Kitabı oku: «Бабло побеждает зло», sayfa 3

Дождь прекратился, но лужи никуда не делись, я брезгливо морщусь. Вика уже ждет меня, она довольно хорошенькая, но беспросветно тупая, она приветственно машет мне рукой, я приобнимаю ее и на мгновение касаюсь губами ее щеки, она слегка краснеет. Я беру ее за руку, и мы медленно идем по парку, под ногами то тут, то там лежат огромные кленовые листья, похожие на раскрытую окровавленную ладонь. Я мельком смотрю на часы, я опоздал почти на сорок минут, что очень хорошо, девушкам бывает полезно подождать. Так я сразу ставлю ее в заведомо низшую позицию ожидающего, это здорово сбивает с некоторых принцесс спесь, но эта не выказывает никаких признаков недовольства за что заслуживает небольшого поощрения. Я виновато улыбаюсь:

– Прости за опоздание, семинар по планированию бизнес-моделей длился несколько дольше, чем я рассчитывал…

Благодаря некоторым наводящим вопросам ранее я выяснил, что конкретно эта телка тащится по целеустремленным молодым людям, амбициозным и эрудированным. Дедлайн. Тайм-менеджмент. Стартап. Я пролистываю в телефоне заранее заготовленный список с нужными словами, мне остается лишь вставлять их время от времени в подходящее по контексту место. Настоящий мастер соблазнения, коим являюсь я, никогда не приходит на свидание неподготовленным. Мы медленно идем вдоль аллеи взявшись за руки, телесный контакт обязателен, хотя мне это не особо приятно, я терпеть не могу, когда меня трогает полузнакомый человек:

– Как у тебя дела? – наконец спрашивает она, я улыбаюсь самой открытой улыбкой:

– Сейчас очень много дел, последний курс, времени почти нет… К тому же сейчас я занят одним стартапом. Часть дел пришлось отдать на аутсортинг. Для привлечения денежного потока придется использовать краудфандинг. Конечно, это все усложняет, но маржа будет выше. Я уже прикинул, что KPI будет составлять не менее 25%, представляешь? А валовая прибыль еще выше…

Она с восхищением смотрит мне в глаза и сочувственно сжимает мою ладонь:

– Учиться очень сложно?

Я киваю:

– Не то слово. Я учусь в одном из лучших вузов страны, знаешь, как было сложно поступить туда без денег? Учиться еще сложнее, порой я учу лекции до самого утра, а утром нужно снова идти в универ. Но я не жалуюсь. Мужчина не должен жаловаться, а молча преодолевать трудности. Зато потом я найду хорошую работу и смогу обеспечивать свою семью.

Она ободряюще улыбается:

– Ты такой молодец, Ян. Сейчас редко можно встретить такого целеустремленного молодого человека. В выходные ты тоже… занят учебой?

Она прощупывает меня на тему тусовок, скорее всего, у нее был неудачный опыт отношений с клубными мальчиками, я широко распахиваю глаза:

– Конечно. У меня нет времени, да и желания гулять. В выходные я работаю. Хотя мой отец и влиятельный человек, я никогда не прошу у него денег, я не хочу от него зависеть. Знаешь, я делаю домашки и курсовые для всяких мажоров, которые учатся со мной в группе. Они покупают все зачеты и экзамены, вместо того чтобы учиться самим и получать скиллы. А после окончания учебы их отцы устроят их к себе в компании, это так грустно…

Снова накрапывает дождь, и мы идем в ближайшую Шоколадницу. Я краем уха слушаю ее болтовню, главное правило диалога с девушкой, да и вообще с любым человеком это то, что всегда должен говорить он, никогда нельзя ничего рассказывать о себе, иначе однажды это будет использовано против тебя. Я рассеянно ее слушаю, мне обрывает телефон некая «Ира Вятчинки», я хоть убей не могу вспомнить кто это, я скидываю ей смс, что на семинаре и наберу позже. Сидящая рядом девушка что-то старательно рассказывает мне, я старательно делаю вид, что слушаю и одновременно пытаюсь прикинуть, когда отец вновь уедет в командировку, тогда у меня будут полностью развязаны руки. Моя спутница теребит меня за руку, отрывая меня от моих мучительных размышлений, и я вдруг понимаю, что забыл ее имя, я лезу в телефон, ее зовут Вика.

– Кстати, как там Дуся?

Вика удивленно смотрит на меня:

– Какая Дуся?

– Твоя кошечка?..

Черт, я все же перепутал, это минус в карму соблазнителя, телки страшно не любят, когда ты путаешься в фактах и названиях, ведь это означает, что тебе наплевать на их болтовню, что в принципе так и есть. Вика рассказывает мне что бедный Буся где-то подцепил отит среднего уха, я печально киваю головой в такт ее словам. Разговор постепенно затухает, и мы просто сидим молча, она робко поглядывает на меня, ожидая моих дальнейших действий, я пододвигаюсь к ней ближе и ловлю своими губами ее губы, мы целуемся, во время поцелуя я снова прикидываю сколько денег попросить у отца, если он уедет почти на месяц, мне не хватит той суммы, которую он обычно мне дает… У Вики мягкие мясистые губы, но мне противно. Наверное, это ненормально испытывать такие чувства во время поцелуя с девушкой, но мне реально противно, я не люблю целоваться. Все это кажется мне таким неестественным и наигранным, как дешевая романтическая мелодрама. Наконец, мы отпускаем друг друга, Вика искоса посматривает на меня, ожидая приглашения продолжить сегодняшний, по ее мнению, прекрасный вечер. Я широко улыбаюсь:

– Уже поздно. Я провожу тебя…

Мы выходим из кафе и держимся за руки, она обескураженно молчит, перебирая в голове возможные варианты, отчего этот вечер заканчивается не так, как она планировала.

– Хочешь, поехали ко мне в гости, – наконец говорит она, видимо, решив, что мне некуда ее привести, – родители на даче, я одна. Посмотрим новый фильм, я угощу тебя кофе…

Я с сожалением качаю головой:

– Обязательно. В другой раз обязательно. Мне нужно написать доклад для своего однокурсника, я рассказывал тебе. Дедлайн уже завтра. Все очень серьезно, его могут отчислить, а я не могу подвести человека. И это мой профит, понимаешь, я не хочу просить деньги у отца. Я вообще не сторонник дауншифтинга. Я хочу зарабатывать деньги сам, как и должен мужчина…

Она вяло кивает, соглашаясь с моими словами, я слегка приобнимаю ее, в принципе, она забавная, такая милая домашняя девочка. Но она совершенно меня не цепляет, она скучная и банальная, как старый заезженный анекдот. Мне остается лишь вежливо улыбаться, кивать головой и ждать, когда же она, наконец, заткнется…

– А где твоя мама? – вдруг спрашивает она, – просто ты всегда говоришь об отце. Она живет не с вами?

– Мамы… мамы нет… – выдавливаю я.

Я молчу, видимо, я вылил на нее слишком много личной информации, а это скверно. Она не должна знать обо мне никаких сведений, кроме ничего не значащих фактов, это тоже одно из основных правил мастера.

– Моя мама умерла почти семь лет назад, – наконец говорю я, Вика тоже молчит:

– Прости, я не знала… О, наверное, это ужасно… – неловко бормочет она. – Что случилось?

Я сжимаю ее руку, мысленно ругая себя, что проболтался про мать. Никто не должен ничего обо мне знать. Иначе однажды это будет использовано против меня. Но нужно как-то выкручиваться, я печально опускаю глаза:

– Автокатастрофа. Асфальт был сырой. Она ездила в аэропорт, ей должны были прислать ягодичные имплантанты из Франции. И машину занесло. Ее швырнуло прямо под фуру. Отец мало что мне рассказывал, я слышал только обрывки фраз… Ее раздавило в лепешку. Голова отлетела, внутренности были размазаны по асфальту. Ее собирали в совок. Я имею ввиду части тела, что смогли отскрести от асфальта… и гроб, конечно же, был закрытым…

Вика в ужасе молчит, кажется, я перегнул палку.

– Может быть, я как-то… как-то могу тебе помочь? – бормочет она, я отрицательно качаю головой, жалость совсем не то чувство, на котором стоит играть.

Я сажаю ее в вагон метро, она начинает меня утомлять, я поглядываю на часы – уже достаточно поздно, если я заеду к Крис, домой я попаду только под утро, отец опять будет недоволен. Вика машет мне из окна, я машу ей в ответ и заношу ее номер в черный список, свидание было совсем тухлым, и я не хочу встречаться с ней еще раз.

Я перехожу на другую ветку, сажусь в метро и снова мчусь куда-то во тьму, Крис живет почти в центре, родители купили ей шикарную хату, которая теперь широко известна в самых узких кругах как вертеп непристойности и разврата. Внизу консьерж, но когда я называю номер квартиры, мне просто махают рукой, сообщать о визите в эту квартиру не принято. Я поднимаюсь на лифте, внутри зеркала и мрамор, лифт – это тоже портал, переносящий тебя в другой мир, я вспоминаю, как в детстве ужасно любил кататься на лифтах.

Дверь в квартиру приоткрыта, мне в нос ударяет запах травы, оглушает музыка и в глаза бьёт свет неоновых огней, я кому-то приветственно киваю и сажусь на диван, Кристины нигде нет, я иду ее искать и нахожу ее в спальне, она трахается с двумя мужиками сразу, я морщусь, возвращаюсь на диван и ожидаю, когда они… закончат. Мне ужасно скучно. Кристина появляется где-то через час, ее шатает, она хорошо датая, я ловлю ее за руку.

– Надеюсь, твой секс марафон на сегодня закончен?

Она не слышит меня из-за музыки и говорит невпопад:

– Да, все хорошо…

Народ неспешно расходится, уже почти два часа ночи, мне тоже пора, но я почему-то медлю, наконец, мы с Кристиной остаемся в квартире одни, она пристально смотрит мне в глаза:

– Зачем приехал?

Я жму плечами:

– Ты сама меня приглашала, не помнишь?

Она кивает головой:

– Да, да… мы же типа… друзья…

Она снова смотрит на меня, ее глаза, обычно серо-зеленые, сейчас совсем мутные, она потягивается и подходит к окну:

– Знаешь, что мне нравится в этой хате больше всего? Потрясающий вид из окна. Первый раз я сюда пришла, когда дом еще строился. Были только перекрытия и все. Здесь было столько пространства, столько воздуха. Свистел ветер. Но потом построили эти стены и стало хуже…Я часто люблю смотреть на ночной город…

Она распахивает настежь окно, садится на подоконник и закуривает сигарету, мне становится не по себе, все-таки мы находимся на двадцатом этаже, а она совсем кривая.

– Слушай, может ты слезешь оттуда? – не выдерживаю я.

Она равнодушно жмет плечами:

– Зачем?

– Затем, что ты свалишься…

Она негромко смеется:

– Ну, это будут мои проблемы. Я не разобьюсь, я просто полечу как птица…

– Камнем вниз. Или ты отменила закон всемирного тяготения? Неужели у твоего папы и для этого достаточно денег?

Она не обращает на мои слова внимания и неотрывно смотрит на ночной город, я соглашусь с ней, что зрелище действительно потрясающее, под нашими ногами раскинулся сверкающий ковер сияющих огней, небо совсем темное, но кое-где все же проглядывают тусклые звезды, здесь, в городе, их совсем мало, они поблекли, потускнели, не выдержав никакой конкуренции с сияющими огнями неоновых вывесок.

Я подхожу к ней, стаскиваю ее с подоконника и захлопываю окно, она не сопротивляется, я швыряю ее на диван, она в одной майке на тонких бретелях и потому выглядит нелепо, отталкивающе худой, ее руки похожи на две тонкие сломанные веточки, она тихо смеется:

– Ну и зачем ты это сделал?

Я хмыкаю:

– Не хочу отскребать тебя от асфальта. Захочешь прыгнуть – прыгнешь после моего ухода, идиотка… Меня потом затаскают по ментовкам. И будут терки с отцом. Зачем мне это нужно?

Она негромко смеется:

– На мгновение я подумала, что ты беспокоишься, что потеряешь своего единственного друга. Знаешь, почему-то всегда люди кончают жизнь самоубийством в одиночестве. Наверно, это неправильно. Ведь смерть – это не конец, а просто переход в другой, более совершенный мир. И в такой момент лучше, когда рядом находится близкий тебе человек. Когда мы рождаемся, рядом находится самый близкий нам человек, наша мама… Почему же в момент смерти мы так часто бываем одни… мы и так слишком одиноки и никому нет до нас дела…

Ее совсем плющит, она машет мне рукой в сторону спальни:

– Там немного осталось. Если хочешь…

Это приводит меня в неописуемую ярость:

– Отец дома. Ты хочешь, чтоб он увидел меня вмазанным?

– Тогда нафига ты пришел?

Я и сам не знаю, для чего я здесь, наверное, чтобы хоть как-то убить время и не тащиться в место, которое сейчас по ошибке называется моим домом. Там дом моего отца, мачехи, сводных сестер, но не мой. Я усмехаюсь про себя, получается, что я бездомный. Я иду на кухню, в раковине целая гора давно немытой посуды, я нахожу в шкафу чистую чашку, завариваю себе чай и вызываю такси, иногда я думаю, что нашу с ней дружбу давно пора заканчивать, ведь, по сути, у нас разные интересы, взгляды и стремления, но я не хочу лишать себя этой тоненькой ниточки, идущий из прошлого. Тогда я был другим, но и она была другой, глупой девочкой с двумя большими косами, завязанными белыми бантами.

Она подходит ко мне сзади и обнимает меня руками:

– Бедный мальчик, бедный Ванечка… Тебе грустно и одиноко. Тебе хочется, чтобы тебя пожалели…

Я молчу:

– А что это за парни, с которыми ты так самозабвенно трахалась?

Она улыбается:

– Я думала, уж не спросишь. Я видела их сегодня впервые в жизни, какие-то хиппи, имен не помню.

Я качаю головой:

– Все-таки ты шлюха… Грязная, потасканная шлюха…

Она смеется:

– Почему? Я просто хотела подарить себе и им несколько мгновений счастья… Я давно заметила, что все разговоры о сексе вызывают у тебя такую реакцию. Это комплекс. Или психологическая травма…

Я с сомнением качаю головой:

– Просто ты женщина. А все женщины – шлюхи. Грязные отвратительные шалавы… Вот скажи мне – ты веришь в любовь?

Она не раздумывает ни мгновения:

– Конечно. Все девочки верят в любовь…

– Вот, – с торжеством восклицаю я. – Это значит, что ты шлюха! Любовь может служить оправданием самым мерзким твоим поступкам. Может быть, скажешь мне, что любишь этих чмошноков, с которыми ты сегодня трахалась?

Она улыбается:

– Может быть… Ты приехал сюда поскандалить?

Я жму плечами:

– Нет, просто мне скучно…

– Ты все время говоришь, что тебе скучно… послушай…

Она вскакивает на ноги, ее глаза горят весельем:

– Те два парня – они буддисты. Знаешь, ездят по всяким местам, недавно вернулись из Индии. Там верят, что огонь может исполнять желания. Они привезли мне черную свечу. Сейчас я проведу ритуал… Сегодня подходящая ночь, на небе полная луна…

Она убегает в спальню, я скептически смотрю в окно, никакой луны не видно, небо до половины затянуто темными низкими тучами. Она возвращается, неся в руках большую толстую свечу, ставит ее на стол и зажигает огонь, пламя дрожит и трепещет как живое, Крис носится и прыгает вокруг стола, отчего пламя свечи изгибается, как гибкое тело змеи.

– Услышьте нас, духи огня!!! – завывает она и ее сгибает пополам от хохота.

– Пусть уж лучше это будет какой-нибудь Владыка Света… – скептически улыбаюсь я.

– Я заклинаю вас, пусть Ивану в самое ближайшее время будет не до скуки! Пусть его жизнь наполнится движением! Действием! Приключениями! Я вызываю духа приключений на его задницу!!

Она сыплет в огонь белый порошок и по запаху я понимаю, что это кокаин, по комнате плывут клубы терпкого сладковатого дыма, он него щекочет горло и начинает кружиться голова:

– Идиотка… – я машу рукой, пытаясь прогнать от себя этот сладковатый бестелесный дым, – если отец попросит меня сделать тест на наркоту, я скажу ему, что меня окурили духи огня? Не проспи завтра пару!

Я бесцеремонно отпихиваю ее от себя и выхожу из квартиры, такси уже подъехало, я смотрю на ее темные окна, пытаясь разглядеть ее силуэт в окне, но, естественно, отсюда ничего не видно. Я думаю, что она все-таки она совсем сумасшедшая. Но, определенно, скучной ее назвать нельзя, наверное, поэтому мы все еще общаемся. Скука – это самое скверное, что только может быть на свете. Садясь в такси, я еще раз смотрю на небо, я вижу в темных мутных тучах неясные очертания лунного диска, кажется, он полон.

Я возвращаюсь домой, когда на востоке занимается робкая полоса зари, ясный восход обещает ясный день. Я захожу домой и стараюсь не шуметь, хотя это бесполезно, несомненно, отцу будет доложено о времени моего возвращения. Или же он сам посмотрит это по камерам. Я выключаю будильник и ложусь спать, скинув Паше смс, чтобы как-нибудь отметил меня на паре.

Мачеха будит меня утром, едва касаясь моего плеча своими ладонями, ее движения несмелые и почти неосязаемые, как робкие касания паучьих лапок:

– Эм, вставай, отец велел тебя разбудить. Завтрак уже закончен, но я тебе разогрею…

Я сбрасываю ее ладонь со своего плеча:

– Пошла к черту…

Я еще какое-то время лежу в постели, наверное, уже позднее утро, за окном совсем светло и внизу не слышно голосов моих сводных сестер, значит, водитель уже отвез их в школу. Я умываюсь и спускаюсь вниз, мачеха ждет меня внизу:

– Иди поешь. И отец ждет тебя в кабинете…

Я сразу же иду к нему, спросонья у меня совсем нет аппетита. Внизу у входной двери стоят собранные чемоданы, и отец позвал меня к себе не вечером, а утром, перед занятиями, а это значит только одно – прямо сейчас он уезжает. Я стараюсь скрыть довольную улыбку, он сидит в кресле и окидывает меня угрюмым взглядом:

– Доброе утро, пап… – я старательно излучаю радость встречи.

– Разве тебе сегодня не на учебу? – недовольно восклицает он.

– На учебу. Уже убегаю. Первых двух пар нет, препод заболел, вчера скинули по чату. Тебе показать?

Он молчит:

– Ты опять явился под утро, по-моему, я говорил тебе…

– Прости, забыл сказать, у моей девушки вчера был день рожденья. Я правда, хотел уйти пораньше, но она обижалась… Я не мог ее расстроить… Обещаю, что буду приходить домой вовремя. Ты уезжаешь? Как жаль, мы так и не успели пообщаться толком… А ты скоро вернешься?

Он снова молчит:

– Через месяц… или позже… – нехотя цедит он, глядя на меня исподлобья.

Я преувеличенно тяжело вздыхаю:

– Как жаль. Я буду тебя ждать и буду звонить тебе. Ты тоже мне звони, ладно? Хорошей тебе дороги, я побежал на пару, у нас скоро контрольная, я должен готовится. Ты оставишь мне немножко… денег?

Его лицо хмурится:

– Кажется, я оставлял тебе недавно. Ты все потратил?

– Ну да, мне пришлось купить методички…

В его голосе металл:

– Ты потратил несколько десятков тысяч на методички?

Я вздыхаю, мне нужно было заранее что-то придумать, но после бессонной ночи голова совсем тяжелая.

– Ну конечно, на методички. Сам знаешь, наш препод по экономике дописал-таки свой труд и напечатался. Но его тухлую работу никто не берет. Вот он и намекнул, что всем, кто не хочет иметь проблем с зачетом, нужно купить его методички. А цены бешеные… Но куда деваться… В универе произвол и никто ничего не может сделать…Я давно говорил, что нужно сходить к декану… правда, я боюсь, как бы у меня потом не возникло проблем с экзаменами… Ты же знаешь, последний курс…

Я скромно опускаю глаза в пол, отец какое-то время пронзает меня взглядом. Я воспринимаю его молчание как признание поражения.

– Тогда закинь мне на карту… немножко… пару сотен буквально… Ну чтобы я тебя не дергал потом…

Когда я поднимаю на него глаза то вижу, что его лицо покраснело от гнева:

– Ты у меня не получишь ни рубля, если тебе нужно – устройся на работу! Ты постоянно сосешь из меня деньги, думаешь, я поверю в весь этот бред про методички. Ты же мне врешь, прямо в глаза врешь!!!

Я тоже срываюсь на крик:

– Я могу устроиться на работу, но как я буду учиться, ты подумал? Последний курс, впереди диплом, я что – должен все запороть из-за того, что ты решил устроить мне этот разнос в воспитательных целях? Мачехе ты не жалеешь денег! А я тут лишний, я всегда был здесь лишним! Вышвырни меня на улицу, своего родного сына!!! И я устроюсь работать в Макдонадьдс, пусть твои партнеры по бизнесу узнают, что твой единственный сын разносит подносы…

– Закрой рот, – вопит он.

– Все ясно, никому до меня нет дела. Я тебе не нужен и просто тебе мешаю, было бы лучше, если бы меня вообще не было. Я – социальный сирота при живых родителях. Если у тебя нет для меня денег – я займу у кого-нибудь…

– Я не позволю тебе тратить деньги на наркотики и всякую… непристойность!!!

– Наверное, опять вспомнил себя в мои годы, да? – не удерживаюсь от колкости я.

Он швыряет в меня ежедневником, я уворачиваюсь и выскакиваю за дверь. На улице меня уже ждет такси, я прикидываю шансы получить деньги, если отец мне их не скинет, будет совсем худо, на карте осталось совсем немного.

Наконец мне приходит долгожданная смс о поступлении денег, я довольно улыбаюсь, отец опытный бизнесмен, но все еще ведется на эти примитивные разводки, как школьник.

Я пытаюсь понять, куда у меня уходят деньги. Совсем немного я трачу на такси и обеды в университетском кафе, на шмотки и обувь отец дает мне деньги отдельно. Кокс я позволяю себе не так часто, следовательно, на него тоже уходит совсем мало. Основную статью расходов составляют мои платные девочки, я в самом прямом смысле каждый месяц проябываю херову гору денег, но это вполне логично, я молодой парень и мне это нужно. Очень нужно. Физиология настойчиво требует свое. Мое настроение самое приподнятое, мне кажется, что такси не едет по унылой серой полосе асфальта, а чуть приподнимается над землей, внутри меня все поет от радости. Я негромко смеюсь про себя и удивляюсь, как немного человеку нужно для полного счастья – только чтобы на карте были деньги, а предки провалились как можно дальше и как можно надольше. Наверное, день, когда отец наконец загнется, будет самым счастливым днем в моей жизни, жаль, что это произойдет нескоро, с виду он вполне крепкий.

На паре я задумчиво смотрю в окно, сегодня только среда, а значит, о клубах можно забыть, как минимум до пятницы. Мне нужно придумать, как убить сегодняшний и завтрашний вечера, иначе я рискую погрузиться с головой в безнадежную осеннюю меланхолию, когда вообще не захочется никуда выходить. До отлета остается двести сорок три долгих дня.

Я вспоминаю, что сегодня у меня очередное занятие по пикапу, так называемый выход в поля, в принципе, все довольно тухло, мне в группу в телеге прилетает место наше дислокации – торговый центр Европейский, Дэн в кои-то веки пошевелил мозгами и придумал что-то стоящее. Европейский мне нравится, раньше я часто гулял там, внутри много зелени и журчат фонтаны, с высокого куполообразного потолка льется свет от мощных электрических ламп. Утром по будням там достаточно мало народу; раньше я любил прогуляться там вместо занятий в школе, послушать птичьи трели, записанные на магнитофон, неспеша пройтись по гулкой мраморной плитке пола, поглазеть на сверкающие витрины магазинов, выпить терпкий, пахнущий пряностями кофе в уютном кафе.

После пар я маюсь от тоски, на улице слякоть, с неба сыплется мелкая водяная крупа, я почти не спал этой ночью, и сейчас, во второй половине дня я начинаю ощущать усталость, ничего не хочется, даже сама мысль тусоваться до утра сейчас вызывает не бурную радость, а флегматичную леность. Наверное, я никуда не пойду вечером, а просто тупо завалюсь спать.

Я немного опаздываю, Дэн хмурится, но ничего не говорит, мы собираемся за эскалатором, но народу тут все равно много, уже вечер, и весь холл наполнен гулким шумом голосов, звуками шагов и звенящими объявлениями по радио. Дэн покровительственно нам улыбается:

– Итак, парни, ваш долгожданный выход в поля, где вы сможете прокачать все полученные на занятиях навыки, применить все фишки, которым я вас учил. Разбейтесь на пары, ваша задача собрать как можно больше телефонов. Та пара, которая справится с заданием лучше остальных, получит от меня приятный бонус. Через два часа встречаемся на этом месте… Время пошло…

Парни разбредаются, я медленно иду вдоль сияющих витрин, размышляя об обещанном приятном бонусе. Вряд ли он имел ввиду минет, а значит, это будет какая-нибудь тупая скидка на его очередной тупой тренинг. Здесь, внизу есть неплохое кафе, где можно скоротать эти пару часов, поболтать с девчонками, посмотреть, не появились ли новенькие. За что я еще люблю Европейский, так это за то, что в этом кафе устраивают свой туристический слет лучшие шлюхи Москвы, со многими из них я довольно близко знаком. Я слышу за собой топот ног, меня зовут по имени, но я иду не оглядываясь. Меня догоняет парень из нашей группы и хватает за рукав, кажется, его зовут Дима. Я брезгливо морщусь, это самое, самое отвратительное, что может позволить себе человек в отношении меня, терпеть не могу, когда меня так бесцеремонно хватают. Мое личное пространство неприкосновенно, я ревностно слежу за нарушением своих личных границ и сразу же начинаю ненавидеть того, кто их пересекает. Я выдергиваю свой рукав из его ладони.

– Руки убрал, чмошник. Я тебе телка, что ли?

Парень теряется, похоже, он ничему не научился у нашего Дэна, впрочем, что неудивительно, все его тренинги полный отстой.

– Дэн поставил меня с тобой в пару. Нужно выполнять задание…

Я усмехаюсь:

– В пару, говоришь… А ты не подумал, что мы с тобой совсем не пара? Я не собираюсь бегать и кадрить тут каких-то тупых куриц. Если тебе надо – бегай один…

– Но задание в парах… Собрать телефоны? – не унимается он.

Этот первозданный дебильный энтузиазм невероятно меня злит:

– Я тебе еще раз повторяю, дятел, бегай один и собирай один тупые номера телефонов. А потом звони по ним, пори тупые шутки, применяй фишки, может быть, тебя и допустят из жалости к волосатому варенику… Ты посмотри на себя – когда я тебя вижу, мне хочется плакать…

Его лицо покрывается красными пятнами:

– Ты охуел? Думаешь, тебе все можно?

Он даже замахивается на меня, но в последний миг останавливает руку, я отталкиваю его от себя и медленно говорю, глядя прямо ему в глаза:

– Запомни, быдло. Мне. Все. Можно. Еще раз замахнешься – сядешь. Мне это не сложно. Только один звонок. И тогда на зоне телкой будешь уже ты. Ты понял?

Он бледнеет и убегает прочь, я заворачиваю в кафе и заказываю себе кофе с корицей, кофе тут просто отличный, почему-то запах корицы и меда устойчиво ассоциируется у меня с осенью, когда на поверхности темных мутных луж плавают, как сказочные корабли, желтые кленовые листья. Осень в Москве – это причудливый ансамбль серого и золотого, они причудливо переплетаются между собой, противоположные, но неделимые. Золото листвы и стальная поверхность разлившихся по асфальту луж, желтые габаритные огни бесконечного потока машин и серое, низкое небо над головой. А еще яркие блестящие огни витрин и вывесок, мутные желтые, как прогорклое масло, пятна фонарей на набережной и серость обшарпанных стен, с которых местами обвалилась штукатурка. Серые куртки, черные шапки и пальто и мой ярко-желтый пуховик RLX Ralph Lauren. Осень настраивает меня на меланхоличный лад, я созерцаю из уютного окна серую реальность, но уже почти ничего не видно, здания за окном медленно тают в серой дождливой дымке. Ненавижу дождь, ненавижу черную жирную грязь, хлюпающую под ногами и вечную сырость, от которой мои кудри лохматятся как у французской болонки. Осень – это плохое настроение, размышления о тщетности всего сущего и испорченные кроссовки. Испорченные кроссовки – это вообще самое отвратительное, что только может случиться с человеком. Я закрываю глаза, включаю в плеере Ed Sheeran и мысленно переношусь на солнечный берег южной Калифорнии, она соткана из всевозможных оттенков голубого, зеленого и золотого. Лазурная гладь теплого океана сливается вдалеке с голубым, почти бестелесным небом; ядовитая, словно специально отфильтрованная в фотошопе зелень островов, золотая дорожка песка и белый цвет легких перистых облаков. И мои белоснежные кроссовки, чистейшие, без единого пятнышка грязи, словно они никогда и не касались земли. Я сладко жмурюсь и простираю руки навстречу своей пока недосягаемой мечте. Я знаю, что только там я буду счастлив.

Ко мне подходят знакомые девчонки, но сегодня мне совершенно не хочется трахаться, я отрицательно машу им рукой, и они уходят, кажется, одну из них зовут Дина, в прошлом году у нас было с ней несколько довольно жарких вечеров, но потом она слишком задрала ценник, что, на мой взгляд, несколько нелогично. Ведь машина с пробегом ценится всегда дешевле новой. Впрочем, тупые телки часто вообще не дружат с логикой. Два часа пролетают совершенно незаметно, я покидаю кафе и возвращаюсь к месту нашей встречи у эскалатора, там собрались все наши, тот дятел, которого я отшил тоже там, он злобно сверкает глазами в мою сторону и угрюмо молчит. Дэн спрашивает остальных кто сколько собрал телефонов, больше всех отличились два долговязых парня, я припоминаю, что, кажется, они или работают или живут вместе. Спрашивается, зачем им телки, если они вместе живут, им будет дешевле трахать друг друга по очереди. Но это так, чисто риторический вопрос. Я смеюсь про себя и отворачиваюсь, когда на меня начинают оглядываться. Знаю, знаю, что человек, который начинает смеяться ни с того ни с сего, навевает всякие нехорошие мысли, но мне реально плевать на мнение собравшихся здесь плебеев. Дэн кидает на меня короткие острые взгляды и молчит, я улыбаюсь ему самой дружелюбной улыбкой и думаю, что скорее всего, этот чмошник Дима все же нажаловался на меня, и теперь наш гуру, наш мастер, наша надежда и оплот прикидывает про себя, стоит ли нам выйти на открытый конфликт или же как обычно спустить все на тормозах. Я склоняюсь к мысли, что он как обычно побоится выходить со мной на конфликт.

Наконец, очередь доходит и до меня, Дэн некоторое время молчит и смотрит куда-то вдаль.

– Ну, как успехи у тебя, Ян? – наконец разлепляет он свои мясистые губы.

– У меня все супер, конечно же, благодаря твоим тренингам, – широко улыбаюсь я.

Он снова молчит.

– Сколько ты собрал телефонов?

Я продолжаю улыбаться:

– Телефонов у меня целая записная книжка, брат…

Он усмехается:

– Наверное, я непонятно спрашиваю или ты невнимательно меня слушаешь. Я спрашиваю, сколько номеров телефонов ты собрал конкретно сегодня, во время выполнения сегодняшнего задания?

Значит, он все же решил со мной схлестнуться, Дима стоит рядом с ним и злорадно смотрит на меня исподлобья. Я усмехаюсь, все они забывают одно простое правило, музыку заказывает тот, кто платит за это деньги, Дэн, по сути, вовсе не пастырь душ, а что-то вроде аниматора, эдакой обезьянки, выпущенной на забаву скучающих джентльменов. Мне придется поставить его на место, влепить ему моральную пощечину, чтобы он не забывал своего места. Я выразительно смотрю Дэну в глаза:

– Конкретно сегодня я не собрал ни одного номера телефона. Сегодня я был не в духе. Или так сошлись звезды. Оставим это до следующего раза…

Дэн снова долго молчит и с кривой усмешкой смотрит куда-то вдаль поверх моей головы:

– Знаешь, мне надоело что ты систематически не выполняешь домашки, забиваешь на задания, пропускаешь тренинги. Правила одинаковы для всех. Сюда ходят те, кому это надо. Если тебе это не надо, тебе незачем сюда ходить. Я уже говорил, что буду исключать тех, кто забивает на учебу…