Kitabı oku: «Ты обещала не убегать», sayfa 5

11. Не обернусь. Тимур

120…140…160…

 Я не чувствовал скорости и практически не видел дорогу. Ее серое промозглое полотно давно переплелось с белыми снеговыми подушками на обочине. Всё одно. Мне оставалось молить Бога, чтобы никто не выехал на встречку. Я боялся не за себя, а за того несчастного, что может пострадать по моей вине.

 Я был так напряжен, что не могу разжать руки на руле или отпустить ногу с педали газа. Каждой клеточкой тела я до сих пор ощущал ее взгляд. Она вернулась. Приехала погостить или наскучила своему Амирову? Второй вариант  был мне больше по душе. Нет, я не думал о том, чтобы подобрать её, а просто хотел, чтобы она страдала.

 Я был разбит. Чувствовал себя и без того хреново. Свой приговор я уже подписал и знал, что обратного пути нет. Отсчет моей свободы шёл на часы. Не так, не с такими мыслями я хотел ею насытиться. Какого черта она вернулась именно сейчас?!

 Мобильный на пассажирском сиденье то и дело вибрировал, приглашая хотя бы взглянуть на экран, но я не мог. Мне отчаянно хотелось одного: закрыть глаза и исчезнуть. Эта боль выворачивала меня наизнанку. Я кричал, орал во всю глотку. От этого дикого, первобытного вопля все вокруг содрогалось, но мне не становилось легче.

 Остановившись на обочине, вывалился из салона на ледяной воздух. Я хватал его губами, как рыба, выброшенная на берег умирать. Я чувствовал, что задыхаюсь без нее, от невозможности вернуть ее, от ее предательства, от своей безрассудной зависимости от нее, уже граничащей с непреодолимой ненавистью!

«Стереть. Удалить. Переписать… Понимаю, так надо! – размышлял я. – Раздавить. Отомстить. Освободиться… Только так смогу идти вперед!»

 И в то же время я чувствовал жгучее желание еще раз прикоснуться к ней, задержав дыхание, сохранить ее аромат внутри себя. В последний раз сказать, что люблю…  и окончательно погибнуть.

– Ты опоздал, – сурово процедил дед, осматривая меня, как товар перед покупкой.– Я просил тебя, Тимур, выглядеть человеком! Не хватало еще, чтобы Шефер передумал!

– Я такой, какой есть, дед, – бесцветным голосом ответил ему. – Какой смысл притворяться?

– Ладно, спорить с тобой бесполезно, – кивнул дед. – Пойдем внутрь. И, пожалуйста, будь с ней понежнее! Не испугай ее, прошу!

 Ресторан «Арагон» встретил нас пафосной атмосферой с запахом огромных денег. Там было совсем немного столиков, и те все были заняты мужиками-толстосумами, пытающимися пустить пыль в глаза юным нимфам, да разодетыми дамами с миллионами на шеях и их нелепыми спутниками. Сборище показушников. И я оказался в их числе.

Мы прошли к самому дальнему столу,  стоявшему за извилистой колонной. Шефер был уже на месте. С виду нормальный мужик. Немец, бизнесмен, жена красавица, но по факту – больной ублюдок: здоровый человек ни за что не стал бы продавать свою дочь, тем более, зная меня.

– О, Юрий, Тимур! Рад встрече! – на ломаном русском поприветствовал нас Маркус Шефер.– Познакомьтесь: моя жена Анастасия и дочь Инга.

Я  окинул мимолетным взглядом сидевших рядом с Маркусом женщин, и первое, что бросилось в глаза – брюнетки! Обе! Черноволосые и белокожие. Красивые и очень похожие друг на друга.

Анастасия тщательно сканировала меня своими сверкающими глазами, и по ее скривившимся губкам я понял: не о таком зяте она мечтала. Инга же сидела, опустив голову, и прикидывалась послушной девочкой, вот только поверить в это было сложно. Интересно, каким образом ее вынудили принять эти дикие условия?

– Тимур, садись рядом с Ингой. Вам не помешает узнать друг друга получше, – с улыбкой обратился ко мне Маркус. – Нам, конечно, стоило приехать раньше, но дела никак не отпускали.

 Меня так и подмывало ответить, что ему стоило бы сделать, но ради деда я сдержался: ведь я ему обещал.

 Одна часть наших активов из-за отца всё ещё была заморожена, другая резко упала в цене. Опасения деда вполне оправданы. Мы оказались в яме. И если меня это не заботило, то для деда  было делом всей жизни. Он понимал, что ему самому просто не хватит сил для того, чтобы подняться на прежний уровень, а от меня помощи ждать бессмысленно. Я  уже давно отказался развивать дело отца, и именно поэтому все бразды правления дед передал Шеферу, правда, с одной оговоркой: ровно до тех пор, пока я буду находиться в браке с дочерью Маркуса. Сошлись на цифре «три». Три года, по мнению Шефера, вполне достаточный срок для того, чтобы я навсегда прикипел к его дочери  и подарил ему внуков. Дед же рассчитывал на то, что этого времени хватит, чтобы пробудить во мне желание взять управление компанией на себя. Я же просто хотел забыться.

– Папа много говорил о тебе, – томно проговорила сидевшая рядом Инга.

 Я окинул её оценивающим взглядом: идеальные черты лица, гладкая кожа, безупречно уложенные волосы. Но, чем дольше я смотрел на нее, тем отчетливее осознавал, что совершаю ошибку. При всей своей красоте, ухоженности и утонченности она совершенно не трогала моего сердца. Этот контракт – ошибка! Наш брак – полный абсурд!

– Зачем это тебе? – спросил я, выделяя последнее слово и глядя на Ингу в упор. Дед с Маркусом были увлечены деловой беседой, а Анастасия вышла в дамскую комнату.

– Отец в любом случае выдаст меня по расчету – не за тебя, так за какого-нибудь старика, –  ответила девчонка, как будто это было в порядке вещей.

– Я буду тебе изменять и вряд ли когда-нибудь полюблю, – честно, на берегу предупредил ее.

– Да как хочешь, мне все равно, – спокойно парировала она, даже не дрогнув.

 Бесчувственная, безвольная, совершенно не уважающая себя кукла! И я рядом с ней чувствовал себя полным дураком!

 Резко поднявшись из-за стола, я молча покинул ресторан. «Да, я невоспитанный подонок, но свои последние минуты свободы я хочу провести иначе!» –

– Тимур! – донёсся вслед разъяренный голос деда, но я сделал вид, что не слышу: ведь я все еще был свободен.

Огромными рыхлыми хлопьями снег медленно кружился и опускался на мои плечи, путался в волосах и таял, касаясь теплой кожи. Вокруг не было ни души, хотя время на часах едва перевалило за десять вечера. Битый час я смотрел на ее окна. Было темно, свет не горел, но я не уходил, понимая, что другой возможности у меня не будет, и что на следующий день весь город взорвется новостью о свадьбе сына нашумевшего депутата и дочери немецкого бизнесмена, и что я уеду отсюда навсегда.

 Внезапно в тёмном окне загорелся слабый свет, пробуждая во мне надежду и дикое желание услышать еще хотя бы раз звук ее голоса.

 Я бросился к подъезду и набрал заветные цифры. Гудок, второй, третий. Никто не ответил. Мне не могло показаться! Я видел свет! Отойдя от двери и взглянув наверх, я наткнулся взглядом на ее силуэт.

«Да простит меня Миронов, но пока мне кто-нибудь не откроет эту чертову дверь, я не уйду!» – решил я  и снова позвонил. Гудок… Второй… И вдруг я услышал мелодию, сигнализировавшую, что мне разрешили войти. Не замечая ступеней, взлетел  на нужный этаж, поскольку у меня не хватило терпения дожидаться лифта.

На лестничной клетке было темно, и лишь слабая полоска света от приоткрытой двери в квартиру Миронова озаряла окружающее пространство. Я медленно подошёл ближе и, забывая дышать, полностью открыл металлическую дверь.

 Ксюша стояла в двух шагах от меня – так близко, но в то же безумно далеко, босая, в какой-то нелепой безразмерной футболке. Она смотрела на меня своими огромными глазищами цвета неба, а я впервые не знал, что сказать.

 В квартире царили полумрак и тишина. и создавалось ощущение, что мы совсем одни.

– Привет, – первой решилась заговорить Ксюша.– Тебе дедушка все рассказал, да?

 Я кивнул, не отводя от нее глаз. Она была такая прозрачная, хрупкая, трепетная. Я видел, что Ксюша волнуется: она поджимала пальцы босых ног и теребила тонкими ладошками кончики своих волос. Смотрела на меня и как будто чего-то ждала.  Я решительно шагнул вперед, хотел подойти ближе, но она робко отступила назад. Амиров. Конечно! Она же теперь с ним. Где он? В ее комнате?

– Гена дома?– спросил я, чтобы разрядить обстановку.

– Нет, – пробормотала она себе под нос, затем опустила глаза и добавила неуверенно: – Нет… он… там… они все… там… в Сочи…

– Амиров?

 Она вопросительно взглянула на меня, всем своим видом показывая, что меня это не касается, ее жизнь меня больше не касается. Но все же ответила:

– В Москве. У него там дела.

 Последняя надежда рухнула и разбилась у моих ног на миллионы осколков: они вместе у них все хорошо.

– А ты почему здесь? – спросил я: если все уехали, то что она делала одна в квартире Миронова?

–Я…–  Она подняла свои бездонные глаза и, глядя мне прямо в душу, убила всего одной фразой: – Я к тебе приехала.

 Я не нашёлся, что сказать, и просто приподнял бровь.

– Я… понимаешь… я. – Она хотела что-то объяснить, но от волнения не находила слов.– Я ошиблась. Я хотела извиниться.

 И в этот момент во мне всё вскипело. «Она, блядь, ошиблась! Я – ее ошибка! Мои чувства – всего лишь недоразумение!» – с негодованием подумал я. В ярости сжимал и разжимал кулаки, чтобы усмирить свой гнев и не наделать глупостей.

– Ошиблась? – сквозь зубы прошипел я в ответ. Изо всех сил схватив себя за голову, спиной навалился на шкаф-купе и закрыл глаза. «Надо сосчитать до десяти и успокоиться, – сказал я себе. – Иначе, я за себя не ручаюсь!.

–Тимур, –  услышал словно сквозь туман свое имя и ощутил её невесомое и робкое прикосновение к моей щеке. Меня словно ударило током! Это мимолётное прикосновение парализовало все остальные чувства и эмоции, и весь мир сосредоточился  только на нём. – Я просто хотела сказать спасибо за то, что спас нас тогда, в «Шаляпине». Я совсем недавно узнала.

 Я не сразу сообразил, о чем она говорит, но резко накрыл ее руку своей и с силой вжал в себя. Мне было плевать на все! Я лишь хотел чувствовать ее рядом. Мне казалось, что иначе просто подохну. Рывком притянув Ксюшу к себе, быстро развернул её так, чтобы быть к ней максимально близко, чтобы больше она не смогла убежать.

 Зарывшись руками в ее мягкие волосы, я прислонился своим лбом к ее лбу, чувствуя при этом, как участилось ее дыхание. Я понял, что ей не все равно! Вдыхая ее запах без остатка, понял, что без нее не смогу. «Что же мы наделали, что?!» – спрашивал я себя.

 Она пыталась еще что-то сказать, но я ей не дал, впиваясь поцелуем в ее губы – нежные, мягкие и теплые, с силой, жадно, до боли! И она ответила на мой поцелуй так же безумно, на грани. Мы, как два оголодавших зверя, вгрызались друг в друга, не любя, не лаская, а пытаясь насытиться вдоволь! В этот момент мы оба понимали, что нас больше нет.

 Этот поцелуй не дарил мне наслаждение, он только больше разрушал меня, вороша в памяти то, что я пытался все это время похоронить в себе. Я понимал, что мне надо остановиться, развернуться и уйти. «Ведь ничего не изменить, слишком поздно: она ждет ребенка от Амирова, а у меня завтра свадьба», – думал я.

  Отстранившись от Ксюши, я смотрел на ее мокрое от слез лицо. Ясно было, что  она тоже все понимает! «Плачь, девочка, плачь! Ты сама все разрушила!» – мысленно говорил я ей.

 Через силу сделал шаг назад, потом еще один, понимая, что должен уйти! Она  словно почувствовала и судорожно покачала головой.

– Не уходи, – одними губами сквозь слезы прошептала Ксюша. А у меня от ее слов начала ехать крыша. Дикое желание вперемешку с удушливыми воспоминаниями – горючая смесь! – Нам надо поговорить.

 «Поговорить? Где она, черт побери, была, когда нужно было говорить?! Когда я умолял меня выслушать?! Где?! Она поверила всем, кроме меня! Она с легкостью вычеркнула меня из своей новой жизни! О чем мне сейчас с ней говорить?!» – с негодованием думал я.

– Хочешь поговорить? –  Я шагнул к ней.

– Да,– ответила она.

– Хочешь, чтобы я остался? –  Я приблизился к ней ещё на шаг.

–Да, – вновь кивнула Ксюша.

– Любишь меня? – Сделав ещё один шаг, я коснулся ладонью ее лица, заставляя смотреть мне прямо в глаза.

– Люблю.

«Лжет, не отводя глаз! Так любит, что прыгнула в койку к Амирову и носит под сердцем его сына!» – мысленно кипел я.

– А я тебя не-на-ви-жу! –  с яростью проскандировал в ответ и переместил ладони на ее тонкую шею, думая о том, что стоит лишь слегка надавить, и она хрустнет. – Ты мне противна!

В ее глазах вспыхнуло отчаяние и неприкрытая боль! «Так-то, девочка, не одна ты умеешь жалить! – мысленно обратился к ней я и чуть сильнее сжал руку на ее шее, впиваясь пальцами в тонкую кожу, чтобы наверняка оставить следы. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

 Она еле слышно всхлипнула, пытаясь освободиться и, хватая ладошками мои руки и попыталась их убрать. Вот только силы были неравны.

– У меня завтра свадьба. Извини, не приглашаю: невеста ревнивая, бывших просила не приводить, – с желчью прошептал ей на ухо. Я почувствовал, как ее руки ослабевают и перестают бороться, а потом опускаются ниже, на живот, и понял, что она боится за него, боится меня.

– И до твоей беременности мне нет никакого дела, поняла? – Я нагло врал ей в глаза, но руки с шеи убрал и направился к выходу. На этом все. У самой двери обернулся и посмотрел на нее в последний раз, чтобы запомнить ее такой: сломленной, с заплаканными глазами и опухшими от моих поцелуев губами. Развернулся и вышел.

– Не стоило нас спасать! – донёсся до меня ее исступленный крик, но я решил больше не оборачиваться.

12. Виноват. Лерой

– Ты приехал, приехал! –  воскликнула Ритка и с огромным животом наперевес поспешила ко мне утиной походкой. Следом за ней семенил Димка, ее муж.

– Тише, тише, не спеши! – пытался угомонить ее он, как будто до сих пор не понял, что просить мою сестру успокоиться бессмысленно.

– Милая моя, привет! – Я нежно обнял ее, стараясь не прижиматься сильно. – Когда уже я возьму на руки свою племяшку?

– Моя бы воля – сегодня в роддом уехала, но еще недели три точно ходить, – вздохнула Ритка. – Ты лучше скажи, какими судьбами тебя к нам занесло? Да еще так неожиданно…

– Я ненадолго. – Я пожал руку Диме, подоспевшему за сестрой.– Завтра утром уже улетаю.

– Ладно, пойдем в дом, там все и расскажешь. – Ритка взяла меня за руку, как в детстве, и повела за собой по расчищенной от снега дорожке в сторону небольшого коттеджа, который они с Димкой в этом году все же достроили.

– Ну что ты меня глазами своими сверлишь?! – возмущалась сестра, когда мы сидели на кухне и согревались горячим чаем. Я уже и забыл, какими холодными могут быть зимы в России.– Все у меня хорошо, говорю же! А то, что набрала немного лишнего, так это не беда. Вот Уляша родится, и начну худеть. Лерунь, правда, нет повода для волнения!

 Рита, пожалуй, была единственным человеком, если не считать покойной матери, которой я разрешал называть себя этим противным именем «Лера».

– Я просто соскучился, – отозвался в ответ, чтобы она не переживала лишний раз.– Ты у меня красавица, Ритка! А с животом особенно.

– Ну, скажешь тоже! Это только в глянцевых журналах да по телевизору беременные все красивые да шустрые. А на деле? –  Она скорчила забавную рожицу и продолжила: – Тут болит, там колет. Ботинки самостоятельно не надеть, на животе не поваляться. Это я молчу о том, что есть постоянно хочется. Вон, Димка, уже замучился мне готовить. Ощущаю себя не женщиной, а цистерной неповоротливой.

Заботливый Димка, а для окружающих вполне себе Дмитрий Олегович, подошел к сестре и ласково обнял за плечи.

– Ты у меня лучше всех, Ритусик, – чмокнул жену в затылок. – Валера прав: ты красавица, и внутри тебя еще одна красавица. И обе мои.

– Ага, это ты так ласково намекнул, что я не цистерна, а бесформенная матрешка? – в шутку рассердилась на мужа Ритка, а мне оставалось лишь сидеть и улыбаться.

В свои двадцать восемь я тоже мечтал о семье, о детях, вот только все никак не складывалось. С юности работал на Горского. Ни образования нормального не было, ни профессии. Что я умел? Находить, запугивать, калечить… Да и из женщин рядом были одни шалавы – так, на одну ночь. Семью с такими не построишь.

 Это потом, с годами все устаканилось. Горский меня многому научил, помог открыть свою фирму, да и времена другие настали: физической силой уже мало что решалось. Дом построил, сестру поднял, а сам так и остался не у дел. Пока этим летом вновь не увидел Ксюшу. Из тощей нескладной девчонки она превратилась в хрупкую и изящную девушку, от которой я был не в силах отвести взгляд.

 Кому, как не мне, Коля мог бы доверить безопасность своей единственной дочери, когда дуреха без ведома решила вернуться домой? Я наблюдал за ней издалека, как стояла потерянно в аэропорту, как ходила первые дни по городу и разглядывала его огромными кукольными глазами, как ездила в институт и варила кофе в  «Кофеине». Я всегда был рядом, но она никогда не видела меня.

 Зато успела заметить Черниговского. С его дедом у меня были отдельные счеты. Это ему в далекие времена отец задолжал денег. Это он стоял за похищением Ритки. Это из-за него мы так и не успели собрать деньги на операцию матери. И если бы Горский не просил меня не трогать Ермолая и Тимура, то я давно бы расквитался теперь уже с обоими.

 Коля же, в свою очередь, внимательно наблюдал за мной и все подмечал: как я смотрел на Ксюшу, как говорил о ней, как с пеной у рта искал ее, когда та сбежала от Соболева, как ненавидел Черниговского. Он понял все сам и не стал возражать. Более того, он решил помочь.

 Поэтому, когда он предложил затею с аукционом, я не просто согласился, а еще и доработал его план до нужной кондиции. Даже Горскому было не по себе от его воплощения, но главное –  мы достигли цели: они расстались.

 Но стало ли мне легче? Нет. Я смотрел на ее страдания и ничем не мог помочь. Пытался ее отвлечь, но видел в ее глазах лишь боль и отчаяние. И в эти моменты я хотел задушить самого себя. Я был источником ее бед. По моей вине она была несчастна. Наверное, именно тогда я понял, что опоздал: Ксюша любила этого разукрашенного урода по-настоящему. И это стало идеальным наказанием для меня за все.

– Внимание! Внимание! Амирова Валерия вызывает планета Земля. Повторяю! –  Задорный Риткин голос выдернул меня из воспоминаний. – Валер, ну ты чего? Уснул, что ли?

Глядя на возмущенную и надутую мордашку сестры, я не смог сдержать улыбки.

– Извини, Ритусь, задумался.

– Да поняла я уже! Даже спрашивать не буду, о ком ты там мечтал. Но, Валер, может, задержишься на пару дней, а? Обязательно завтра уезжать?

– Да, Ритуль, обязательно. Если все нормально будет, на обратном пути еще заеду.

Абсолютно все, даже Горский, были уверены, что ближайшие дня три-четыре я проведу с сестрой. Ксюша умудрилась промыть мозги и ему: мне дали отпуск, а заботу о ее безопасности временно переложили на Миронова.

Но я чувствовал, что происходит что-то неладное: слишком тиха была Ксюша в последние дни, слишком масляно говорила с отцом, слишком вовремя решил уехать в Сочи Миронов, который совсем недавно встал на ноги. А началось все с того немого звонка.

То, что звонили из соседнего отеля, я узнал практически сразу, как и то, кто звонил. Черниговский. Каким-то образом ему все же удалось выбраться из страны и найти нас. Но его поведение казалось мне очень странным. Он не пытался поговорить с Ксюшей или приблизиться к ней. Нет, он просто наблюдал. Издалека. С непробиваемым выражением лица. А потом уехал так же резко, как и появился.

Может, я тогда и переиграл, черт его знает, но просто так отдавать свою девочку ему я не собирался.

****

Домой я попал ближе к обеду следующего дня. В том, что Ксюша тоже была в городе, я не сомневался. Еще после ее нелепого побега в Ле-Манн я установил в ее телефон GPS-маячок, о чем, судя по всему, она так и не узнала. Зато я знал я, где ее искать.

Красная точка на экране смартфона уже несколько часов мигала в одном и том же месте. Ксюша была у Миронова, и я был спокоен.

 Я отлично понимал, зачем она убежала от меня и вернулась домой, и как бы я ни хотел, чтобы Черниговский никогда не узнал о ребенке, всегда осознавал, что шила в мешке не утаишь. Но тот факт, что сейчас она была не у него, оставлял мне надежду, что она вернется ко мне.

 Мне хотелось сорваться и поехать к ней. чтобы отругать за то, что в очередной раз сбежала, узнать, все ли с ней хорошо, просто увидеть. Но я держал себя в руках. Ксюша хотела свободы и самостоятельных взрослых решений! Пусть так! А я … я просто, как и всегда, буду рядом.

 Огромный пустой дом… После того как Ритка умчалась к своему мужу, он стал тихим и слишком большим для меня одного. Я сидел на кухне и вспоминал тот день, когда впервые привез сюда Ксюшу: как она босиком спускалась по массивной лестнице, как пила кофе из той самой чашки, что сейчас держал в руках я, как улыбалась мне, несмотря на всю боль, которую испытывала по моей вине.

За окном начинало светать, а я так и не ложился. Смотрел на мигающую точку и теребил в руках ее чашку с давно остывшим чаем. Я был не прав. Во всем.

 Сейчас, как никогда, чувство вины перед этой светлой и хрупкой девочкой съедало меня изнутри.

Наспех накинув куртку и схватив ключи от машины, я выбежал из дома, чтобы просто извиниться перед ней…