Kitabı oku: «Ночи нет конца», sayfa 11
На глаза мне попались четыре больших деревянных бруса, лежавшие на санях. Господи, я совсем очумел. Как я сразу не сообразил! Схватив моток нейлонового троса, я потянул за брус. Очутившийся рядом Зейгеро взялся за другой. Трехдюймовый, длиной одиннадцать футов брус весил, должно быть, больше сотни фунтов, но я без труда, словно тонкую дощечку – откуда и силы взялись, – перекинул его через трещину как раз над тем местом, где стояли Джекстроу и Елена. Несколько мгновений спустя рядом с моим лег брус, принесенный боксером. Сняв меховые рукавицы и перчатки, я завязал на конце троса двойной беседочный узел, сунул обе ноги в петли, обвязал себя вокруг талии полуштыком и крикнул, чтобы принесли еще один трос. Привязав свой трос посредине брусьев, я оставил у себя в руках футов двадцать слабины. Затем спустился на перемычку и очутился рядом с Джекстроу и Еленой.
Под ногами дрогнул снежный мост, но раздумывать было некогда. Извиваясь змеей, вниз спустился еще один трос. Не теряя ни секунды, я обвязал его вокруг талии девушки, да так туго, что она даже застонала от боли, однако рисковать я не хотел. Те, кто находился наверху, не теряли времени: едва я кончил вязать узел, как трос натянулся.
Впоследствии я узнал, что своей жизнью Елена обязана находчивости Малера. Нарты, на которых находились они с Марией Легард, остановились как раз над тем местом, откуда упала Елена. Крикнув сенатору и Маргарите Росс, чтобы те сели на нарты, он пропустил трос через планки в верхней их части. Шаг был рискованный, но риск оправдался. Хотя и было скользко, но веса нескольких человек оказалось достаточно, чтобы удержать худенькую девушку.
А вот я совершил ошибку. Вторую ошибку за один день, хотя в тот момент я еще не осознал этого. Желая помочь людям, находившимся наверху, я наклонился, чтобы подтолкнуть девушку снизу. А когда резко выпрямился, непрочный мост не выдержал резкого увеличения нагрузки. Услышав зловещий треск, я отпустил Елену, которая, впрочем, уже находилась вне опасности, и, схватив Джекстроу за руку, прыгнул на противоположный край снежного моста. В следующее мгновение часть перемычки, на которой мы только что стояли, с гулом рухнула в черную бездну. До предела натянув веревку, я ударился о ледяную стену и обеими руками обхватил эскимоса. Послышался приглушенный стон. Я совсем забыл о сломанной руке друга… «Сколько времени я смогу удерживать его, если обрушится и этот край моста?» – лихорадочно прикинул я. Но каким-то чудом наша часть перемычки была все еще цела.
Мы с Джекстроу изо всех сил прижимались к стене расселины, боясь не то что пошевелиться, а даже вздохнуть. Вдруг послышался крик боли. Кричала Елена, должно быть ударившись о край пропасти больным плечом. Но взгляд мой был прикован не к Елене – я не сводил глаз с Корадзини. Он стоял у самого края. В руках у него был мой пистолет.
Никогда еще не приходилось мне испытывать такой досады, отчаяния и, признаюсь, страха. Наступил момент, которого я все это время ждал и опасался. Мы с Джекстроу оказались во власти преступников. И все же, несмотря на страх, больше всего я испытывал ненависть. Ненависть к негодяю, который так ловко заманил нас в ловушку. Ненависть к самому себе за то, что так легко позволил себя провести.
Даже ребенку было понятно, что произошло. То обстоятельство, что в трещине во многих местах образовались снежные перемычки, навело Корадзини на эту мысль. Стоило слегка подтолкнуть в подходящем месте Елену (то, что это отнюдь не случайность, было ясно как день), и цель достигнута. Джекстроу или я непременно полезем вниз, чтобы обвязать веревкой травмированную девушку. Наверняка Корадзини допускал возможность, что своим весом она пробьет снежный мост. Однако человека, на счету которого столько убийств, вряд ли расстроила бы подобная мелочь. А если бы один из нас спустился вниз, а второй лишь давал указания сверху, то легкий толчок решил бы все проблемы Корадзини. Он и сам не ожидал, что я сделаю именно то, что ему нужно.
Во рту у меня пересохло, ладони вспотели, сердце стучало, словно отбойный молоток. «Когда же он прикончит меня?» – думал я в отчаянии. В эту минуту, протягивая руки, к Корадзини приблизился преподобный Смоллвуд. Он что-то говорил ему. Проповедник вел себя молодцом, но смелый поступок его был напрасен. Переложив пистолет в другую руку, Корадзини наотмашь ударил Смоллвуда по лицу. Послышался глухой стук упавшего тела. Угрожая пистолетом, Корадзини приказал всем отойти в сторону и направился к брусьям, переброшенным через трещину. Мне стало жутко: я понял, каким образом он покончит с нами. Зачем расходовать целых две пули, ecли ударом ноги можно сбросить брусья вниз? А ударят ли эти тяжелые куски дерева нам по голове или же разрушат оставшуюся часть снежной перемычки, не имеет значения. Привязанный к брусу прочным нейлоновым тросом, я камнем упаду в пропасть, увлекая за собой и товарища.
Отчаявшись, я хотел было сорвать с плеч Джекстроу винтовку, но вовремя опомнился. На это уйдет несколько секунд. За это время Корадзини успеет причинить мне массу неприятностей. Оставалось одно: рывком подтянуться на тросе и помешать Корадзини спихнуть брусья вниз. А пока я буду карабкаться, кто-нибудь, скажем Зейгеро, сможет напасть на преступника сзади. Тогда и у Джекстроу появится хоть какой-то шанс. Я откинул назад руки, согнул колени… и замер в этой нелепой позе. Сброшенной сверху веревкой ударило меня по плечу. Я поднял глаза.
– Ну так как, ребята! Весь день тут собираетесь торчать? А ну, живо поднимайтесь!
Нечего и стараться описать чувства, охватившие меня в те полторы минуты, которые нам с Джекстроу понадобились, чтобы очутиться наверху. Нам даже не верилось, что мы спасены. Я испытал целую гамму чувств, начиная от надежды и растерянности и кончая облегчением, а затем и убежденностью в том, что Корадзини играет с нами в кошки-мышки. Даже очутившись в безопасности, я все еще не знал, как расценивать то, что произошло. Но радость и облегчение заглушали все остальные чувства. Меня била крупная дрожь, однако Корадзини не подал и виду, что заметил, в каком я состоянии. Шагнув ко мне, он протянул «беретту» рукояткой вперед.
– Не разбрасывайте повсюду свое оружие, док. Мне давно известно, куда вы его прячете. Но думаю, ваша пушка оказалась весьма кстати.
– Что вы имеете в виду?
– Черт побери, в Глазго меня ждет превосходная работа и кресло вице-президента компании, – резко ответил он. – И мне не хочется упустить возможность снова занять это кресло.
С этими словами он отвернулся. Хотел, видно, сказать, что мы обязаны ему жизнью. Как и я, Корадзини был уверен, что инцидент кем-то подстроен. Кем именно, догадаться нетрудно.
Из-за сломанной руки Джекстроу хлопот у меня прибавилось. Однако, сняв с него парку, я заметил, что рука просто неестественно вывернута. Неудивительно, что мой друг решил, будто это перелом. В действительности это был вывих локтевого сустава. Когда я вправлял ему локоть, он даже не поморщился. А улыбка, появившаяся в следующую минуту на лице Джекстроу, красноречивее слов говорила о его чувствах.
Я подошел к нартам, на которых сидела, дрожа от пережитого страха, Елена Флеминг. Миссис Дансби-Грегг и Маргарита Росс старались как могли утешить девушку. Мне пришла в голову недобрая мысль: очевидно, миссис Дансби-Грегг впервые в жизни утешает кого-то. Но в следующее же мгновение я этой мысли устыдился.
– Вы были на волосок от гибели, юная леди, – обратился я к Елене. – Но теперь все позади… Ничего больше не сломали?
Я пытался пошутить, но шутка вышла неуклюжей.
– Нет, доктор Мейсон, – судорожно вздохнула немка. – Не знаю, как и благодарить вас и мистера Нильсена…
– И не надо, – отозвался я. – Кто вас столкнул?
– Что? – испуганно уставилась она на меня.
– То, что слышали, Елена. Кто это сделал?
– Да, меня… меня толкнули, – произнесла она не очень уверенно. – Но это получилось случайно. Я убеждена.
– Кто? – продолжал я настаивать.
– Я, – вмешался Солли Левин, нервно ломая пальцы. – Мисс права, док. У меня это получилось случайно. По-моему, я споткнулся. Кто-то наступил мне на пятку.
– Да неужто! – недоверчиво воскликнул я. – И кому это вдруг понадобилось наступать вам на пятку? – добавил я и зашагал прочь, провожаемый удивленным взглядом импресарио.
Зейгеро загородил было мне дорогу, но я грубо оттолкнул его, направляясь к трактору. Прижимая руку к разбитым губам, на санях сидел преподобный Смоллвуд. Рядом с ним стоял Корадзини.
– Прошу прощения, ваше преподобие, – говорил он. – Честное слово, я очень сожалею, что так получилось. Я и на мгновение не допускал мысли, что вы один из преступников, но тогда я не мог рисковать. Надеюсь, вы понимаете, мистер Смоллвуд.
Как истинный христианин мистер Смоллвуд все понял и простил. Конца их диалога я не стал слушать. Надо было не теряя времени преодолеть перевал. Лучше всего до наступления темноты. Я знал, что нужно теперь делать. Причем как можно скорее. Но прежде всего следовало убраться подальше от этой проклятой пропасти.
Перевал мы преодолели без приключений. Очутившись на вершине нунатака, где начинался длинный пологий склон, спускавшийся к голым скалам побережья, я остановил трактор. Дневной полусвет еще не успел смениться вечерними сумерками. Обменявшись несколькими словами с Джекстроу, я велел Маргарите Росс подогреть к позднему обеду мясные консервы. Но едва я уложил в кузов полуживого Малера и Марию Легард, как Маргарита подошла ко мне.
В ее карих глазах я увидел тревогу.
– А где банки с консервами, доктор Мейсон? Я не нашла их.
– Невероятно! Они никуда не могли запропаститься, Маргарита. – Я впервые назвал ее по имени. Хотя мысли мои были заняты другим, я заметил на губах девушки улыбку, отчего ее измученное лицо тотчас похорошело. – Пойдемте посмотрим.
Мы проверили еще раз, но консервов не нашли. Банки с тушенкой действительно исчезли. Отчасти нам это было даже на руку. Появилась возможность, которой я так долго ждал. Стоявший рядом Джекстроу вопросительно взглянул на меня. Я кивнул.
– Следуй за мной, – проронил я.
Приблизившись к пассажирам, сгрудившимся у задней стенки трактора, я встал так, чтобы можно было видеть всех сразу, в особенности Зейгеро и Левина.
– Вы слышали? – произнес я. – Исчезли последние банки с консервами. И не просто исчезли. Их украли. Пусть тот, кто это сделал, вернет их. Все равно я узнаю правду.
Наступила тишина, нарушаемая лишь скрипом поводков, которыми были привязаны ездовые собаки. Никто не произносил ни слова, опасаясь даже взглянуть на соседа. Молчание становилось тягостным. Щелкнул затвор, все разом обернулись в сторону Джекстроу. Ствол его винтовки был направлен на голову Зейгеро.
– Это не случайное совпадение, Зейгеро, – мрачно проговорил я, доставая из кармана пистолет. – Винтовка направлена куда следует. Принесите свой саквояж.
Он пристально взглянул на меня и выругался.
– Принесите, – повторил я, тоже направляя на него «беретту». – Иначе я вас пристрелю, уж поверьте.
Он поверил. Принес саквояж и швырнул его к моим ногам.
– Откройте, – приказал я.
– Но он заперт.
– Отоприте.
Тупо посмотрев на меня, боксер принялся шарить по карманам.
– Не могу найти ключи.
– Я так и полагал. Джекстроу… – начал было я, но тотчас передумал: имея дело с таким матерым преступником, одного ствола, пожалуй, будет недостаточно. Оглядев собравшихся, я принял другое решение: – Мистер Смоллвуд, может, сделаете одолжение…
– Нет, нет, – поспешно ответил тот, все еще прижимая к губам платок. Затем, криво усмехнувшись, добавил извиняющимся тоном: – Я прежде и не подозревал, насколько я мирный человек. Возможно, мистер Корадзини…
Я посмотрел на предпринимателя, тот равнодушно пожал плечами. Я понял, почему он не проявляет особого рвения. Он, видно, знал, что до недавнего времени я более остальных подозревал его, и из деликатности не желал теперь выслуживаться. Но деликатничать было не время. Я мотнул головой, и он направился к Зейгеро.
Он тщательно обыскал подозреваемого, но ничего не обнаружил. Минуту спустя отступил и, посмотрев на меня, перевел взгляд на Солли Левина. Я согласно кивнул, и Корадзини тотчас начал обыск. Через несколько секунд в руках его оказалась связка ключей.
– Все это подстроено! – взвизгнул Левин. – Мне их подсунули. Сам же Корадзини и подсунул!.. Не было у меня ключей!..
– Молчать! – презрительно оборвал я его. – Ключи ваши, Зейгеро?
Тот едва кивнул, но не проронил ни слова.
– Превосходно, Корадзини, – произнес я. – Посмотрим, что там у нас.
Второй же ключ подошел к замку кожаного саквояжа. Сунув руку под одежду, лежавшую сверху, Корадзини достал со дна три банки с мясной тушенкой.
– Благодарю, – сказал я. – Неприкосновенный запас нашего друга, готового удрать. Вот где наш обед, мисс Росс. Признайтесь, Зейгеро, разве я не вправе пристрелить вас на месте?
– С тех пор как мы с вами познакомились, вы совершаете одну ошибку за другой. Но эта ошибка, приятель, будет самой большой. Неужели я похож на дурака, способного так подставить себя? Неужели бы я так бездарно выдал себя?
– Очевидно, вы рассчитывали, что я стану рассуждать именно так, – устало проговорил я. – Но я кое-чему научился. Сделайте еще одно одолжение, Корадзини. Свяжите им ноги.
– Что это вы собираетесь делать? – сердито спросил боксер.
– Не волнуйтесь. Хлеб у палача я отбирать не стану. Вы с Левином поедете на санях. Со связанными ногами и под конвоем… В чем дело, мисс Легард?
– Вы уверены в своей правоте, Питер? – произнесла она впервые за несколько часов. Видно было, что даже эти несколько слов утомили ее. – Он совсем не похож на убийцу.
Судя по голосу, старая дама испытывала те же чувства, что и полдюжины оцепеневших пассажиров, недоброжелательно смотревших на меня: Зейгеро успел всех расположить к себе.
– Ну а кто из присутствующих похож на убийцу? – спросил я. – Да матерого преступника ни за что не узнаешь по внешнему виду.
И я выложил старой актрисе и остальным своим спутникам все, что знал и о чем догадывался. Все были потрясены услышанным. Особенно тем, что в бензин подсыпан сахар и что Хиллкрест одно время был совсем рядом. Когда же я закончил свой рассказ, то понял, что присутствующие так же убеждены в виновности Зейгеро, как и я.
Через два часа, спустившись вниз по склону, я остановил трактор и достал радиоаппаратуру. Полагая, что мы находимся менее чем в сотне миль от побережья, я целых полчаса пытался связаться с базой в Уплавнике. Но тщетно. Впрочем, я и не рассчитывал на успех: на базе был всего один радист. Не мог же он дежурить круглосуточно. Да и звуковой сигнал был настроен на другую частоту.
Ровно в четыре я вышел на связь с Хиллкрестом. На этот раз я даже не позаботился о том, чтобы унести рацию в сторону. Переговоры с Хиллкрестом вел, прислонясь к кузову трактора, так что каждое слово – мое и собеседника – слышали все. Но теперь это не имело никакого значения.
Разумеется, первым делом я сообщил ему о том, что обнаружил преступников. Но говорил я об этом скорее уныло, чем радостно. А все потому, что за последние несколько дней я страшно измотался и к тому же сознавал, что еще не все позади. Но более всего меня заботили жизнь и здоровье Марии Легард и Малера. Странное дело, я не радовался успеху и потому, что привязался к Зейгеро. Поэтому, поняв истинную сущность преступника, был потрясен в большей степени, чем мог себе в этом признаться.
Правда, Хиллкрест отреагировал на мое сообщение так, как и следовало ожидать. Когда же я поинтересовался их успехами, приятель мой сник. Они почти не продвинулись. Ни списка пассажиров, ни сведений о грузе авиалайнера – самого главного – они тоже не получили. На борту авианосца «Трайтон» инсулин имеется, его по воздуху доставят в Уплавник. По полынье, образовавшейся во льдах, держа курс на Уплавник, движется десантный корабль, который должен завтра прибыть на базу. На борту его вездеход. Сразу после выгрузки он направится навстречу нам. Нас искали два самолета, оснащенные лыжами, и два разведчика. Но обнаружить не смогли. Очевидно, в это время мы шли через перевал… Хиллкрест продолжал рассказывать, но я его уже не слушал. В сознании моем всплыл факт, который мне давно бы следовало вспомнить.
– Подождите минуту, – оборвал я капитана. – Я вспомнил кое-что.
Забравшись в кузов вездехода, я потряс Малера за плечо. К счастью, он просто дремал. Еще часа два назад я решил, что ему вот-вот конец.
– Мистер Малер, – торопливо начал я. – Вы говорили, что работали в нефтяной компании?
– Совершенно верно, – удивленно произнес старик. – Компания «Сокони мобил ойл» в штате Нью-Джерси.
– В качестве кого?
Существует уйма должностей, до которых сейчас мне не было никакого дела.
– В качестве химика-исследователя. А что произошло?
Облегченно вздохнув, я объяснил. Рассказав о бедах Хиллкреста и о том, как он пытается выйти из положения, я спросил у старика, что он думает по этому поводу.
– То, чем он занимается, похоже на самоубийство, – угрюмо проговорил Малер. – Он что, хочет взлететь на воздух? А это случится, стоит появиться хоть ничтожной течи в бочке, которую он пытается нагреть. Кроме того, температура испарения бензина имеет широкий диапазон. От тридцати градусов по Цельсию до температуры, вдвое превышающей температуру кипения воды. Он может стараться целый день и выпарит бензину на одну зажигалку.
– В том-то и беда, – согласился я. – А какой же выход?
– Выход один – промывка. Какова емкость бочек?
– Десять галлонов.
– Пусть он отольет пару галлонов и нальет в бочку столько же галлонов воды. Ее надо хорошенько перемешать. Оставить на десять минут, а затем верхние семь литров слить. Он получит практически чистый бензин.
– Как просто! – поразился я, вспомнив о мучениях Хиллкреста, добывавшего бензин в час по чайной ложке. – Вы уверены, что у них что-то получится, мистер Малер?
– Должно получиться, – заверил меня старик. Даже столь краткий диалог совершенно обессилил больного, голос его превратился в хриплый шепот. – Сахар растворяется не в бензине, а в том небольшом количестве воды, которое всегда в нем находится. При этом образуется взвесь. Если воды много, она опустится на дно вместе с сахаром.
– Будь моя воля, я бы присудил вам Нобелевскую премию, мистер Малер, – произнес я, вставая. – Если у вас появятся еще какие-нибудь идеи, дайте знать.
– Могу дать еще один совет. – Старик с трудом улыбнулся и, ловя ртом воздух, добавил: – На то, чтобы получить нужное количество бензина, вашему другу понадобится много времени. – Кивнув в сторону тракторных саней, он проговорил: – У нас много лишнего бензина. Почему бы вам не оставить несколько бочек для капитана Хиллкреста? Кстати, почему вы не сделали это вчера вечером, когда узнали о том, что с ним случилось?
Я долго смотрел на старика, потом с усилием повернулся к двери.
– Сейчас я вам отвечу, мистер Малер, – раздельно произнес я. – Потому что таких дураков, как я, свет не видывал.
Выбравшись из кузова, я сообщил Хиллкресту, какой я болван.
Глава 10
Четверг, с 4 пополудни до 6 вечера пятницы
Мы двигались весь вечер и ночь. За рулем «ситроена» мы с Джекстроу и Корадзини сидели по очереди. В работе двигателя появились сбои, звук выхлопа становился все более странным, с каждым разом все труднее включалась вторая передача. Но я не мог, не смел останавливаться. От скорости зависела жизнь человека.
Вечером в начале десятого Малер впал в коллапс, который стал переходить в коматозное состояние. Видит бог, я сделал все, что в моих силах, но этого было недостаточно. Ему нужна была теплая постель, обильное питье, средства, стимулирующие жизнедеятельность, глюкоза орально или внутривенно. Ни стимулирующих средств, ни теплой постели не было, а узкая, жесткая кровать не могла заменить ее. Все труднее было получить воду, чтобы утолить жажду, мучившую Малера; возможности сделать ему внутривенную инъекцию я не имел. На старика жалко было смотреть, мучительно слушать его затрудненное, хриплое дыхание – предвестник диабетической комы. Если не достанем своевременно инсулин, то самое позднее через три дня больной умрет.
Мария Легард тоже таяла на глазах. Старая актриса теряла силы с каждым часом. Почти все время она спала тревожным, беспокойным сном. Мне, видевшему артистку на сцене и восхищавшемуся ее удивительным жизнелюбием, не хотелось верить, что она сдастся так легко. Но жизнелюбие это было попросту проявлением ее нервной энергии. Физических же сил, необходимых для того, чтобы справиться с нынешней ситуацией, у нее почти не осталось. Приходилось то и дело напоминать себе, что передо мною женщина далеко не молодая. В этом я убеждался, видя ее измученное, изрезанное морщинами лицо.
Если меня заботили пациенты, то моего друга Джекстроу беспокоила погода. Вот уже несколько часов столбик термометра поднимался. С каждым часом усиливаясь, завывал ветер, совсем было стихший за последние два дня. Небо обложило темными тучами, из которых шел обильный снег. Сразу после полуночи скорость ветра превышала пятнадцать узлов, вихрь взметал секущую поземку.
Я знал, чего опасается Джекстроу, хотя мне самому подобное явление наблюдать не приходилось. О катабатических ветрах Гренландии, которые сродни грозным «вилливау», возникающим на Аляске, мне известно было лишь понаслышке. Когда скопившиеся в центре плато большие массы воздуха охлаждаются под воздействием чрезвычайно низких температур, как это происходило в продолжение двух последних суток, то возникает градиентный ветер. Увлекаемые им воздушные массы, словно гигантский водопад – иного определения не подобрать, – устремляются вниз по склону. Развивая вследствие их большого веса значительную скорость, эти воздушные массы постепенно нагреваются за счет сил трения и сжатия. Скорость такого гравитационного ветра может стать ураганной. На пути его не способна уцелеть ни одна живая душа.
Судя по всем признакам, условия для возникновения гравитационной бури были налицо. Недавние сильные холода, усилившийся ветер, повышение температуры, изменившееся направление движения воздушных масс, плотная облачность – все, по словам Джекстроу, свидетельствовало об этом. Не было случая, чтобы он ошибался, когда речь шла о прогнозе погоды, поэтому у меня были все основания полагать, что он не ошибется и на этот раз. Если же Джекстроу нервничал, то даже самому большому оптимисту следовало встревожиться в наших обстоятельствах. Ну а обо мне и говорить нечего.
Двигались мы на полной скорости, да еще и под уклон. Мы успели повернуть и шли точно на зюйд-вест в сторону Уплавника. К четырем утра, по моим расчетам, мы были всего в шестидесяти милях от базы. Но тут нас поджидали заструги.
Заструги – наметенные ветром снежные гряды – сущий бич для тракторов, в особенности старой конструкции, вроде нашего «ситроена». Эти снежные наносы похожи на волны, какими их изображают на гравюрах восемнадцатого века. Верхушки их твердые, а подошвы мягкие. Чтобы преодолеть их, приходилось двигаться по-черепашьи медленно. И все равно трактор и прицепленные сзади сани раскачивались, словно суда в штормовую погоду. Лучи, отбрасываемые фарами, то светили в темнеющее небо, то упирались в передние заструги. Порой перед нами расстилались ровные участки. Но впечатление было обманчиво. Двигаться по свежевыпавшему или принесенному ветром с плато снегу было неимоверно трудно.
В самом начале девятого часа утра Джекстроу остановил машину. Непрестанный рев огромного двигателя умолк, но его тотчас сменил жуткий вой и стон ветра. На нас надвигалась стена льда и снега. Джекстроу подставил ей борт вездехода. Выпрыгнув из кузова, я принялся сооружать нехитрое укрытие. Это был треугольный кусок плотного брезента, вертикальный край которого был прикреплен к крыше кабины и траку. Натянув брезент, вершину треугольника я привязал к крюку, вбитому в ледник. Во время еды внутри кузова всем было не разместиться. Кроме того, необходимо было где-то укрываться с радиоаппаратурой: в восемь утра предстоял сеанс связи с Хиллкрестом. Но главное, хотелось как-то облегчить участь Зейгеро и Левина. Всю ночь они ехали на тракторных санях, охраняемые Джекстроу или мною, и хотя температура составляла всего около двадцати градусов ниже нуля, да и закутаны оба были тепло, арестованным, похоже, крепко досталось.
Нас уже ждал скудный завтрак, но мне было не до еды. Почти трое суток я не смыкал глаз и, кажется, уже начинал забывать, что такое сон. Измученный физически и душевно, я находился на грани срыва и был не в силах по-настоящему на чем-то сосредоточиться. А задуматься было над чем. Но уже не раз я ловил себя на том, что, держа в руках кружку с кофе, клюю носом. Лишь усилием воли я заставил себя подняться и начать сеанс радиосвязи. Я намеревался переговорить сначала с Хиллкрестом, а затем с базой (накануне капитан сообщил мне частоты, на которых она работает).
С полевой партией мы связались без труда. Правда, по словам Хиллкреста, он едва слышал меня. Я подумал, что барахлит динамик, поскольку приемник получал питание от аккумулятора емкостью в сто ампер-часов. Хиллкреста я слышал превосходно.
Все мужчины, кроме Малера, сгрудились у рации. Казалось, посторонний голос – пусть далекий и лишенный человеческого тепла – вселяет в нас уверенность. Даже Зейгеро и Левин, находившиеся со связанными ногами в передней части саней, оказались в каких-то семи-восьми футах от нас. Я уселся на складной парусиновый стул спиной к брезентовому тенту. Корадзини и Брустер устроились на откидном борту, задернув полог. Так из кузова не улетучивалось тепло. Расположившись позади меня, преподобный Смоллвуд крутил ручку генератора. В нескольких футах от нас, держа в руках винтовку, наблюдал за происходящим бдительный Джекстроу.
– Слышу вас ясно и отчетливо, – сообщил я Хиллкресту, держа ладонь у микрофона рупором, иначе голос мой заглушался ветром. – Как дела?
Я переключился на прием.
– Как по маслу. – В голосе Хиллкреста слышалось радостное возбуждение. – Передайте поздравления вашему ученому другу. Его система работает как часы. Несемся пулей. Приближаемся к нунатакам Виндеби. Во второй половине дня рассчитываем пройти перевал.
Это было радостное известие. Если повезет, то к вечеру Хиллкрест догонит нас. Его группа окажет нам поддержку. Самое главное, в нашем распоряжении будет современный вездеход со всеми его техническими возможностями. А мы с Джекстроу сможем наконец-то поспать… До моего сознания дошли взволнованные слова Хиллкреста:
– Адмиралтейство, правительство или кто там еще, бес их знает, наконец-то развязали языки! Вот что я вам скажу, дружище. Сами того не подозревая, вы сидите на бочке с порохом. За устройство, которое спрятано у вас на тракторе, можно хоть завтра получить миллион фунтов. Надо только знать, к кому обратиться. Неудивительно, что правительство темнило. Власти догадывались, что дело пахнет керосином, оттого и предприняли такие широкомасштабные поиски. Авианосец «Трайтон» заберет этот агрегат.
Я переключился на передачу.
– Скажите мне, ради бога! – завопил я взволнованно. Волнение это, похоже, передалось и пассажирам, вслушивавшимся в голос моего собеседника. – О чем вы там толкуете? Что именно находилось на борту самолета? Прием.
– Извините. Это прибор, устанавливаемый на управляемых ракетах. Конструкция его настолько секретна, что, похоже, известна лишь единицам американских ученых. Это единственный образец. Его везли в Великобританию в соответствии с договоренностью между нашими странами относительно взаимной информации, касающейся атомного оружия и управляемых ракет. – Теперь голос Хиллкреста звучал спокойно и уверенно. Капитан говорил с расстановкой, взвешивая каждое слово. – Полагаю, что правительства обоих государств готовы пойти на все, лишь бы получить данное устройство и помешать тому, чтобы оно попало в чужие руки.
Последовала еще одна, более длительная пауза. Очевидно, Хиллкрест предоставлял мне возможность каким-то образом отреагировать на его слова. Но я не нашелся что сказать. Я был настолько потрясен услышанным, что окончательно потерял способность мыслить и говорить… Вновь послышался голос моего собеседника:
– Сообщаю сведения, которые помогут вам обнаружить прибор, доктор Мейсон. Выполнен он из эбонита и металла в виде портативного приемника довольно больших размеров. Носят его на плетеном ремне. Отыщите этот приемник, доктор Мейсон, и вы…
Конца фразы я так и не дождался. Слова «портативный приемник» что-то пробудили в моем затуманенном сознании. Но в это мгновение Зейгеро молнией взвился с места, на котором сидел, и, сбив с ног Джекстроу, несмотря на связанные ноги, всем телом упал на Корадзини. С искаженным злобой лицом тот, опершись одной рукой об откидной борт, другой судорожно шарил за пазухой. Поняв, что не успеет достать нужный ему предмет, «предприниматель» кинулся в сторону. Но хотя Зейгеро и был связан, он словно кошка вскочил на ноги. Я тотчас убедился, что Зейгеро действительно боксер мирового класса. Мало того что он обладал мгновенной реакцией – удар его правой был молниеносен. Довод превосходства Джонни над противником оказался убийственно веским. Корадзини был очень высок, ростом шесть футов два дюйма, весил по меньшей мере двести фунтов и был очень тепло одет. Однако от мощного удара, нанесенного в область сердца, он стукнулся спиной о борт кузова и, тяжело осев, потерял сознание. На лицо его падали хлопья снега. В жизни не видел я столь мощного удара и, дай бог, не увижу.
Несколько секунд все молчали, словно завороженные. Наступившую тишину нарушал лишь заунывный вой ветра. Я первым прервал молчание.
– Корадзини! – сказал я, не вставая с парусинового стула. – Так это Корадзини!
Я говорил едва слышно, но Зейгеро меня услышал.
– Конечно Корадзини, – спокойно отозвался он. – А как же иначе? – Нагнувшись над «предпринимателем», боксер сунул ему руку за пазуху и достал оттуда пистолет. – Возьмите-ка его себе, док. Не только потому, что опасно доверять нашему общему другу подобные игрушки, но и еще по одной причине. Пусть государственный обвинитель, окружной прокурор, или как он там у вас в Великобритании называется, убедится, что нарезка ствола совпадает со следами, оставшимися на пулях.
Зейгеро кинул мне оружие, и я поймал его на лету. Это был пистолет, но не автоматический. С каким-то странным цилиндром, навинченным на дуло. Хотя я видел его впервые, я догадался, что это глушитель. Да и пистолета подобного типа прежде не видел. Весьма неприятного вида штучка.
Все же, когда Корадзини оклемается, лучше держать оружие наготове. Джекстроу уже навел на него винтовку. Положив пистолет с глушителем рядом с собой, я достал свою «беретту».
