Воющие псы одиночества

Каждый человек в итоге получает то, чего хочет, потому что результат есть следствие выбора, который он делает сам

… Никто никому ничем не обязан. Никто никому ничего не должен. Это всё мифы, которыми человечеству морочат голову, чтобы сделать его управляемым и внушаемым

Как ты относишься к окружающему миру, так мир относится и к тебе, всё на основе взаимности

- Итак, я вас слушаю. Почему вы не хотите идти в ресторан?

-Спасибо за приглашение,-Лиля по-прежнему была эталоном вежливости,-но я не могу его принять.

-Почему?

Этот вопрос она обожала. Отвечать на него ее научила тетя Настя Каменская, давно еще, когда Лиля заканчивала девятый класс. Срабатывало безотказно.

-А если бы я согласилась, вы бы спросили, почему я согласилась?

Нельзя молчать и делать вид, что ничего не происходит, нельзя загонять проблему внутрь. Человек, с которым не разговаривают и ничего не обсуждают, начинает чувствовать себя очень одиноким и от одиночества делает страшные, порой непоправимые глупости. Человек, на слова и поступки которого не обращают внимания, начинает думать, что он никому не нужен и не интересен.

Я не утверждаю, что мы должны любить всех, мы имеем право кого-то любить, кого-то не любить. Я хочу сказать, что кровное родство не является обязательным условием любви. Можно не любить родного человека и любить совершенно постороннего, это нормально. Мы не обязаны во что бы то ни стало любить тех, в ком течет одна с нами кровь. Но никто не может запретить нам любить тех, кто для нас неродной. (Андрей Лозинцев)

У окна стою я, как у холста, Ах, какая за окном красота! Будто кто-то перепутал цвета, И Неглинку, и Манеж, А над Москвой встает зеленый восход, А по мосту идет оранжевый кот, И лоточник у метро продает Апельсины цвета

У окна стою я, как у холста, Ах, какая за окном красота! Будто кто-то пере

Вечерняя Москва – это не ночная Москва, это совсем-совсем другой город, и его Элеонора Николаевна Лозинцева тоже любила, уже за одно то любила, что он совсем не был похож ни на город утренний, сонный и свежий, ни на дневной, суетливый и бестолковый. В вечерней Москве не было бестолковости, в ней все было расписано и четко, все слои двигались в понятном порядке и в прогнозируемом направлении. Из театров. Из ресторанов. В ночные клубы и казино. Со свиданий. В бордели. Из гостей. На тусовки, как богемные, так и полукриминальные. Дорога к дому матери шла по Чистопрудному бульвару, и иногда, под настроение, Аля позволяла себе припарковать машину возле метро и пройтись от памятника Грибоедову до пруда, постоять минут десять, выкурить одну сигарету (дома она не курила, Андрей не выносил запаха табачного дыма) и вернуться к автомобилю. Вечером здесь образуется особый мир, свой, непонятный и загадочный, мир наркоманов и тех, кто хочет быть на них похожими, мир молодых людей, которые сидят исключительно на спинках скамеек, поставив ноги на сиденья, мир девушек с выбеленными лицами и вычерненными волосами и молодых людей, с делано деловитым видом переходящих от одной компании к другой и создающих самим себе иллюзию занятости, нужности и вообще активности. Мир этот источал опасность, и если в семь-восемь вечера эта опасность еле-еле витала в воздухе, то к десяти-одиннадцати часам она сгущалась в атмосфере и становилась похожа на кисель, сквозь который порой было трудно пройти. Нет, Аля знала, что ее здесь не убьют и даже не обидят, эта, чистопрудненская, тусовка не была агрессивной, она не обращала внимания на прохожих и никого не задевала, но все равно опасность висела и даже стояла, как низкий туман.

Наверное, именно так ощущаются вовне чужие неправедные мысли и чувства, когда носителей этих мыслей и чувств собирается много в одном месте.

С озверевшим человеком нельзя пытаться справиться силой, этому Лилю тоже учил отец. Его надо попробовать обмануть.