Kitabı oku: «Путь III. Зеркало души», sayfa 5
«А Вы?» – ещё раз нерешительно с опаской переспросила Людмила.
«А я… Я уже слишком стар для всего этого. Да и разговор будет намного проще, если вам обоим не будут мешать звёзды на моих погонах…» – улыбнулся генерал, выходя из кабинета.
Спустя несколько секунд раздался тихий стук и в дверь вошёл среднего роста в меру упитанный молодой человек лет тридцати пяти в деловом костюме и галстуке.
«Добрый день, Людмила Валерьевна!» – приветственно произнёс молодой человек, осторожно располагаясь за столом напротив руководителя оперативно-следственной группы.
Людмила слегка кивнула головой, всё ещё размышляя о том, как же её угораздило так вляпаться…
«Пожалуй, мне стоит сразу представиться…» – деловито произнёс черноволосый молодой человек, после чего, аккуратно поправив очки, произнёс – «Андрей Николаевич Несветаев, руководитель министерства сельского хозяйства одного из аграрных регионов нашей необъятной страны…».
Велисарова, припоминая, что она уже где-то слышала это имя, в очередной раз слегка кивнула головой, в ожидании продолжения этого странного диалога.
«Даже не знаю, как правильно выразиться…» – в явно непривычной для себя манере произнёс региональный чиновник, продолжив – «Впрочем, Вам, наверное, уже хорошо известно, что моё имя значится во втором списке экзорцистов – во второй сотне».
«Список из тысячи потенциально коррумпированных российских чиновников?» – понимающе кивнула Людмила, наконец, вспомнив, где именно она уже видела его фамилию.
«В общем, да…» – слегка смутившись от подобного наименования списка, подтвердил молодой человек, быстро продолжив – «В этот злосчастный список попало довольно много небольших региональных чиновников, подобных мне. Чиновников, у которых не имеется ни миллиардов, ни сотен миллионов долларов за душой, как у многих других, в особенности, людей из первого списка…».
«Андрей Николаевич, я Вас понимаю, но оперативно-следственная группа не имеет никакого отношения к данным спискам экзорцистов и мы, со своей стороны, не можем ничего для Вас сделать в плане оценки их корректности и внесения каких-либо корректировок…».
«Андрей, просто Андрей…» – попросил Несветаев, боязливо продолжив – «Людмила Валерьевна, Вы меня неправильно поняли – я не собираюсь доказывать, свою невиновность, рассказывая о несправедливости судьбы. Разумеется, я никогда не скажу ничего подобного официально, но скорее, напротив – у экзорцистов были все основания для моего занесения в этот злосчастный список. И я, как и многие другие мои коллеги по несчастью, попавшие в этот список, вовсе не горжусь тем, что я сделал в своё время, на государственном посту…».
«В этом случае, Андрей, о чём Вы хотели со мной поговорить?» – опешив от неожиданной постановки вопроса, поинтересовалась Велисарова.
«Мне, а в моём лице и многим другим, важно узнать, есть ли перспективы скорого раскрытия этого дела?» – произнёс Несветаев, поспешно добавив – «Разумеется, я ни в коей мере не прошу Вас раскрыть тайны следствия… Вполне вероятно, я вообще не совсем удачно выразился – всем нам хотелось бы знать только, есть ли шанс, что всё это прекратится в ближайшее время, скажем в течении полугода, что деятельность экзорцистов будет остановлена в указанный срок?».
Людмила, внимательно обдумав озвученный вопрос и, сочтя, что её собственное мнение по столь общей теме не является раскрытием сколь-нибудь существенной информации по делу, медленно произнесла – «Я полагаю, что в ближайшие полгода вряд ли что-то сильно изменится в лучшую сторону в силу целого ряда объективных причин…».
«Собственно говоря, мы все так и полагали…» – с долей сожаления в голосе, произнёс Несветаев, мрачно пояснив – «В конце концов, оно и понятно – в течение последних полутора лет ситуация только ухудшалась и никакие предпринимаемые властями усилия не дали эффективного результата, поэтому не стоило и надеяться на скорые перемены к лучшему…».
Велисарова задумчиво посмотрела в окно, не зная, что добавить к сказанному, подумав – «А ведь и, вправду, за эти полтора года много ли нам удалось сделать для прекращения деятельности данной преступной группировки? Отнюдь. И это всё наша и только наша вина…».
«Людмила Валерьевна, скажите, что мне делать? Что делать другим, таким как я?» – срывающимся голосом с мольбой в глазах переспросил Несветаев.
«В каком плане что делать?» – с удивлением посмотрев на чиновника, переспросила руководитель оперативно-следственной группы.
«С тех пор как год тому назад я попал в этот злосчастный список экзорцистов – я не могу спокойно спать и работать. Да что там говорить – я не могу нормально жить! Везде мне мерещатся странные люди, пугающие шорохи и звуки – я постоянно меняю места жительства, опасаясь слежки, никуда, даже на работу к себе в министерство, не хожу без вооружённой охраны и предпочитаю более не появляться в людных местах и на светских приёмах, где моя безопасность не может быть гарантированно обеспечена. Я, в страхе от собственной тени, живу в городе, где я когда-то родился и вырос. В родном городе, где меня хорошо знают и уважают люди… Смешно, не правда ли?! Весь этот год я существую, сидя на различных антидепрессантах и каждое воскресенье отмечая свой праздник – юбилей того что мне удалось прожить ещё одну очередную неделю. Вздрагивая и крестясь, каждый раз, узнавая из сводок криминальных новостей об очередном чиновнике, выбывшем из списка с пространной формулировкой «за отсутствием дальнейшей возможности взыскания средств». Вот оно, каково быть в этом проклятом списке!» – эмоционально произнёс Несветаев, продолжив – «Одно время я тешил себя мыслью, о том, что по списку им ещё далеко до меня – тогда я ещё был только в третьей сотне. Впрочем, довольно скоро мне стало ясно, что всё это пустые надежды и далёкий номер в списке вовсе не гарантирует безопасности, понимая, как беспорядочно и хаотично работают экзорцисты по обоим своим спискам в последнее время. В тот момент жизнь для меня полностью изменилась. За этот год я пообщался со многими другими коллегами по несчастью, имена которых попали в злополучный список, пытаясь понять, что мне самому делать дальше. В основном все они разделились на три лагеря исходя из своих собственных убеждений, связей и финансовых возможностей – первые полагают, что у них вполне достаточно денег и политических связей, чтобы гарантированно защитить себя и своих близких от кого бы то и чего бы то ни было, оставаясь здесь в России. Вторые при малейшей опасности уезжают за рубеж – в Англию, Израиль, США, страны арабского мира и другие страны, искренне веря, что возможности экзорцистов не безграничны, и они с семьёй смогут затеряться где-нибудь в далёком Марокко, проживая под другим именем. Третьи же, в том числе и я, не располагая ни связями и капиталами, чтобы гарантировать себе абсолютную безопасность здесь на родине, ни возможностями и средствами для того, чтобы благополучно переждать смутное время за рубежом, понимают, что всё это никогда не закончится, и нас будут преследовать до конца наших дней…».
Людмила, с удивлением раскрыв рот, посмотрела на чиновника, действительно обрисовавшего совсем иную перспективу происходящего…
«Впрочем, самое занятное это то, что все они – несмотря на свои убеждения и взгляды, становились жертвами экзорцистов. Все без исключения – и те, кто рассчитывал на свои связи здесь, и те, кто вверял свои жизни какой-нибудь израильской разведке, там за границей, и те, кто осознал свою ошибку и просто смиренно ждал своей незавидной участи. В леденящих душу сводках новостей фигурировали все они…» – с горечью в голосе произнёс молодой человек, добавив – «Поняв эту простую истину, как и многие другие, я решил – да чёрт с ними, с этими грязными деньгами, нажитыми на боли и несчастии других людей. Я готов расстаться с восьмьюдесятью процентами, оплатив свой счёт сполна…».
«Андрей, если Вы уже приняли это трудное решение, то в чём же, собственно говоря, проблема?» – с недоумением поинтересовалась Велисарова, искренне добавив – «Я Вас совсем не понимаю…».
С последними словами молодой человек вскочил со стула, эмоционально добавив – «Да в том то всё и дело! Проблема в том, что и я и многие другие готовы оплатить счёт, но никто из нас сейчас не знает, как именно это можно сделать! С кем, к примеру, можно обсудить условия? Куда вообще переводить деньги, чтобы получить прощение? Полтора года тому назад был хотя бы посредник, к которому можно было обратиться с данными вопросами.… А сейчас? А что сейчас? Сейчас нас просто и беспощадно «зачищают» – без уведомления, без предупреждения, без разговора и без права искупить свою вину перед обществом! Возможно, каждый из нас, действительно, виноват и заслуживает должного наказания. Впрочем, ведь все мы – тоже люди! Люди, хотя и допустившие непростительные в своей жизни ошибки, но люди, у которых есть родные, близкие, друзья, которым далеко не всё равно, что с нами будет… Что мне делать?!».
Людмила, потрясённая до глубины души подобной постановкой вопроса, припомнила, что ведь действительно в течение последнего года им самим не попадалось информации о некогда привычных операциях по экспроприации экзорцистами капиталов чиновников, нажитых незаконным путём. Велисарова, как и остальные члены группы, были склонны полагать, что подобные операции экзорцистов продолжались, равно как и прежде, но по вполне понятным причинам не предавались огласке ни экзорцистами, явно не желавшими раскрывать свои финансовые потоки, ни жертвами, опасавшимися как проблем с законом из-за нелегальных источников капиталов, так и возмездия террористов.
«Экзорцисты больше не выходят на контакт даже с самими приговорёнными чиновниками и не предлагают им искупить свою вину перед обществом…» – машинально произнесла Людмила, размышляя над этой весьма странной новостью, добавив – «Что это? Смена концепции? Месть? Или же кара – кара для всех, без исключения, попавших в список? А может они опасаются возможности засветиться, при проведении финансовых операций по отмыванию столь значительных объёмов нелегальных средств за рубежом? Или же это результат того, что нам удалось эффективно перекрыть каналы возврата экспроприированных ими средств обратно в страну? Или же это какой-то новый крестовый поход? Что же всё-таки произошло?!».
«Я понятия не имею, что это и почему…» – сдавшись и сев обратно на стул, произнёс Несветаев, мрачно уточнив – «Я говорил со многими людьми – никто не выходил с ними на контакт. Это просто геноцид – геноцид среди коррумпированных российских чиновников! И в этой связи у меня, а точнее у всех тех, от имени кого я сейчас разговариваю с Вами, есть к Вам большая просьба…».
«Я Вас внимательно слушаю, Андрей…» – задумчиво кивнула Велисарова, всё ещё размышляя о возможных причинах изменения экзорцистами концепции своей работы.
«Мы просим Вас помочь нам выйти с ними на контакт…» – быстро произнёс молодой человек, и, увидев ступор на лице собеседницы, поспешно продолжил – «Ваша группа занимается расследованием этого дела уже второй год. Вполне возможно у Вас есть какие-то соображения или намётки о том, кто мог бы хоть как-то отдалённо быть связан с этим движением. Всё что нам нужно – это всего лишь контакт человека, с которым можно связаться, а далее мы уже сами договоримся с ним о встрече с экзорцистами и дальнейших шагах…».
«Признаться честно, это очень и очень сложный вопрос, на который, боюсь, у меня нет сейчас ответа…» – медленно произнесла руководитель группы, с удивлением для самой себя, отметив, что среди всей массы людей, так или иначе проходивших по делу, действительно, не было, пожалуй, ни одного человека, способного выйти с ними на контакт.
«Людмила Валерьевна, я, понимаю, что на всё это нужно определённое время, поэтому не прошу Вашего ответа здесь и сейчас…» – поспешно продолжил Несветаев, опасаясь услышать окончательный отказ. После чего, протянув свою аккуратную визитку собеседнице, Андрей со слабой улыбкой добавил – «Всё, о чём я прошу Вас – это просто подумать в этом направлении, поскольку для меня и моих коллег по несчастью, Вы, пожалуй, единственный шанс – шанс чтобы выжить…».
«Я постараюсь…» – с пересохшим горлом с трудом произнесла Велисарова, пожав протянутую руку и проводив взглядом уходившего молодого человека…
Свидетель
(26.04.2013, Москва, 09–30)
Сергей, с грустью смотрел в окно на стремительно приближавшуюся взлётно-посадочную полосу столичного аэропорта Домодедово, в первые в жизни не испытывая ни чувства радости, ни ностальгии по возвращении в некогда родной и близкий ему город. Гнетущие мысли о прошлом и будущем преследовали его весь перелёт, не дав возможности ни отдохнуть, ни хорошенько выспаться…
Самолёт наконец-то коснулся полосы, под шумные аплодисменты пассажиров, совершив посадку в аэропорту, и менее чем через десять минут, встал на стоянку поодаль от терминалов.
«Готов, майор?» – раздался позади бодрый голос Следова, по всей видимости, отлично выспавшегося в процессе своеобразного конвоирования своего ценного подопечного. Его чуть более уставший от перелёта, коллега, приветственно кивнул Мазаеву, любезно показывая в сторону выхода.
Через минуту в сопровождении двух сотрудников федеральной службы безопасности, Сергей медленно сошёл по поданному к самолёту трапу где, с грустью взглянув на автобус, в который радостно загружались все остальные пассажиры данного рейса, с явной неохотой пошёл в сторону служебного автомобиля, стоявшего неподалёку.
Сергей почти завершил свой путь, не дойдя несколько шагов до машины, в тот момент, как из автомобиля вылез высокого роста худощавый мужчина с черными короткими волосами в аккуратных очках и тёмном костюме, со словами – «Мазаев, сколько лет!».
Сердце майора предательски ойкнуло, после чего он впервые за долгое время широко улыбнулся, узнав в незнакомце своего коллегу по межведомственной оперативно-следственной группе, с которым его связывали тёплые, хотя и весьма неоднозначные воспоминания о целом ряде рискованных мероприятий проведённых, под руководством независимого консультанта.
«Александр Трошин, полковник федеральной службы безопасности…» – сухо кивнул Александр коллегам, сопровождавшим Мазаева, поинтересовавшись – «А зачем сопровождать-то было? Достаточно же было просто посадить майора на самолёт…».
«Боялись, мало ли чего он там, на борту, один выкинет – всё-таки репутация у него что надо…» – резонно пожал плечами Следов, с улыбкой добавив – «А у нас приказ под грифом – обеспечить срочное прибытие майора в Москву любой ценой. Вот и подстраховались…».
«Ладно, нам пора…» – кивнул Василий, после чего, обменявшись ещё парой кратких реплик, сопровождавшие Мазаева сотрудники федеральной службы безопасности, оперативно проследовали в здание аэропорта.
Сергей быстро без дополнительных указаний сел на заднее сидение в машину, которая медленно направилась к выезду с территории аэропорта и уже через несколько, минут вырвавшись на трассу, несла их к Москве.
«Шеф, времени мало – поднажми…» – попросил водителя Трошин, сидевший рядом с майором на заднем сидении машины, достав сотовый телефон и сделав несколько звонков.
«Слушай это ведь всё из-за него?» – несколько отстранённо поинтересовался Мазаев, после чего заметив удивление в глазах старого приятеля, добавил – «Всё из-за этого недавнего инцидента с прессой?».
Александр сухо кивнул, по всей видимости, не особо желая развивать данную тему и думая о чём-то отвлечённом…
«Да ведь мы же его даже пальцем не тронули! Честно!» – продолжил каяться Сергей, которому не терпелось рассказать своему другу истинный вариант истории, по всей видимости, впоследствии сильно искажённой словоохотливым представителем свободной прессы, продолжив – «Мы же к его дому подъехали, в дверь позвонили и только представились, а он, даже не открывая двери, взял да и выпрыгнул прямо в окно…».
«Кто?!» – с изумлением в голосе переспросил Трошин.
«Да журналист этот…» – пояснил майор, добавив – «Борис Козьмин…».
«Дела… Даже страшно за нашу независимую прессу становится…» – понимающе спокойно кивнул Александр и, снова углубившись в свои отдалённые мысли, машинально добавил – «Действительно, страшная участь…».
«Что?! Да какая там участь?!» – с возмущением вспылил Мазаев, пытаясь представить себе, что же такого там умудрился рассказать им всем этот проклятущий журналист.
«Сам же сказал, что он окно выпрыгнул…» – машинально повторил Трошин, пояснив – «Разбился же, небось, бедолага…».
«Да чёрта с два он разбился! Это же первый этаж был!» – ещё более эмоционально продолжил Сергей, добавив – «Да он потом так бегом рванул – вообще еле догнали!».
«Всякое бывает…» – спокойно махнул рукой Александр, пояснив – «Иной раз человек в состоянии сильного шока не чувствует ни боли, ни переломов…».
«Да какие переломы?! Какая боль?! Говорю же тебе – в порядке журналист был! В полном порядке!» – с заметной обидой в голосе произнёс Мазаев, добавив – «Единственная потеря у него – дверь мы ему входную сломали. И что же мне теперь из-за этого пропадать…».
«Да забудь, майор, ты о нём и всё…» – спокойно пожал плечами, Александр, рационально предложив – «Вот подаст этот журналист на тебя в суд за дверь, вот тогда и будешь думать, что с этим делать, а сейчас расслабься…».
«Погоди-ка…» – с трудом понимая, что происходит, произнёс Мазаев, переспросив – «В смысле меня в Москву отправили по срочному запросу федеральной службы безопасности, не из-за этого журналиста?».
В этот раз уже Трошин удивлённо посмотрел на майора, после чего выдал – «Сергей, вот ты там отдохнул у себя во Владивостоке! Делать мне больше нечего было, кроме как срочный приказ оформлять на тебя из-за какого-то там вашего журналиста. Сдался он мне больно…».
«Значит, это ты приказ на меня оформил?!» – едва веря своим ушам, с удивлением выпалил майор, добавив – «А чего не позвонил-то?».
«Всю ночь тебе названивал по вашему времени, так никто трубку не брал, а дело срочное было – вот и пришлось приказом. Думал, что твои тебя быстрее найдут – мало ли ты где там, в отпуске, рыбу глушишь или чем там ещё занимаешься…» – рассудительно пожал плечами Александр.
«Вот ты, блин, выдал! Да я чуть не поседел весь из-за этого приказа! Генерал Печоров всех своих знакомых в Москве поднял, пытаясь выяснить что происходит!» – с облегчением и одновременно возмущением в голосе продолжил Сергей, пояснив – «А мы-то думали, что всё это из-за того инцидента с журналистом…».
«Мы, конечно, в ведомстве ценим нашу независимую прессу…» – многозначительно произнёс Трошин, с улыбкой уточнив – «Но пока, к счастью, не настолько…».
После этого майор, несколько смягчившись, поинтересовался – «А, кстати, что за дело-то такое срочное? Что у вас там случилось?».
«Вот не поверишь, майор – даже не знаю, что тебе на это и ответить… Половину из того, что мне вчера по телефону сбивчиво, нервно и невпопад пытался объяснить генерал Пеняев, я, признаться честно, вообще не разобрал. С другой стороны из второй половины, что мне всё-таки удалось разобрать, я не рискну тебе повторить ни слова, поскольку, и сам не уверен в том, что слышал. Вот такие дела…» – неуверенным тоном произнёс Александр, добавив – «Со слов же Владислава Аркадиевича Ширко, не ставшего вдаваться в подробности, я понял, что для нас с тобой имеется важное и срочное задание, весьма специфического характера, о подробностях которого нас проинформируют при личной встрече…».
В последующие несколько минут майор, вместе с немногословным Александром, углубился в размышления, молча наблюдая за проплывавшими мимо зданиями и перекрёстками улиц. Достигнув, наконец, места назначения, машина резко сбавила ход и, к большому удивлению Мазаева, остановилась, возле здания администрации президента…
«Владислав Аркадиевич распорядился по прилёту сразу прибыть к нему для проведения совещания…» – заметив ошарашенный вид майора, быстро прокомментировал Трошин, вылезая из машины.
Через несколько минут они вдвоём, пройдя, входной контроль и рамки безопасности, предъявив удостоверения, прошли внутрь и в сопровождении сотрудника безопасности администрации проследовали в направлении приёмной высокопоставленного чиновника.
«Полковник Трошин и майор Мазаев…» – с улыбкой произнёс секретарше Александр, для большей ясности добавив – «Владислав Аркадиевич, срочно вызывал…».
«Проходите, он вас ожидает…» – улыбнулась девушка, показывая на дверь.
Оба прошли в просторный рабочий кабинет руководителя с массивным рабочим столом из красного дерева, за которым задумчиво сидел Владислав Аркадиевич, нервно постукивая пальцами по столу. Рядом, за приставленным к рабочему столу столиком для переговоров сидели выглядевший напряженно и устало Лев Николаевич Пеняев, директор центра стратегических исследований, Руслан Игнатьевич Беляев, бледное лицо которого отражало состояние, по меньшей мере, близкое к шоковому и ещё один незнакомый пожилой мужчина в возрасте в костюме, выглядевший в целом на удивление спокойно и безучастно.
«Располагайтесь, коллеги – мы вас уже заждались…» – попросил Владислав Аркадиевич, быстро перейдя к делу в несколько странном и осторожном тоне – «Сегодняшнее совещание в узком составе носит экстренный характер и посвящено весьма специфическому вопросу. Всё, что будет обсуждаться сегодня за этими дверьми, является не просто конфиденциальной информацией, а государственной тайной – никто за рамками данной комнаты не имеет права и не должен знать ничего из того, о чём мы будем говорить здесь…».
Сделав паузу для акцента важности сказанного, чиновник, аккуратно подбирая слова, продолжил – «Поводом для данного совещания стали отдельные последствия недавнего громкого инцидента с покушением на Павла Кузовлева, который по инициативе межведомственной оперативно-следственной группы не так давно активизировал свои усилия в направлении установления контакта с экзорцистами. Само покушение произошло четыре дня тому назад в Нью-Йорке и получило достаточно широкую огласку в новостях, поэтому, полагаю, нет нужды повторять общеизвестные факты. Лев Николаевич, пожалуйста, введите коллег в курс дела относительно серии событий, произошедших с Кузовлевым позже…».
«Павел Кузовлев, получивший ранение в левое плечо в результате неудачного покушения возле здания Школы права Университета Нью-Йорка, был в срочном порядке госпитализирован в один из крупнейших медицинских центров города, где ему незамедлительно была проведена необходимая операция и медицинские процедуры. В течение всего этого времени Кузовлев, находился в стационаре, не покидая пределов своей палаты из-за слабости после перенесённой операции. Вместе с тем, на следующий же день после операции, перепуганный до смерти Павел, позвонил по номеру экстренной связи в наше консульство в Нью-Йорке. В ходе разговора, несколько раз упомянув, что его собираются убить прямо в больнице, он запросил его срочную эвакуацию в Москву. Через час он был выведен нашими сотрудниками из столовой медицинского центра, где он провёл всё это время, боясь вернуться в свою палату, после чего, пройдя выписку под собственную ответственность, в срочном порядке он был доставлен в российское консульство. После этого первым же бортом Кузовлев был переправлен в Москву…» – произнёс Пеняев, продолжив – «В настоящее время Павел проходит как физическую, так и потребовавшуюся ему психологическую реабилитацию в военном госпитале в подмосковном Красногорске…».
«А что же такого с ним сделали эти изверги, там, в больнице?» – нетерпеливо поинтересовался Мазаев.
«Объяснения Кузовлева о том, что с ним произошло, были столь спутаны, спонтанны и эмоциональны, что нам потребовалось провести с ним серию уточняющих интервью и приложить определённые усилия, в том числе с привлечением уважаемых экспертов, чтобы понять действительную картину произошедшего в больнице. Сейчас я постараюсь вам её изложить более подробно и понятно…» – уклончиво произнёс Лев Николаевич, продолжив – «Проснувшись утром, Кузовлев, уставший от лежачего режима в палате, решил, очевидно, самостоятельно пройтись по больнице, посетив завтрак в столовой лечебного учреждения. Выйдя из комнаты, Павел, не особо полагавшийся на свою память в результате действия медицинских препаратов, сфотографировал на сотовый телефон номер своей палаты, гласивший «3043» и, дошёл до лифта, отметив про себя, что он был в седьмой по счёту палате… Спустившись в столовую он плотно позавтракал, после чего снова сел в лифт, но по ошибке вышел на другом, предположительно, четвёртом этаже. Далее он спокойно направился по коридору, отсчитывая седьмую палату от лифта. В этот момент из палаты, которая как ему казалось, и была его заветной седьмой палатой, вышла врач в белом халате, не заметившая его появления и направившаяся в другую сторону. Кузовлев, рассудив, что врач может зайти и позже, не привлекая к себе внимания, поймал закрывавшуюся дверь палаты и вошёл внутрь…».
«Вроде пока ничего криминального…» – с явным недоумением покачал головой Сергей.
«В палате же, которую он считал своей, он увидел лежавшего на его кровати совсем другого, скажем так, пациента…» – добавил Пеняев, аккуратно продолжив – «Это зрелище настолько потрясло Кузовлева до глубины души, что он, чуть не получив сердечный удар, дрожащими от ужаса руками сделал чуть более десятка фотографий на свой сотовый телефон. После чего едва дыша, вылетел из палаты и бросился бежать обратно в столовую, сделав уже упомянутый звонок по номеру экстренной связи с нашим консульством в Нью-Йорке».
С последними словами Лев Николаевич достал два десятка фотографий формата А4 и протянул их сидевшим напротив него Мазаеву и Трошину.
Сергей взял первую фотографию в руки, после чего сердце майора чуть не остановилось от полученного шока. Изрядно побелев в лице, медленно и тяжело дыша, Сергей ошарашенно покачал головой со словами – «Это просто не может быть, это невозможно! Он же мёртв!».
Лицо Александра, по характеру своей работы видевшего много разных даже самых невероятных историй, также вытянулось от удивления, после чего он раскрыл рот, но не смог произнести ни слова…
«Полагаю, теперь вы можете себе представить, каково было Павлу Кузовлеву, когда он, вернувшись с завтрака, обнаружил у себя в палате труп Алика Легасова. Легасова, которого он довольно отчётливо помнил, по бизнес завтраку в прямом эфире, оставившем глубокие шрамы, как на самолюбии, так и на репутации нашего уважаемого бывшего анархиста. По его собственным словам, он трижды перекрестился, увидев данное зрелище, в надежде, что это всё всего лишь страшный сон…» – пояснил Пеняев, продолжив – «Впрочем, это заблуждение быстро прошло. Поняв, что всё это происходит наяву, схватившись за сердце, Павел, надо отдать должное его мужеству, сделал данные фотографии, и, решив, что это происки медицинского персонала, пытающегося с какой-то целью свести его с ума, бросился наутёк…».
«А зачем им вообще потребовалось держать в палате труп Легасова? Может они, и вправду, хотели свести его с ума?» – чувствуя, как от ужаса подобной картины сжимается его собственное сердце, медленно переспросил Сергей, добавив – «Это же больница, а не мавзолей, какой-нибудь?».
Владислав Аркадиевич улыбнулся, не проронив ни слова, молча наблюдая за весьма интересной развернувшейся дискуссией.
«Судя по описанию, приведённому Павлом Кузовлевым, он действительно видел бездыханное и холодное тело с мертвенно-бледным лицом, но с чего Вы взяли, майор, это был труп?» – с интересом переспросил Лев Николаевич.
В полной прострации от подобного вопроса Мазаев ошарашенно и сбивчиво произнёс – «Я, конечно, не врач, но, извиняюсь, как ещё можно назвать бездыханное и холодное тело? Разумеется, труп!».
Александр, пребывавший в полном ступоре, продолжал перебирать фотографии из больничной палаты, на которых были изображения с разных ракурсов и углов, в том числе и крупная фотография лица и таблички с номером и фамилией пациента, гласившей – «Джон Браун…».
«Мы полагаем, что человек на этих снимках жив…» – быстро внёс ясность Владислав Аркадиевич, добавив – «Алик Легасов жив… И находится бессознательном состоянии, в данном медицинском центре с момента его ранения в течение последних полутора лет…»
С этими словами Сергею чуть не стало плохо – он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и, едва не разлив воду по всему столу, дрожащими руками налил себе стакан воды, залпом моментально опустошив содержимое…
Александр также ослабил галстук и нервно потянулся за графином с водой…
Сидевший напротив них Беляев, по всей видимости, уже не в первый раз, слушавший эту историю, пальцами нервно отстукивал по столу лёгкую барабанную дробь…
«Яков Степанович, прошу Вас, как директора центра изучения заболеваний нервной системы, изложить нашим коллегам Ваши профессиональные соображения на данный счёт» – кивнул головой чиновник администрации.
Получив указание, пожилой мужчина в костюме, ранее не принимавший участия в дискуссии, приветственно кивнул и несколько хрипловатым голосом произнёс – «Буду премного благодарен, если Вы уважаемые коллеги, внимательнее посмотрите на представленные фотографии – в частности, на фотографию номер четыре, на которой видно тело пациента и стоящее рядом медицинское оборудование».
Сделав небольшую паузу, пока Александр и Сергей, нашли нужный кадр, пожилой профессор продолжил – «На изображении видны подключенные к рукам и груди пациента датчики, снимающие показания температуры тела, пульса и некоторых других важных физиологических параметров. Если посмотреть на экраны приборов, которые надо отметить, намного лучше видны с ракурса фотографии номер шесть, то можно заметить, что кардиограмма пациента вытянута в линию с единственным и весьма незначительным, но, тем не менее, всплеском слева. Обращаясь к температуре тела, которую мы видим на приборе чуть выше, надо отметить, что она на два градуса выше температуры в палате, которая отражается на той же панели. Всё это позволяет сделать однозначный вывод – кем бы он там ни был, но данный пациент, определённо, жив».
«В смысле он в коме?» – с заметной долей интереса, слабым голосом переспросил Мазаев.
«Под коматозным состоянием в медицине обычно принято понимать острое развивающееся в динамике тяжёлое патологическое состояние, характеризующееся угнетением функций центральной нервной системы, сопровождающееся утратой не только сознания, но и ряда других важных функций жизнеобеспечения организма» – быстро по памяти произнёс Яков Степанович, с улыбкой добавив – «Впрочем, это не имеет никакого отношения к данному пациенту. В действительности, судя по обеспеченности палаты и оборудованию, пациент не нуждается в поддержании дыхательной, сердечной и других функций. Более того, для обычного пациента в коматозном состоянии и вовсе не характерно резкое наблюдаемое снижение обменных процессов и, как следствие, температуры тела и частоты сердцебиения. Можно с уверенностью сказать, что это определённо не кома…».
