Kitabı oku: «Регресс», sayfa 2
Я растерянно покачал головой.
– Если ты попадаешь под действие бездушной Системы, ты автоматически становишься преступником, но есть и другой путь. Чтобы получить оправдание, тебе нужно подняться над Системой.
– Обойти? – удивился я.
– Нет, обойти её невозможно, – отрицательно покачал головой Майк. – Тебе надо подняться над ней. Понимаешь, надо выйти за рамки её влияния.
– Но как???
– Заставить Систему дать хотя бы один сбой, сломать её до того, как она успеет обвинить тебя.
– Сломать Систему? И это мне предлагаешь ты? Тот, кто уже много лет работает на неё? – воскликнул я, сам удивившись своим словам. Я, который пострадал от несовершенства Системы, возмутился предложению друга поднять руку на неё. Как же глубоко все мы были пропитаны благоговейным отношением и страхом перед этой созданной нами же самими незримой, обладающей совершенной властью силой.
– Вот потому что я работаю с ней, я тебе и предлагаю сломать её. Ты, например, знаешь, что в ближайшее время планируется ввести в Систему модуль предотвращения преступлений? Повышенный психоэмоциональный фон человека плюс достаточные, по представлению Системы, мотивы станут основанием для блокировки любого жителя Аптауна как «социально-опасного» элемента и ссылки его вниз. Алгоритмы Системы ещё несовершенны, а люди будут уже нести наказание, причём за действия, которые, возможно, никогда бы не решились совершить. Чем это обернётся для каждого из нас? А то, что право ставить диагноз любой болезни тоже отдадут Системе?
– Но что в этом такого? – удивился я. – Ведь это всё для нашего же блага, для нашей же пользы. Так легче будет диагностировать болезнь. Система не ошибается…
– Да??? – удивился Майк. – Тогда вернись сейчас домой и открой дверь. Я послушаю, что ты будешь говорить, когда через полчаса, выйдя из собственного дома, ты поймёшь, что уже заблокирован.
Я замолк.
– Ты не знаешь, но для нашего же удобства как раз сейчас готовится решение по упрощению процедуры доступа к персональным финансовым счетам. Ты понимаешь, чем это всем нам грозит?
Я отрицательно покачал головой.
– Это подтолкнёт людей к махинациям. При совершении любых переводов и платежей Система будет идентифицировать личность владельца счета только лишь по ограниченному числу внешних антропометрических параметров, не производя считающееся довольно дорогим глубинное сканирование и даже не запрашивая пароль. Случаи подлога или подмены личности станут нормой, а Система с лёгкостью пропустит их, мы же будем по-прежнему верить в её абсолютную непогрешимость. Мы боремся за упрощение платёжной системы, но нет никакой гарантии, что в этом случае жители нижних этажей не устремятся к нам наверх. Наши деньги – это то, ради чего люди будут калечить себя и их будет уже не остановить… Система полна обобщений, на сегодняшний день она не способна анализировать весь информационный поток. Для сокращения объёмов обрабатываемых данных Система использует целый ряд допущений, которые могут исказить конечный результат. В Аптауне народ ещё держится, но здесь давно уже всем правит страх. Людям страшно. Здесь все бояться потерять своё место. Из страха все сдерживают свои эмоции, скрывают истинные чувства. Здесь люди должны разыгрывать из себя примерных горожан, не являясь на самом деле таковым и всё только для того, чтобы не упасть вниз. А там, внизу, жизнь намного жёстче, преступления там – норма. Жители Аптауна отгородились от нижних этажей, поставили надёжные запоры, чтобы не пускать тот мир сюда, а здесь, наверху создали для себя «тепличные» условия. Но люди остаются людьми, никто не в силах быть идеальным. Ты знаешь, что и у нас регулярно случаются правонарушения?
– Ты имеешь в виду обслуживающих Аптаун жителей нижних этажей? – уточнил я.
– Нет, работники, приходящие к нам с нижних уровней, как раз больше всех боятся провиниться. Рискуя навсегда потерять неплохой заработок, они всеми силами стремятся сохранить доступ к выпавшей на их долю частичке хорошей жизни. Грешат те, кто с рождения живёт в Аптауне. В какой-то момент кто-нибудь из них не выдерживает. Такого человека уже не остановить. Помещённые в жёсткие рамки Системы люди не выносят напряжения, связанного с искусственным исполнением предписанной им роли. Они скатываются вниз, где никому не нужны. Они погибают.
Я был поражён. Мне не верилось, что хоть кто-то среди сытых, довольных своей жизнью аптаунцев был способен нарушить закон. По-моему, я был единственным, да и то невольным преступником среди них.
– Помнишь Джека Ризли?.. – спросил Майк. – Ну такой худощавый, сидел ещё всегда в первом ряду. В двадцать лет, стал уже заведующим лабораторией. Так вот, он не в Нью-Йорке, как считают все. Он внизу, в нашем же Индианаполисе. Жестоко избил завкафедры, покалечил, из-за чего тот тоже вынужден был отправиться вниз. А Бур…
Я вспомнил эту кличку Варниса из группы инженеров параллельного потока.
– Убит кем-то внизу, когда попал туда после зафиксированной Системой вспышки гнева. А Люси Ли… доживает свою жизнь где-то в Даунтауне, связалась с наркотиками. Блис, Стюарт… Все они уже на нижних этажах. Надо признать, мы не способны соответствовать тем параметрам, которые сами же заложили в качестве эталонных в базу данных Системы.
Слова Майка были откровением для меня. На какое-то мгновение, как мне показалось, забыл о собственных проблемах.
– Система непогрешима, но люди не могут жить в рамках, необходимых для всеобщей безопасности. Система – это некий сотворённый нами же самими механизм, который теперь методично перемалывает своих же создателей, а мы продолжаем надеяться на неё и верить ей… Я разработал ряд квадростационарных гексоидных сетей, которые при использовании их в составе анализирующего механизма Системы позволят максимально исключить количество обобщений. Их мощности будет достаточно для того, чтобы учесть все данные, необходимые для принятия правильного решения по отношению к каждому, однако, интеграция этого изобретения в Систему тормозится вот уже много лет … Но речь сейчас не об этом… Нам надо спасти тебя, а для этого надо доказать всем, что Система в том виде, в котором она существует сейчас, несовершенна. Она способна ошибаться.
– Но как? – растерянно спросил я. – Как мне сломать её? Пробраться к её серверам?
– Ну нет, дружище. Технически Система защищена идеально, тебе её не пробить… Нечего и думать о примитивном повреждении Системы, внешне ты должен остаться чист. Ошибиться должен не ты, а она.
– Это невозможно, – обречённо сказал я. – Тебе известны случаи, когда решение Системы сочли бы ошибочным?
– Нет, – отрицательно покачал головой Майк.
– Как же ты тогда предлагаешь сделать мне это?
– Есть один план, – неуверенно начал Майк. – Стопроцентной гарантии дать тебе не могу, но процентов восемьдесят, пожалуй…
Я напрягся. Неужели гений Майка нашёл выход?..
– Надо кое о чём ещё подумать… Но мне кажется, должно получиться…
– Говори, – нетерпеливо перебил я.
– Ну слушай. Доказать свою невиновность Системе ты не сможешь, но есть возможность достучаться до контролирующих её работу людей. Тебе нужен разговор с теми, кто принимает решения в случае неисправности Системы. Такие люди есть! В Систему заложено следующее указание: при возникновении ошибки или сбоя в работе управление ситуацией переходят в руки обладающих исключительными правами людей. Если ты доберёшься до них, это будет верный способ всё изменить. На их решение ты сможешь повлиять. Им ты сможешь всё объяснить, рассказать. В конце концов, попробуешь упросить, подкупить. Система бездушна, а человек – нет. В твоём случае оправдан ты можешь быть только людьми. Правда встретиться с ними непросто… Данные о том, кто они и где находятся засекречены и охраняются самой же Системой. Однако в случае возникновения чрезвычайной ситуации Система сама приведёт тебя к ним. Тебе надо вызвать ошибку Системы…
– Но Система не ошибается! Это закон! – перебил я Майка.
– Смотри, допустим, такую ситуацию: ты покупаешь в магазине товар, а на кассе Системе не удаётся идентифицировать его, она выдаёт сообщение о том, что его на складе просто нет. Но он же есть, ты же держишь его в руках! Реально этот товар существует. Это означает только одно – между информацией, занесённой в Систему, и реальностью есть расхождения. К сожалению, в наше время люди предпочитают больше верить Системе, чем собственным глазам и ушам. Я предлагаю тебе сломать Систему именно этим способом, пока она не успела вынести тебе приговор. Загоним Систему в тупик, она вынуждена будет передать права принятия решения людям, и вот тогда ты спасён! Ты получишь шанс доказать собственную невиновность.
Я внимательно слушал Майка. Его слова казались мне невероятными, но они обнадёживали меня. Неужели у меня всё-таки есть выход?..
– Теперь давай размышлять дальше. Вот что получается. Итак, что составляет саму Систему? Она состоит всего лишь из двух частей: первая – аппаратные устройства сбора данных, и вторая – анализирующее эти данные программное ядро. Устройства сбора данных – это датчики движения, подслушивающие микрофоны, камеры слежения, инфракрасные камеры, но это всё ерунда… Пытаться вызывать ошибку Систему через них не имеет смысла. Они не значат ничего без главного элемента, связывающего любую личность с конкретной ячейкой базы данных Системы – без так хорошо знакомого нам идентификационного зрачка.
– Ты предлагаешь взломать базу данных и изменить записи о моём сегодняшнем дне! – догадавшись, воскликнул я.
Майк только засмеялся в ответ.
– Взломать базу данных Системы невозможно. Эта была бы самая безумная идея из всех! Более пяти миллионов степеней защиты. Никто из людей не способен прорваться туда.
Недоумевающе я смотрел на Майка.
– Данные заносятся в базу и корректируются автоматически, силами самой же Системы. Ни один человек не имеет доступа к ним. Надеяться изменить записи о тебе в базе данных Системы бессмысленно. Надо стремиться повлиять не на них, а на параметры, по которым Система идентифицирует тебя. Будем менять твоё тело.
– Пластическая операция?.. – неуверенно спросил я.
– Не поможет, – отрубил Майк. – Сетчатка глаз, отпечатки пальцев ещё ладно… Но внутреннее расположение органов, скелет…
Я развёл руками.
– Каждый волосок на твоём теле, каждый кровеносный сосуд учтён. Всё вместе – это твои антропометрические параметры. Более двухсот характеристик. Их совокупность уникальна. Тебе надо изменить своё тело так, чтобы Система дала сбой по каждой из них. Это вызовет ошибку. Если Система не найдёт человека с твоими данными в своей базе, это будет немыслимо. Это будет нонсенс! Ты получишь уникальный шанс обвинить её… Информация о каждом из нас с самого рождения заносится в базу, мы все там есть, нас не может там не быть, а тебя не окажется! Мы сделаем так, что Система не опознает тебя. Она не готова к решению такой задачи и вот тогда… Тогда ты столкнёшься с теми, кто призван принимать решения за неё. Люди. Вот с ними ты и сможешь договориться. Хочу тебе поведать, что у Системы слежения сейчас много противников. Если станет известно, что она неидеальна и может дать сбой… Ты представляешь, что тогда начнётся? Ты можешь устроить настоящий переполох. Это никому не нужно. Твоё дело, мёртвая жена… Всё это быстренько замнут. Я думаю, тебя полностью реабилитируют и восстановят в правах.
– Меня уничтожат…, – со страхом проговорил я Майка. – Меня убьют.
– Не посмеют. В этом случае они сами станут преступниками и попадут под действие всё той же Системы. Никому не разрешено нарушать заложенный в её программные модули закон. Как я уже говорил, права решения переходят к людям только в исключительных ситуациях и на очень ограниченное время. В твоём случае это будет только один раз – когда Система даст сбой.
– Но как? Как вызвать эту самую ошибку? Полностью изменить тело… Это невозможно…, – обречённо заключил я.
– Есть способ, – торжествующе провозгласил Майк.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил я. После всех предыдущих рассуждений вероятность вызвать ошибку Системы казалась мне нулевой.
– Восемьдесят процентов того, что будет положительный результат, – решительно ответил Майк.
– Рассказывай! – в нетерпении приказал я.
– Тогда я не придал значения этому сообщению, – начал Майк. – Я наткнулся на него совершенно случайно, когда бродил как-то по сети. Сначала я счёл его для себя малоинтересным, слишком уж далека была его тема от вопросов моих работ. Один профессор предлагал добровольцам поучаствовать в своём эксперименте, речь шла о каких-то бимолекулярных исследованиях ДНК. Безопасность участника гарантировалась, приводились документы об успешных испытаниях на животных. Но это не столь важно… В качестве побочных эффектов эксперимента было указано – «Незначительное изменение антропометрических параметров подопытного экземпляра». Меня заинтересовала эта фраза. В то время я работал над интуитивно-адаптивными рецисивами с целью проработки дальнейшей возможности их использования в Системе. Я связался с учёным, направил ему официальный запрос. Я попросил предоставить мне для исследования результаты его работ. Доктор ответил. Обстоятельный отчёт содержал подтверждённую экспериментами и расчётами цифру – пяти-шестипроцентное изменение каждой характеристики тела! Ты понимаешь, чем это значит?! Система допускает изменения до 1,6%, а тут целых пять! Однозначно это вызовет её сбой! Ты должен ехать…
Майк замолчал. А через секунду, виновато посмотрев на меня, продолжил:
– Дело осложняется тем, что в качестве участника эксперимента профессор непременно искал кого-нибудь из Аптауна. Я подозреваю, что вряд ли ему кого-нибудь удалось найти. Это означает, что данных экспериментов на людях у него нет…
– И ты предлагаешь мне такое? Стать подопытным? Тем сумасшедшим, который отдастся в руки совершенно неизвестного мне человека? Принять мне, самому являющемуся профессором, руководителем лаборатории, заведующим многими проектами, участие в рискованном, не проверенном на других людях эксперименте? – негодующе воскликнул я.
Я был расстроен, Майк предлагал мне полное безумие. Позволить подвергнуть себя, свой организм нелепым опытам, было верхом глупости. Никогда люди Аптауна участия в подобных экспериментах не принимали, для этого существовали обитатели Даунтауна, Мидлтауна наконец. Любые тесты всегда проводились только на них, но никак не на жителях высших этажей. Мы были исследователями, а не подопытными! Пусть я сейчас задавлен, загнан угол, но никогда…
– Не горячись, – спокойно прервал меня Майк. – На тот момент, когда я связывался с профессором, с экспериментами на людях у него не было, однако опыты на животных, впечатляли…
– Генные модуляции? – спросил я.
– Не похоже, – покачал головой Майк. – Разработками в генной инженерии уже никого не удивишь, тут видимо что-то другое…
– Плазмостационарные квантэссенции?
– Возможно. Подробностей, сам понимаешь, я не знаю. Да меня они тогда не интересовали. Мне важно было учесть результаты этих опытов в своих работах. Я списывался с этим профессором год… нет, где-то года два назад. Решайся… Другого выхода я не вижу. С помощью пластики мы сможем добиться всего лишь ноль целых три десятых процентов изменений, система это пропустит, здесь же получим все пять… Этого достаточно, чтобы Система не смогла опознать тебя и дала сбой.
– Надо подумать, – растеряно пробормотал я.
– Подумай, – согласился Майк. – Но всё решить надо уже сегодня, сейчас. Времени нет. Выйдя отсюда, ни ты, ни я, не имеем уже права на ошибку. К этому моменту мы обязаны иметь чёткий план.
Майк вышел. Он удалился в столь модные ныне аэрокомнаты, где за соответствующую плату можно было подышать обогащёнными полезными компонентами газами. Для обитателей Аптауна, в отличие от жителей низших этажей, забота о здоровье была превыше всего. Настоящего, природного воздуха на всех не хватало, его почти не осталось на нашей планете. Города, поглотившие собой колоссальные пространства, вытеснили всё то, что раньше зеленело, дышало, жило. Фотосинтез растений давно уже был под контролем. Использование его в промышленных целях уничтожило лесные массивы, превратив атмосферу в искусственно насыщаемую кислородом смесь.
Майк оставил меня, я же принялся размышлять. То, что предлагал он мне, было чистым безумием. Вызвать при помощи сомнительного эксперимента ошибку Системы, той самой Системы, которая на нашей памяти ни разу не ошибалась – это было настоящим сумасшествием! Система была отлажена, отработана до автоматизма в течение сотен лет. Беря начало с технологий идентификации электронных платежей прошлого, теперь она представляла собой самый сложный, на сегодняшний день, технический объект. Люди безоговорочно доверяли ей. Представляя собой развитую структуру, она пронизывала каждый уголок, каждую частичку пространства. Ещё никому не удавалось её обхитрить. Майк предлагал невероятное. Самые отъявленные злодеи лишались из-за Системы всего, самые талантливые учёные трудились над усовершенствованием её средств. Я не мог сравниться с теми, кто пытался обойти Систему в хитрости, не мог превзойти тех, кто разрабатывал её, в уме. До сегодняшнего дня я жил по правилам всё той же пресловутой Системы и, если бы не эта роковая случайность, если бы не Эльза, я и не помышлял бы о том, чтобы сломать её. Я хотел спокойной жизни. Я готов был соблюдать закон. Но этот нелепый случай… Он ставил крест на моём будущем, лишал меня всего. Во что бы то ни стало, мне нужно было оправдаться. Я не преступник, но теперь я как волк, как жалкий зверь загнан в угол и вынужден сражаться. Система не имеет возможности выслушать меня. Она проанализирует мои действия, прогонит их через свои стандартные алгоритмы и вынет свой бездушный вердикт. Надо действовать незамедлительно, прямо сейчас. Терять мне нечего, моё падение вниз при нынешних обстоятельствах – это решённый вопрос. Вернись я домой сейчас – внизу окажусь уже завтра, решись я воплотить в жизнь план Майка… Может быть, есть шанс? Эх Майк, друг Майк, что же ты мне предлагаешь. Стать подопытным кроликом, добровольно подставить под угрозу собственное здоровье и жизнь. А если останусь калекой? Или может всё-таки повезёт?.. Либо уж лучше домой, чтобы сразу вниз?..
К приходу Майка я окончательно запутался, но глядя на суетившегося возле нас официанта, на его сгорбленную в вечном поклоне спину, в погасшем взгляде унылых глаз, я понял, что не хочу стать таким же, как он. Я не желаю жить, думая только о собственном пропитании и нехитрых телесных потребностях, не хочу опускаться туда, куда не проникают солнечный свет. Я вспомнил, как много раз благодарил судьбу за то, что я не такой, как они, эти жалкие люди с нижних этажей, готовые работать за грош. И вот один трагический случай, один роковой эпизод приравнивал меня к ним. Если Система вынесет свой приговор, в глазах аптаунцев я буду преступником, достойным только одной участи – быть отправленным вниз.
Если есть хоть один шанс из ста остаться в Аптауне, я готов использовать его. Майк ждал моего решения.
– Ну… Давай попробуем, – неуверенно произнёс я.
– Не сомневайся, – хлопнул меня по плечу Майк. – Я верю в удачу. Слушай, я уже всё придумал и составил план. Отсюда поедешь вместе со мной. Переночуешь в моей квартире. Бояться теперь нечего. Все твои сегодняшние и последующие действия позже будем списывать на сбой Системы.
Я схватился за голову. Как же это всё было глупо и нелепо… Но отступать было некуда. В спину мне смотрели тысячи пар пристальных глаз. Мои соседи по Аптауну, не упустят возможности опустить меня, ощутив тем самым свою собственную непогрешимость перед Системой.
– Сразу же, как договорюсь, поедешь к старику. Побудешь у него, сколько нужно, а потом… Да не волнуйся ты, я тебя не брошу …
Слова Майка слабо успокаивали меня. Я находился на грани отчаянья. Привычная жизнь в один миг была разрушена, а не её месте возникал какой-то сомнительный план.
– Я буду рядом, когда система даст сбой. Тебе нужен будет свидетель…, – долетал до меня голос Майка.
Когда мы вышли из ресторана, на улице стояла глубокая ночь. Весь Аптаун был залит огнями. Светилось всё – дорога, тротуары, здания, и, конечно, парящие в вышине яркие звезды воздушных фонарей. Вокруг царило оживление. Конец субботы был тем особенным временем недели, когда благородные жители Аптауна выходили в свет. Это было время посещения культурных мероприятий и сверх эстетичных мест Аптауна. Теперь вся эта разнаряженная, разодетая, окутанная облаком дорого парфюма толпа чинно прохаживалась по сверкающим улицам. Всем им нужно было демонстрировать друг другу собственную состоятельность.
Дожидаясь доставки своей машины, мне не удалось избежать встречи со знакомыми. Эта старая ведьма вместе со своим щупленьким мужем возникли как будто прямо из пустоты. Казалось, сегодня они только и ждали того момента, когда, расплывшись в традиционно-притворных улыбках, кинутся пожимать наши с Майком руки. Воодушевлённо принялись расписывать они, как прекрасен нынешний вечер: и погода хороша, и специально открытый к ста пятидесятилетию художника Рейвера экспозиционный зал. Поспешно «нацепив» на себя такую же, как у них, широченную, белозубую улыбку я принялся выполнять положенный при таких встречах негласный ритуал.
– Как ваша чудесная жена? Она не с вами? – прикрывая излишней любезностью взгляд своих цепких пронырливых глазок, спросила у меня старуха.
– О, у Эльзы всё великолепно! Благодарю, что поинтересовались! Я обязательно передам ей привет от вас. Она будет очень рада! Она часто вспоминает вас, – рассыпался я в ответных любезностях, удивляясь тому, как ловко научился врать. – Моя жена, к сожалению, не со мной, она дома. Я тут, как видите с другом, а у него пока, к его великому сожалению, ещё нет семьи.
– О, как мне жаль таких молодых людей, как вы, – принялась сокрушаться старуха. – Вы всецело отдаётесь науке…
К тому моменту, когда неповоротливая обслуга, наконец, подала мой автомобиль, я готов был разорваться от злости. Старуха достала меня… Место на верхних этажах Аптауна было слишком ценно, поэтому все свободные от пассажиров машины убирались с улиц в парковочные шахты, уходящие глубоко вниз. Чётко отлаженный механизм транспортёра делал процедуру подъёма автомобиля быстрой и удобной, однако, как мне показалось, сегодня подача моей машины невероятно затянулась. Сделав отметку в Системе о плохой работе персонала «Плаза», неминуемо грозящую всем работающим сегодня на парковке увольнением, мы с Майком сели в автомобиль.
Предусмотрительно приехав в «Плазу» на такси, Майк теперь расположился в мягком кресле рядом со мной. Он продолжал размышлять.
– Пять процентов в изменении внешности! Ты только подумай. Даю гарантию того, что Система не пропустит этого. Она не адаптирована под решение подобных задач…
– В ней сейчас по-прежнему используются транценсивные цепи? – спросил я.
– Да, – подтвердил Майк.
– Я хочу предложить использовать параллельно с ними интуитивнообучаемые биосхемы, – сказал я. – Это позволит на тридцать процентов увеличить производительность обработки данных.
– Неплохо! – воскликнул Майк. – Никогда не сомневался в твоих способностях. Нет, я не дам тебе опуститься вниз. Останешься в Аптауне.
Мы двигались дальше. Глядя на монотонно струящуюся под колёсами автомобиля полотно дороги, я задумался… Все мы, так или иначе, работали на Систему. Она настолько сильно пропитала нашу жизнь, что все наши мысли, наши стремления теперь неразрывно были связаны с ней. Я жил в Аптауне – уровне интеллектуалов. Мы определяли развитие современной науки, общества и каждый из нас по-своему выступал за Систему, а не против неё…
– Эх, жаль, не смогу тебе ничем помочь в сборе информации о тех, к кому попадает управление в случае сбоя Системы, – продолжал Майк. – Эти данные засекречены и охраняются самой же Системой. Она не одобрит неожиданно возникший у меня к ним интерес…
Мы подъехали к дому Майка. Несмотря на то, что Майк жил один, он расположился на двух этажах одного из самых высоких и самых престижных зданий Аптауна.
Отсканировав облик Майка, его дом приветливо распахнул перед нами двери.
Весь второй этаж квартиры Майка занимала лаборатория. Чего тут только не было, и гелиостационарные установки, и модуляторы фактор-импульсов, и даже синховазивный трасвертор, но меня больше всего привлекало сейчас огромное, во всю стену окно. Отсюда, с самой верхней точки города, открывался прекрасный вид на весь Индианаполис. Частокол увенчанных шпилями небоскрёбов, изогнутые ленты парящих между ними дорог, каскады огней – всё это одной великолепной картиной простиралось подо мной. Прильнув к холодной поверхности стекла, я заглянул вниз. Сейчас, находясь на самой вершине города, я попытался рассмотреть, увидеть, узнать, где же заканчивается Аптаун и не смог. Отвесные стены зданий, уходя вниз, смыкались где-то в чёрной глубине. Из школьных учебников я знал, что ниже меня находятся две части города – Мидлтаун и Даунтаун. Город рос. За последний год здания Индианаполиса в среднем поднялись на шесть метров. Городские постройки стремились ввысь. Возводились новые этажи, укреплялись старые. Внизу оставалось всё то, что было воздвигнуто раньше. Никто уже точно не мог бы сказать, как глубоко уходит город вниз, но то, что фундамент его стоит на земле, было неоспоримым фактом. Все городские сооружения опирались на грунт, на ту самую природную твердыню, которую уже давно никто не видел. Начав свой рост, города уже не могли остановиться. Наши небоскрёбы упирались в дымку облаков, оставляя внизу всё менее пригодное для жизни пространство. Аптаун – так назывался верхний, самый лучший уровень любого мегаполиса. Его составляли самые новые, самые современные районы. Ниже простирался Мидлтаун. Что я знал о нём?.. Его постройки – оставшиеся от Аптауна старые, давно вышедшие из моды этажи. Жители – занявший наши прежние квартиры «офисный планктон». Система зорко следила за тем, чтобы никто из обитателей Мидлтауна не пересёк его границы и не выбрался наверх. Что бы делали эти люди у нас? Не имея надлежащего образования, не способные на интеллектуальный труд, они только породили бы ряд проблем и нарушили бы весь наш благополучный уклад. Волнения, беспорядки… И все только из-за того, что кто-то захотел, не имея на то сил и знаний, получить лучшие условия жизни. Нет, в нашем обществе было всё чётко – каждый занимал соответствующий его разуму этаж, а Система зорко охраняла эти границы.
Ниже Мидлтауна располагался Даунтаун – промышленная часть города, район работяг. Здесь жил самый многочисленный низший класс. Работая на фабриках и заводах, они ютились в комнатах прямо возле производственных цехов. Получая жалкие гроши или работая за еду, они вели неведомый мне образ жизни. Те запуганные, забитые создания, которые попадали в качестве обслуги в Аптаун, всегда были безмолвны. Чем они жили, как, какими заботами? Никто из нас этого не знал.
Аптаун был слишком далёк от всего остального мира. Все три уровня не пересекались и были чётко ограничены. Специальные скоростные лифты были единственной возможностью перемещаться между уровнями по вертикали. Жители верхних этажей могли беспрепятственно опускаться вниз, люди же снизу могли подняться наверх, только получив на это разрешение Системы. Система слежения, действующая на всех уровнях, наблюдала за всем. Она сканировала, записывала, фиксировала, анализировала, не позволяя никому нарушать установленные для каждого уровня правила. Право жить в Аптауне имели немногие. Каждый из нас обязан был быть «идеальным». Перечень проступков, за которые грозила блокировка Системы, все мы знали наизусть. Нельзя было наносить моральные и физические увечья, воровать, нарушать общественный порядок, болеть… Залогом спокойствия Аптауна и его комфорта было благочестие его граждан. Те, кто не соблюдал эталонные правила, отправлялись вниз.
Я, Майк и многие другие с детства жили в Аптауне. Не видя и не представляя для себя иной жизни, с молоком матерей мы впитали в себя его правила. Взамен на накладываемые ограничения мы получали безграничный простор для самореализации, фантастические условия деятельности, ну и конечно тот комфорт, который и не снился жителям нижних этажей. Здоровый образ жизни, всеобщее благополучие, безопасность, покой позволяли отстраниться от житейских проблем… Шикарные автомобили, роскошные дома, квартиры – мы имели максимум того, что могла предоставить нам современная среда. К нам стекались деньги со всех этажей…
– Держи, – протянул мне бокал Майк.
– Алкоголь! – удивился я. – Откуда?
Жители Аптауна не употребляли спиртных напитков. Их нельзя было достать, раздобыть, купить. Алкоголь затуманивал разум, вёл к непредсказуемым последствиям и в Аптауне был запрещён.
– Из Мидлтауна, – ответил Майк. – Там он продаётся за копейки на каждом углу.
– Но его же нельзя провозить к нам, наверх! – воскликнул я.
– Ты меня поражаешь, – воскликнул Майк. – И это говорит мне учёный с мировым именем, который занимался изучением магниторезонансных свойств жидкостей.
– Причём тут это? – возмутился я.
– А как ты думаешь осуществляется слежение?.. Да, да, именно так. В напиток вводится кодирующая суспензия, которая фиксируется сканерами Системы. Время распада её в нашем организме составляет примерно пять-восемь часов, поэтому, даже влив алкоголь в себя, пробраться в таком состоянии в Аптаун нереально, не говоря уже о том, чтобы пронести сюда бутылку…
– А ты? – удивился я.
– Я учёный, я знаю суть вещей. Один нехитрый прибор, умещающийся на ладони, и введённое вещество теряет свои магнитные свойства.
– Ты гений!.. – изумился я. – И остальные тоже знают?..
– Жители нижних этажей понятия не имеют ни об устройстве Системы, ни о природе вещей. Для них Система слежения – это некое всевидящее око, наделённое мистическими способностями. Они даже не догадываются о тех технологиях, которые применяются в ней. Жители же Аптауна, конечно, знают. Я думаю, тут многие смогли бы проносить выпивку снизу. Может быть, и проносят, хотя вряд ли…
– Но почему!? Если они могут обмануть Систему…, – снова удивился я.
– Последствия, мой друг, последствия… Можно обмануть Систему, но не собственный организм. Алкоголь затуманивает разум, побуждает к непредсказуемым действиям, – сказал Майк. – Последствия приёма алкоголя для многих здесь могут оказаться весьма трагичными. Я тебе тоже даю его только потому, что случай экстренный, тебе надо расслабиться. А вообще, не рекомендую… Сейчас же тебе это не повредит, по тебе уже всё равно низ плачет, – засмеялся Майк и похлопал меня по плечу.
