Kitabı oku: «Весь Китай», sayfa 2

Глава 2, в которой во множестве появляются черти и говорящие собачки, а автор книги становится богатым иностранцем

Первую главу я написал о провинции Гуйчжоу, хотя это было далеко не первое наше путешествие в Китай. Но, согласитесь, не каждый день оказываешься в местах, где каменный век кончился совсем недавно.

А первый раз в Китай я приехал в далеком уже 1992 году.

Я работал тогда корреспондентом в «Московском комсомольце», на дворе был экономический хаос и всюду свирепствовал бартер. Для ясности приведу один только пример: газета посылала с концертами в город Кондопогу звезд советской эстрады, а взамен получала оттуда страшно дефицитную тогда бумагу.

Похожим образом дело обстояло и в других областях. Туристическое агентство, которое имело дело с «МК», размещало у нас рекламу. Но расплачивалось при этом не деньгами (деньги никого не интересовали, за неделю они обесценивались вдвое), а бесплатно посылало сотрудников газеты за границу – в туры и вояжи.

Все почему-то хотели ехать в Европу или даже в Америку. Один я хотел ехать в Китай – и поехал. Поездка, скажу я вам, вышла не самой простой, хоть и бесплатной.

Сначала почти десять часов мы летели от Москвы до Владивостока. Тут я проклял «Аэрофлот», использовавший тогда такие маленькие самолеты, что невозможно было ни поставить ноги нормально, ни положить их на плечи впереди сидящему пассажиру. Признаюсь вам, что даже в самом маленьком городском автобусе не чувствовал я себя так стесненно.

В конце концов мы все-таки долетели до Владивостока, хотя я уже подумывал, не лучше ли повернуть назад. Во Владивостоке мы пересели на корабль и поплыли в Китай.

Корабль наш был старый, и всякий раз, как набегала волна побольше, скрипел, угрожая развалиться и пойти на дно. Поэтому плыли мы вдоль берега, не рискуя отдаляться слишком глубоко в море. Если бы вдруг корабль потонул, мы бы добрались до суши вплавь. Те, конечно, кто умел плавать. А те, кто не умел, горько бы пожалели, что в свое время не научились.

Вообще-то это был шоп-тур, замаскированный под обычный круиз. Бизнесмены из Прибалтики и Грузии ехали покупать мебельные гарнитуры и другие серьезные вещи. Поэтому перед тем, как мы вошли в территориальные воды Китая, ко мне подошел руководитель туристической группы Вахтанг и спросил:

– Сколько у тебя валюты?

– Двадцать долларов, – честно ответил я. В то время это была моя месячная зарплата.

Вахтанг, конечно, усомнился.

– За дурака меня держишь, дорогой? Тур стоит двести долларов, а ты везешь с собой двадцать?

Я пытался объяснить, что я от редакции, бесплатно, но Вахтанг мне так и не поверил.

– Не хочешь говорить, и не надо, – он махнул рукой и обиженно отошел…

* * *

Наше героическое судно стояло на реке Хуанпу, текущей через Шанхай. Тут же на палубе дежурил таможенный офицер, в обязанности которого входил досмотр русских туристов при выходе с корабля на территорию Китая. По вечерам он очень скучал, и, чтобы развеяться, переходил с одного борта на другой, устраивая таким образом небольшую качку.

Видя, как он мучается, я подошел к нему, и мы разговорились – по-английски, так как китайского я тогда еще не знал.

Желая сделать собеседнику приятное, я заметил, что китайская культура сейчас очень популярна на Западе, особенно китайская философия: Конфуций, Лао-цзы…

Таможенник помрачнел и сказал с горечью:

– Конфуций, Лао-цзы – это все хорошо только для богатых иностранцев.

С тех пор я понял, что мое настоящее призвание – быть богатым иностранцем.

Но знакомство с китайским таможенником имело и другие приятные стороны – меня перестали досматривать при выходе в город. Я даже слегка пожалел, что я не контрабандист.

* * *

Надо сказать, что в начале девяностых Шанхай еще не был городом небоскребов. Там интенсивно возводились двенадцати – и шестнадцатиэтажные дома, но в основном строения были совсем невысокими. Даже здания банков из стекла и бетона не превышали трех-четырех этажей в высоту. Много тут было старых хибар, а некоторые шанхайцы вообще жили в каких-то подземных норах.

Машин на улицах почти не встречалось, если не считать таксомоторов и персональных авто госчиновников. По утрам и вечерам, когда люди отправлялись на работу, улицы перекрывали на час и по ним могли проехать только велосипедисты.

Когда лет через десять я снова приехал в Шанхай, город я узнал с трудом – он оказался истыкан высотками, как еж иглами. Это был знак того, что китайцы теперь не хуже богатых иностранцев и относиться к ним надо с уважением.

* * *

Но ни один иностранец все равно не сможет уважать китайцев так, как они уважают себя сами.

Негласный китайский девиз звучит следующим образом: «Мы лучшие, потому что мы китайцы». И хотя подобным девизом руководствуются и другие народы, но, пожалуй, именно в Китае он нашел свое самое яркое выражение.

* * *

Автор книги «Чжунго дэ наньжэнь хэ нюйжэнь» («Китайские мужчины и женщины») начинает ее с мудрого замечания: «Все китайцы делятся на мужчин и женщин».

Что главное в этом заявлении с точки зрения китайца? Главное в этом заявлении – его глубокая научность, подтвержденная эмпирическим опытом.

Иной иностранец, конечно, заспорит: дескать, на мужчин и женщин делятся не только китайцы, но и все остальные нации. Китаец, услышав это, только снисходительно покивает в ответ. Кивки эти будут означать не согласие с оппонентом, а скорее добродушное над ним подтрунивание. В самом деле, кого интересует, что там происходит за пределами Чжунго – Срединного государства?

* * *

Вообще говоря, мы, иностранцы, неточно переводим понятие «Чжунго». Мы говорим о каком-то там Срединном государстве. Говорить же надо о Центральном государстве, или даже еще точнее – о Центровом. По самоощущению традиционного китайца его страна находится не в какой-то там середине, а именно что в центре мира. Вся остальная земля – та, что за пределами Чжунго – населена волосатыми варварами разных калибров и расцветок.

Древние китайцы – опять же, исходя из глубоко научной картины мира – полагали, что земля квадратная, а небо круглое. По этой причине неба не хватало, чтобы накрыть всю землю. Та часть земли, которую покрывало небо, так и называлась – Тянься, Поднебесная (одно из традиционных названий Китая). За пределами Поднебесной, куда небо не доставало, жили дикие, – ежэнь. Чем дальше от центра мира жили эти самые ежэни, тем больше в них было дикости, и тем меньше походили они на китайцев, прекрасных душой, телом и финансовыми накоплениями.

* * *

С тех пор прошли тысячелетия. Изменилось ли самоощущение китайцев? И да, и нет. Конечно, в умных книгах, газетах и по телевидению китайские авторы не устают объяснять, что за границей тоже живут люди, у них тоже есть своя культура, своя цивилизация и научные достижения. Но тут имеется маленький нюанс, о котором никто не говорит, но который все чувствуют – это самое злосчастное «тоже». Как говорится – тоже, да не совсем. А все дело в том, что китаец – тот самый, титульный, который ханьцзу – подсознательно считает себя лучше всех. Самый задрипанный китаец все равно лучше самого замечательного иностранца – и только на том оснований, что в жилах его течет настоящая китайская кровь.

Неудивительно поэтому, что для иностранцев в Китае есть несколько обозначений. Первое, официальное: вайгожэнь – собственно иностранец, человек другого государства, или кэжэнь, гость. Это название соответствует протоколу. Второе, бытовое: лаовай – старина извне. И, наконец, третье, для души: янгуйцзы или вайгуйцзы – заморский, он же иностранный черт. Иногда для ясности просто гуйцзы, черт обыкновенный.

Надо сказать, что злым духом иностранца именуют не только в быту, но даже и в книгах. Прямо в глаза чертом вас, конечно, называть поостерегутся, скорее употребят слово «лаовай». В котором, несмотря на внешнюю дружелюбность, имеется элемент насмешки. Берется эта насмешка как раз из слова вай – что значит внешний, профанный, и, вообще, между нами, китайцами, говоря, никуда не годный.

Как же перевести «лаовай» на русский? Вообще говоря, это слово состоит из двух иероглифов. Первый – «лао», то есть старый, почтенный. Второй – «вай», то есть, как уже говорилось, внешний, наружный. Переводить буквально, как «старикашка извне» почему-то не хочется. И не стоит, потому что смысл тут все-таки другой.

У этого слова есть разные переводы. И просто «иностранец» – самый приблизительный, по общему смыслу. И «старина иностранец». И «почтенный иностранец». И даже «балбес заграничный» – близко по ощущению, хотя и не так грубо. Чаще всего, однако, встречается перевод «старина извне» – вроде как дружеский.

Лично я предлагаю наиболее точный перевод: «лаовай» – это «старый вай». Что такое «старый вай» – не совсем ясно, но для того, кто обзывается, звучит немножко смешно, а для того, кого обзывают – слегка обидно. То есть проявлено то самое отношение, которое испытывает большинство китайцев к иностранцам. А, значит, искомый результат достигнут.

* * *

С определением себя, как лаовая, иностранец, хочешь не хочешь, встречается постоянно.

Как-то мы с женой мирно гуляли в пекинском парке Тяньтань. Народу было немного, и все вежливо делали вид, что нас не замечают. Но тут ковыляющий мимо младенец, устами которого, как известно, глаголет истина, все-таки нас увидел. Без лишних размышлений он вытянул вперед палец и громовым голосом заревел на весь парк:

– Лаова-а-ай!

– Не лаовай – вайгожэнь! – смущенно стала поправлять его культурная мамаша.

Однако младенец упорствовал. Он тыкал в меня пальцем и безостановочно кричал: «Лаовай! Лаовай!»

Когда мне надоели эти крики, я обернулся к ребенку и строго сказал:

– Во бу ши лаовай, во ши янгуйцзы! (Я не лаовай, я заморский черт!)

* * *

В другой раз, кажется, в городе Цзинань, за мной увязалась неведомая старушка. Она шла следом и развлекалась тем, что тыкала меня в спину кулачком, через каждые пять секунд повторяя «Лаовай! Лаовай!» – как будто и без того не было понятно, что я иностранец.

Вскоре мне это надоело. Я повернулся и сказал ей не без яда: «Во ши лаовай, ни цзю ши лаонэй!» (Я-то старина снаружи, а вот ты – старушка изнутри!). К сожалению, мои попытки скаламбурить не нашли у нее отклика, так что пришлось просто ускорить шаг. Старушка еще некоторое время трусила по пятам, но скоро выдохлась и села прямо на асфальт.

* * *

Вообще-то китайцы любят каламбуры, к этому сам язык располагает. Но шутки и каламбуры иностранцев они воспринимают редко, у них другое чувство юмора. Как справедливо сказал один китайский публицист: «Наш нынешний юмор не содержит в себе ни сатиры, ни сарказма, ни особенного смысла, это как легкое приятное щекотание перышком – вот и все».

Может быть, поэтому там, где должно быть смешно, китайцы не смеются, а лишь посмеиваются.

Тот, кто все-таки хочет понять китайский юмор, должен послушать сяошэн – китайские устные юмористические рассказы. Для иностранца дело это, как правило, долгое и довольно нудное, но китайцам нравится.

Таким образом, если китаец смеется над шуткой иностранца, то скорее из вежливости, а не потому, что ему на самом деле смешно.

* * *

Традиционно китайцы избегают телесного контакта. Исключение составляют китайские мужчины, которые часто ходят, держа друг друга за ручку. В таком хождении ничего неприличного нет, это просто выражение симпатии и дружеского расположения. Так же, держась за ручку, ходили нынешний председатель КНР Си Цзиньпин и Нурсултан Назарбаев во время официального визита председателя Си в Казахстан.

Рядовые заморские черти вряд ли удостоятся от китайца такой чести, зато в качестве бонуса их вполне могут потыкать в спину кулаком.

Как-то мы с женой стояли в аэропорту Байюнь города Гуанчжоу в очереди на посадку. Следом за нами пристроилась маленькая старушка. Через каждые пять секунд она поощрительно тыкала жену в спину: дескать, давай, лаовай, вперед, не задерживай!

Мы бы и рады были вперед, но впереди стояла очередь, двигаться было некуда. Однако старушку это не интересовало. Ей нравилось тыкать кулаком в спину иностранке, это было настоящее развлечение или, по-китайски, вар-вар.

Тогда мы поменялись с женой местами. Но и это старушку не смутило. Она стала тыкать кулаком в спину уже меня. А поскольку кулачок был острым, ощущение мне не понравилось. С минуту я все-таки потерпел, потом развернулся, навис над старушкой и рявкнул на весь аэропорт:

– Бицзяо! Хватит уже!

Старушка сделала недовольное лицо и отвернулась.

* * *

Обычно неприятная ситуация в Китае рявканьем и исчерпывается. Но изредка наступает время решительных действий.

Как-то раз мы приехали в город Циньхуандао. Там есть место, где Великая китайская стена выходит своей оконечностью прямо в море. Поскольку китайцы традиционно сравнивают Стену с огромным извивающимся драконом, то место, где дракон как бы ныряет в море, называется Голова Дракона.

Чтобы попасть на эту часть Стены нужно было купить входные билеты. Мы отправились на поиски кассы. За нами увязалась компания молодых китайцев – типа, помогать. Двое шли впереди, показывая дорогу, один шел сзади и без остановки толкал меня в спину кулаком – чтобы я, не дай Будда, не сбился с пути.

Я его попросил так не делать, раз, другой – не помогло. Я рявкнул – он только засмеялся и продолжил свои экзерсисы. Тогда я остановился, обошел его и от души пихнул в спину. Молодой нахал отлетел на несколько метров, но возмущаться не стал, а лишь безропотно отошел в сторону. «Не сошлись характерами», – читалось в его глазах.

Однако сразу хочу предупредить, что это крайний случай. Как бы ни развивались события, в Китае старайтесь обходиться без физического воздействия. Дать затрещину китайцу – это роскошь, ее может позволить себе только настоящий Чжунго тун, знаток Китая. Надо очень хорошо чувствовать ситуацию, видеть конкретного человека, понимать, сочтет ли китаец такое обращение справедливым, учитывать настроение окружающих и много чего еще.

Почему в тот раз я все-таки разрешил себе такую вольность? Потому что свидетели и участники инцидента понимали, что парень ведет себя неправильно и просто развлекается таким гнусным образом, хотя и не имеет на это морального права. Именно поэтому, когда его настигла карающая иностранная длань, и окружающие, и даже он сам отнеслись к происшедшему с молчаливым одобрением.

Кстати, китайцам иногда нравится, когда им читают морали. Был у меня случай, когда торговец на юге заломил за виноград непомерную цену, и я отчитал его, говоря, что так поступать нельзя, это нечестно и несправедливо.

– Десять юаней – да, двадцать – куда ни шло, но сорок – это уже перебор, – объяснял я ему. – Что подумают о тебе и твоей стране гости Китая?

Торговец слушал мою речь с явным удовольствием и согласно кивал. Вероятно, разговор наш представлялся ему беседой двух благородных мужей, посвященной ритуалу-ли.

* * *

Вообще же, повторю: не пытайтесь в Китае разрешить конфликт, используя физическую силу. Старайтесь такой вариант даже не рассматривать. Запомните: как бы ни кричал китаец, как бы он ни скандалил, как бы ни размахивал руками – он вас не ударит. Во всяком случае, пока вы не ударите его.

Но если вдруг – каких только чудес ни бывает – дело дошло до драки, имейте в виду, что китаец будет драться плохо, робко и при первой же возможности постарается драку закончить, потому что он боится куда больше вас. Ведь ему за избиение иностранца вполне могут и срок припаять.

Кроме того, китаец будет драться один, прохожие ему не помогут – если только рядом с ним не окажутся друзья или родственники. Исключение составляет север Китая на границе с Россией. Там наших туристов и торговцев знают хорошо, и потому, если их спровоцировать, с удовольствием побьют вас всем кагалом.

Но повторяю еще раз: какой бы ни казалась вам ситуация, старайтесь не применять силу. Во-первых, вы тоже можете попасть в полицию – и с весьма неприятными последствиями. Во-вторых, в некоторых областях страны, если китаец сочтет себя публично оскорбленным, он может и нож вытащить.

Но даже и просто разговаривая, не угрожайте китайцу и не оскорбляйте его: вы приобретете врага на всю жизнь. Китайцы очень чувствительны к интонации – даже не понимая, что именно вы говорите, они легко уловят ваше отношение к ним.

Если вам что-то не нравится, взывайте к разуму и справедливости, начинайте переговоры, постарайтесь донести до человека свою позицию. Даже если вы не знаете языка, покажите свое настроение жестами, мимикой, выражением глаз. Китайцы как нация очень склонны к переговорам, это у них в крови, это альфа и омега их существования на протяжении веков. Не удивительно, что китайцы так любят торговлю и вообще бизнес. Ведь нормальный бизнес – это именно достижение выгоды благодаря переговорам.

* * *

Как вы уже, наверное, поняли, быть в Китае иностранцем довольно непросто.

Часто китайцы, особенно в провинции, воспринимают иностранцев если не как зверюшек, то как людей с некоторым отставанием в умственном развитии. Наиболее подходящий эквивалент: «собачка говоряшшая». Да еще и говорящая обычно не по-китайски, а на своем, собачкином языке.

Здешнее отношение к заморскому черту строится на очень простой предпосылке. Китайского языка – а значит, и культуры – иностранцы не знают. А кто не знает культуры, тот не совсем человек. В лучшем случае – тот самый дикий ежэнь, о котором мы уже говорили.

По этой причине изредка бывает сложно даже вступить в контакт с китайцами – особенно с пожилыми. И тут неважно, говоришь ты по-китайски или нет: они просто не хотят тебя слушать.

Как-то в Чжаоцине мне понадобилось спросить дорогу у одной пожилой женщины. Я обратился к ней, но она, увидев меня, даже слушать не стала, отвернулась, замахала руками и в ужасе закричала: «Я не понимаю! Не говорю по-иностранному!»

Но я знал, что главное – выбить китайца из привычной колеи.

– А по-китайски вы понимаете? – коварно осведомился я.

Она поглядела на меня внимательно и сказала:

– По-китайски я понимаю.

Легко догадаться, что дальнейшая беседа прошла, как по маслу.

* * *

Впрочем, вопрос «говорите ли вы по-китайски?» в Китае не является таким уж нелепым.

Я уже рассказывал про нормативный китайский язык путунхуа. Он так и переводится – общий язык, то есть предназначенный для всех граждан страны. Язык этот до некоторой степени искусственный, он создан на основе пекинского диалекта и других диалектов группы гуаньхуа – распространенной, в основном, в северных регионах Китая.

Создание такого языка было жизненной необходимостью. Почему? Ответ довольно прост.

В Китае есть множество диалектов титульной народности хань. Большинство из них различаются настолько сильно, что носители просто не понимают друг друга при разговоре. Формально все это – диалекты одного и того же языка, но для слушателя они так же похожи друг на друга, как монгольский и немецкий. Помимо диалектов, в Китае есть множество самостоятельных языков – это языки национальных меньшинств. Их носители тоже не понимают ханьцев и друг друга.

Разумеется, такая ситуация веками обособляла регионы Китая и иногда раскалывала страну на части. Путунхуа был создан, во-первых, чтобы преодолеть взаимное непонимание граждан, и во-вторых, для повышения грамотности народа.

Сейчас путунхуа учат в школах по всему Китаю, на нем говорят по радио, телевидению и в большинстве китайских фильмов. Однако для примерно половины китайцев это язык выученный, совершенно непохожий на то, как говорят у них дома, во дворе, в магазине… Для них этот язык – фактически иностранный. И далеко не все китайцы говорят на нем хорошо, и далеко не все его понимают. Так что заданный китайцу вопрос «Ни хуй шо ханьюй ма?» (Ты говоришь по-китайски?), если задуматься, звучит не так уж бессмысленно.

Глава 3, в которой русский турист выходит на китайское богомолье, а мытье признается вредным для здоровья

В Китае есть два вида цирка. Первый вид – цзацзи, там работают только люди, это цирк традиционный. Второй вид – мацзи, то есть с лошадьми, и вообще с животными.

Так вот, иностранцы для китайцев – цирк. Только не совсем понятно, какой именно: цзацзи или мацзи.

* * *

Как известно, русские с подачи Тютчева считают, что умом Россию не понять.

Китайцы пошли еще дальше. Они считают, что не только понять их нельзя, но даже и узнать о них ничего невозможно. Иностранцы, полагают китайцы, не знают о них вообще ничего, просто не могут знать.

К сожалению, подозрения их не беспочвенны. Рядовой иностранец знает о Китае почти так же мало, как и китаец об остальном мире.

Свидетельство тому – разнообразные якобы китайские пословицы и летучие фразы, которые гуляют по свету.

Наверняка вы часто слышали выражение: «Китайское проклятие гласит: "Чтоб ты жил в эпоху перемен!» Лично я ни в самом Китае, ни в китайских книгах такого проклятия не встречал. Не читал я про него и у других китаистов, то есть, похоже, и они не встречали.

Если же разобраться, то с точки зрения китайца проклятие это вообще звучит бессмысленно, ведь из перемен состоит вся жизнь. И даже главная, базовая у китайцев книга так и называется «И-цзин», «Канон перемен».

Хочется вам блеснуть образованностью – откройте Конфуция или Лао-цзы, они несчетное количество раз переведены на русский. Там полно мудрых мыслей на все случаи жизни, и придумывать ничего не надо.

* * *

С чувством законной гордости могу констатировать, что самые иностранные из иностранцев в Китае это, конечно, русские. Вот уж лаовай в квадрате, иначе не скажешь. Я вам сейчас расскажу одну историю, и вы сами все поймете.

Как-то раз в Пекине, в ламаистском монастыре Юнхэгун наткнулись мы на группу знакомых русских туристов. Вел их китаец.

А тут надо заметить, что Будда в свое время победил бесчисленное количество чертей и демонов и поставил их на службу колесу Закона. О чертях этих почти не вспоминают в чань-буддийских монастырях. Зато у ламаистов (тибетских буддистов) все эти черти присутствуют прямо в храме – с рогами, хвостами, зубами и когтями, все, как положено. То есть это уже не простые черти, а наши, правильные, перековавшиеся.

И вот, значит, китаец ставит этим чертям свечку и кланяется, и следом за ним вся русская компания тоже ставит свечки и кланяется. При этом у половины, конечно, на груди висят крестики. Но никого это не смущает, кроме одного. Этот один все-таки подходит к нам с женой, как к главным в мире специалистам по Китаю и спрашивает:

– А это ничего, что я браслет тут купил? Я ведь православный…

– А это ничего, что ты свечки демонам ставишь? – спрашиваю я его в ответ.

Он смотрит на меня квадратными глазами, явно не понимая, о чем речь. Перехожу на более прозрачный язык:

– Ты у батюшки-то спрашивал благословения китайским чертям молиться?

– А надо? – пугается он.

– А как же, – говорю я. – В следующий раз обязательно спроси.

* * *

Некоторые китайские храмы являются одновременно музеями. Музеи в Китае, это, конечно, особая тема.

Во время культурной революции подавляющее большинство музеев было закрыто, а экспонаты либо выброшены либо украдены. Однако в последние десятилетия здесь возник настоящий музейный бум. Каждый год открываются все новые музеи, причем как государственные, так и частные.

В результате музеев стало так много, что на них иногда просто не хватает экспонатов. Но китайцев это не смущает. Вместо самих экспонатов они вешают на стены фотографии этих экспонатов.

Таким образом, все китайские музеи делятся на две категории: те, где есть материальные объекты, и те, где представлены только фотографии. Потому что, как уже говорилось, музеев много, а бесхозных предметов мало.

Иностранные туристы, заплатившие за вход в музей деньги, обычно терпеливо сносят такое безобразие. Но некоторые китайские посетители бывают недовольны, что за свои кровные они видят одни лишь фотографии, иногда к тому же снятые мутно, не в фокусе.

Хотя справедливости ради заметим, что китайцы часто бывают недовольны самыми неожиданными вещами. Например, в пекинском Музее древних колоколов два престарелых китайца громко выражали свое возмущение тем фактом, что колокола, на их взгляд, слишком маленькие… За что деньги плачены?

* * *

Однако если у вас в Китае появится возможность зайти в музей – старайтесь ее не пропустить, даже если этого музея нет в вашей программе. В китайских музеях иной раз можно узнать много нового об устройстве мира.

Так, в одном из павильонов императорского дворца Гугун висит старинная – кажется, семнадцатого века – карта с изображением разных народов. Называется она просто и со вкусом: «Подданные китайского императора».

В число подданных китайского императора вошли не только традиционные монголы, маньчжуры, тибетцы, но и – неожиданно для себя – арабы, армяне, русские, евреи, немцы, британцы, французы, голландцы. В общем, все, о ком тогдашние китайцы имели хоть какое-то представление.

Непосвященному человеку такая расстановка сил наверняка покажется странной.

А все дело в том, что китайские императоры самых разных династий были о себе и своей стране чрезвычайно высокого мнения. Когда в старый Китай приезжали торговые или дипломатические представительства, их называли «данниками» императора и заставляли ползти к трону на четвереньках, держа верительные грамоты на спине.

Даже обычные товары здесь именовали данью, забирали их у иностранных торговцев, а в качестве «благодарности» выдавали товары китайские, за которыми, собственно, торговцы и приезжали, а не затем, чтобы платить какую-то сказочную дань.

Хрестоматийным стало послание китайского императора Цяньлуна английскому королю Георгу III в конце XVIII века. Король прислал императору письмо, в котором предлагал развивать торговые связи и к этому письму присовокупил образцы английских товаров. Вот что ответил Цяньлун на обычное деловое предложение.

«Я прочел Ваше послание. Искренность, с которой оно написано, обнаруживает уважительное смирение с Вашей стороны, достойное высокой похвалы. Чтобы показать свою преданность, Вы также послали мне образцы изделий из Вашей страны. Властвуя над огромным миром, я не имею другой цели, кроме как поддерживать совершенное управление и гарантировать исполнение государством его обязанностей. Странные и изобретательно сделанные предметы не представляют для меня интереса. Я не могу найти применения предметам из Вашей страны. Вам надлежит, о король, уважать мои чувства и выказывать мне еще большую преданность и лояльность в будущем, так, чтобы вечной покорностью нашему трону Вы смогли обеспечить мир и процветание Вашей стране. Трепетно подчиняйтесь и не проявляйте небрежения».

Вот такое письмо отправил китайский император королю одного из самых могущественных европейских государств того времени. Трепетно подчиняйтесь и не проявляйте небрежения! И это писал один из самых просвещенных и, как бы сейчас сказали, продвинутых императоров. Можно представить, что думали о себе другие повелители Поднебесной. И это вот «императорское» сознание в какой-то мере сохранилось в китайцах и до сих пор.

Конечно, самоощущение китайцев сильно подорвала военная экспансия европейцев. Две опиумных войны, оккупация Пекина западными странами, свержение императора, многолетняя гражданская война, хаос, приход к власти коммунистов, большой скачок, культурная революция – Китай был ослаблен и разорен, он почти перестал существовать.

Однако все это происходило как бы вовне. Внутри же, в самом сердце, почти каждый китаец верил в будущее величие своей страны, своего народа, себя самого, а, значит, понимал, что никакой, даже самый богатый иностранец никогда не сравнится с самым бедным китайцем.

* * *

Справедливости ради надо сказать, что иностранцы принесли Китаю не только зло.

Вот по китайскому телевидению показывают, как в Шанхае китайцы в качестве развлечения дерутся подушками. Корреспондент берет интервью у одного из участников эпической битвы: «Что вы чувствуете?»

– Я совершенно счастлив, – отвечает китаец.

Еще бы он не был счастлив, друзья мои. В старые-то времена в такой битве можно было коньки отбросить – подушки китайские все были фарфоровые, каменные да деревянные. Ударишь такой подушкой один раз по голове – и все, надо заново перерождаться. Низкий поклон, таким образом, порочным иностранцам, что привезли в Китай нормальные человеческие подушки.

* * *

Те, кто не знает китайцев, наверное, удивятся: почему это иностранцы порочные?

Между нами, китайцами, говоря, они не только порочны, но также еще развратны и упадочны. Выражается это в первую очередь в том, что иностранные женщины открывают миру грудь, тем самым подвергая мирных китайских мужчин невыносимому соблазну.

Надо сказать, что именно женская грудь считается наиболее откровенной частью тела в Китае. Китайские девушки могут расхаживать по городу в таких коротких шортах, что, собственно, это уже будут не шорты даже, а просто трусы. При этом кофточка у них будет закрытая, под горло, и никаких декольте.

Нет, богатому иностранцу, конечно, его личное декольте никто не вставит в строку, ходите, сколько хотите. И слова плохого тоже, скорее всего, никто не скажет. Во всяком случае в лицо. Но взгляды станут бросать такие, что только держись. И взгляды эти трудно будет назвать восхищенными. Это окажется, скорее всего, сложная смесь похоти и презрения. Или даже просто одно чистое презрение.

В первую очередь речь тут, конечно, идет о провинции, потому что в больших городах, особенно после Олимпиады 2008 года к иностранным манерам как-то притерпелись и уже не смотрят на каждого лаовая, как на инопланетянина.

* * *

Иностранцу, безусловно, интересно будет узнать, что неприличное поведение у китайцев называется западным. То есть все негативные тенденции, которые есть в Китае – от дурных манер до привычки регулярно мыться – принесли иностранцы.

Да-да, частое мытье – тоже типично западное поведение. Не столько неприличное, впрочем, сколько опасное для жизни. Газета «Бэйцзин ваньбао» («Вечерний Пекин») не устает напоминать читателям, что привычка принимать душ ежедневно – прямой путь к тяжелым болезням. В том числе и западным, конечно.

Причины таких диковинных теорий, коренятся, скорее всего, в истории и быте старого Китая, и причин таких может быть несколько. Ну, например, последняя китайская династия Цин (1644–1912) была по происхождению маньчжурской. Маньчжуры же были кочевники и, как большинство кочевников, часто не имели возможности регулярно мыться, а, значит, и привычки к мытью не выработали. Другая причина может быть в том, что в некоторых районах Китая вода была труднодоступна, стоила дорого, так что вопрос о мытье вообще не стоял. Ну, а потом, как принято у китайцев, подвели под имеющийся факт «научную» теорию.