Kitabı oku: «Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте», sayfa 2
Глава 2. Мудростью прославившись
– Ап! – цирюльник немного взлохматил укладку, придавая ей некоторую небрежность. – Я выделил тени чуточку зеленым, очень сочетается с бирюзовостью ваших глаз. Вы не находите?
Ее Величество посмотрелась в зеркало. До чего же она была хороша собой! Пожалуй, стоило выдать ему премию. Но вспомнила о своем решении и тут же передумала. Хороша она была и без цирюльника, любой на его месте мог бы превратить ее в еще большую красавицу, не особенно утруждаясь.
– М-да… Да что же хорошего? Чуть не зарезал… Будет тебе! – сказала строго, прочитав в его голове мысль о бедности. – Штрафую, но справедливо! За дело! Каждый раз на четверть за халатность. И, кстати, халат мне подай!
Она уверено встала, не отвлекаясь на его серое вытянутое лицо. Знал бы он, что по всем СМИ уже облетела мир весть о его бедности и бесталанности, где в черных и мрачных тонах развалилась его замечательная мечта. Кто захочет быть изувеченным бездарным цирюльником?
Конечно, она проявит свое милосердие, давая ему кров и пищу, чтобы знали о ее великодушии…
Мысли ее прервал жалобный испуганный вопль:
– Ваше Величество, такая нелепость… Я виноват, я так расстроен, но вы же встали! Случайность…
– Случайность? Случайность ты говоришь? – вопросила она гневным голосом. – А если мне повар случайно в еду подсыплет яду? Или швея случайно воткнет в меня ножницы? Случайность, когда на ровном месте спотыкнулась, а все остальное объяснение имеет.
Она натянула халатик, уверенная в его безрадостном будущем. Но интересная мысль мелькнула у нее: а ей-то он зачем нужен, если во всем мире у него закончилась карьера? Придется подыскать замену. Муж Благодетельный поимел его в некоторых местах, вот и уверен, что обрел заступника, чтобы ее обойти, а не согласится пожалеть, кто даст за него ломаный грош?
Может, на кого-то похожего?
Она с любопытством взглянула на него. Хорош был цирюльник, изучил ее личико, умел красоту такую нарисовать, чтобы послы заморские взгляд от нее отвести не могли. Пристрастия послов знал не хуже личика. Так на кого же поменять? Не на голубенького, на средненького? Вот бы знаменитого красавчика из соседнего государства, да только чем переманить? Подвиги вершит, прямо в цирюльне, сама видела, очередь к нему на год вперед записывалась. Следующее ее посещение только ближе к осени подойдет…
Ах, отыскать бы его душонку – но не одна она спасение имеет, и та, что душонку цирюльника обласкала, уже висит на лбу, а у него он сам торчит – из своих, из братьев и сестер. Стражи сразу скрывают ото всех проклятого, как только половина к половине приложиться – иначе, была бы очередь к душонке того цирюльника такая же, как к самому цирюльнику, а про мужа и говорит не стоило – популярнее его прицепа в государстве лица не нашлось бы!
Служанка помогла одеться. Столько дел, а времени ни на что не хватает. Вышла на балкон. Помахала рукой. Бедная часть населения примеривалась узреть Благодетельницу в окнах дворца, расположившись на дворцовой площади, прилегающей ко входу с улицы. Их гнали, но они приходили снова. Благодетельница не видела в том дурное. Мужу полезно видеть, как любит ее народ – народ не абы какой, каждый человек проверенный.
Три взгляда, и сытые дракон обвились вокруг дворцовых башен, почти скрывая дворцовую красоту лепнины и золотого покрытия колонн, оставляя на обозрение лишь дворцовые башни, украшенные огромными самоцветными рубинами и алмазами. Искусственными, но рассмотреть это можно только при ближайшем рассмотрении, да кто ж пустит? Но так даже лучше, драконы были украшением единичным, уж получше какого-то золота. Их на золото не купишь. Только цари и предатели, которые претендовали на трон, могли накормить дракона, кроме кровушки они и обычной не брезговали, а где простому вампиру столько крови взять? И высокое положение в обществе во многом обеспечивали они, раскрывая перед всяким в государстве личное качество Царя или Престолонаследника и крепость их зубов. Никакими силами не могли бы престолонаследники удержать власть, не имея такой поддержки, и не так-то просто было заставить дракона служить себе.
Матушке как-то удалось с ними поладить, а потом и она сама им приглянулась, когда потихоньку, по тропиночке, увела в лес нескольких своих сотоварищей, которым не привиделась мудрой и красоты неописуемой красной девицей.
Нормально повеселились. Тогда она впервые попробовала человеческую кровь…
Во всем мире драконов было по пальцам пересчитать. У нее – аж сразу три дракона! Трехголовый достался от предыдущего царя по праву наследования. Двенадцати и шестиглавый тоже перешли в порядке наследования от бывшего Царя, но подружились она с ними намного раньше, у Маменьки, которая завязала дружбу с ними еще в те времена, когда Спаситель не народился. Но, не будучи вампиром, трон Матушке не светил. Хотя у драконов в этой дружбе был свой интерес: боялись они колодца и неугасимого полена. Чувствовала, до смерти боятся, совсем как люди, хоть и скрывают свой страх.
Хотя, вроде бы, что им какой-то огонь, они сами огнем что ни попадя и кого ни попадя палят…
Всего драконов в государстве было пять.
У Престолонаследника, который вел тяжбу с ее отцом за право на Манилкины земли – пятиглавый и семиглавый. И был этот Престолонаследник самый бессовестный из всех, кого она встречала. Его драконы лишь грубо рассмеялись, когда они с Матушкой предложили им сделку. Колодец с источником драконьей силы на их землях остался, и на одну ведьму понадеялись, с которой Престолонаследник как раз начал мутить. Но против Матушкиных драконов не устояли. Извести их не удалось, не было на земле такого способа, чтобы дракона заставить умереть, пришлось пойти на огромные жертвы, чтобы предотвратить гражданскую войну. Конкурент на престол смирился, когда Манилкины земли, от которой у всех иностранных послов слюна текла, отдали ему на разграбление, даже как бы подружились.
Но этот мерзавец сумел-таки подняться выше. Взял в жену молодушку человеческую из древнего клана вампиров – самая богатая наследница, которая достала ему земли за горами от южной границы до самой реки.
Та еще ведьма…
Вроде человек, хотя уже вряд ли, гада в ней столько, Спаситель обзавидуется – замечательная получилась бы вампирша. На Зов она попасть никак не могла – возраст не тот, душа Престолонаследника на тот свет отправилась лет эдак триста назад, но бабка ее – один в один с праправнучкой. Престолонаследник в свое время долго миловался с ней. Поговаривали, явилась на Зов, еще не будучи вампиром. То ли по случайности ее впустили, то ли по какой другой причине, а только оказалась в первых рядах. Думали дежевю, когда вдруг граф Драка обозначил пра-пра-внучку своей давнишней пассии невестой, внезапно пробудившись, как мужчина, а у него в самом деле слюна потекла, и ну давай ее погребальными песнями заваливать. Сравнили портретное сходство – одинаковое лицо, одинаковые пропорции, и мелодичный прославившийся голосок, который растревожил графа Драку и в первый раз, и во второй. Ведьма решительно въехала в его дворец на белом коне. Въехала, а когда у самой кровушки граф Драка попивать стал, взмолилась: не губи, соловушка, достань душу!
Искали всем миром. Думали, сыскали, а душа оказалась подставной уткой. Обыскали все государство еще раз, но поиски не увенчалась успехом. Проклятый ее как сквозь землю провалился. И не мертв, по лицу видно.
Ждите, после проклятия на землю без подобающих почестей убьется, а себя не выдаст, разделилась ее земля сама в себе. Догадался, поди, что ищут его, только как? Запретными и тайными знаниями лишь избранные владеют, да патриархи самого высокого ранга.
И ведь, как оказалось, эта ведьма второй раз обломилась: в первый, когда родитель доченьку готовил к Судному Дню. Ведьма теперь сама не своя, злобу на всех вампиров затаила. Такое наследство, такая прославленная семья, а вампиршей стать не смогла…
Вот так главный конкурент на престол устранился самым славным образом. Не греет несостоявшаяся матушка народ, а драконы Престолонаследника вечно голодные, только колодцем и спасаются.
Но любовь на этом не закончилась – крутит им ведьма, как помелом, и когда Престолонаследник кровь у женушки не пьет, она начинает пить – и, по большей части, у вампиров. Особенно у тех, кто к Царю с Царицей с добрыми помыслами.
И спустила бы на них рать, и извела бы, так ведь женушка в приданное Благодетелю с печатными станками досталась. Оба из знатнейших семейств, родственнички их расселились по всему миру – и славят, и покрывают, и хочешь, не хочешь, а приходится делать вид, будто между этой сладкой парочкой и царской четой тишь да благодать.
Вот пускай драконов сам кормит – так ему и надо!
Но драконы не ушли от него, запечатан проклятый в земле его Золушки непонятно какими магическими приемами, а посему Престолонаследнику каким-то образом все же удается выкачивать из своей ведьмы Горынычам разовые подачки.
То и плохо, внедрить бы к нему своих людей, но драконы умели просканировать и человеческий, и оборотнический, и вампирский ум на предмет его состояния. Времени много не занимало, а нет-нет, да и ссыпали в его дворце пепел в мусорный бак: ее агенты палились точно так же, уж как ни старались проскользнуть во дворец Престолонаследника с черного хода.
Не все шло гладко в царстве-государстве, как хотелось. И снова произносила она слова заклятия. И на мужа, у которого заклятия сначала ни с того ни с сего начали давать разовые сбои, а потом и вовсе заработали криво, а теперь уж на себя, убивая свою серость, гнившую в Аду, которая и так повесилась, чтобы оберегать ее покой и демонстрировать народу ее святость. Сразу легла под заклятия, как только обнаружилось, что и ее стражи время от времени вдруг начинают отваливаться.
Так, несколько дней назад вошла в будуар припудрить носик – и вдруг зеркало наотрез отказалось отразить ее совершенную красоту… Как будто сердце обжали со всех сторон…
Эдак даже при живой душе еще никому не удавалось снять с вампира маску.
Не то, чтобы маска…
Встал человек у изголовья спящего проклятого, который посягнул привязать себя к человеку, помолился, поговорил с народом по душам – и вот он, свет красное солнышко, и открыт народу – и закрыт. Плоть есть, лицо видят, а помыслы разве что свои разгадают, да и то не все и не всегда.
Даже дядька Упырь не смог объяснить, как могло такое произошло. Не случалось такого ни на его памяти, ни на памяти тех, кто пережил войну с людьми. Самое смешное, что не было этому объяснения, ее проклятый повесился на том самом суку, на который Матушка указала (Царствие ей земное и небесное пухом и мягкими подушками – Ее Величество перекрестилась).
Кто мог достать его в Аду? Корпускулярно-молекулярная теория света исключала существование высших сил – человек был объявлен венцом творения, последним совершеннейшим изобретением, перед которым и ангелы преклонялись. Сразу же, как только Спаситель вышел в люди и решительно сказал Аду нет. Каждая тварь брезговала местом, где вампир не становиться положительной личностью. Вампиры уже давно не спали в гробах, радуясь солнцу, какие есть, или притворяясь мумией и обматываясь бинтами, чтобы радоваться солнцу. Без маски вампир являл себя миру тем, чем был – до умопомрачения живучий, обтянутый кожей скелет, с клыками, которым оборотень позавидовал бы.
И что теперь? Такому из гроба не выходи!
Жаль, но во время войны пришлось варварски уничтожить книги и рукописи, и остатки былой славы человека, да несколько миллионов недовольных поджарить на костре (а куда деваться, не приведи Господи, чтобы вернулись те далекие и мрачные времена – на войне как на войне), но, видимо, немного поторопились: надо было хоть что-то припрятать, чтобы знать, откуда беда может прилететь, теперь бы ой как пригодились.
А если в один прекрасный день стражи насовсем пропадут?
Что же, и не полюбоваться на себя?
И будет сидеть, будет спрашивать: свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, я ль на свете всех милее, всех румяней и белее, а оно в ответ: ты прекрасна, спору нет…
А посмотреться в него уже никак?
Чего это в будуаре было-то? Как объяснить свое ушедшее отражение?
А если вылезет ее настоящее лицо, что будет с царством-государством? Сразу признаться, кто она, или поотпираться еще? И как на это посмотрит белый свет?
Все в руке вампира ныне, убог человек и смотрится убого – во как цивилизация скакнула, диво, да и только, но не везде. Пожалуй, свои насмерть перепугаются и отрекутся. Но если Бог там, где вампир, неужели вампиры не признают в ней Царицу? Ведь все довольны, всех все устраивает, и что же, если личико поменяет ракурс и разрешение и выступит вперед она сама, не будут ее любить? Ведь кругом бледнолицые братья и сестры, порой не знаешь, кем перекусить – напьешься, и здрасьте пожалуйста – душа вампира! Выскочки из народа, без году неделя, туда же, новых вампиров строгают, чаще из проклятых, которых проще всего уловить – и получается черте что: с одной стороны, гнусная рожа, с другой – того хуже, а внутри сопли – им ли на нее грязными пальцами тыкать?
За тяжелыми мыслями, Ее Величество была зла, как никогда. Стараешься как лучше, а получается, как всегда. Кусок в горло не лезет, тревога не проходила – жди теперь новых бед. Надо было что-то делать, на что-то решиться… Оборотни в лес ходить боятся – вот до чего дошло! Эх, расстрелять бы эту дуру, которая стала угрозой благополучию всего государства! Где бы ее ни носило, пора ей отправляться, где ее сам черт не достанет – но ведь до последнего верила, что уже упокоилась! Проворонить ее Матушка не могла, все входы и выходы держала в своих руках.
Нет, пора заняться проклятой вплотную, устранив раньше, чем, когда еще какие-нибудь вампиры догадаются, чья она душонка. Не хватало посадить на государственную шею многочисленную армию голодных прихлебателей. Хватит и тех, которым приходится бросать часть пирога лишь за то, что стали свидетелями обращений к народу и к проклятой. Их бы прокормить да самой прокормиться.
Стыд-то какой, не может выписать цирюльника из соседнего государства!
А ведь мог обнаглеть кто-то из тех, кто присутствовал при наложении Зова, они ее видели, знают в лицо, но кто? Все свои были. Неужели кому-то мало подаяний показалось? Каждый из них на тысячу лет вперед себя обеспечил.
Его Величество взволнованно привстала, как в будуаре, перебирая в памяти лица, и села, поймав на себе взгляд слуги, который дежурил у стола.
Нет. не может быть – чужих по пальцам пересчитать, а прочих она самолично истребила, изгладив из памяти Его Величества, а те что остались, или проверенные, или из родственников, или годны разве что выбросить вон.
Ее Величество с трудом проглотила йогурт и чашечку крови, внимательно вглядываясь в мужа. Он сидел напротив, не спеша прочитывая утренние газеты и допивая свой кофе. Его аппетит не переставал ее удивлять. Ел все подряд: и печенье, и заливную рыбу, и даже прожаренные бифштексы несколько штук проглотил. Она давно приметила: те вампиры, у которых душонка еще на земле маялась, в крови не нуждались – своего гемоглобина хватало. С голодухи их самих можно было выпить. Противно, но можно. Муженек пил кровь больше для порядка – ей так хотелось, пил и морщился, оставаясь наполовину человеком. Даже клыки отсутствовали, и в ее лице видел он только маску. И скелетом не назовешь – и ширь, и высоту имеет. Вот так бы и оставался в вечности. Слишком хорош собой. Не зря царскую чету считали в государстве самой красивой парой.
А увидит ее настоящую, будет и дальше любить? Перепугается чего доброго до смерти. Вот уж повеселятся вампиры при троне!
Нет, пока есть в нем человеческое, лучше не показываться. Когда сама себя увидела первый раз, очень удивилась своей худобе и лицо не сразу признала.
«Страшные мы что ли? – с обидою подумала Ее Величество. – Грудою костей не лежим. Спим, едим, удовольствие себе доставляем. Красиво жить не запретишь, если возможностей достает. Вампиры не виноваты, что людям такая способность не дана. Встретились, полюбили друг друга…»
– Дорогая, ты здорова? Вид у тебя неважный, – встревожился Его Величество, поглядев на нее поверх газеты.
– Мой вид – мой вид, а как мне быть здоровой, если носишься неизвестно где, проходишь мимо спальни, будто нет ее, совершенно не интересуясь своей женой, – с горечью укорила она. Глаза ее внимательно изучали его лицо, пытаясь найти хоть что-то успокаивающее. Вымученная улыбка (смех и слезы, даром что вампир!), морщина через весь лоб. «Вампир ли он?» – подумала она с тоской. И странно противно стало, тошно, будто кто в глаз плюнул. Ведь прячет за улыбочкой своей новую пассию или проигрался в пух и прах.
Наревелась, хватит!
Она резко встала и заставила себя улыбнуться.
Она и раньше никогда не выдавала истинных чувств ни вампирам, ни людям. Люди те вообще ничего кроме масок не видели. Тем более теперь, когда жизнь повернулась пока еще не задом, но уже боком.
– Милый, Котофей Баюнович не появлялся ли во дворце? – раздраженно спросила она.
Его Величество отрицательно качнул головой.
– Давненько не вижу его. Мы с ним не столько дружны, сколько партнеры, но я волнуюсь… Дорогая, может, объяснишь мне, что происходит? Дерганная ходишь, бледная, будто помирать собралась. Хватит с нас дядьки Упыря. Еще и кот… Неужто не доложил, куда отправился?
– Убыл в имение Маменьки, посмотреть, как она там, как избы и усадьба, – поморщилась Ее Величество. – Наследнику положено иметь представление о наследстве. Оборотни исследовали место, где маменьку нашли, вернулись, а он за избами отправился… С тех пор никаких известий от него. В толк не возьму, где он, что с ним…
– И правильно, давно пора наследством заняться, – обрадовался Его Величество. – А Котофей Баюнович – вольная птица, он и раньше убегал… Поди, нашел кого в лесу, там кошачьих много, март на носу, – улыбнулся он со скрытой завистью.
Котофей Баюнович, пожалуй, был единственным другом жены, которому она доверяла все свои тайны, и он всегда лелеял мечту занять его место в ее сердце. В управлении и при раздаче сладких обещаний кот тоже оставался первым – а вот тут он заменить его не мог. И никто бы не смог. Баюн любому память отшибал на третьей минуте. Даже вампирам его сладенькие речи голову напрочь сносили.
– Жизнью наслаждается… Много ли коту надо? Я признаюсь, тоже в последнее время подумываю свалить куда-нибудь, а там знатные места. Лес, река, луга необозримые, избы… Хорошее охотничье хозяйство могли бы организовать.
– Я подумаю! – ответила Ее Величество недовольно.
Такое могло быть – Баюн сам по себе, согласилась она. Но тут же вспомнила, что избы не уберегли Матушку, а, следовательно, не мог Котофей Баюнович прежде не поведать ей, что там произошло.
Да-а, придется посвятить муженька в неприятности, а то чего это она одна все на себя взвалила, пора ему разделить с нею ответственность.
Но не в лоб – она смерила Его Величество взглядом.
– Места нынче там небезопасные… – она помрачнела, подготавливая Его Величество к плохим известиям. – У изб всегда была идея-фикс на счет сбежать от моей матери. Не зря держала на цепи, а нынче кто-то с цепи спустил.
– Так они вроде как сами к ней подкатили… – изумленно приподнял бровь Его Величество. – Она ж святой была для них… Что ж, по лесу разгуливают? Одни? Да как же… Кто позволил?!
– Я бы тоже хотела знать.
– Так вам, Ваше Величество, и карты в руки, – Его Величество равнодушно пожал плечами и бессовестно перевел стрелки на нее, не особо заинтересовавшись на «кто-то». – Вы, Ваше Величество, им теперь и добрая хозяюшка, и заступница.
– Велю драконам изловить и посадить обратно на цепь, – раздосадовано посвятила она его в свои планы. – Сдается мне, что могут они нынче поклоны бить тому, кто Матушку уготовил на тот свет. В компании оборотней проявили они себя активными сторонницами противника.
– Одна забота у тебя? – рассердился Его Величество. – Да как в голову пришло, что кто-то мог избы склонить к сожительству?! – он отложил газету в сторону. – Сколько лет Матушка прожила в них, могли ли забыть? Я знаю, избы все бы сделали, чтобы угодить… Мы не можем отпустить их или отдать… Много ли таких, которые пирогами встречают? На всем свете только две такие и остались. Любой коллекционер за них все сбережения выложит. Представь, – горячо воскликнул он, глаза его загорелись, – постучимся мы в дверь, откроет нам изба, сама печь истопит, столы накроет, сядем у печки и будем смотреть, как горит неугасимое полено, которое вовек не погаснет! Сказка, а не жизнь! – покачал он головой.
– Неугасимое полено? – глаза у Ее Величества округлились, лицо вытянулось и побледнело.
Зов?
Никакой опасности муж не чувствовал. Или там и в самом деле было спокойно, или бомба уже сработала… А о поленьях от кого узнал? Сие была тайна великая…
– Я сам его придумал, – восхищенный собою, открылся Его Величество. Он допил кофе и заказал еще одну чашку. – Избы в последнее время у меня из головы не выходят, – виновато признался он. – Думал, отдать им участок леса за дворцом. Там и разбежаться есть где, и огород разведут. Не захотят отдельно от нас, у дворца пусть живут. А перед народом покажутся, будут нам, как награда за святость. Лишь бы не трогали их… Нет, цепь надо отменить, – решительно воспротивился он.
«Остановись! Остановись!» – мысленно приказала Ее Величество, понимая, что он несет голову проклятой на блюде. Спроси, вряд ли скажет, откуда пришли к нему образы, ясно же, чувствовал так. Точно так же, как приходила к вампиру болезнь, когда сон в гробу становился самым покойным и крепким. В избах он не бывал, про пироги знать не мог – не помнила, что бы делилась воспоминаниями. Знал только, что есть у Матушки живые избы на курьих ногах. Матушка сроду там ничего не пекла, в печи одной избы золото плавила, во второй эти самые поленья держала…
Значит, была беспризорная гнида в избах, жила там…
Или глаз на избу положила?
Ее Величество мгновенно собралась, упираясь в стол, чтобы не упасть, сделала несколько шагов и присела на краешек стула рядом с мужем. Взглянула на слуг у стола таким взглядом, что те мгновенно испарились.
А Его Величество уже прорвало, он торопился замять тему о его ночных отсутствиях в спальне жены, стараясь убить в ней всякую мысль об этом, думая, что делает ей приятное, возвращая в пору юности. В пылу он даже не заметил, что как Ее Величество побледнела еще больше, прикусив до крови губу..
– Мы не знаем, что это за избы, но, судя по их разумности, они несомненно являются доказательством многообразия форм жизни во вселенной… Что сделали они первым делом? Пришли к человеку мудрому и открытому для взаимопонимания двух различных рас. Естественно, первое время пришлось их посадить на цепь, для их же безопасности, ибо таковым не место на земле, все-таки человек истинный обитатель земли, а избы… гуманоидная форма жизни… Древность их доказывает… И таким образом пирамиды и избы… Нет, мы не можем скрывать их вечно, тем более они уже доказали свою безопасность. Люди столько сказок про них сочинили…
Теперь понятно, откуда мертвецы в глазу святились! Подвалы у Матушки были доверху забиты ими. И стали они какой-то преградой – помолилась тварь на мертвецов? С ума сошла или замученная до смерти? Успела-таки Матушка перед смертью выполнить обещание, поиздевавшись над нею?
Или за мертвецами стоит кто-то еще?
Кто-то мог сунуть проклятую в подвал, чтобы под ногами не путалась…
А вдруг избы не плотоядные, как Матушка думала, и примкнули к врагам добровольно, а проклятая пошла своей дорогой, не переставая думать о них, как о желанном?
Ее Величество вглядывалась в лицо Его Величества с пристальным любопытством: красиво запел петушок, да только, сколько лет живет, все его мысли – на ладонь положи, другой прихлопни. Не смогла бы она сесть на трон, если бы не умела направить его противное стремление угодить своему ребру, пусть обрезанному и проклятому, но все же ребру, в нужное русло.
«Голодранка! Посадить ее на кол!» – прокляла Ее Величество все на свете, мысленно изрыгая на проклятую адское пламя. Зря Матушку не спросила, как проклятые на колу поворачивались. Как-то же запирала она вампирские душонки, оставляя между Небом и Землей, чтобы в чувство приводить, когда начинали от рук отбиваться. Или торчит уже?»
Вот и объяснились по-сестрински…
Никогда бы не подумала, что проклятая может оказаться сводной сестрой, да только отец после обряда сам признал ее, решил, покойничек, имение ей отписать…
Говорила Матушке, давай не будем отца посвящать, для него весь этот флэш с вампиризмом всегда был игрой, не верил он ни во что, а ей захотелось, чтобы он на выродке бывшей пассии лично прокатился. А у него после обряда крыша вдруг съехала – прошлое вспомнил, как соперницу матери обрюхатил.
Даже в жар и пот бросило Царицу лесов, полей и народных масс, когда поняла, где дрянь прятали. Человеку, особенно обделенному и униженному, каковой была мужнина душонка, не удержаться от искушения присвоить чужое. Но богатющим приданным, которое Матушка собирала долгую жизнь, проклятая не пользовалась. Стоило ей опробовать драконьи вещицы, драконы бы сразу доложили.
Выходит, тот, кто верховодил, не давал ей в руках добро подержать? Или не шибко чудовище жаловал и побаивался гнева законной наследницы?
Или этот кто-то знал, чем ему ее наследие обернется…
Это что же, не простые вампиры воду мутят, козырные, поворачивая так, будто нет никого?
Значит, они на самом деле метили в нее и в мужа?
Вот он – ответ, ясный и простой, как день Божий.
Тогда кто? И как матушку убивали?
Неужели и оборотни продались, в один голос утверждая, что на месте захоронения нет никаких следов, все травой поросло?
Какой травой – зима на улице!
О проклятых, которых Матушка у себя собирала, она не переживала: были между небом и землей, теперь в Аду, разве что дислокация поменялась, а призыв и благословение как были, так и останутся, власть над вампирами у нее никому не отнять, но кого свора собак покрывает?
Престолонаследника?
И не мудрено, не зря оборотни вызвались расследовать дело и убийц изловить, и все как один из-за гор, с земель его…
Это что же, отправившись по следу, Котофей Баюнович в руки врага угодил?
Да как так?! Ведь бессмертный он, в любую щель просочиться…
Но все говорило за то.
Матушка имела корни древней народной мудрости, которой уже и вампир не страшен, не то, что человек. Свинья она была еще та, и силу имела нечеловеческую. Имя ей – черная вдовушка, которая упекла в пекло душу, оказавшись умнее вампира, поворотив свое время вспять. И только он мог бы спросить с нее, кто отправил его на тот свет, но в Аду не больно спросишь, иначе вампиров на свете не осталось бы. Если оборотни врали, значит, войска уже собраны и укрываются в лесах, а если не врали, то кто-то умно подставлял проклятую. Чай, не больные, чтобы проклятую подле себя держать, накликивая беду. С кем поведешься, от того и наберешься, а от нее какой толк? Разве что колотить ее, поджаривать, чтобы имидж муженьку подпортить. Не этого ли добивались – вывести из себя, чтобы в гневе она запорола проклятую насмерть? Думают, не сможет удержаться и слово ласковое молвить, когда та дух начнет испускать?
Ее Величество судорожно проглотила застрявший в горле ком.
«Да, Манюня, многие материально замутилась, чтобы с годочками твоими остановочка вышла. Не быть тебе, бедная головушка, по райскому видению, по нашему хотению, корабельщиком на корабле! – она молча прокляла Его Величество, чтобы мысль могли подхватить только стражи, проклятие предназначалось для проклятой. Слова почти сорвались с языка вслух. – И страшная, и убогая, и дубом назови, все лучше, чем ты есть! Думаешь, повстанцы погладили – и жизнь наладилась? Богатства мои видела? Видела! Ясен день! Только ничего не дано тебе! В зеркальце ли посмотришься, сапоги-скороходы примеришь, сабельку в руки возьмешь, шапкой-невидимкой прикроешь голый свой зад, скатерть-самобранку ли расстелешь – мне о том сами доложат! Избу прибрали – это хорошо, забот меньше! Чего еще натворила?!»
Подождем, о чем муженек пролепечет…
– Так что ты говоришь – о избе? – Ее Величество едва сдерживала нетерпеливую дрожь. – Что еще там есть? Представь, речка, лесок, полянка… Но ведь от скуки помереть можно, – подзадорила она его, на лету схватывая каждое слово.
– Да почему же… Если избы водятся, так и водяной, наверное, имеет место быть! Леший! – помечтал Его Величество. – Не, леший бы слонялся туда-сюда, птиц, зверей отпугивал. Вот если бы такой, чтобы читать умел, писать, разговор поддержать…
«Кошмар!» – подумала Его Величество, обнажив зубики, лицо ее оставалось каменным.
– А вампиры? – с холодной надменностью полюбопытствовала она.
– Ну, от вампиров и тут тошно, – не задумываясь, обронил Его Величество. – Я бы чистую воду пил, живую, из колодца, не то что в городе, рыбу ловил… Надо очистные сооружения возводить, вода – это жизнь!
Значит, не стала вода мертвой, не заставила Матушка проклятую в колодец плюнуть…
И, возможно, проклятую она лечила. О необычных свойствах колодца муженек отметил особо, грезила колодцем проклятая.
Правильно, далековато она от того места, где стоял колодец, колодец посреди леса остался. Пусть, воды ей ненадолго хватит. Повстанцы не дураки, понимают: на старом месте сразу их схватят. Значит, идет она закованная в железо, и не воды ей не дают, ни в избу не попасть – еще одно подтверждение подневольности… Будь самостоятельная, ни в жизнь бы от колодца не отошла: было у него свойство лечить убогих, сама видела: однажды поймала вороненка, ноги ему сломала и перья повыдергала, а после в колодец бросила. Думала сдох. А он на следующий день из колодца живехонький вылетел.
– Ну, а вампиры, вампиры? Неужто не было бы их? – нетерпеливо перебила она.
Его Величество посмотрел недовольно, фантазия его иссякла. Взглянул на крупный заголовок в газете: «Фаворитка в рваных чулках! Останется ли во дворце?!», и быстро перевернул страницу, убрав газету со стола на колени.
– Почему мука нам, вампирам? Почему мы должны пить кровь человека, если хотим быть свободными? Почему Бог не может остановить наши страдания? – с горькой иронией произнес он, тяжело вздохнув, раскрывая следующую газету из стопки на краю стола. – Какой он после этого Бог? То не Белый Бог, то Черный Бог!
Ее Величество с удовлетворением отметила, что статья не осталась не замеченной. Моду взял, бегать плакаться в жилетку. Пассия не пассия, а за год службы обычной горничной успела домишко прикупить, землицы, родственников пристроить…
