами стал говорить, мы должны его накормить. До сумеречного мира еще три перехода, но следующий мир будет последним, где мы можем купить коров более-менее безопасно. И в следующие миры мы пойдем через пещеры гномов и солнышка уже не увидим.
– А гномы не будут против?
– Нет, там заброшенные ходы, и у меня с ними есть договоренность на использование этих переходов.
Общение с гномами научило меня тому, что они очень трепетно относятся к своим путям и любое проникновение считают чуть ли не объявлением войны. Филлер считал своим долгом научить меня отличать обычные пещеры от пещеры гномов, чтобы я не вляпывался в неприятности в будущем. Когда он про это говорил, я внимательно его слушал, хоть и не думал, что мне это может пригодиться.
В следующий мир мы вышли как раз явно в гномьей пещере, недалеко от выхода. Я сразу разглядел знаки, которые тут были на стенах. Обычному человеку эти знаки были бы не заметны, так как представляли собой естественные трещины, на которые сложно обратить внимание. Но на самом деле эти трещины складывались в рунические символы, которые означали имя строителя этих пещер и какому роду они принадлежат.
– «Руфий, сын Рамира», – прочитал я надписи.
– Да, Руфий. Ты обучен гномьему письму?
– Да, пока провел время с Филлером, он научил меня этому.
Ландилус поморщился при упоминании имени Филлера. Это эльфийская привычка – морщиться при упоминании имени тех, кого они знают. Ну, подумаешь, пахнет им немного неприятно, вон через болото проходил, вообще чуть не умер от вони, а тут запах гнома. Но я вида не подал, хоть был уверен, что пройдет каких-то пятьдесят лет и кто-нибудь скажет, что вот знаком с Лехой, и вот этот Ландилус точно так же поморщится, вспомнив обо мне. Убил бы!
– Тебе сейчас нужно выйти из пещеры и спуститься в деревню. Тут нам, скорее всего, охотно помогут и продадут коров. Только я тебя очень прошу, сходи один, а я тебя подожду тут.
– А почему?
– Я имел неосторожность вылечить эту деревню от чумы триста лет назад, и теперь я тут вроде как святой. Если я тут появлюсь, то на неделю будет праздник, на который придут со всех окрестных деревень и сел, и мы потеряем очень много времени. Ты сейчас спустись по тропинке, которая приведет тебя к воротам, на воротах будут стоять охранники. Скажи им, что тебя я послал и что мне нужны коровы. А я к ним загляну на обратном пути, пусть готовятся.
– А ты правда заглянешь?
– Придется, эльфы не нарушают своих обещаний.
– Хорошо, я пошел.
Я вышел на свет и вздохнул полной грудью, от меня все еще пахло тухлыми яйцами, и я постарался проветриться. Я вышел из пещеры, которая была на склоне горы, и спускаться мне было около двух километров. Вокруг была каменная пустыня с вкраплением зеленого мха. Видимо, уровень высоты тут был явно больше тысячи над уровнем моря. Тут был большой горный массив. Не очень высокая по общему метражу гора, по которой я спускался, была не больше двух тысяч метров. На улице было прохладно и туманно. Тут была либо ранняя весна, либо поздняя осень, когда небо давит своей серостью и надвигающимся холодом. Сейчас, ранним утром, это особенно ощущалось. Обычно весна отличается от осени в это время только внутренним ощущением того, что впереди. Весной было лучше, потому что позади был холод, а впереди тепло, а осенью впереди – холод а тепло – позади. А с точки зрения природы все это было абсолютно одинаковым. Я сейчас потерялся во временах года, так как в Радужном и в Штабном погодные условия были менее выдержаны, и я давно уже потерялся во временах года.
Спустившись по едва заметной тропе на километр, я увидел длинный забор, который шел вокруг горы. Забор явно был сделан из костей различных животных, навершия шпилей украшены черепами. Ворота были из двух огромных столбов, вкопанных в землю, и деревянных счетов, тоже украшенных костями животных. Охранники, о которых говорил Ландилус, видимо, были по другую сторону ворот. Изнутри ворота были обычными воротами, если бы не забор из костей и черепа, можно было сказать, что обычные ворота с забором.
Я подошел к забору и постучал кулаком по доскам. Звук удара прозвучал совсем не так громко, как я ожидал. Влажное дерево глухо отозвалось на мои удары, и возможно, что с другой стороны меня слышно не было совсем. Я повернулся спиной к забору и со всей силой ударил подошвой ботинка. Это произвело больший эффект, а с той стороны кто-то истошно завопил.
– Ландилус, там идет Ландилус! Срочно всем, он пришел.
По ту сторону забора явно началось активное движение, загремел барабан и через какое-то время заревели трубы. Я вздрогнул от этого неприятного звука, который ненавидел со времен моих подвигов во время турниров на арене. Потом раздался звук отпираемого засова, и ворота начали открываться. Как только ворота открылись на столько, чтобы в них мог пройти человек, в них пролез какой-то молодой парень в странном головном уборе и, взглянув на меня, утвердительно сказал:
– Ты не Ландилус!
Парень явно расстроился этим фактом, но все еще смотрел на меня с восторгом.
– Я не Ландилус, я его посланник, – важно произнес я. – Ландилус собирается прийти к вам, но послал меня вперед с просьбой, чтобы вы подготовились к его приходу.
Я старался навести на себя важный вид и сказать все свысока. Но парень посмотрел на меня с явным сомнением, еще раз сказал:
– Ты не Ландилус.
И ткнул меня ножом в сердце.
Я пришел в себя через пять минут, когда меня тащили за ноги по земле. И недовольно закричал:
– Эй, да как вы смеете!
Народ смутило мое воскрешение, но на всякий случай они ударили меня чем-то по голове, и я опять погрузился во тьму. Придя в себя в следующий раз, я решил уже действовать по-другому. Я резко вскочил на ноги, выхватил мечи и заорал:
– Сукины дети, я вас сейчас буду резать на мелкие тряпочки!
Второе мое воскрешение и грозный вид произвели впечатление, народ расступился и, помедлив секунду, пал передо мной на колени и завопил:
– Прости нас, посланник, просто Ландилус говорил, что все, кто придет от имени его, выдержат испытания.
Ох уж этот Ландилус, видимо, не просто так он послал меня, знал, что ножом пырнут. Ну, конечно, мог бы и предупредить, хотя я тут полдеревни тогда положил бы, если бы он меня предупредил.
– Ладно, я вас прощаю, но с вас десять коров мне, и готовьтесь к встрече с Ландилусом через пару дней.
В деревне началось движение и суета. Люди забегали, подобострастно заглядывая мне в глаза, готовя мне дары. Кроме десяти коров, они принесли еще кучу всего ценного в их представлении. И старались мне это всучить с просьбами и жалобами к Богу – чтобы урожай был, чтобы дети не болели и так далее. Я стоял и старался соответствовать божеству, в общем-то, у меня неплохо получалось. Запекшаяся кровь на голове придавала мне вид воскресшего. Я не хотел вмешиваться в дела этого мира от слова «совсем», так как пришел к выводу, что любое вмешательство не приводит ни к чему хорошему, но все-таки я не смог удержаться. Когда коровы были на месте связаны в цепочку и я уже собирался идти, вдруг раздался истошный женский крик:
– Пустите меня к нему, он должен помочь!
– Уйди, женщина, это посланник, он не будет тебе помогать.
Через толпу ко мне пробивалась женщина с ребенком на руках, с намерением мне этого ребенка показать. Женщина с ребенком, явно требующим помощи, не могла оставить меня равнодушным, как бы я ни хотел не вмешиваться в дела этого мира. Я повелительно показал на женщину и сказал:
– Пропустите ее ко мне.
Толпа расступилась, и женщина подошла ко мне с мокрыми от слез щеками. На руках у нее был ребенок двух или трех лет, явно без сознания.
– Помоги мне, это мой единственный сын, Ландилус не дал мне больше детей и хочет его теперь у меня отобрать. Попроси у него, пусть не забирает у меня ребеночка, я готова на все что угодно ради этого.
– Молчи, женщина, это посланник, а не Ландилус, вот он придет, тогда и попросишь, – грубо сказал ей один из рядом стоящих со мной мужчин, явно высокого ранга.
– Но он не выживет, он не сможет дожить.
