Антиподиум. Мои идеальные ляпы

Посвящаю эту книгу будущему, на которое смотрю через призму своего прошлого.

Она о людях, событиях, ошибках – об опыте, без которого не было бы меня.

Наши ошибки делают нас нами!

© Алла Старостина, 2020

ISBN 978-5-0051-5740-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение, или жертва аборта

Терпеть не могу нудных введений, заключений и длинного списка формальных благодарностей… Люблю брать быка за рога! Поэтому обойдёмся без предисловий и начнём с фактов. С самого начала – я имею в виду начало меня. Про самый первый ляп – моего внепланового зарождения. А заодно и про второй. Насчёт него сложно сказать, что можно назвать ляпом: саму попытку избавления от меня или то, что эта попытка не увенчалась успехом?

Но давайте по порядку. На дворе 1965 год. Мама беременна мной, срок пока небольшой. Она замужем, но не так долго, как беременна. В общем я получилась по залёту! Подробностей этой истории не знаю – тогда такие вопросы не принято было обсуждать, но факт остаётся фактом: беременность не скрыть, надо как-то рассказать маме (моей бабушке).

Бабушка вообще неоднозначно относилась к замужеству дочери. Новоявленный зять не был зятем её мечты! С другой стороны, вы встречали зятя мечты для условной тёщи? Мне кажется, в природе такие экземпляры не водятся!

Как бы то ни было, она рисовала рядом с дочкой кого-то из интеллигентной – по выражению того времени – семьи. Родители избранника должны быть учёными, на худой конец, конструкторами… Папа мой – с виду настоящий интеллигент – не мог похвастаться родословной! Его отец без вести пропал в первые дни войны, а мать была простой женщиной и работала продавщицей. Даже под суд угодила за растрату, но – вроде отвертелась – с запретом работать в торговле несколько лет.

Познакомила моих маму с папой философия – он преподавал у неё в первый свой год после окончания МГУ. Поженились, и он пришёл жить к ней – своей жилплощади у него не было. По всем статьям впал в зависимость от тёщи. Это называлось тогда «примак».

Бабушка узнала про беременность после свадьбы. Услышала и сразу подсчитала – математический склад ума… И своим коронным тоном выдала: «Идём делать аборт!» Она была начальником цеха, командовала не одним десятков мужиков, и в её арсенале был тон, услышав который невольно подчиняешься. Попроси таким тоном освободить территорию, и человек без раздумий самоликвидируется. В данном случае решено было ликвидировать меня.

Аргумент у неё был железобетонный: «Как соседям в глаза смотреть?» Соседи, как назло, тоже умели считать… В их глазах много лет создавалась идеальная картинка моей мамы, и бабушке было проще угробить потенциальную меня, чем разрушить этот идеальный образ.

С тех пор многое изменилось – поборники семейных устоев уже довольны, когда женщина выбирает в мужья мужчину, тем более если одного! Но и тогда, и сейчас – то, что скажут о тебе соседи, друзья, родственники – продолжает уродовать нашу жизнь!

Следующая сцена – абортарий. Там трое: моя бабушка и мать с отцом. Пожилая опытная врач смотрит с недоумением: «Что же вы такое творите? Уже поздно что-то предпринимать! Вы её угробите, в лучшем случае у неё никогда не будет детей!» Бабушка умоляет её, предлагает деньги – только ликвидируйте плод!

Сказано – сделано. Мама деревянным шагом входит в специальный кабинет, и вот за ней уже закрывается дверь, её сажают в кресло, и моему существованию, вдруг оказавшемуся на волоске, сейчас придёт конец!

И тут вмешался папа. Он рванул на себя дверь и выпалил: «Через мой труп!» Получается, он дважды дал мне жизнь… Хотя до сих пор не пойму, как он вообще допустил тот поход в абортарий?

Впервые я услышала эту историю в мои 11. Тогда в проекте намечался брат, и мама второй раз столкнулась с той же проблемой: надо ставить в известность свою мать! Памятуя первый опыт, рассказала она ей об этом не сразу, а месяце на третьем-четвёртом, когда поздно обращать процесс вспять!

Всё пошло по сценарию 12-летней давности: бабушка заплакала и начала возводить железобетонные аргументы – почему нецелесообразно появление брата на свет! Правда, эту часть разговора я не слышала. Прибежала, когда мама в запале выкрикивала ту самую историю несостоявшегося избавления от меня! Я как раз только вернулась из пионерлагеря, где подружки просветили меня по вопросам механики деторождения. Этих знаний вполне хватило, чтобы из деталей рассказа сложилась картинка. Я вдруг поняла, что моё появление на свет было нежелательным – это почему-то нисколько не расстроило меня!

Надо сказать, со времён моего рождения до появления брата расклад глобальным образом изменился. Теперь на чужой территории жила бабушка – папа получил квартиру и взял её с собой. Да, квартирный вопрос – краеугольный камень… Кого-то он, как в известной поговорке, испортил, кого-то, может быть, даже закалил, но ясно одно: много судеб он переломал! Сколько молодых семей распалось от бескорыстной помощи живущих с ними родителей! Сколько пар остаются вместе только по причине общей жилплощади!

Когда я познакомилась со вторым мужем, то услышала похожую историю. Он должен был родиться, когда его маме было 44. Это был 1956 год – женщины, рожавшие за 40, были, мягко говоря, экзотикой! Опасения были – не «что соседи скажут», а сумеют ли уже немолодые родители поднять ещё одного ребёнка.

Словом, мы оба – жертвы аборта, что радует – несостоявшиеся! На мой взгляд, перебор для одной семьи! Обожаем шутить по этому поводу – такой статус многое извиняет и облегчает!

А в какой-то момент я поняла, что смотрю на жизнь и смерть немного отстранённо, не как другие… Не потому ли, что моё появление в этом мире было под вопросом?

Когда подруги жалуются, что «не складываются отношения с ребёнком», я всегда с недоумением отвечаю: «Да он должен быть благодарен, что ты его вообще родила!»

Оглядываюсь на свою жизнь и вижу: из-за этой истории или нет, но точно прослеживается одна тенденция! Вроде всегда считала себя умным человеком, но всё главное пришло ко мне с какими-то ошибками, неутыками, случайностями и недоразумениями. А иногда и с трагедиями.

Вспоминаю мою любимую притчу:

К великому мудрецу приходит бедняк и говорит:

– Я дошёл до края, моим детям нечего есть! Помоги!

Мудрец спрашивает:

– 100 динаров (или какая там у них валюта) решат твои проблемы?

– Да, о великий мудрец!

– Тогда купи лотерейный билет и выиграй эту сумму!

– Но как я узнаю, какой билет покупать?

Мудрец что-то посчитал, прикинул и говорит:

– Номер 27!

Вскоре бедняк снова приходит, бросается к ногам великого мудреца и возносит хвалу до небес. И между делом спрашивает, как тот узнал номер выигрышного билета.

Мудрец отвечает:

– В тот день был апрель – четвёртый месяц в году, седьмое число. Четырежды семь – двадцать семь!

– Но, великий мудрец, четырежды семь – двадцать восемь!

– Глупец, ты выиграл, да ещё и недоволен…

Вот так и в жизни…

Когда я зашла в Инстаграм (мой аккаунт @alla_fashionage), то вдруг поняла: наши с вами страхи и заморочки удивительно похожи – как близнецы! Мы все ходим по одним граблям – а кто-то из нас уже расшиб себе лоб и нашёл выход! Переступил через эти грабли и знает – куда и как дальше идти!

Только вот рассказать об этих ошибках решается не каждый… А у меня в какой-то момент прямо щёлкнуло: я должна поделиться своими ляпами! Показать, что ошибаться не страшно, что мир может быть разным – и завтра наша самая ужасная ошибка оборачивается самым большим достижением!

В этой книге – истории из моей жизни – есть смешные, а есть печальные и даже трагические. Название каждой главы – это «ляпы».

Жизнь вообще калейдоскоп ляпов – весь секрет в их сочетаниях! А также в умении рассмотреть их красоту.

Разговор, положивший начало книге

Мы с дочкой всегда много разговариваем – часами – обо всём подряд. О том, как рушится сегодня наше прошлое и как мы будем строить новое будущее. Сегодня все слова про будущее – как обоюдоострая бритва: страшно и больно, но в глубине души каждый уверен: попытки заякориться в прошлом обречены на провал!

Разговариваем часами, но, странно, почему-то больше обо мне. Свои проблемы она обычно замалчивает – такой своеобразный мазохизм… Это во многом моя вина, но её ответственность.

Она пришла – усталая. Вижу, что её накрыла апатия, но она скрывает. Больше от себя, чем от меня.

Опять встаёт в три-четыре часа ночи, опять заедает по утрам – потом сутками голодает. Потом тренировки, тренировки, тренировки. Балахоны. В шкафу висят крутые вещи, а она носит свои комплексы…

Мы честны друг другом – всегда. Обе сыты приторными ценностями, глянцевыми обложками и вылизанностью инстаграм-постов.

А сегодня её как будто прорвало…

Влада:

Я как будто дышу углекислым газом! Мы обсуждаем глобальные проблемы реальных людей – жестокость, домашнее насилие… Всё это важно, интересно и трогает – при этом моя жизнь выглядит здоровой и счастливой – как бы и вроде бы так.

Но кому интересен серый человек из реальной жизни? Человек, который о чём-то мечтал, впахивал – не всегда по делу, падал, поднимался, потом снова и снова падал, потом снова впахивал… Кому интересен человек, домашняя жизнь которого похожа на заезженную пластинку? А нас таких 90%!

Да, меня не бьет муж, и наш брак со стороны – как картинка. Но он иногда повышает голос – а это для меня как пощёчина! И давит на меня время от времени. Нет, он не жесток и не хочет сделать мне больно! Просто у него свой багаж проблем, который он не всегда вывозит, – и часть этих проблем ассоциируется со мной!

При этом у меня вроде бы всё есть – семья, отличное образование… Но дело моей жизни горит огнём, и страшно начать сначала. Но я должна – самой себе, моей дочери…

При всем этом я ощущаю жизнь как она есть. Со всеми акцентами, деталями и грязными красками. Я умею отряхиваться. В проблемах, как и в «уродстве», есть своя красота и тяга к будущему.

А как это было у тебя?

Я:

Когда твой папа разбился в автокатастрофе, опоры под моими ногами было – поверь – ещё меньше! Но я хотела стать успешной – назло – сейчас уже плохо помню кому! Доказать всему миру, что одна смогу лучше, чем с ним! Ведь он каждый день талдычил мне, что без него я – никто, что знаю жизнь по его рассказам… И знаешь что я заметила? Вот ты живёшь в ощущении «полной задницы», а когда всё начинает налаживаться – этого момента обычно не замечаешь… Только когда опять наступает очередной треш – оглядываешься назад, – а оказывается, за спиной не такая уж и чёрная полоса… Или когда сомневаешься в чём-то и твою мысль потихоньку прибивает к какому-то берегу… Ты внутри себя уже сделала свой выбор, только сама об этом ещё не подозреваешь, хотя тело твоё уже делает первые шаги в эту сторону… Как с этим моим проектом в Инстаграме.

Кстати ты вообще в курсе, что я начала его из-за тебя? Ты тогда настолько прожужжала мне уши, что я такая уникальная и что все должны об этом знать, что я почти поверила.

В.:

Насчёт «уникальная» – это я подтверждаю! И, что странно, ты у меня никогда не ассоциировалась с родителем! И я никогда не знала, сколько тебе лет!

Я:

Ну насчёт «не знала» – мне кажется, ты лукавишь! Когда моя цифра возраста эпизодически всплывала – делали зарубежные визы или как-то ещё, – она тебя как будто травмировала – это всё равно что вдруг столкнуться лоб в лоб с непреложным фактом, что твоя подружка на четверть века старше тебя! И вообще, у нас в семье какое-то странное отношение к возрасту и к поколениям! Начать с того, что ты зовёшь меня не «мама», а «мелкий»!

В.:

Ты мне казалась дико современной – прямо трендсеттером всего – особенно моды! И вообще идеалом – мой такой личный Иисус… И была правда моей лучшей подружкой – да и с моими подружками была всегда на одной волне! А помнишь, с ними и с тобой ходили в ночной клуб – танцевали сальсу? И ещё на ночной показ рекламных роликов…

Я:

Да, что-то такое припоминаю… Кстати, за что тебе отдельное спасибо, – что такое моё помещение на пьедестал не заставляло меня «держать спинку» и быть идеальной!

В.:

Расслабься – у тебя бы по-любому не получилось…

И я хотела показать другим, что с мамами вот так можно – болтать до глубокой ночи, дурачиться, танцевать сальсу, составлять сумасшедшие луки…

Я:

Вот только насчёт того, что я сама открыла свой Инстаграм – это как посмотреть… Помню, ты разместила первый пост в моей ленте – было утро субботы, – позвонила мне тогда и сказала: «У кого-то вышел первый пост»! Кстати, не ты ли сама его и писала? Я тогда, помню, была в шоке – подружки стали забрасывать комментами, ставить смайлики и разные эмодзи. А я не знала, как отвечать. Думала, что в Инстаграме есть какая-то особая этика – в каких случаях ставится какой эмодзи, – как в деловой переписке… Звонила тебе – советовалась по каждому комментарию…

В.:

А ты понимаешь, что отношение к возрасту у тебя нетипичное?

Я:

Когда сижу дома или разговариваю с тобой – ну или с кем-то из мужчин, включая дядю Лёшу, – нет, не понимаю. А вот в разговоре с ровесницами – да, разница чувствуется! Все почему-то хотят выглядеть моложе! Лучше комплимента не придумаешь, как сказать: «Ой, тебе 50? А я думала – 40!» Люди просто летают от этого потом целый день! Прямой путь к сердцу любой особы женского пола! Пользовалась бы, если бы не была таким унылым правдорубом…

В.:

Да, с притворством у тебя, конечно, глобальный напряг… Но режешь ты свою правду-матку не многим, потому что человек ты сама по себе закрытый! Если не знать тебя близко – твоя жизнь со стороны выглядит как картинка! А сейчас всем уже наскучили эти отретушированные картинки – смотришь на них, и чувствуешь себя каким-то лузером… Важно знать, что люди вокруг живые – как и ты – дышат, тупят, питаются не бабочками и ходят в туалет не розочками…

Я:

Поняла, на что ты намекаешь! Тогда дядя Лёша приехал после командировки – а мне подарили цветы. Сам букет я успела выкинуть, воду вылила в унитаз – а в неё обломилась маленькая розочка… Вот он и смеялся, что я питалась без него, наверное, пылью единорогов. Ну и ревновал, конечно…

В.:

Думаю, по концентрации косяков и ляпов – ты тоже эталон и достойна пьедестала… Только в свете этого твой заход и глянцевый мир Инстаграма – спорный шаг… Хотя ты во всём неформат – плевать хотела на его глянцевость!

Потом вечером мы с ней хором смотрели «Конец Тура» – фильм, который, в общем-то, плохо кончился – суицидом. И который не взорвал прокат, но отпечатался больше тех, громких и номинированных…

А утром я начала писать эту книгу. Решила начать со своих корней – с далёкого детства, и продолжить красотой. Ведь говорят, что именно она спасёт этот мир, если от него что-нибудь останется…

Глава 1. Ляпы семьи моего детства

Барби и Кен

Посмотрела на молодое фото моих родителей, и пришла мысль: это эталонная пара тех лет, Барби и Кен середины 60-х!

Мама была красавицей – невысокого роста и с точёной фигурой. Особенно очевидно это становилось на пляже – сразу очерчивались рёбра, но там она на автомате втягивала живот.

Мама укладывала свои светлые волосы, обесцвеченные гидроперитом и оттенённые вываренной луковой шелухой, в красивую сложную халу. Это сооружение занимало у неё четыре с половиной минуты – я засекала – десятилетия практики давали свои плоды! Правда, перед этим она почти каждую ночь спала на бигуди…

Её глаза украшали стрелки – самые ровные стрелки в мире! Она рисовала их цанговым карандашом, который, скорее всего, принесла со своей инженерной работы. Другим грифелем этого же карандаша она наводила лёгкие синие тени, а третьим – бордовым – красила губы. Её косметичка состояла из этого цангового карандаша с картонной коробочкой стержней и ещё одной картонной коробочки – ленинградской тушью со щёточкой. Теперь, когда я захожу в Л, Этуаль и вижу ряды косметических арсеналов, вспоминаю косметичку мамы – по факту целлофановый пакетик с этими двумя коробочками. И удивляюсь – какая она при этом была красивая…

Одевалась она модно, потому что шила. Насмотренность, о которой я не устаю твердить, была у неё уже в те дремучие с точки зрения стиля годы. Везде в доме лежали журналы мод – Московского Дома моды и рижские – считай Европа.

Папа был вылитым Кеном со взглядом мудреца. Высокий, прямой и идеально стройный, длинноногий и тонкокостный. У него был аристократический профиль – тонкий нос с лёгкой горбинкой. С годами отец стал похож на старшего графа Болконского – сейчас так просто не найдёшь таких лиц! Носил всегда светлую (часто белую) рубашку, тёмный (часто чёрный) костюм – всё это было идеально выглажено – и галстук. Без галстука он не покидал пределов дома. В последние годы жизни он частенько помогал нам на складе – грузил ткани, – так вот ни на одну разгрузку он не пришёл без галстука! Интеллигенция тех лет…

У него были слегка вьющиеся волосы, но после сорока он начал понемногу их терять. Я прямо до физической боли переживала эту неидеальность, но виду не подавала! Наверняка переживал и он. Но у нас в семье не принято было показывать чувства.

Когда мама с папой приходили в гости, все говорили: «Какая красивая гармоничная пара!» К такой паре предполагалась пара маленьких ангелочков – детей. Мы с братом, на мой взгляд, в эту картинку совсем не монтировались! Интересно было бы узнать, думали ли что-нибудь на этот счёт родители? Мне кажется, они были достойны детей покрасивее…

Я себе явно не нравилась – квадратная челюсть, широкие плечи… Волосы свои волосами вообще не считала! Брату с внешностью повезло, на мой взгляд, больше. Он всегда был похож на Брэда Питта – добавить бы ещё сотую долю его мышц! Но на свой внешний вид ему всегда было откровенно плевать! Десятилетиями он не вылезает из растянутых джинсов и комфортного худи, в который обязательно добавлена хоть капля оранжевого – его любимый цвет! А свои густые волосы – предмет моей зависти – он зимой и летом прячет под бейсболкой. И всё это при том, что он чувствует форму и цвет лучше меня и виртуозно владеет компьютерным дизайном! Смотришь на него и начинаешь понимать арт-директоров модных домов, которые, закрывая показ своей коллекции, выходят на подиум в чёрном нечто…

Да, кастинг картинных херувимов нам с ним точно никогда не пройти!

Магазины моего детства

Свой трепет перед магазинами помню с детства. Я жила на безлюдной улочке с частными домиками – до ближайшего продуктового от нас было три квартала, и то не по прямой! Я ходила туда редко – непременно за руку с кем-то из взрослых. Для меня это был центр мироздания, а поход туда – это был мой выход в свет! На полках стояли красивые банки и коробки, толпились люди, касса отстукивала чеки… Конусы с разноцветным соком стояли справа от продавщицы. Я обычно выпрашивала томатный и в налитом стакане разбалтывала ложечкой соль. Соли я всегда перебарщивала – наверное от жадности, так что под конец пить было уже невозможно – но я пила…

А ближе к рынку, кварталах в двух от нас, стояла палатка с мороженым. Это было вожделенное место, и вожделенным оно было, как оказалось, не только для меня. Мама – а она выросла в этом же доме – как-то обмолвилась, что её самой заветной детской мечтой было перенести эту палатку прямо к дому. Там продавались стаканчики молочного и сливочного мороженого, реже брикеты – всё это стоило копеек 10—12. Ещё большей роскошью был хрустящий посыпанный вафельной крошкой рожок – его цена была 15. А если уж совсем раскошелиться или если сэкономишь за пару дней на обедах – после школы можно было купить пирожное-мороженое – аж за 28 копеек – эскимо, посыпанное орехами… Всё это казалось таким невероятно вкусным… Страшно представить: а что если попробовать всё это сейчас? Вдруг это просто миф, который будет развенчан? Вдруг окажется, что мороженое было просто стандартным мороженым, ничего особенного?

А в первом классе я заболела канцтоварами – вот реально заболела! Отдел канцтоваров Детского мира стал для меня волшебным лабиринтом, полным диковинных вещей. Разноцветные карандаши, разлинованные тетради разной толщины, ластики со слоном… Всё это нехитрое советское разнообразие – это был для меня сказочный мир!

Следующим моим этапом была изостудия – меня отвели туда в конце первого класса. Она располагалась в здании Городского дворца пионеров, гулком, холодном и неуютном. Учительница сказала купить краски – акварель и гуашь – и колонковые кисточки.

Мама объяснила мне, что колонок – это такая почти белка. Что кисточки из неё – это очень круто! Мне, конечно, жалко было белочку – что у неё выдёргивают волоски, но желание рисовать крутыми кисточками, конечно, победило!

С гуашью проблем не возникло – она продавалась в любых канцтоварах. А вот с хорошей акварелью дело было в разы сложнее. Самую обычную – в ёмкостях-ванночках – можно было купить где угодно, но раз я теперь была художником, то нужна была самая лучшая – которую выдавливали на палитру из тюбиков. Такая называлась «Нева» и продавалась только в одном магазине – где-то в овраге на краю города. Это был специальный художественный магазин, и до него доезжали только те, кто был правда увлечён рисованием.

Когда мы туда приехали, мне открылся целый мир! Огромные коробки разноцветной пастели, темпера, сангина, громоздкие мольберты – большие и поменьше… Одних кисточек был целый арсенал – от самых малюсеньких до огромных – в два пальца толщиной! Сколько раз потом я выпрашивала у мамы – разрешения и денег – хотя бы копеек пятьдесят, – чтобы опять приехать сюда! Тряслась в троллейбусе – замирала в радостном предвкушении, а когда приезжала, иногда покупала ценную для меня мелочь, а чаще просто стояла и глазела на витрину, представляя себя великим художником…

А классе в пятом я была у подруги, и мне попалась на глаза книжка по кулинарии. В ней подробно рассказывалось, как печь сложные торты и пирожные – и всё это было на аппетитных цветных фото. Я выпросила это богатство на недельку и стала читать.

Дома эта моя новая тема как-то не нашла поддержки… Увлечение готовкой у нас и так считалось мещанством, а такой сложной и «продуктоёмкой» – вообще квалифицировалось как разврат! На первую же мою просьбу выделить мне немного муки, сахара и пару яиц я получила ответ «нечего продукты переводить» и сразу охладела к этой теме… Ещё несколько дней листала ту красивую книгу с глянцевыми фото, но и её потом отдала…

Так и не знаю до сих пор, в каком отделе продаётся желатин и ванилин, – видно, не судьба…

Брат родился!

Мне тогда было 12.

Когда мама делала первую подводку к этой теме, то вообще-то обещала девочку, но по ходу дела концепция изменилась…

Видно, гендерная диагностика была тогда не очень, если вообще была…

Я решила серьёзно поговорить с мамой, что не согласна на такую замену. Моим главным аргументом было то, что мальчик может быть алкоголиком (с девочкой я почему-то такого варианта не мыслила). Мама, конечно, выслушала меня и даже пыталась переубедить. Но из этого разговора я поняла, что она и сама не в восторге от нового расклада, но изменить обратно ничего не может.

Мне 12, Ярославу несколько месяцев.

Насколько помню – он всё время орал…

Это был первый момент в жизни, когда я поняла: что-то может быть моей маме неподвластно! До этого я считала, что она без вариантов рулит жизнью!

Через десятки лет она не раз спрашивала меня:

– Ну что, хорошо, что я тебе брата родила?

– Не алкоголик ведь, смотри, – а ты говорила…

Да, видно мои слова запали ей в душу…

Моя мама, как и я, была человеком железного целеполагания. И в тот момент поставила перед собой сверхзадачу – ни много ни мало – победить природу! А именно: родить не в декабре, как предрекали врачи, а уже в следующем году! Это было связано с датами призыва гипотетического брата в гипотетическую армию. Не знаю, природа ли сама решила скорректировать свои планы под напором мамы, мама ли послала особый запрос в космос, а может быть, специально терпела, – но она дома встретила Новый год, послушала бой курантов, посмотрела «Иронию судьбы» и поехала с отцом в роддом и в этот же день родила. А через несколько дней папа привёз её уже со свёртком.

Этот орущий комочек назвали пафосным именем Ярослав (у нас в семье не дают банальных имён).

Для меня это было спорное приобретение – комочек орал по ночам и не давал спать, да и дневное внимание мамы забирал полностью…

Правда, когда подруга, которая завидовала мне, срочно завела в ответ собаку, я подумала: а может быть, в этом орущем создании действительно была какая-то ценность? То, что она завидовала, я знала со слов родителей – в таких вещах в том возрасте я ещё не разбиралась, но родителям верила!

Я была не мелкая. Врач из детской консультации принял меня, согнувшуюся над детской кроваткой, за молодую мамашу. Я в один день перешла из детей в разряд взрослых.

Мой дядя – он был мегаумный – до рождения Ярослава звал меня «главный человек», а с того 1 января имя сменилось на «бывшего главного человека». Это сейчас я понимаю – мегаумным дядя был в чём угодно, только не в вопросах воспитания. Потому что нельзя ребёнка, а тем более девочку-подростка, так называть.

С продуктами тогда была напряжёнка. Да и вообще тема питания у нас в семье была не в приоритете. Но иногда по случаю обламывался, например, килограмм бананов. Или апельсинов. И знаете, как распределялся этот килограмм между членами семьи? 100% брату. Ну а всё, что останется, – другим! В общем, вы поняли…

Я, кстати, никогда не обижалась. Ведь это была не его инициатива – съесть весь тот килограмм! Был тогда советский лозунг: всё лучшее – детям! Что делать – я уже не попадала в эту категорию…

Знакомство с дедом

Мой дед был еврей. Я познакомилась с ним в день своего 18-летия. По странному стечению обстоятельств дни нашего с ним рождения совпадали. Хотя у меня не было никакого желания делиться своим днём рождения с человеком, который не особенно интересовался моим существованием до 18 лет… Этот день приходился на 28 декабря – самый канун Нового года.

Как бы то ни было – в тот день ему было 70, мне – 18, и я приехала из Тулы в ресторан «Арбат» на его юбилей. Долго перед этим готовилась, завивала волосы, неумело красилась, смывала и снова красилась… Самым лучшим моим платьем было выпускное – в нём и поехала на этот торжественный приём!

Вечерняя предновогодняя Москва меня как-то смяла и сбила с ног! Я была в ней до этого несколько раз, но никогда она не была такой нагло-нарядной!

Дед и бабушка в молодости

Земной шарик сиял и крутился над входом в заведение, Арбатское пятикнижие сверкало в темноте как правильные ледяные глыбы, повсюду были гирлянды, ёлки… До Нового года оставалось три дня – Москва гудела в ожидании боя курантов…

А в ресторане бокалы звенели уже в этот вечер… Это была пафосная тусовка – правда, тогда я этого ещё не понимала! Дед оказался невысокого роста – он был чем-то похож на актёра Михаила Глузского с волосами как каракуль – тугой завиток с сильной проседью… Мама представила нас, мы сели за стол, начались тосты и речи.

Все говорили красивые слова – каким выдающимся учёным был мой дед, сколько сделал он для науки… Там были министры, академики, иностранцы – для меня это был тогда пустой звук…

Когда я пошла в туалет, перед зеркалом стояли удивительно красивые женщины – ярко накрашенные, в модных платьях, с необычными причёсками, покрытыми непробиваемой коркой блестящего лака… Розовые полоски румян, густо накрашенные ресницы – всё это было так ново и волнующе для меня…

Они смотрели оценивающе на моё выпускное платье и еле заметно усмехались. Почему они так врезались в память и раскрасили неоновыми красками впечатление этого и без того яркого дня?

О существовании такой профессии – ночная бабочка – я тогда ещё не слышала…

Ирина Николаевна

Дед с бабушкой расстались в войну. Накануне родилась моя мама – за две недели до печально известного 22 июня, и у бабули был выбор – ехать с семьёй сестры в эвакуацию на Урал или оставаться с мужем в ожидавшей оккупантов Москве. Она выбрала эвакуацию – там было кому помочь с ребёнком. Понимаю её выбор: маленький ребёнок для меня – неподъёмный комок проблем! Легче на Урале эвакуированный завод своими руками развернуть!

А дед в Москве загулял. И до бабушки это долетело. Она, как приехала из эвакуации, – сразу рванула подавать на развод. Он пытался её уговорить, просил прощения, но с ней это было бесполезно – она если упрётся, то с концами… Я как-то задумалась – хорошо, что жизнь не набралась наглости протащить меня через такие испытания! Хотя результат эксперимента был бы предсказуемо таким же!

Дед тогда женился на своей пассии. Её звали Ира (для меня Ирина Николаевна). Она была из подмосковной Балашихи, лет на 12 моложе него и поразительно походила на артистку Людмилу Целиковскую – молодые фото было просто не отличить!

В вечер знакомства с дедом отношение к нему и к идее впустить этого человека в свою жизнь у меня было скептическое. К предателям я отношусь однозначно – он в эту категорию явно вписывался… Но его жена взяла меня в оборот – стремительно и бесповоротно! Констатировала факт, что эти зимние каникулы я провожу у них. Не подчиниться было невозможно!

Она встретила меня у электрички и привезла домой. Это была квартира на Академической – минутах в пяти ходьбы от метро. Почти каждый вечер был распланирован – концерты, спектакли, показы мод… Днём были выставки и, конечно, магазины – даже в них она меня поначалу не отпускала одну!

Вечерами, после спектаклей, когда мы возвращались в квартиру, дед уже спал. Ложился он рано – потому что вставал в шесть часов утра, гулял с собакой и потом ехал в свой институт в Мытищи.

Мы с Ириной Николаевной до глубокой ночи сидели на кухне и разговаривали – про моих родителей, про деда, про их и нашу жизнь все эти годы… Она была, в отличие от моей бабушки, очень весёлая и какая-то лёгкая, хотя, наверное, немного поверхностная… Ни дня в жизни не работала, но хозяйство держала идеально! Я тогда ещё подумала: мне с ней интереснее и проще, чем с бабулей… И ещё подумала: наверное, такие мысли – это предательство… Но эта женщина была такая классная – а в молодости ещё и красивая! Я бы на месте деда тоже выбрала её! С тех пор смотрю на брошенных женщин и нередко понимаю ушедших от них мужчин…

Три года – три первых курса – я тусовалась у них на зимних каникулах. Как всегда, на каждый день моего визита у нее был «туз в рукаве» – добытый не без трудов заветный билет!

На четвёртом курсе я вышла замуж.

Дед не дожил несколько месяцев до 80-летнего юбилея и до последнего дня работал. Однажды утром он пошёл, как всегда, гулять с собакой, и его сбила машина – и умчалась в неизвестном направлении…