Kitabı oku: «Изобретая чудеса», sayfa 4

Глава 7. Нуждаясь в простоте

Лара внимательно смотрела на улицу со второго этажа дома на канале Грибоедова. Ей вспомнилось, как впервые в жизни она сама ходила шить себе платье. С тех пор, казалось, прошла целая вечность. Благодаря писаному красавцу Максимке, Лара регулярно печаталась в нескольких изданиях, даже начала публиковать по главам роман, который пользовался большим спросом у дам. Вообще, публиковать работу не целиком, а по главам, девушке нравилось куда больше, чем писать в стол. Это как публиковать фанфик – всегда можно услышать критику читателя и изменить курс. Конечно, очень не хватало моментальных оценок, но, в целом, Лара получала достаточный фидбек.

Впервые она могла с гордостью и, не кривя душой, заявить: Лариса Константиновна Вовк – самый настоящий писатель, а не как раньше. Потому что во времена далекого раньше, Ларина так называемая писательская карьера напоминала сцену из «Бойни номер пять», когда всем гостям льстило, что среди них есть писатель, хотя работ его никто не читал.

Что до нового романа Лары, то она, наконец, решилась описать одни из своих не особо удачных отношений. История была и романтичная, и интригующая, но, главное, смешная. Разумеется, когда те отношения были окончены, в душе у Лары образовалась громадная дыра, она не хотела жить, но, как справедливо сказал ее терапевт, протягивая таблетки позитивно желтого цвета: «Время лечит». И время действительно вылечило. В мгновение, когда Лара безучастно наблюдала небольшую потасовку на улице, ей вдруг вспомнился кудрявый и харизматичный из Эрмитажа. Девушка невольно улыбнулась, поняв, что вспомнила о нем впервые с того мгновения, как упала в объяия Рылеева. Насколько же неважными могут оказаться некогда бесценные вещи.

– Лариса Константиновна, душечка! – Из далеких дум ее вырвала Аня, с восторгом рассматривая свое отражение в зеркале. – Как же я могу вас благодарить за столь щедрый подарок?

Ане сшили три новых платья: повседневное, выходное и бальное. Причем сшили не абы где, а у одного из лучших портных города. Лара смерила девушку оценивающим взглядом и благосклонно кивнула месье Ланкасту:

– Чудная работа, маэстро, меньшего от вас и не ожидали.

– Ох, ма шер Лариса Константиновна, всегда к вашим услугам, для меня большая честь одеть ваш петит ами, – мастер склонился и едва ли коснулся губами ее руки.

Графиня вновь улыбнулась. Репутация Лары была чем-то невероятно вирусным. При том, что большую часть времени девушка проводила, бродя по злачным закоулкам города, а из светских мероприятий была за всю зиму на двух-трех балах, каждая уважающая себя дама считала должным сообщить всем, что ее салон почтила своим визитом та самая сестра того самого молодого гения Максима Константиновича. Лара сама неоднократно слышала от друзей Рылеева о своих воистину царских манерах, талантах к музыке и танцам. Но россказни о себе девушка еще как-то могла объяснить, в конце концов, повторимся: изначально большую часть всех этих анекдотов рассказали Лара с Аней, но вот откуда пошли легенды о красоте Максима Константиновича, о том что он масон и знатный ловелас, для Ларисы Константиновны оставалось загадкой.

И вопреки, казалось бы, всеобъемлющему достатку, не было покоя Лариной душе в Петербурге. Собрания декабристов, которые так занимали ее в первые месяцы, изрядно утомляли: даже учась на либеральном факультете журналистики, Лара была умеренно консервативна. Нет, конечно, она видела, что в стране не все в порядке, но на митинги не ходила и как огня боялась какого-нибудь восстания. Поэтому изо дня в день слушание про необходимость свержения власти стало просто-напросто раздражать. Ко всему прочему, Ларисе Константиновне было прекрасно известно, чем вся эта игра в великую французскую революцию закончится.

Ларе хватало ума сопоставить одно с другим и прийти к выводу, что близкая дружба с Рылеевым может сильно ударить по ее репутации по окончании всего этого бедлама. Лара не очень хорошо знала императоров Российской империи, но могла предположить, что у будущего монарха, Николая I, характер прескверный. Это она знала почти наверняка, потому что самодержец был раком. Этот факт в свое время сильно позабавил Лару: на уроке истории они с подружкой гуглили рост монарха, а выяснили, что родился он то ли на день позже, то ли на день раньше Лариного папы. Папа у Лары был мировой, но характером обладал прескверным. В гороскопы Лара верила.

Поэтому, во время одной из последних бесед с Кондратием Федоровичем, поездка в глухомань показалась ей воистину решением всего; конечно же, уехать она хотела не из-за одних только декабристов, истинная причина крылась в Николае Павловиче, надменное лицо которого мерещилось ей во всяком прохожем. Что-что, а безответно влюбляться в мудаков Лара умела блестяще.

Поездку решили организовать в имение Мишиных за две недели до начала Великого поста. Чтобы и на бал какой заглянуть, ежели такая возможность представится, и поесть хорошо. Тратить деньги на еду Лара никогда не любила, поэтому, попав в XIX век и отхватив нестабильное финансовое положение, питаться стала, мягко говоря, неважно.

Во время так называемого отпуска, Ларе очень хотелось попробовать себя в управлении поместьем. А, дабы производить достойное впечатление, нарядной и презентабельной должна быть не только Лариса Константиновна, но и ее спутница. Здесь шутка заключалась в том, что Ларин ореол петербурженки и светской львицы почти любой ее наряд делал дорогим и элитным. Даже костюмы, сшитые по рецепту Скарлетт О’Хары, что значит из занавесок, не вызывали у публики лишних вопросов. Аня же еще собственным ореолом не обзавелась и над ее имиджем нужно было изрядно хлопотать.

***

Анна Матвеевна была одной из многих. Несомненно, ее стоило назвать хорошенькой: светлые волосы, бледная кожа, дистрофичная конституция и, разумеется, впечатлительность. Умом, конечно, она не блистала, хотя и получила недурное домашнее образование. Аня могла красиво писать, читать по памяти стихи, неплохо петь, рассуждать о классических трудах поэтов и, конечно, держаться в обществе. Будь у нее за душой чуть меньше сестер и чуть больше денег, Анна Матвеевна наверняка бы стала одной из самых завидных невест. Но как сказал классик: бедность не порок, но…

Лариса Константиновна никак не вписывалась в мировоззрение юной барышни. Поначалу та плакала в подушку и мечтала найти себе нормальную покровительницу. Не хорошую, не добрую, а именно нормальную, еще лучше, обычную. Но на все воля божья, а это значит, что Ане пришлось смириться. Разумеется, прожив под одной крышей с Ларисой Константиновной четыре месяца, девушка прониклась к экстравагантной патронессе доверием, и каждый раз, когда та выдумывала новую нелепость, Аня как молитву повторяла: «Она просто американка!».

Работа, которой ее нагружала Лариса Константиновна, сначала казалась дикой. Нет, Ане дикой казалась не работа, а Лариса Константиновна. Особенно несчастную Мишину поражало, что ее покровительница вечно забывает о приличиях. Иногда, но только иногда, Аня сомневалась в дворянском происхождении хозяйки.

И все же, находились и приятные моменты. Особое удовольствие Аня получала от переписывания начисто глав любовного романа Ларисы Константиновны. Писала та странно, вечно забывала ставить «ъ», некоторые слова, да почти все, выходили у графини с ошибками. Впрочем, Ане нравилось исправлять эти странности, превращая тексты в произведения искусства.

Конечно, поначалу Аня и стыдилась Ларисы Константиновны, и ужасалась ее речи и выправке, но очень скоро отметила для себя, что эта наглость и несдержанность отчего-то привлекает людей. Еще их привлекала репутация Ларисы Константиновны. Девушки даже однажды повздорили, когда Лариса дала задание Ане рассказать всем, что на днях графиня вступила в весьма деликатную переписку с одним европейским писателем, чье имя у всех на слуху.

– Но это уничтожит вашу репутацию! – возмутилась Аня.

– Едва ли в обществе, где модно иметь любовника, моя невинная шалость вызовет у кого-либо негодование, – пожала плечами Лариса Константиновна и продолжила составлять список сплетен, которые стоит распространить в ближайшее время по городу.

– Но ведь это ложь! – снова воскликнула Аня. – А если кто узнает? И ведь то – грех!

– Полно тебе, Аня, какая ложь? Кто узнает, что ложь, а что правда? – Лариса Константиновна задумчиво посмотрела куда-то вдаль. – А потом, что значит грех?

– Лариса Константиновна, душечка, но зачем же вы это делаете? Кто же нам поверит?

– Люди верят в то, что правительство закупает оборудование для разгона радуг, а ты говоришь, что они не поверят в простую интрижку двух взрослых людей?

Тогда Аня не поняла, что такое оборудование для разгона радуг, но она уже не удивлялась. Порой Лариса Константиновна довольствовалась аргументами, смысл которых был непостижим. Аня даже предположила, что это шифр, код какого-то тайного общества, к которому принадлежит семья Вовк.

Так или иначе, но Аня прониклась к странной графине уважением. Лариса Константиновна оказалась на удивление открытой и беззлобной. И вот, в середине февраля, Аня везла Ларису Константиновну, как трофей, в свою деревню. Больше всех нервничала, конечно же, матушка Ани – Маргарита Львовна, которую знатные особы посещали разве что в отчем доме, еще до замужества. Сейчас от славы осталась лишь фамилия.

***

Лара ненавидела оставаться наедине со своими мыслями. Это не только изрядно утомляло, но и заставляло впадать в какую-то невыносимую тоску. Она смотрела в окно и пыталась понять, как может проводить столько времени без телефона. Раньше даже короткая поездка на такси сопровождалась какой-нибудь лекцией с Арзамаса или, на худой конец, просто музыкой. Музыки не хватало больше всего. Сама Лара музыкальными талантами не обладала, а душа требовала какого-то белого шума. В XIX веке очень тихо.

– Хотите что-то узнать, Анна Матвеевна? – вне стен дома Лара не позволяла себе тыкать доброй подруге.

Аня действительно хотела что-то спросить, но все никак не решалась, конфузилась и перебирала в руках перчатки.

– Прошу вас! – почти взмолилась Лара: – молчание – такая мука. Развлеките нас.

Несмотря на то, что через Аню проходил невероятный поток писем графини, девушка подозревала, что Лариса Вовк хранит некоторые тайны. Вот только спрашивать было боязно.

– Я, право, не смею, но позвольте утолить любопытство, душечка Лариса Константиновна, – от подобных оборотов Лару, как правило, передергивало, она терпеть не могла долгие расшаркивания, – но неужели ваше сердце все еще не отдано кому-нибудь?

Тема была ожидаемой, а главное, актуальной. Лара уже давно хотела поделиться с кем-нибудь душевными терзаниями, но все никак не решалась. В конце концов, не Рылееву же рассказывать про дела амурные. Хотя…

– Отчего же? Мое сердце частенько ходит по рукам, – усмехнулась Лара, но увидев испуганные глаза попутчицы, добавила: – Анна Матвеевна, держите ваши бурные фантазии при себе, я не имею обыкновения говорить о чем-то непристойном.

Ане очень хотелось возразить, ведь она самолично перед отъездом переписала то непристойное произведение про мужскую чувственность. Но, за неимением опыта в делах любовных, желание послушать о чужих волнениях было куда сильнее желания язвить.

– Позвольте, но с момента вашего приезда в Петербург в нашем доме бывает разве что Кондратий Федорович… – Аня ахнула и закрыла лицо руками. – Лариса Константиновна, он ведь женат!

– Как будто это кому-то мешает… – вздохнула Лара, а затем мягко улыбнулась: – душенька, да вы обо мне не самого лучшего мнения, я погляжу. Право, отношения с людьми женатыми не то что невозможны, но до безобразия сложны. И ты всегда проиграешь жене… – Лара задумалась и добавила: – почти всегда.

Для Ани это было каким-то откровением. Она все еще в изумлении таращилась на Лару, когда та продолжила:

– Но спешу вас огорчить, предмет моих волнений не имеет никакой мрачной подноготной.

Лара вновь посмотрела на унылый пейзаж. Ей хотелось верить, что предмет ее волнений не имеет никакой мрачной подноготной.

– Душечка, и кто же он? – Аня даже подалась вперед.

– Инженер, думаю, что с неплохим достатком… – протянула Лара, силясь припомнить еще какую-нибудь деталь.

– И он хорош собой?

– Боже правый! – возмутилась Лара. – Неужели это то, что заставляет нас обратить внимание на мужчину… – затем она вздохнула, призналась себе в том, что внешность для нее безмерно важна, и добавила: – конечно же хорош собой. Высок и статен…

Повисла минутная тишина, затем Аня набралась смелости и уточнила:

– И все же, позвольте узнать, – она еще мгновение помедлила, – пишет ли он вам, дарил ли нежные подарки?..

– Он меня на дух не переносит, как, собственно говоря, и я его, – Лара насупилась и скрестила руки на груди.

– Но отчего же так? – поразилась Аня. – Как же вы можете любить и ненавидеть?

– Во-первых, я его не ненавижу, он просто ужасно раздражает! – воскликнула Лара, но тут же изменилась в лице: – понимаешь, он все время меня поучает, точно я не нравлюсь ему в том состоянии, в котором я есть. Я хочу сказать, что, несомненно, я ему интересна, но… Но будем честны, я странна. И это может стерпеть далеко не каждый…

Снова помолчали. Заметно погрустневшая Лара заявила:

– Пустое, нечего говорить о человеке, с которым и встретиться мне боле не суждено. – Она внезапно улыбнулась: – мне тут подумалось, что будь мы в книге, нас с вами, Анна Матвеевна, наверняка бы засрамили за наши пустые беседы о мужчинах, но не могу не поинтересоваться, а вы, душа моя, вздыхаете ли по кому?

– Я? – вспыхнула Аня. – Да как же, нет, что же вы такое говорите?

– Ой, прошу вас, поведайте о ваших страстях! – настаивала Лара.

– Только прошу, не выдавайте!

– Ваша тайна умрет со мной!

– Наш сосед Георгий Михайлович, детьми мы часто играли, но…

– Позвольте угадать, – оборвала Лара, – вы выросли, а предложения так и не последовало?

Аня лишь печально вздохнула.

– Даю вам слово, увидь он вас сейчас, непременно изменит свою холодность! Вы такая хорошенькая! – слишком сладко говорила Лара то, что хотела услышать о себе.

– Боюсь, что это невозможно… Он уехал служить и редко бывает в наших краях. – Она смутилась и добавила: – Марина, моя сестра, писала давеча об этом. Какое дивное было бы совпадение, появись он там сейчас.

– О, милая Анна Матвеевна, вы не представляете, как часто совпадения случаются в нашей жизни.

Отчего-то в этот миг Лара всеми фибрами души захотела, чтобы каким-то чудом Николай Павлович оказался там, чтобы увидел ее на балу, а не носящейся по городу с перепачканным подолом. Но сегодня она была унылой реалисткой.

***

Выходя из саней около пооблупившейся усадьбы, Лара ненавидела тот час, когда решила променять Петербург на провинцию. Несколько дней она скользила по снегу и успела возненавидеть путешествия на лошадях. Другое дело самолеты. Вот самолеты были темой, а это все, какая-то фигня.

– Маменька! – завизжала Аня, бросаясь на грудь женщине, возраст которой определить на глаз представлялось мало возможным. – Маменька, позвольте вам представить мою благодетельницу, графиню Ларису Константиновну Вовк.

Маргарите Львовне с первого взгляда не понравилась городская подруга дочери. Высокая и какая-то надменная. У графини Вовк движения были резкими, а взгляд тяжелым. Дамы обменялись приветствиями.

– Чувствуйте себя как дома. Живем мы весьма скромно, но будем рады вашему визиту, – женщина говорила сухо.

Кормить еще одного человека никак не входило в планы Маргариты Львовны, к тому же, эта графиня могла составить конкуренцию Ане во всех смыслах.

– Что же я! – всплеснула она руками, стараясь изобразить приветливость. – Разрешите рекомендовать вам мою среднюю дочь Марину и младшего сына Петрушу.

Петруша из всех собравшихся был заинтересован в Ларе больше всех. Он прятался за матерью, но с интересом наблюдал за высокой, во всех смыслах, гостьей.

– Войдем же в дом, погода портится. Надеюсь, дорога не слишком вас утомила, Лариса Константиновна. Через час мы будем пить чай, составите нам компанию? – женщина пыталась быть дружелюбной.

– Почту за честь, лишь сменю платье.

Глава 8. И если я сойду с ума

Чванливость провинциальных дам заставляла глаз Лары дергаться сильнее, нежели расшаркивания в общении с Аней. К тому же, спойлер, отдыхать на территории, где слухи о тебе разлетаются круче твитов Роулинг про женщин и менструацию, затея скверная. Впрочем, Лара, знающая принципы разработки желтушного контента, держалась с честью. Иногда, а особенно в самом начале, с непривычки она позволяла себе лишнего: говорила вспыльчиво и использовала не самые достойные выражения, вела себя не так, как стоит незамужней барышне. Но одно дело – собственная репутация, которая, к слову, у Лары была весьма неоднозначная, но громкая, а все знают, что любой пиар – это пиар, и совсем другой разговор о чужом достоинстве. Позориться самой можно, позорить Аню – моветон.

Поэтому, когда в тот вечер в гостиной госпожи Вейцман прозвучали слова:

– Лариса Константиновна, мы наслышаны о ваших музыкальных дарованиях, не были бы вы так любезны исполнить нам что-нибудь?

Лара, умеющая уверенно играть разве что «Неудачницу» Алены Швец, пожала плечами и кокетливо сообщила:

– Прошу меня простить, милостивая Екатерина Андреевна, но сегодня я не в голосе, боюсь, что простыла в пути и предпочту поберечь связки.

– Ох, полно вам! – не успокоилась госпожа Вейцман. – Моя дочь, Натали, давеча гостила у моей сестрицы, в столице только и разговоров, что о ваших талантах.

Пухлая женщина, в платье, демонстрирующем разом все богатство семьи, точно хотела уличить Лару во вранье, но коли не Лара пустила слух о своем таланте, то и не ей за это краснеть.

Аня с замиранием сердца следила за развитием событий. Ей, как никому иному, было известно о талантах Ларисы Константиновны. Да что там таланты, беда крылась в репертуаре графини. Впервые, когда Аня услышала, как Лара напевает: «Мне не нужен твой кошель / И не нужна от тебя сумка / Знаешь, ты не мой кобель /А я не твоя су… (су-су)», покраснела, побледнела и поспешила прекратить слушать столь пошлый мотив. Со временем, Аня, конечно же привыкла к простонародным и грубым песням, но, весьма справедливо полагала, что к таким пассажам готова местная публика не была.

– Боюсь, что слухи ходят обо мне разные и верить каждому было бы весьма легкомысленно, – она мило улыбнулась.

– Пустое кокетство не делает чести даме, – услышала Лара едкий комментарий, обращенный к Натали Вейцман.

– Смею вас заверить, господа, я ни в коем случае не пытаюсь услышать больше лестных слов и заставить вас умолять меня. Но к числу моих достоинств музыка относится едва ли, – она оглядела гостиную и добавила: – могу продекламировать стихи, ежели вас подобное развлечет.

– Лариса Константиновна, мы все же вынуждены настоять, – вмешалась наконец Натали, которая недавно удачно вышла замуж, о чем ее мать сообщила уже раз пять.

На самом деле, эта настойчивость и отличала местную публику от петербургской. Конечно, при подобной бесцеремонности у Лары было куда меньше шансов осрамиться, но подобная назойливость докучала девушке: в конце концов она все еще оставалась представительницей современного высокопсихологизированного общества, где все знают, что никто никому ничего не должен. Здесь нужно отдать Ларе должное: она прекрасно понимала, что в социуме все должно быть гармонично, а, значит, и отношениям стоит быть взаимовыгодными. Проще говоря, жить среди людей – быть от них зависимым. Но в сложившейся ситуации, Лара бы предпочла нести в мир нетоксичные идеи, лишь бы избежать пианиновой пытки.

– Что ж, раз вы настаиваете, мне ничего не остается, как исполнить вам одну композицию, петь я, конечно не обещаю, мое горло, как и пятью минутами ранее, доставляет мне уйму неудобства, – Лара встала и небрежно направилась к инструменту.

Она чувствовала себя на экзамене по экономике, когда по этому предмету знала разве что имя преподавателя, коли это был дистанционный экзамен, то из соседней комнаты все решал ее отец. Собственно говоря, в сложившейся ситуации, Лара решила провернуть эту схему с «удаленным доступом» еще раз.

Больше Лары трепетала лишь Аня. Она уже успела несколько раз представить, как ее спутница начинает петь что-то вроде: «Ты тащишься от этого вампира чудесного, хочешь стать его женой и подарить ему девственность», и как госпожа Вейцман падает без чувств. Хотя, последнее было бы не так и плохо. Госпожу Вейцман Аня не любила с детства.

Лара притормозила и, как ни в чем не бывало, заявила:

– Коли я не в силах петь, пусть мне составит компанию Анна Матвеевна. Мы не так давно разучивали с ней модную в Американских штатах композицию.

Лара села за инструмент и внимательно проследила за безропотно подошедшей Аней. Возражать та, конечно же, не стала, но побледнела еще сильнее.

Лариса Константиновна вздохнула, пожалела, что не выпила для храбрости, и начала играть. Исполнять на пианино Лара умела две вещи и о второй вспоминала отчего-то преступно редко. Когда-то давно, когда Лара была уже не ребенком, но все еще не взрослой девушкой, к ней полгода ходила преподавательница по фортепиано. Разучить за все это время Лара смогла только «Let it go». Зато насколько качественно!

Лара начала играть, а растерянная Аня, внезапно для самой себя, бойко подхватила. Лариса Константиновна очень хорошо играла в карты. Если вам кажется, что умение играть в карты и соло Ани никак не связаны, то, так и быть, сейчас вам объясню. Лара умела чудесно слушать и анализировать. Она настолько качественно овладела этим навыком, что… Впрочем, раз уж вас не было в то время, когда Лара работала в театре, уделим этому эпизоду чуть больше внимания.

История эта случилась несколько лет назад, когда Лара еще верила в справедливость и важность работы журналистом. Тогда она ничего не боялась и на все претензии отвечала: «В первую очередь, я – журналист». В определенный период жизни Ларе неистово захотелось перемен: она пошла волонтером в театр. Там Лара продержалась недолго: наслушавшись смешных историй об актерах от других волонтеров, например, ту, где солисты собирали у труппы деньги на абонемент в спортзал, Лара радостно написала текст. Не сложно догадаться, что администрация не стала терпеть под сводами культурного заведения наушника и шпиона, и довольно быстро Ларе дали расчет. Собственно, вот и вся история про театр.

С тех пор Лара была безмерно осторожна в выражении своего мнения. Но, стоило ей расслабиться, позволить себе открыто выражать позицию, как в ту же минуту ей прилетало в лоб.

Так или иначе, но слушать Лара умела отменно. Поэтому в очередной раз, спускаясь на первый этаж своего петербургского дома, она услыхала знакомые мотивы. Здесь остановимся и скажем, что Лара делала на втором этаже: после долгих поисков, она все же поняла, где именно в ее особняке будет располагаться квартира прабабки по папиной линии в XXI веке, и затеяла великое переселение из нижних комнат. Но речь здесь совсем не про Ларину миграцию по дому, а про то, что Лара уже не раз слышала, как Аня напевает песню из «Холодного сердца». Мотивчик у нее и правда прилипчивый, здесь спорить сложно.

Справедливости ради, начало у песни мелодичное и весьма консервативное, поэтому Анна Матвеевна, в ее нежно сиреневом платье, сшитом по последней моде, могла завоевать сердце любого, будь в этой гостиной хоть одно сердце, которое хотелось бы завоевывать. И вот, когда Аня была готова взять высокую ноту, в комнату ворвалась Марфа:

– Барыня! барыня! – истошно вопила нянька. – Катюшенька! Катюшенька!

Глаза Натали округлились. Она подскочила:

– Что с моей дочерью?

– Катюшенька не дышит! – рыдала Марфа, держащая в руках тельце.

Не отдавая себе отчет, Лара резко встала и направилась к Марфе. О шестимесячной Катюшеньке все были наслышаны так же, как и о богатом муже Натали. Лара осторожно взяла младенца и бережно положила на пол. Из вшитого кармана девушка извлекла зеркальце и поднесла его ко рту младенца.

– Лариса Константиновна! Что вы делаете?! – заорала Натали, видя, как гостья лезет пальцами в рот Катюшеньки.

– Она все еще дышит, – быстро отозвалась Лара.

– Господи праведный! Что же это! – причитала госпожа Вейцман.

– Заткнись! – рявкнула Лара, захватившая металлический объект в гортани ребенка.

Женщины в ужасе замерли: молились все. Казалось, что одна Лара сохраняла спокойствие. На деле, одна лишь Лара не знала молитв, но отлично знала билеты из медицинского блока для ГАИ. Наконец она вытащила на свет крестик. Очевидно, нитка порвалась или развязалась и малютка проглотила металлический кусочек.

Лара снова поднесла зеркальце. Теперь Катюшенька действительно перестала дышать.

– Лариса Константиновна, что происходит? – практически беззвучно зашептала Натали.

– Херня… – Лара пыталась понять, что делать дальше. Теорию она знала отлично, но откачивать детей ей еще не приходилось. – Так, – шептала она себе инструкцию: – пять вдыханий, тридцать нажатий.

Лара закрыла губами рот и нос младенца и начала вдыхать воздух. Пять раз по секунде. Затем пальцами массаж сердца. Первый заход – неудача.

– Наташа, быстро, сюда! – скомандовала Лара.

Мать замялась.

– Бегом! – рявкнула девушка. – Делаешь пять дыханий, как делала я. Затем я делаю массаж сердца. Работаем быстро – Катя живет.

Натали лишь закивала, глотая слезы.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Раз. Два. три… Тридцать. Раз за разом и… Катя заорала.

– Хвала Всевышнему! – обрадовалась госпожа Вейцман.

– Хвала ГАИ… – пробормотала Лара и отошла в сторону, затем добавила: – Зовите лекаря, ежели еще этого не сделали… Прошу простить, думаю, что нам пора.

– Лариса Константиновна! Душенька, вы спасли мою дочь, как могу я вас благодарить? – гладила малютку Натали.

– Не стоит, – слегка склонила голову Лара, – желаю скорейшего выздоровления вашей дочери. Доброго вечера.

Лара вышла из гостиной. Аня раскланялась и поспешила вслед за подругой. Холодный ветер обхватывал ее голые руки. Девушка медленно прошла мимо саней Мишиных. Лару трясло.

– Лариса Константиновна, то, что вы сделали, было невероятным! – В очередной раз восхитилась ею Аня.

– Я не вызвала скорую, – дрожащим голосом сообщила Лара.

– Что не сделали? – переспросила Аня. – Это было просто невероятно! Вы что, были медсестрой на войне?

– Я не вызвала скорую, – упорно повторила Лара. – Не вызвала скорую, а должна. Была четкая инструкция. План. Здесь нет скорой! – Почти заорала Лара.

– Что такое скорая?

– Если со мной что-то случится, меня не спасут!

– Лариса Константиновна, что вы такое говорите? – начала нервничать Аня.

– Я не смогу позвонить… Я искала телефон! Хотела загуглить! – слезы потекли по щекам.

– Я не понимаю… Лариса Константиновна, что вы такое говорите… Прошу вас! Вы меня пугаете.

– Неважно! – воскликнула Лара, подхватила юбки и помчалась в сторону усадьбы.

Она была уверена, что знает дорогу, но был ли у нее вариант не знать пути? Ведь у Лары не было навигатора. Девушка ощущала жизнь в новом мире, как игру – дополненную реальность, то, что не может ранить, но вот она с трудом откачала младенца. Спасла ребенка без гугла и спасателей. Это пугало больше всего. Игра в средневековье веселила, но реальная опасность, которую сулило отсутствие элементарных благ, повергла ее в ужас.

Больше всего на свете Ларе хотелось кому-то рассказать о том, что она чувствует. Написать психологу, закинуться антидепрессантами и посмотреть с мамой комедию. Отчего-то ей так сильно захотелось просто кого-то обнять. Нет, ей хотелось забиться в угол и ждать, когда придет мама и скажет, что все будет хорошо. Но мама не придет. Психолога не будет. Таблеток не дадут.

***

Начинало смеркаться. Лара могла экспертно заявить, что заблудилась. Заблудилась где-то в диких землях между двух деревень. Если бы Лара не сбилась с пути, то наверняка встретила бы по дороге хотя бы Аню, возвращающуюся на санях. Нет, дело максимальная дрянь. Девушка была зла на себя, на свою глупость и позднее изобретение интернета. В какой-то момент она настолько вышла из себя, что начала пинать сугроб на обочине: как говорил психолог, важно найти выход эмоциям, иначе они могли завести ее в Сибирь.

– Сударыня, вы что-то потеряли? – к Ларе подскакал рыцарь на вороном коне.

– Разве что себя, сударь, – она улыбнулась, надеясь, что этот приятный молодой человек окажет ей помощь, а не изнасилует.

– Могу ли я быть чем-нибудь полезен? – молодой офицер явно был в пути уже изрядный отрезок времени.

– О! Вы действительно выручили бы меня, – Лара пришла к выводу, что в ближайшее время ее женскому достоинству ничто не грозит. – Я гостья в имении Мишиных, но боюсь, что совершенно сбилась с пути.

– Вы гостья Маргариты Львовны?

Девушка радостно кивнула, по крайней мере, он знает, куда ей нужно.

– Позвольте вас сопроводить, очевидно, вы, барышня, прошли съезд и идете в противоположном направлении, – юноша спешился. – И, простите мне мою грубость, я не представился, поручик Георгий Михайлович Уваров, к вашим услугам.

– Лариса Константиновна Вовк, в армии не служила, – она протянула ручку.

Идти с симпатичным юнцом было веселее, чем одной. Еще было приятно осознавать, что смерть в сугробе ей не грозит, по крайней мере сегодня.

– Позвольте узнать, Лариса Константиновна, надолго ли вы в наши края?

– Что ж, будем здесь еще недели две, а затем, в Петербург, – Лара поежилась от холода.

– Прошу простить мое любопытство, но вы родственница Маргариты Львовны? Дело в том, что я вырос в этих краях, но вас вижу впервые, – любезничал молодой офицер.

– Нет, что вы, я близкая подруга Анны Матвеевны, думаю, что вы с ней знакомы. Если мне не изменяет память, она упоминала вас как-то.

Лара внимательно всмотрелась в лицо юноши, ища реакции на упоминание имени подруги. Уваров явно взбодрился и решил полюбопытствовать:

– Анна Матвеевна вспоминала обо мне?

– Разумеется, точно также, как и о вашей матушке Анне Ивановне, а также о большей части соседей, – нанесла пощечину его самолюбию Лара.

– Вот как… – протянул поручик.

– О, не огорчайтесь, уверена, Анна Матвеевна будет рада вас видеть, тем более, вы буквально спасли жизнь ее преданного друга, – усмехнулась Лара и ускорила шаг, холодало. – Позвольте, поручик, и мне полюбопытствовать, надолго ли вы в этих краях?

– Что ж, раз вы спросили, то я прибыл на именины матушки. Затем, направляюсь в Московский полк, – рапортовал Георгий Михайлович.

– Отчего же не в столицу? – Ларе льстило, что отныне Питер стал действительно лучшим городом России.