Kitabı oku: «Игра на одевание», sayfa 3
Глава 3
Среда
Проснувшись, Гуров увидел сообщение от Игоря: «Лев Иванович! Ничего не понимаю. У нее в кроссах лежат рыболовные грузила. Отвез Семенову. Он говорит, что советский самодел. Отлитый в ложке свинец».
– Машенька, ты молодец! – крикнул Гуров жене, которая уже варила кофе в турке к завтраку. По квартире разливался блаженный аромат смеси специй для кофе, которые жена привезла из Индии. Если что и помогало Гурову прийти в себя после долгой работы ночью, то сочетание имбиря, корицы, кардамона, мускатного ореха и кофеина.
Он вышел на балкон и вдохнул бодрящий морозный воздух. В соседнем окне Мария срезала листья шпината, растущего в горшках на подоконнике. Гуров показал ей знаками, что идет в душ.
Уже стоя под жесткими струями прохладной воды, он вернулся к мыслям о Вороновой: «На каком же из бесконечных мастер-классов и прочей светской ереси ты встретила кукловода, который перерезал нить твоей жизни? Остается только надеяться, что у этого кукловода нет помощника-боттлера. И мы поймаем его до того, как он устроит очередной кровавый спектакль».
* * *
В полдень Гуров и Крячко шли по застеленному красным ковром коридору ведомства, обсуждая роль таинственной фигуры трикстера в деле Вороновой.
– Все это, конечно, очень занимательно, Лев, – ворчал Крячко. – Но я, как тебе известно, далек от искусства. А в кукольном театре вообще с трехлетнего возраста дочери не был. Наталья до сих пор припоминает, что я после дежурства героическую оборону домика Наф-Нафа проспал. И не хлопал, когда волк сбежал.
– Нельзя так легкомысленно относиться к классике, Станислав! Как ты мог? Форменное свинство!
– Да это было после дежурства, когда мы с тобой тех близнецов повешенных нашли.
– Повесившихся, – хмуро поправил Гуров. – До сих пор крик их матери в ушах стоит. Помнишь, там поначалу казалось, что тот одноклассник не мог между ними выбрать, потому что девочки похожи как две капли воды?
– А потом выяснилось, что они ему не нравились от слова «совсем»?
– Думаю, и здесь что-то подобное. Паршина с теткой Вороновой говорят, что та была любознательна и могла разговорить любого, честно хранила секреты. Может быть, она не запланированная жертва и объект желания, сталкинга, а бесполый исповедник, единственный друг, духовник?
– То есть он не хотел такую красивую женщину, а просто ей о чем-то проговорился?
– Помнишь, на семинаре рассказывали о расследовании американских коллег? Девочку похитили во время рождественской службы в церкви.
– Дело шестилетней Кассандры Линн Хансен из Миннесоты. – Крячко кивнул. – Тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Похититель и убийца – пятидесятилетний педофил Дэвид Карпентер, ранее несудимый, но неоднократно замеченный в приставаниях к детям, в том числе к собственным. Его жена незадолго до того забрала детей и жила в кризисном центре. А он обходил местные церкви, обращаясь за помощью. И однажды увидел девочку, которая в одиночестве шла к женскому туалету.
Гурова всегда поражала память друга, его способность помнить мельчайшие детали преступления.
– Его арестовали после нападения на тридцатидвухлетнюю массажистку Дороти Ноуга, которой он признался в похищении и убийстве Кэсси. Та, по сути, провела самостоятельное расследование, беседуя с подозрительным клиентом по телефону. Карпентеру сначала было легче от их разговоров, но, признавшись в содеянном, он почувствовал, что его откровенность зашла слишком далеко, и напал на Ноуга с ножом, перерезав ей горло. Что, если Воронова действительно считала, что встретила своего Панча – брутального и развеселого героя, которому сам черт не брат?
Крячко усмехнулся:
– А тот просто искал, кому исповедаться?
– Ну да. Убийца опытен, но мы не соотнесли его с конкретной серией, потому что Воронова не его тип жертвы.
– И если она яркая, коммуникабельная, раскованная, способная любого вызвать на откровенность…
– Станислав, верно мыслишь. Обычно он выбирает тихих, скромных, закрытых, робких, нерешительных, одиноких. Привыкших избегать внимания и держаться в тени.
– Ну да. Это его аналог «ночной бабочки» в ожидании клиента, на которых охотился Бобби Джо Лонг.
– То, что действует на него, как звук голоса наподобие материнского на Эда Кемпера или нахальная ухмылка симпатичного подростка на Джона Гейси.
– Ничего не скажешь: веселая компания. Но, по крайней мере, виктимология Остряка у нас есть. Осталось выявить modus operandi.
– Пусть Портнов и Ароян покопаются в нашей базе данных, архивах. Нужно найти дела об убийствах с особой жестокостью, жертвы которых – «серые мышки». И в почерке преступника есть какая-то… театральность, что ли?
– Да уж. Драматичный, однако, товарищ этот наш Панч.
* * *
В приемной миловидная, одетая в персиковую блузку и серую юбку-карандаш Верочка наливала чай в персональную кружку Петра Николаевича с надписью «Шеф-бомба», что означало только одно: утро Орлова началось с визита на ковер к начальству, и теперь он вспомнил, что ему тоже есть кого на этот ковер вызвать.
– Чернее тучи, – закатив глаза, прошептала секретарь вошедшим Крячко с Гуровым. И продолжила считать капли валерьянки, которые падали в рюмку из хрусталя. – Я бы не советовала.
– Выбора нет, – ответил Гуров.
Верочка хмыкнула:
– А у кого он есть?
Крячко приоткрыл дверь.
– Только после вас. – Он галантно поклонился, пропуская вперед Гурова.
– Как благородно!
– Отставить клоунаду! – раздался из кабинета голос Орлова. Когда сыщики виновато вошли, он добавил, устало поморщившись: – Хватит паясничать. И без того тошно, орлы!
Петр Николаевич сидел во главе огромного стола, не сводя глаз с ноутбука, на мониторе которого отображалось четкое фото изувеченного тела Вороновой.
На немой вопрос сыщиков он ответил ворчанием:
– Знаю, знаю. Вы и ваша команда ничего не сливали. Откуда утечка – разбирается весь наш технический отдел. Будем верить, что крысу эти ботаники все же найдут. А с этим что прикажете делать?
Орлов гневно сжал губы и ткнул в экран. В правом нижнем углу ожил худой, бледный парень с серьгой под губой и проколотой переносицей, одетый в черно-красную клетчатую рубашку и черную шапку бини.
– Привет-привет, моя монолитная паства сознательных граждан! Это я, Владимир Козельский, ваш личный судмедэксперт, честный блогер и сознательный гражданин из города, который семь недель кошмарил самого Батыя и был утоплен в крови за свои храбрость и мужество. Итак – барабанная дробь! – добро пожаловать на ютьюб-канал «Злой город», где честно говорят о том, как наша доблестная полиция расследует самые кровавые преступления. Мы оцениваем учет правоохранителями замечаний экспертов, выясняем, какие дополнительные анализы были проведены, говорим со свидетелями и рассматриваем под микроскопом ошибки милиции, которая нас бережет. Итак, наливайте чаек, кофеек или чего покрепче – и погнали, че расскажу!
– Снова-здорово! – прокряхтел, принимая из рук вошедшей Верочки чашку кофе, Крячко.
– Не прошло и года, – хмуро кивнул Орлов и послушно опрокинул рюмку с настоем валерианы под умоляющим взглядом перепуганной секретарши. – Да спокоен я, спокоен, как носорог, Вер! Как спокойно жили до этого всего! – Он указал ладонью на монитор. – Чертов Интернет!
Владимир Козельский давно был не виртуальной, а вполне реальной головной болью сотрудников уголовного розыска. Символичный псевдоним, как говорилось в визитке канала на «Ютьюбе», «принадлежал занудному холостяку-криминалисту Вадиму Федорову из ненавистного Батыю города, который до тридцати лет был знаменит разве что подробными жалобами в “Пятерочке” и “Магните”. А потом отказался наносить кровь на штанину задержанного за убийство. Послал следователя, который просил это сделать. Уволился с госслужбы. И стал блогером, чтобы с позиции эксперта рассказывать о раскрытии полицией громких уголовных дел».
На горе сотрудников МВД, Федоров был хорошим экспертом. Те, кто работал с ним тогда, терпеть его не могли. За заносчивость, скрупулезность, язвительность, эпатажный вид, цинизм и свободолюбие. Однако многолетний опыт работы с полицией, авторитетное мнение эксперта (как правило, теневой фигуры расследования, популяризованной благодаря сериалам «Следствие по телу», «Риццоли и Айлс», «След» и, конечно, «Кости»), подробный разбор материалов резонансных дел в сочетании с издевательским тоном повествования и природным артистизмом мгновенно сделали влог одним из самых популярных в Сети, а Федорова – звездой.
На протяжении пяти лет Вадим Козельский рассказывал зрителям, как сведения, добытые экспертами, используются полицией, заново опрашивал свидетелей, добывал неучтенную информацию с видеорегистраторов проезжавших места происшествий машин, находил улики в наспех осмотренных опергруппами подъездах и «заброшках», искал людей, с которыми силовики не говорили, находил публикации о первых жертвах серийных преступников в душных отделах периодики провинциальных библиотек.
В результате аудитория канала «Злой город» прирастала в геометрической прогрессии с каждым днем. Людям нравились неформальный вид парня, его нервическая жестикуляция, манера говорить будто в состоянии между эйфорией и панической атакой. Преданные фанаты в комментариях называли автора «русским доктором Хэрроу», а Козельский зарабатывал на рекламе столько, что мог платить бывшим коллегам за информацию о ходе любого нашумевшего расследования.
Деятельность Козельского уже стоила карьеры нескольким недобросовестным следователям. Его злые шуточки, саркастичные высказывания цитировали не только преданные фанаты, но и многие сотрудники МВД. Более того, многие сотрудники ведомства, особенно эксперты, становились его союзниками. Когда на них давили, требуя написать нужное заключение, или намеревались «похоронить» добытую ими значимую, но не вписывающуюся в основную версию преступления улику, например способную переквалифицировать в убийство, казалось бы, типичный подростковый суицид, они связывались с Козельским. И на канале «Злой город» выходил новый ролик, за который засветившиеся там полицейские непременно получали втык.
– Ну, понеслась! – Орлов залпом допил успокоительное и решительно нажал на клавиатуре Play.
В кабинете вновь раздался ненавистный всем троим голос блогера:
– Хеллоуин в конце недели, а нечисть уже бушует на улицах православной Москвы. В ночь на понедельник в тихом и – добавлю шепотом – очень пафосном переулке Первопрестольной, где располагаются дорогие бутики, таинственный монстр расправился с молодой красавицей Ольгой Вороновой, кейс которой сетевые пользователи уже окрестили «Труп невесты». Ведь в день своей мучительной гибели на ней был именно такой, как в культовом анимационном фильме Тима Бертона, костюм.
На экране появилось прижизненное фото Вороновой. Медноволосая, стройная Ольга смеялась, гладя пушистую шотландскую корову в частном селекционном питомнике, куда приехала, чтобы купить к Рождеству настоящий остролист.
– А вот как выглядела Ольга тем злополучным утром.
Орлов отвернулся, чтобы больше не видеть изувеченное, обезглавленное тело. Про таких женщин, как Ольга Воронова, хотелось думать, что они мелькают, взметнув рыжие волосы в пропахшем дымом, хвоей, мхом и болотным миртом тумане, как феи из детской книжки, которую любила слушать его маленькая дочь, когда болела. А не вот это вот все, как говорит сейчас молодежь.
– Надо отдать ему должное: он размыл фото, – сдержанно заметил Гуров, прервав мысли начальника.
– Я бы ему все равно что-нибудь намылил, – тихо прорычал Кличко. – Девочка погибла жутко, а он хайпует…
– Да-да, вы не ошиблись! – продолжал блогер. – Убийца отрубил жертве голову. Возможно, триггером для него стал приближающийся святой для Руси праздник – Хеллоуин, который празднуют в канун Дня Всех Святых и которого уже ждет изо всех сил Москва. Кстати, пока убийца творил это все с Ольгой Вороновой, совсем рядом выступала группа «Колпак».
На экране появилась солистка с прямыми волосами цвета спелой земляники под высокой конической шляпой, как у женщин в пятнадцатом веке. Ее высокий голос протяжно пел печальный куплет:
В Туманном Альбионе
Я день и ночь шутил.
И дьявол меня силой
К Аиду утащил.
По волнам Леты буйной
В Аид Харон везет.
Но вот он сушит весла,
И лодка пристает…
– Великие стихи! – хмыкнул Крячко.
– Кто знает, сколько еще девушек погибнет в столице буквально на глазах у прохожих? – продолжал блогер. – И в столице ли? Все верно, не спешите покидать Златоглавую! У вас, по крайней мере, сутки. Ведь именно столько идет поезд из Саратова, где (я узнал об этом на сайте местной газеты «Грани») утром был найден труп девушки, который – слушайте, слушайте и не говорите, что не слышали! – убийца тоже оставил в конкретной позе. Об этом – в провинции все еще смотрят телевизор! – даже говорит местное телевидение! Давайте же и мы с вами предадимся этой древней забаве!
* * *
Гуров и Крячко придвинулись ближе к ноутбуку начальника. На экране монитора Орлова появилась заставка с еще недавно самым длинным мостом в Европе. Он прогибался над широкой Волгой, соединяя эталонно провинциальные города-побратимы, Саратов и Энгельс, гирляндой уютно-золотых огней.
На фоне фотообоев с этой картинкой в студии частного канала «Мост-ТВ» сидела девушка-андрогин. Ее короткие волосы с нарочито не закрашенной сединой, ядовито-зеленый шерстяной хомут безразмерного серого свитера и большие этнические кольца на руках говорили о полном пренебрежении владелицы к стандартам внешности ведущей теленовостей и вообще канону женской красоты.
Справедливости ради, надо отметить: стиль Насти полностью соответствовал эпатажному духу редакции «Мост-ТВ», где все мнили себя вольными нигилистами, оппозиционными циниками и вынужденными хайпожорами, поскольку работали на честолюбивого олигарха из нулевых. То, что сотрудники «Мост-ТВ» были хайпожорами не за среднюю в умирающем регионе зарплату, а по призванию, понимала только желчная Анастасия Корсарова. Как убежденная феминистка, веган и чайлд-фри, она активно использовала феминитивы, оставляя нетронутым только прозвище Пират – свой любимый журналистский псевдоним.
– Баба-зверь, – глядя на нее, процедил Крячко. Он в который раз за эти дни с благодарностью вспомнил незатейливую простоту жены.
– Чистый яд, – подтвердил с тоской посмотревший в пустую рюмку с иссякшим успокоительным Орлов.
Журналистка говорила резко, зло, отрывисто, и к ее раздраженному голосу невольно прислушивались все.
– Что ж, саратовцы! Утром волонтеры «ЛизаАлерт» обнаружили тело пропавшей две недели назад Екатерины Мельниковой. Одной из ужасающих деталей преступления стала не только мученическая смерть девушки, но и то, что убийца срезал ей волосы.
Рядом с ведущей появилась оранжевая листовка поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт». Из яркой рамки смущенно улыбалась голубоглазая шатенка с длинными каштановыми волосами на прямой пробор.
Гуров и Крячко переглянулись. Изображение было точной иллюстрацией к предполагаемой виктимологии Панча: скромная, робкая девушка.
– За последние дни, – продолжала Корсарова, – горожане изучили это фото внимательнее поста в Интернете любой звезды, ведь Катя не вернулась из книжного магазина «Читай-город», где работала кассиром торгового зала с сентября. Ее родители и младшая сестра сразу обратились в полицию и местное отделение отряда «ЛизаАлерт», подняли в соцсетях тревогу. Характерно, что, в отличие от полиции, поисково-спасательный отряд приступил к поискам сразу после обращения семьи погибшей.
В новостной кадр попали осунувшийся мужчина лет пятидесяти, рыдающая женщина без шапки и старшеклассница с рюкзаком, будто онемевшая от горя. Они стояли, обнявшись, посреди оранжево-синего моря поисковиков и полиции, оглушенные новостью о смерти дочери и сестры, безжалостно выставленные прицелом камеры со своим пока отторгаемым горем на обозрение толпы.
– Полиция, – голос журналистки сорвался, – отрицает очевидный факт, что Екатерина Мельникова стала четвертой жертвой маньяка, называющего себя Остряком. Ей было двадцать лет.
– Кто такой Остряк? – хором спросили Гуров и Крячко.
* * *
Орлов дал им досмотреть видео блогера:
– Почему я уверен, что убийца, совершивший преступление в Саратове две недели назад, в столице лишь гастролер? Все просто. Он убивает в этом городе периодически. А какой хищник оставляет свои охотничьи угодья надолго? То-то же. Буду и дальше держать вас в курсе лажи родной полиции! С вами был Владимир Козельский!
– Козел! – кашлянул Крячко под молчаливое согласие коллег.
Казалось, блогер услышал его, потому что добавил:
– И сегодня у меня для вас новые плюшки с пылу с жару!
– Вот гад! – побагровел Крячко, и Орлов с Гуровым впервые за день рассмеялись от души. Байка о том, как одна вахтерша, божий одуванчик и по совместительству ценная свидетельница, отправила Стаса за пышками чуть ли не в Питер, потому что ее память улучшает только еда молодости, до сих пор ходила по отделу. Молодым сотрудникам в качестве назидания изображали лицо оперуполномоченного Крячко, который, добираясь с пакетом ароматной выпечки с другого конца Москвы, наблюдал в пробке новый выпуск ютьюб-канала «Злой город», где Вадим Козельский вовсю беседовал со словоохотливой старушкой, которая в малейших деталях делилась подробностями заказного убийства, совершенного во вверенном ей подъезде.
Крячко тогда изучил биографию парня вдоль и поперек, проверил его алиби по всем делам, которым посвящались выпуски блога. Понятно, что такая деятельность сделала блогера несколько менее лояльным к работе их отдела. Весь последний год он снимал выпуски про самые громкие «глухари», расследованные Гуровым и Крячко. Дошел черед и до убийства Ольги Вороновой – «дела Ребекки» для друзей, как в соответствии с книгой «Девушка с татуировкой дракона» его окрестил отдел.
– В общем, так, – отсмеявшись, заговорил Орлов. – Мы с вами все понимаем, что этот злой козел нас в покое не оставит. И будет поливать все столичное МВД грязью до тех пор, пока мы не обнародуем убедительную официальную версию случившегося с Ольгой Вороновой. А лучше вообще закрыть это дело как можно скорее, успокоив граждан Москвы, Саратова и всей страны. Начальство требует сделать это к Новому году. Как в старые добрые времена. К большому празднику. Со сроками, в которые нужно уложиться, все понятно, орлы?
Сыщики кивнули.
– А что за Остряк, Петр Николаевич? – спросил Гуров.
– Ну, я сегодня говорил с саратовскими коллегами об этом, как они говорят, «меме». Городской легенде, запущенной этой самой, – он кивнул на монитор, – журналисткой, Анастасией Корсаровой, чтобы раскрутить канал, на котором работает, и личный блог. Девушка утверждает, что в городе орудует серийник.
Крячко даже перестал делать записи в блокноте:
– Местные не согласны, что ли?
– Саратовские коллеги не снисходят до истерики скандальных медиа. Но меня терзают смутные сомнения, что с этими убийствами женщин, как говорится, дело ясное, что дело темное.
– В смысле, – спросил Гуров, – темнят поволжские следаки?
Он помнил, как на одной из конференций британские правозащитники жаловались, что вынуждены без конца представлять в суде интересы родственников серийных убийц.
– Вот ты, Лева, с этим и разберись. Отдохнешь от красавицы-жены. Побудешь неприкаянным командировочным. А ты, Стас, оставайся в Главке. То есть в отделе. Руководи Портновым и Ароян. Наройте тут что-нибудь товарищу Гурову в помощь. Ферштейн? «Эрик! Артур! За работу!» С билетами, – он обратился к Гурову, – Верочку тебе помочь попрошу.
* * *
Крячко припарковал свой Citroën C4 на Павелецкой. Приятели вышли из здания вокзала к железнодорожным путям. Фирменный девятый поезд Москва – Саратов уже принимал на посадку. У дверей вагонов стояли выспавшиеся, опрятные проводники.
– Нам по поводу вас звонили, – проворковала девушка с надписью на бейджике «Рая», сверяя со списком пассажиров паспортные данные Гурова.
– Ваше купе – центральное. Когда тронемся, принесу вам печенье и чай, – вступила в разговор ее сдержанная, похожая на учительницу младшей школы коллега. На ее бейджике красовалась золотая надпись «Ада».
– Это шутка? – приветливо улыбнулся Крячко.
– Все спрашивают! – рассмеялась Рая.
– Так получилось, – отозвалась Ада уже теплее. – Ирония судьбы, чего уж тут?
«Ирония судьбы, – подумал Гуров. – Она остряк, который превращает людей в марионетки, управляет ими, дергая за ниточки, а наигравшись, убивает. Так вот кем считает себя наш убийца! Почти что богом. Древним и могущественным, как все три мойры, божеством».
– Пусть из этого выйдет толк. – Крячко кивнул в сторону вагона. – Съезди с пользой!
– Знаешь, чуйка подсказывает: надо ехать. Слишком много всего сходится в этом городе. Там вроде как давно происходят убийства. Воронова едет туда – и гибнет.
– И Паршина там училась, – напомнил Крячко.
– Точно! Стас, поговори-ка ты с ней еще раз, – попросил Гуров. – Хороший психолог скучает в своем бутике без дела. Пусть поможет. Составит профиль того, кто мог влюбить в себя такую яркую девушку, как Ольга. Может, вспомнит, что Ольга расспрашивала ее про этот злополучный город. Портнов пусть отрабатывает контакты Вороновой, посмотрит камеры кафе, где она встречалась с этим своим таинственным поклонником. И, знаешь, не верю я, что такой тертый калач, как Ольга, совсем не подстраховалась, когда в Саратове что-то плохое выяснила. Не зря же она так нервничала на обратном пути.
– Искать дневник? Добро! Брошу на эту боевую задачу наше секретное оружие Армине с ее мистическим чутьем. Пусть совершит чудо.
– Дело говоришь. Если в квартире Вороновой есть то, что поможет расследованию, Ароян его найдет. Ну, звони, если что!
– И ты держи в курсе.
– Чует сердце, будет мне что поведать. Этот Остряк готовится сыграть злую, даже дьявольскую шутку со всеми нами. Помотает нас еще между адом и раем, как меня в вагоне. Береги себя, Игоря и Армине.
Приятели пожали друг другу руки. Гуров вошел в вагон перед самым отправлением. Когда он проходил мимо бойлера, в окне напоследок мелькнул обеспокоенный Крячко.
* * *
Гуров был единственным пассажиром купе в комфортном спальном вагоне. Верочка сделала все, чтобы у него была возможность отдохнуть или спокойно поработать в пути.
Крепкий чай, принесенный Раей в стакане с серебряным подстаканником, придавал сил. Перед глазами Гурова мелькали связанные, как ему казалось, с «делом Панча» материалы: фотографии с мест преступлений, отчеты экспертов, расшифровки опросов свидетелей, документы.
За последний год в Саратове действительно было совершено несколько схожих с убийством Вороновой преступлений. И если со смертью Ольги они совпадали частично, то между собой были сходны, как капли воды. Мутной, как волжские воды вдоль города. И привкус у этой воды был кровяной.
Обо всех саратовских уголовных делах, которые можно было объединить в серию, неизменно начинала трубить та самая журналистка с небольшого местного телеканала «Мост-ТВ». Несмотря на популярность в родном городе, о ней было мало что известно.
К середине ночи Гуров посмотрел самые рейтинговые выпуски передач Анастасии Корсаровой, прочел все значимые тексты в ее соцсетях и в СМИ, даже самые ранние, статьи. Оказалось, женщина, которая впоследствии пусть локально, но все же прославится как Пират, родилась в семье деспотичных профессоров-врачей. Окончила престижную школу. С тринадцати до пятнадцати лет пять раз побеждала в местной телевикторине «Маркиза».
Впервые побывав на телевидении, пообещала себе стать «великой ведущей». Для осуществления мечты блестяще поступила на факультет филологии и журналистики Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского. Однако уже год спустя со скандалом ушла оттуда, заявив, что педагоги ничему не могут ее научить.
Много лет делала карьеру в областных медиа на новостях о халатной работе полиции по делам о семейном насилии: игнорировании жалоб женщин, замалчивании избиений и совращении детей. Еще до движения Me Too Корсарова оседлала феминистическую повестку, как она писала в соцсетях, «по зову сердца». В связи с этим делала публикации о харрасменте на предприятиях, насилии над пациентками в психоневрологических диспансерах, громких случаях нападения педофилов на детей (например, на шестилетнего мальчика в церковном туалете). А в течение последнего года почти отказалась от этих, как она писала, «увы, рутинных в нашей стране тем» в пользу истории о маньяке, которого называла Остряком. По ее мнению, он был виновен как минимум в трех недавних преступлениях, объединенных чрезмерной жестокостью и извращенной театральностью – тут Гуров был абсолютно согласен с ней.
Восемнадцатилетнюю Анну Агеенко, работавшую в «Яндекс Картах» пешим исследователем города и погибшую около года назад, маньяк заколол до смерти. Как и в случае с Вороновой, тело девушки было покрыто порезами, однако они располагались в том числе в области груди и паха жертвы. Преступник явно проявил к худенькой, русоволосой, голубоглазой Ане сексуальный интерес.
По словам родителей, девушка всерьез увлекалась рисованием, брала частные уроки, готовилась к поступлению в престижную токийскую Школу искусств. Будучи глубоким интровертом, вместо учебы в Саратовском художественном училище имени А. П. Боголюбова Аня выбрала работу гулять по городу, собирать сведения о необычных местах и добавлять их на «Яндекс Карты». По ее словам, это позволяло заработать на репетитора японского языка, «подолгу не находясь в пространстве с одними и теми же людьми».
Очевидно, именно работа и привела Аню к убийце. Остряк оставил ее тело привязанным вверх ногами к железным крюкам от детских качелей на потолке окраинной «заброшки». Провисевшую так неделю девушку нашли забравшиеся туда на ночь погреться бомжи. При ней обнаружили все личные вещи, за исключением блокнота с набросками, которые она делала, бродя по городу.
Гуров отметил, что в этот период убийца еще не был готов хвастаться тем, что делает. Однако ощутил это желание и удовлетворил свое тщеславие, совершая следующее преступление.
Двадцатилетняя студентка медицинского колледжа, невысокая, хрупкая шатенка Евгения Насечкина была найдена рабочими, пришедшими прорубать иордань на Крещение. В одной из рыбацких прорубей далеко от берега качалась дачная водяная бочка, из которой виднелись искромсанные синие плечи и изуродованная голова мертвой девушки. От ее глаз вдоль носа шли две окровавленные полосы.
Женя считалась одной из лучших, эффектных и при этом скромных студенток курса, предпочитала держаться подальше от сверстников. Они так и не поняли: она в большей степени стеснялась себя или дичилась их. Девушка пропала в районе автобусной остановки неподалеку от клиники профпатологии и гематологии Саратовского государственного медицинского университета имени В. И. Разумовского, где проходили занятия в тот день. Толпа сокурсников, шедших следом, не заметила, куда и, главное, с кем свернула Насечкина.
Эксперты отметили интересную деталь. Смерть Насечкиной произошла от утопления не в реке, а в ванне с дешевой морской солью, словно Остряк купал ее, как ребенка, перед вечным сном.
В качестве трофея убийца забрал себе медицинский халат.
Двадцатитрехлетняя торговка из мясных рядов Сенного рынка Ульяна Головань не была образованна или изысканна, как Анна или Евгения. Но у нее были кудри цвета капучино, грустные серые глаза и женственные формы, которые она подчеркивала корсетом (именно он, как оказалось, пропал). Она пропала, когда везла частный заказ в один из элитных домов в центре – свиные ноги на праздничный холодец. Их отрубленные копыта лежали у крепких ног задушенной и искромсанной Ульяны, найденной в проходе между жилыми столетними особняками.
Гуров думал: «Вот когда у него появился опыт оставлять трупы в таких местах. Почему он решил повторить его? Удобно? Или он сам когда-то жил в таком месте? Что-то значимое в таком месте с ним произошло? И при чем тут копыта? Странная новая деталь в почерке…»
Наконец, девятнадцатилетняя Екатерина Мельникова. Согласно камере видеонаблюдения над старинной дверью «Читай-города», девушка вышла с остальными сотрудниками в 21:15, после закрытия. Надела куртку, взяла стеганую сумку-шопер, попрощалась с девочками у главного входа (они уезжали с Московской) и пошла на людную остановку у Цирка имени братьев Никитиных, откуда постоянно ездила домой. Через восемь остановок ее неизменно встречал отец.
В тот вечер он не дождался дочери, стал звонить ей по телефону, связался с ее коллегами и понял, что она пропала. Растворилась в черноте саратовской ночи, мелькнув напоследок на записях видеокамер универмага «Детский мир» около 21:20.
При всем презрении, которое Гуров, как и коллеги, испытывал к Вадиму Козельскому, он не мог не признать правоту блогера. В Саратове орудовал маньяк, в действиях которого читалась эскалация насилия. Очевидно, что не все его жертвы найдены и разрыв между преступлениями сокращается. Этот человек опасен для женщин города.
Гуров посмотрел в окно и увидел, как его лицо скользит по чернеющей степи, рыбьим скелетам голых деревьев в посадках, пугающей глади убранных полей. Будто он, как и Воронова, лишился головы. «Есть от чего потерять голову», – подумал он, проваливаясь в сон.
Ночью ему приснилась Воронова, идущая вдоль Волги к алтарю из плетущихся роз, на котором раскачивалась хрустальная люстра Petit Trianon, как колокол. Вместо букетика невесты Ольга сжимала собственную голову, осиянную свадебной тиарой Ирины Юсуповой и укутанную, как в саван, в фату.
