Kitabı oku: «В лабиринтах вечности», sayfa 3
Глава Третья
Следы атлантов
I
1912 год, Париж, Сорбонна
Зал гудел. Слышались смешки, едкие выпады, выкрики:
– Фальсификация!
– Подтасовка фактов!
– Всё подстроили!
– Нет доказательств!
– У Вас нет доказательств!
За кафедрой молодой ученый бледнеет на глазах, на лбу испарина, в руках пожелтевшие листы. Он потрясает ими и пытается, всё еще пытается докричаться до ученого совета и доказать им свою правоту, донести до них свою, именно, свою истину.
– Есть! Есть доказательства и вот они! – парировал Пауль Шлиман. Он неестественно бледен, но настроен решительно, – Это документы моего деда – Генриха Шлимана! Они являются неопровержимыми доказательствами. И я …
– Да ваш дед не отличался правдивостью! – выкрикнул, а вернее по-стариковски тускло проскрипел ученый муж, сухонький, чопорный, весь аккуратненький (с усиками и острой бородкой, которая, тряслась при каждом слове), лицо его было перекошено от злости. – Ваш дед все носился со своей Троей и золотом Приама. А была ли это та самая Троя? И не сам ли он заложил клад, им затем найденный?! А? Ведь свидетелей не было! А теперь вы нам подсовываете какие-то бумажонки и хотите сказать, что он нашел Атлантиду!
– Да, ваш дед просто использовал фантастические сказки Платона… – подхватывает уже другой светила.
– Вы сфабриковали… – послышалось с задних рядов амфитеатра.
Среди общего нежелания принять новое открытие Пауля Шлимана слышны и другие настороженные и пытливые восклицания:
– Дайте сказать ему!
– Пусть скажет!
– Доказательства!
– Покажите, что там у вас есть…
– Дайте ему сказать…
Пауль Шлиман, выждав немного и поправив пенсне, торжественно зачитал:
– В 1890 году в Неаполе мой дед, Генрих Шлиман, за несколько дней до своей кончины передал своим друзьям запечатанный конверт. Надпись на нём гласила: «Разрешается вскрыть только тому из членов семьи, который поклянется, что посвятит свою жизнь упомянутым здесь поискам»…
– И каким же это поискам? – съехидничал злостный старикашка, – уж не Атлантиду ли будем искать? Хе-хе-хе.
Шлиман выдержал паузу и, даже не удостоив взглядом старца, продолжал:
– За час до кончины дед онемел, поэтому он взглядом указал моему отцу на лист бумаги на столе, на котором его рукой было написано: «Секретное примечание к запечатанному конверту. Ты должен разбить вазу с головой совы, рассмотри ее содержимое. Оно касается Атлантиды. Веди раскопки в восточной части храма в Саисе и на кладбище Шанука. Это важно. Найдешь доказательства, подтверждающие мою теорию. – Шлиман обвел притихшую аудиторию и торжественно закончил, – Приближается ночь, прощай!»
Какое-то время царила тишина, казалось, всех собравшихся потрясла последняя воля Генриха Шлимана – подарить миру ещё одно Великое Открытие.
И, казалось, в умах ученых предсмертные слова Шлимана именно сейчас занимают должное место.
Но нет!
Это была лишь недолгая пауза. Ученые мужи какое-то время обдумывали услышанное, сопоставляли каждый для себя известные для них факты. Благоговейное молчание и задумчивые лица ученых – всё это длилось лишь несколько мгновений, и зря Пауль Шлиман гордо и победоносно взирал на них с кафедры, зря ему уже мелькал призрачный лавровый венок, не прошло и минуты, как новая волна ученого негодования и недоверия обрушилась на него:
– Ах, как трогательно! «Приближается ночь! Прощай!» Что-то я не помню за Шлиманом такой сентиментальности! Сами, должно быть, придумали… – проскрипел всё тот же неугомонный старикан.
– И какие же доказательства, если не секрет, вы нашли? – доносились язвительные выкрики.
– Покажите…
– Продолжайте… – эхом отзывалось с задних рядов.
Шлиман вновь поправив пенсне, обвел затихающие ряды взглядом и продолжил:
– Мой дед…
– Ваш дед – фальсификатор!
– Мой дед велел передать это письмо на хранение в один из банков. Так как мой отец не любил археологию и был далёк от неё, а я на то время был ещё слишком мал, поэтому письмо все эти годы пролежало в банке. Но сколько я себя помню, отец всегда говорил мне, что я, возможно, именно тот, кто продолжит дело деда, и я действительно мечтал когда-нибудь открыть своими руками… и прочесть эти строки…
– Ах, как трогательно!
– …Но для того, чтобы завещание могло вступить в силу, я должен был доказать, что готов посвятить свою жизнь археологии и Атлантиде. Я несколько лет учился в России, Германии и на Востоке, учился у вас, уважаемые коллеги, изучал ваши труды, – он сделал заметную паузу и настойчиво посмотрел на старика, который в свою очередь благосклонно склонил голову (хоть этот Шлиман и выскочка, но старику польстило – его вспомнили). – И многому научился у вас. Многое познал, но до сих пор не могу сказать, что хоть на шаг приблизился к тем тайнам, что постиг мой дед…
Не успел он закончить, как старик зашелся скрипучим, похожим на скрип телеги на пыльной дороге в Арли, голосом.
– Мы знаем! – скрипел он, – Знаем! Он подложил золото в клад царя Приама! Ведь, что ему каких-то там тринадцать килограммов презренного металла? Он же на спекуляции в Америке нажил капитал, так что ему золото… Славы ему захотелось! Что есть золото в сравнении со Славой? Ничто! Вот оно зло-то, где зарыто… Славы хотел Шлиман!
Старик продолжал шипеть, но его уже никто не слышал, взгляды всех были обращены на кафедру, где внук знаменитого археолога достал из конверта бумаги.
– В 1906 году мне исполнился 21 год. Тогда я наивно полагал, что уже достаточно сведущ в вопросах археологии, и мне не терпелось вскрыть этот таинственный конверт. С замиранием сердца я произнес клятву, что готов посвятить свою жизнь тайне погибшей Атлантиды. Я дал клятву и сорвал печать…
Он вновь многозначительным взглядом обвел аудиторию.
Царило гробовое молчание. Все замерли, затаив дыхание, внимая голосу Шлимана, как гласу пророка. Даже неугомонный ученый муж перестал скрипеть и злостно шипеть – его старческая шейка вытянулась вперед, бородка нервно тряслась, – он весь напрягся в ожидании.
– В конверте моего деда находились снимки и многие документы. Вот содержание одного из них: «Я пришел к выводу, что Атлантида была не только крупным материком между Америкой и западной Африкой и Европой, но и колыбелью нашей культуры. Специалисты уже достаточно спорили по этому поводу. Они придерживаются мнения, что предания об Атлантиде – это просто выдумка, построенная на основе отрывочных сведений о всемирном потопе до Рождества Христова».
– Придерживались и будем придерживаться! И нас не обмануть! – потряс старец сухоньким кулачком.
Шлиман не обратил внимания и на этот выпад.
– «Другие же считают их историческим фактом, однако не имеют возможности доказать это. В прилагаемых материалах содержатся документы, записи исследований, а также различные доказательства, которые, следует учитывать». Дальше дед просит продолжать его исследования, использовать все факты и материалы и не замалчивать, не держать в секрете его открытие. А также он оставляет энную сумму во Французском банке на предъявителя данной расписки. И письмо заканчивается словами «Пусть Всемогущий благословит это важное дело! Ваш Генрих Шлиман. – Пауль торжественно замолчал, театрально склонив голову. Но, не давая ученым мужам начать новую волну прений, продолжил цитировать документы дальше. – Во время раскопок в 1873 году на развалинах Трои, когда мне посчастливилось во втором слое наткнуться на «золото Приама».
И тут ученый старик вновь встрепенулся, выкрикнул:
– Да! да, да как же наткнуться на золото Приама! Подложил его в раскоп сам!
Пауль не слышал его…
– «…То нашел в нем необычного вида бронзовую вазу».
И вновь «старикашка» съехидничал и всплеснул руками:
– Ах, скажите на милость, а что ж он раньше-то об этой вазе не упоминал? Про золото трубил, а про «редкую» вазу, про такое сокровище столько лет ни-ни!
Но его едкость и глумливый тон, и, возможно, уместное негодование потонули в пылкой речи Шлимана. Он, не замечая учёного мужа с его нападками, шел к своей цели – доказать.
– «В вазе находились глиняные черепки, мелкие золотые изделия, монеты и предметы из окаменелых костей. На некоторых из них, как и на бронзовой вазе были выведены иероглифы «От царя Хроноса из Атлантиды».
В зале вновь послышались едкие выпады.
– Может это кости доисторического пращура Хроноса?!
– О, да! Ха-ха!
– Нет! Это сам Хронос кости свои передал Шлиману в знак благодарности на хранение! – хихикнул кто-то в зале.
– В следующем документе дед указывает на то, что такие же глиняные черепки и такие же предметы из окаменелых костей и точно такую же монетку из необычного сплава (возможно, это и есть тот самый легендарный материал – орихалк), привезенной из Америки он нашел в коллекции Лувра в 1883 году!
– Ого, куда хватил!
– Подтасовка!!!
– Он лжет!
– Нет в Лувре этого!..
– А также дед расшифровывает содержание древнеегипетского папируса, что хранится сейчас в Эрмитаже: «На протяжении тьмы веков нами правили боги, а потом нами стали править фараоны». И вы не сможете не заметить поразительного сходства в мифологиях… Есть множество доказательств того, что Атланты посещали и древний Египет, и Америку, так как сходство в культурных слоях очевидны! Строительство пирамид… Поклонение солнцу, как главному божеству… Сходство погребальных обрядов! И оно разительное! Мумифицирование… Посмертные маски… И вот, кстати, дед оставил посмертную маску, найденную им в Трое из янтаря…
– Янтаря!?
– В Трое?! Янтарь!
– Ещё скажите янтарь в Египте… ха-ха…
– Ха-ха…
Зал загудел. На верхних рядах недобро гоготали и свистели студенты, светила науки закисли глумливым хохотом. И подхваченный едкими выкриками смех, как волна, разливался по аудитории и с каждой секундой становился всё оглушительней.
Остро, нервно Пауль всматривался в лица коллег, пытаясь найти хотя бы одни сочувствующие и понимающие его глаза, пытаясь найти хотя бы одного сторонника, но в аудитории стоял уже гомерический хохот. Пунцовые пятна покрыли его лицо, он трясущимися руками сгрёб с кафедры бумаги и бросился прочь, выкрикивая на ходу:
– Я докажу Вам! Я всем докажу!
Он бежал по мокрым октябрьским Парижским улицам, без шляпы и пальто, прижимал растерзанные страницы к груди и шептал:
– Докажу! Я им докажу! Была Атлантида! Я всем докажу! Докажу!
II
1985 год. 4 июля
– Настена, проснись! Пристегни ремень – идем на посадку. Ой, смотри! Пирамиды!
– Какие пирамиды? – Настя, сонная, глянула в иллюминатор и чуть ли не подпрыгнула. – Ого!!
Там, внизу, красовалась верхушка пирамиды Хеопса, а рядом ещё две.
Самолет качнул крылом – словно отдавая честь этим хранителям вечности.
– Точно стражи пустыни.
– Огромные!
– Даже и не верится, что их создали люди!
– Но как? Как такое возможно?!
– Вот именно, как?! – Настя многозначительно подняла брови и, вновь посмотрев на пирамиды, задумчиво прошептала, – А может и впрямь…?
– О, да! – скептически передернула Аня, – Ещё скажи, инопланетная цивилизация… инопланетяне прилетели – сделали!
– Нет, я подумала о другом…
– Знаю, знаю, у тебя всегда: если не инопланетяне, то Атланты! Чушь!
Настя не успела ответить. Лёгкий вздох заставил их обернуться. Сосед будто зябко поёжился, но глаза не открыл.
– Да, толкни его…, уже посадка, пусть хоть ремень пристегнет.
– Нет, не хочу, боюсь! Пусть спит. У него такой взгляд тяжелый… бр-р-р…
– В самом деле, жутковатый тип. Кажется, твоя книга врёт, – Настя многозначительно кивнула в сторону спящего, – этот субчик, скорее всего, был разбойником с большой дороги, а не милой женщиной.
– Или адептом какой-нибудь тайной секты женоненавистников!
Мужчина, не открывая глаз, злобно хмыкнул.
– Ой, – Аня поднесла к губам пальцы и втянула голову в плечи, – он не спит!
Девчонки притихли и уже до посадки самолета сидели, как мышки, тихо-тихо.
III
Веселой, пёстрою толпой туристы растекались по таможенному терминалу. Бойко заполняли декларации, стремясь как можно быстрей пройти все необходимые формальности.
Уставший от однообразия офицер, не поднимая головы, брал один паспорт за другим, цепким взглядом окидывал услужливо подставленное в стеклянную раму лицо и ставил печати. Всё как обычно. От монотонной, скучной работы он даже позёвывал…
– Имя? Фамилия? Цель поездки? – уточняет он, вглядываясь в фото очередного туриста, медленно поднимает глаза, чтобы сверить паспорт с оригиналом.
«Оригинал» бойко, диссонируя с настроением офицера, отвечает:
– Анна Сопина, – и премило улыбнувшись, самым ласковым голоском добавила, – туризм.
Цель поездки, конечно же, другая – они пишут работы по истории древнего Египта. Правда, тема их диссертаций хоть и одна: «Фараон Исхода», да вот только персоналии в ней разные. По ее версии, фараоном Исхода был Эхнатон – правитель восемнадцатой династии, отменивший всех богов и поклонявшийся единому богу – Атону. А, по мнению Насти, исход евреев из Египта пришелся на правление Рамсеса II. Тема сложная, спорная, требующая как больших знаний, так и неопровержимых доказательств. Поэтому, когда им предложили поехать по студенческому обмену в Египет и самим на месте попробовать разобраться в исторических коллизиях, они, конечно же, с радостью согласились.
Но этому офицеру знать кто они и что, – необязательно. Зачем усложнять?
Поэтому просто – туризм.
Лицо офицера осталось безучастно к искоркам в глазах Анны и ее любезной улыбке. Он поставил штамп, без эмоций протянул ей паспорт и уже следующему в очереди, сухо сказал:
– Имя? Фамилия? Цель поездки? – нехотя поднял глаза и…
…Настя весело подставила для опознания своё очаровательное личико. Большие тёмные глаза с поволокой, взгляд живой, открытый, лучистый и приятная доброжелательная улыбка. Белая рубашка с коротким рукавом, спортивная сумка через плечо. Девушка, как девушка, лишь одно – нефритовый медальон на её груди…
Наполненный тёплым светом нефрит, едва прикрывал собой небольшую пластиночку серебристого металла. На нём знаки! Они почти стерты, но для него…
Для него – они священны! Их он узнает из миллиона!
Офицер замер, не в силах отвести от медальона мгновенно изменившегося взгляда.
А Настя, считая необычно пристальный взгляд издержками таможенной проверки, спокойно произнесла:
– Анастасия Панасенко. Цель поездки – туризм, – непосредственно улыбнулась, добавила, – Мечта всей жизни – посетить Египет!
Как зомби, не отрывая взгляд от медальона, офицер поставил штамп, протянул паспорт, криво улыбнулся через усы нижней губой, проводил взглядом до дверей, где девушек встречал представитель, поднял телефонную трубку и, прикрывая её рукой, будто боялся, что его смогут услышать и понять кто-либо из туристов, торопливо зашептал…
IV
Каир. 1985. Отель «Нил-Хилтон»
– Анечка, ты не находишь, что для простых аспиранток это уж слишком шикарный номер?
В ответ Аня безразлично пожала плечами.
– Подумаешь, не мы же платим. Может для них простые советские аспирантки ценней королевских персон.
– Вот-вот!
Настя невольно улыбнулась. Вообще-то, ей было весело – Египет, Каир, пирамиды – все, как в сказочном сне! Подошла к окну, резким движением красивых рук распахнула тяжелые шторы, открыла окно. И сразу в комнату ворвался шум города, а следом и его запахи.
Два огромных окна гостиничного номера выходили на набережную Нила. Сегодня, обрамленная в гранит, великая река была все так же неспешна, как и тысячелетия назад.
Настя вдохнула полной грудью. Какой приятный запах от реки! Зажмурилась, вдохнула еще глубже…
Волшебное чувство причастности наполняло ее с каждым вздохом – всё казалось близким, знакомым: запах воды, запах города, запах пыльных улиц. Всё знакомо! Это приятно бередило ей душу, и непонятной сладостной волной отзывалось в сердце.
– Удивительно как хорошо! Так бы стояла и стояла…
– Настёна, закрой окно. Жарко! – зло буркнула Аня. Ее совсем не радовали красоты пыльного города. И даже начала раздражать Настина восторженность, которая всю дорогу от аэропорта до гостиницы, завидев очередную древность, чуть ли не вываливалась из окна машины.
– Закрой, – настойчиво повторила она, развешивая вещи в шкаф.
Настя послушно закрыла окно, даже шторы задернула, присела на край пуфика.
– Смотри, там за окном кипит новая жизнь, но она так далека от той, с которой мы привыкли ассоциировать Египет, – пирамиды, сфинксы, фараоны, Рамсес второй…
– Ну, это только для тебя Рамсес важен, – резко перебила ее Аня, – для меня же более значим Эхнатон.
– Но согласись, многие даже и понятия об Эхнатоне не имеют, а вот Рамсеса знают все. Правда, носящих это имя было одиннадцать! Но лишь он один – Рамсес второй – имеет такое гордое имя – Рамсес Великий. Почему?
– Повторение – основной принцип рекламы, – Рамсес многочисленно повторял свое имя, восхваляя тем самым себя в надписях, в храмах, колоссах, и вот результат – мы знаем только его, а всех остальных как бы и не было!
– Но! Ты же не будешь отрицать, что он был отличным воином!? – вдруг вспыхнула Настя, – и он был первый, кто в истории человечества заключил мирный договор!
– Ага, плюс недюжие бахвальство, – резко парировала Аня, – он, мол, сам своей персоной разгромил хеттов при Кадеше – один со сверкающим мечом бросился в бой! Еще скажи, что боги или кто там еще, инопланетные существа или атланты, да, и бог весть кто, наделили его нечеловеческой силой, да такой, что Рамсес сам, один, всех хеттов разгромил?
– И скажу…
– Скажи, скажи. Не забудь добавить, что этот эпизод для Египта не был столь победным! Но историю можно попросту немного описать не так, как было на самом деле, что-то умолчать, а что-то восхвалять… И вот результат: Рамсес второй – «Ярчайшая фигура в анналах истории». Не так ли, Настя?
Настя не успела ответить, как в комнату постучали. Аня метнулась.
– Открывай, я в душ…
Настя направилась к двери, невольно радуясь внезапному избавителю – спор добром не закончился бы – обязательно поссорились.
– Come in.
Открыла дверь. На пороге портье церемонно склонился в поклоне – на серебряном подносе золотистая карточка.
Она нерешительно взяла карточку, словно это был золотой ключик от потайной двери, ведущую в сказочную страну.
– Визитная карточка отеля…, ключ? – спросила она, доставая из кармана рубашки египетский фунтик, положила на поднос.
По всем правилам этикета, портье с благодарной улыбкой должен был удалиться, но он оставался стоять на месте, пристально вглядываясь в Настю. Он словно впился в неё глазами, словно что-то искал на её теле…
– Ну, что ещё? – сказала она обескураженная подобной наглостью, – денег не дам, хватит. У самой, знаете ли, денег немного. I am a student. Да, иди уже…
Портье не шелохнулся. Маленькие чёрные глазки буквально буравили ее, она видела, чувствовала, что он смотрит как сквозь нее. «Может у меня чересчур откровенно расстёгнута рубашка… и надо застегнуть?» Невольно поправила ворот, застёгивая верхнюю пуговку.
Острый, цепкий взгляд портье тут же переместился ей на лицо.
– Желательно ценности (на этом слове он как-то опять скользнул глазами вроде как по Настиной груди), украшения и деньги оставлять в отеле. На первом этаже имеется сейф. В городе много ворья. – Произнёс он на великолепном русском.
– Спасибо за совет, – она улыбнулась, – а откуда такое знание языка?
– Учился в Москве.
– А… – потянула, – а как попали в Москву?
Ответа не последовало. Но он продолжал всматриваться в нее по-кошачьи цепким взглядом, даже чуть подался вперед, к ней…
Молчание затягивалось – Настя не решалась, закрыть дверь (или не могла – она, словно кролик онемела под его немигающим, как у удава взглядом) Вдруг тишину разорвали душераздирающие вопли – Аня, перекрикивая шум воды, запела явно что-то очень сердечное (она пела, как поют «талантливые» люди без голоса и слуха).
Портье вздрогнул, резко повернулся и стремительно пошел по узкому коридору.
Настя удивленно смотрела ему вслед.
Не желает отвечать?! Да и Бог с ним! – но неприятный холодок пробежал по ее спине – что-то больно кольнуло и насторожило…
…Тряхнув головой, отгоняя неприятное, Настя заглянула в ванную. Аня, подставив лицо свежим струйкам воды, блаженствовала.
– Нам здесь золотой ключик в новую жизнь принесли.
– Что? – не расслышала Аня.
– Да пришел портье, принёс вот… – и Настя покрутила карточкой. – Ну что, идём гулять по городу?
– Знаешь, мне не хочется… там так жарко! Я устала от перелета…
– Ты же, как сурок, дрыхла в самолете!
– Ну, дрыхла – не дрыхла, а устала. Может, ты сама пойдешь?
– А пирамиды?!
– Я их уже видела, пролетала над ними, если помнишь, и вон из окна их видно… стоят эдакие дурищи, – она ткнула куда-то пальцем. – Ты же всё равно пойдёшь в музей и будешь зависать по часу у каждого экспоната, и читать подряд все этикетки, так?
– Так.
– Ну, тогда иди сегодня одна, насмотрись на свои «ценности» без меня, начитайся, насмотрись, а завтра будешь моим гидом по музею. Тебе хорошо и мне полезно.
– Ладно, уговорила. Но обещай слушать внимательно или хотя бы делать вид, что слушаешь!
– Угу, – Аня зажмурилась под острыми струйками воды…
От воды приятно веяло свежестью.
– Ты заметила, вода не пахнет хлоркой.
– Угу…
Настя постояла ещё, посмотрела на льющуюся воду, на подругу, и, решив, что идти сегодня одной – даже лучше, вышла. «В самом деле, с Аней сложней, тем более у нас разные интересы, Аня только будет мешать своими глупейшими выводами и постоянным: «Давай быстрей. Пойдем отсюда. Хочу в душ. Хочу искупаться». Наверное, Аня в прошлой жизни была рыбой или косаткой.
– Ладно, косатка, пойду без тебя.
Настя перекинула через плечо рюкзачок, на ходу подобрала непослушные волосы в пышный хвост, вышла из номера, и, мелодично постукивая каблучками, быстренько сбежала по мраморным ступеням вниз. Для Насти «быстро» – это на доли мгновений ускорить шаг. Ее походка – плавная, неспешная, но это не леность, граничащая с мышечной слабостью, нет, напротив, в каждом движении внутренняя затаённая сила, как сила пантеры перед прыжком. Где бы Настя ни появлялась, она всюду привлекала к себе внимание именно грациозностью движений, заставляя абсолютно всех чуть дольше задерживать на ней взгляд и необычной степенностью, статностью, и непринужденной грацией.
Но самое удивительное, что Настя была, как в капсуле с непрозрачными стеклами, в которой она никого и ничего не замечала. Аня, наоборот, даже пробегая, успевала заметить всё: и что где продают, и кто во что одет, и даже какие изменения произошли на лице сторожа у магазина за долгую ночную службу. И сейчас Аня уж точно приметила бы тех, кто острыми взглядами проводил Настю до дверей отеля и то, как отбросив газету в сторону, следом за ней устремился мужчина, словно ждал именно её появления. Аня непременно отметила, что это был никто иной, как их «самолетный сосед»!
Настя торопилась в музей – и никого и ничего не заметила!
