Сначала он не понял, что ЭТО произошло с ним. Он просто не мог поверить в то, что это произошло, и в его печени торчит бандитская заточка, включившая секундомер последних мгновений жизни. Его жизни!

Может быть, самым ужасным было то, что сознание продолжало ясно работать, пока тело умирало.

Всего несколько минут назад он стоял, с легкой печалью раздумывая о том, что подходит к концу еще одно его жизненное испытание. Судьбе было угодно постоянно ставить его в жесткие условия выживания, подбрасывая проблемы одну за другой, но вполне оптимистичное кредо – выжить любой ценой – никогда его не подводило. До этого утра.

Цепляться за жизнь не имело смысла – в этом не было никаких сомнений, а жить хотелось, и мозг в бесполезном ажиотаже продолжал искать выход из происшедшего. Тело еще могло двигаться, чувствовать, он мог продлить свою жизнь примерно на полчаса, если не вытаскивать заточку из правого бока… Но он не мог не понимать, что эти полчаса – совсем не то, что ему нужно. Ему хотелось бы жить больше, чем полчаса, ему хотелось бы жить еще годы и годы.

Теплый полдень конца июня обещал проходившим мимо людям приятный вечер, которого у него уже не будет. Он оглянулся вокруг, словно впервые видел знакомую с детства старую Москву. И она показалась ему такой дорогой, такой милой, что слезы сами покатились из глаз.

Потом он опустил взгляд, увидел носки своих полуботинок и подумал, что если бы он остался жить, то наверняка к осени купил бы новые. И эта странная для умирающего человека мысль вдруг так обожгла его сознание, что ему захотелось кричать и плакать навзрыд. И, возможно, именно так – в слезах и зубовном скрежете – он ушел бы из жизни, но в последнее мгновенье он поднял голову и увидел того, благодаря кому он теперь умирает с заточкой в печени. И вопль замер в горле без десяти минут трупа.

Глава 2

– Алло, Стэн?

– Вы позвонили в студию великого русского художника Степана Эдуардовича Нетленного. К сожалению, его сейчас нет на месте. Вы можете оставить голосовое сообщение после двадцать четвертого звукового сигнала…

– Слушай, ты, художник с большой буквы Х…

– Надеюсь, Х – это аббревиатура от слова «хороший».

– Надейся, надейся…

– А как ты догадалась, что это я, а не автоответчик?

– У твоего монструозного телефона нет автоответчика, если ты не в курсе.

– А-а-а-а-а-а… Вот это я лоханулся, так лоханулся.

Разговаривая по городскому телефону, Стэн (а именно так он представлялся при знакомстве, так его называли друзья и, главное, этой аббревиатурой-псевдонимом он подписывал свои сугубо реалистические картины, почти не пользующиеся у эстетов от живописи спросом) закончил писать ключевые слова, убрал пальцы с клавиатуры компьютера и, установив мышкой стрелку на символе «Найти», заставил Yandex поработать на себя селектором источников информации.

– Э-эй, – оторвал его от компьютера женский голос из телефонной трубки. – Ты за компьютером сидишь? В интернете? И это в ту минуту, когда с тобой в кои-то веки разговаривает неотразимая Лиза Никольская?

Стэн знал Лизу уже не первый год, и их связь не была похожей ни на что, возникавшее у него раньше. Они были больше друзья, чем любовники. Она журналистка, пишущая для малотиражного еженедельника «Астрал», порой пропадающая на недели и совсем неадекватная в период творческой активности – в это время к ней лучше даже не звонить. Кроме того, Лиза тяжко переносит критику – с этим к ней лучше не соваться. Наконец Лиза – сторонник Greenpeace, вегетарианства и минимализма во всем, что касается окружающего ее пространства. Стэн был охотником, всю эту «чушь зеленую» даже не хотел обсуждать, а вообще его жизнь была жизнью одинокого волка. Впрочем, слово «волк» в его случае – просто затертый шаблон. В минуты откровения с самим собой он сравнивал себя с одиноким псом, причем непородистым псом-неудачником. Хотя в этом он был не совсем прав, поскольку случись у другого столько вовсе не романтических приключений, на которые судьба Стэна оказалась щедра, скорее всего, по этому другому уже давно отзвучала бы панихида. Стэну же удавалось всякий раз каким-то чудом выворачиваться, и уже одно то, что печально знаменитый возраст Христа не стал для него роковым, можно считать необыкновенной удачей. Но однажды ему, в виде исключения из правил, повезло не только вывернуться, но и стать вдруг сказочно (как ему тогда казалось) богатым. Грамотно подготовленный коварными злодеями на «заклание», Стэн не только не стал козлом отпущения, но и присвоил у неплохо организованной группы жуликов без малого миллион долларов США.

Факт обладания этой суммой Стэн совсем не спешил афишировать, но позволял себе реализовывать с ее помощью детские мечты о путешествии по миру. И не просто о путешествии – приехал с открытым ртом – сделал селфи – уехал с альбомом впечатлений. А о путешествии с возможностью узнать чужую страну и чужую природу изнутри, постепенно, смакуя каждый глоток тропического или арктического воздуха. Он то отправлялся добровольцем в национальный парк Гона-ре-Жоу на юге Зимбабве, чтобы помогать зоологам, изучающим носорогов; то летел в Камбоджу, чтобы участвовать в качестве добровольца в поисках все новых и новых храмов и дворцов комплекса Ангкор, некогда спрятанных джунглями от глаз людей; то отправлялся в экспедицию на Тянь-Шань искать остатки НЛО, разбившегося в урочище Шайтан-Мазур; то принимал участие в экспедиции на остров Беннетта в архипелаге Новосибирских островов для поиска следов экспедиции Эдуарда Толля. Тогда из Москвы надолго пропадал он.

Они с Лизой были просто идеальной парой – никаких притязаний на взаимную свободу и естественная потребность друг в друге, когда случайно оказывались вместе в Москве. Сейчас был как раз такой случай – Стэн уже несколько дней сидел в своей студии, рыская по интернету в поисках новых приключений на свой еще не отдавший дань радикулиту крестец, а Лиза только что вернулась из очередной командировки за высосанными из пальца сенсациями, позволявшими совершенно безбедно существовать не столько ей, сколько ее главному редактору и по совместительству владельцу «Астрала», Сергею Сергеевичу Ткаченко, за глаза которого сотрудники звали Астралопитеком.

– Стэнчик, милый, – вернул задумавшегося волонтера к реальности нежный голос трудящейся на почве журналистской поденщины Лизы. – Я стала забывать, какого цвета у тебя глаза…

– Карие. Но, судя по меркантильным модуляциям твоего голоса, цвет моих глаз – это только предлог… – Стэн оторвал взгляд от монитора и так заинтересованно посмотрел на телефонный аппарат, словно это был не старый, неуклюжий эбонитовый монстр черного цвета, а миловидная девушка, в нечаянном наклоне обнажившая грудь немного больше допустимого вырезом.

– С тобой неинтересно разговаривать. Ты сразу обо всем догадываешься.

– Подожди, я сейчас угадаю, о чем пойдет речь дальше.

– Попробуй, дедукт ты мой.

– Зная твою щепетильность в вопросе о деньгах, я вынужден их исключить. Заодно и мои связи исключаю, поскольку у тебя связей намного больше, чем у меня, да и мои знакомства не того профиля, который тебя мог бы заинтересовать. Остается… моя машина.

– А вот и не угадал! Мне нужен ты…

– О, Боги! Иль прозевал я тот момент, когда два полюса земных местами поменялись?

– …ты вместе с твоей машиной.

– Вам слава, завсегдатаи Олимпа! Конец света откладывается! И что же мы будем делать в моей машине?

– ЭТО самое…

– Звучит заманчиво! – Стэн нарочито громко сглотнул. – Но с чего вдруг такая фантазия, почему в машине?

– А на чем мы еще сможем добраться до Раменского?

– Солнце мое, если я задам глупый вопрос, ответь мне саркастическим хохотом: почему для ЭТОГО нужно добираться до Раменского?

– Потому что там дача одной нашей читательницы, вырвавшейся, судя по всему, ненадолго из «Канатчиковой дачи». Она позвонила в редакцию, и попросила, чтобы именно я, как лучший журналист всех времен и народов, приехала к ней и убедилась, что у нее на даче барабашки с чебурашками в пятнашки играют на чердаке, а НЛО черпают энергию в «туалете типа сортир». Стэнчик, я только что вернулась из Барнаула, куда сама напросилась. Снежный человек, которого там застрелили и заморозили охотники, оказался орангутангом, сбежавшим из гастролирующего зооцирка. Наш Астралопитек был просто в бешенстве. Вместо сенсации пришлось писать идиотскую статью, наполненную недомолвками и сомнениями: а вдруг это все-таки нэ облизьяна…

– Сочувствую.

– И еще, – Лиза решила, что пора поднимать ставки, – Астралопитек сегодня рассказал анекдот. Грязный такой бомж подсел в парке на скамью к симпатичной девчушке, посмотрел на нее и предложил ей надкусанное яблоко с прилипшими к нему собачьими волосами. Она с отвращением отпрянула, а он такой с обидой говорит: «Я так понимаю, что о сексе не может даже речи идти?»

Стэн усмехнулся.

– Все, кроме меня, заржали, а он смотрел как раз на меня. Этаким сентябрем. И вдруг говорит: «Шеф дает вам, Лиза, шанс реабилитироваться». Стэнчик, поехали, ты меня туда свозишь? А уже пот-о-о-о-ом…

– Лиз, – нарочито жестко отчеканил Стэн. – У меня есть одно условие. Ты не впутываешь меня…

– …ни в какую историю! Стэн, ну, какая история?! Съездим на дачу к чокнутой тетке, и все!

– В прошлый раз ты говорила практически то же самое…

– Значит, завтра сутра ты за мной заедешь! Ну, пока, целую тебя в курносый кончик…

– Кончик чего?

– Пока что носика.

Пока Лиза говорила со Стэном, она успела выбраться из ванной, накинуть махровый халатик, вытереть полотенцем голову, сесть за стол в гостиной, отхлебнуть горячего кофе из маленькой чашки и в завершение всего вычеркнуть фломастером три мужских имени в блокнотике – Матвей, Василий и Кирилл. Невычеркнутым осталось четвертое в списке из четырех имен – Стэн.

Свет утреннего солнца, пробившегося сквозь молодую листву яблоневых деревьев и занавески из тонкого синтетического тюля, холодно очертил скульптурно выразительное лицо Никиты. Он еще тяжело дышал, и появившаяся минуту назад испарина над верхней губой пока не сошла. Форма рта многое может сказать о его владельце сведущему человеку. Но о том, что в уголках губ Никиты скрываются признаки самых разнообразных пороков, понял бы даже несведущий. Мила Львовна, опершись на локоть, с приятным чувством владелицы породистого жеребца, смотрела, улыбаясь на Никиту, и ей было совершенно невдомек, о чем он думает теперь, сразу после секса, и что просчитывает в уме, задумчиво глядя в потолок.

– Пора, – наконец проронила она нехотя. – А то скоро приедут эти… из газеты. И муж звонил…

Упоминание о муже сразу вернуло Никиту к действительности.

– Милуша, ты обжигаешь мне сердце, когда вспоминаешь в такой момент о нем. Пропади он пропадом! Я не хочу делить тебя с ним!

– И что же нам делать? – равнодушно проговорила Мила, не меняя выражения красивого, но, увы, стареющего лица. – Я не хочу разрушать то, что создавала с таким трудом. Квартирный вопрос, дележ моего бизнеса… Нет, не хочу даже думать об этом.

Никита сбросил с себя тонкое одеяло, легко приподнялся и сел, повернувшись к Миле спиной.

– Иногда мне кажется, что я готов его убить! – совершенно искренне произнес Никита, немного переиграв только в интонации.

На самом деле даже хорошо знавшему его человеку было бы непросто понять, что от Никиты можно ждать – только подлости и хитрости, или же способности пойти на преступление ради денег, на убийство. Мила Львовна тоже не знала этого наверняка.

– Не говори глупостей, – словно ребенку, то ли отговаривая его, то ли подначивая, наставительно выговорила Мила Львовна. – Во-первых, он брат твоей матери, твой близкий родственник, дядя.

– А, во-вторых?

– Во-вторых, нам и так хорошо. Вадим ни о чем не догадывается…

При последних словах Никита резко повернулся, бросив на Милу полный вызова взгляд, но увидел, что она уже стоит в пеньюаре у зеркала и не видит этого всплеска эмоций. Никита, отвел глаза, вспомнил о своих проблемах и, заметив, что ремень на джинсах все еще не застегнут, аккуратно подтянул им начавший округляться животик.

– Милуша, я хотел тебя попросить… Мне нужно где-то срочно занять немного денег… тысяч двести и…

– Я купила тебе подарок, – Мила Львовна произнесла это так, словно и не слышала слов любовника. Разглядывая себя в зеркало трюмо, она легко решила важный вопрос – нанести макияж не сейчас, а немного попозже. После чего достала из стоявшей перед зеркалом шкатулки ключ, открыла им верхний шкаф трюмо и достала из него бархатную коробочку. Никита, скосив глаза, заглянул в открытый шкафчик и заметил пачку пятитысячных купюр толщиной в палец. «Тысяч пятьсот», – прикинул он.

Когда Мила обернулась к Никите, он уже с улыбкой, очень удающейся ему наивной улыбкой, смотрел в глаза своей Милы. Поступью королевы она подошла к нему, обвила руками шею и страстно поцеловала любовника в мягкие, полные губы. Бархатная коробочка оказалась у самых глаз Никиты, он взял ее, с любопытством открыл и с удивлением увидел дорогую зажигалку.

– Милуша, это же Каран дэ Аш! Она же стоит не меньше полусотни тысяч!

– Милый, я готова дарить тебе дорогие подарки, но не хочу платить за секс деньгами, как в публичном доме.

– Милуша, я же прошу взаймы. Я обязательно отдам… потом.

– Мы уже проходили это «потом».

Утренняя Рязанка сразу за виадуком МКАД оказалась неожиданно свободной, и Люберцы удалось проскочить за считанные минуты. У московских дорог есть свои дни и часы пик, благодаря которым они становятся похожими на кровеносные сосуды или муравьиные тропы, движение по которым не иссякает, кажется, никогда. Чтобы выбраться летом из столицы в пятницу вечером по дорогам, заносчиво относимым дорожниками к разряду автострад, нужно рассчитывать, по крайней мере, на часовую пробку. С субботы на воскресенье въезд и выезд из Москвы самые свободные. Вечером же в воскресенье и утром в понедельник пробки обязательны на въезде. В прочие будние дни они могут и не образовываться, хотя легкий «поцелуй» двух и более транспортных средств легко собирает на ровном месте кучу машин, и об этом бодро оповещают стоящих в этих самых пробках всегда веселые ведущие «Авторадио».

Был будний день, среда, и отсутствие выезжающих из Москвы машин делало дорогу нереально пустынной, особенно по контрасту с соседней частью, по которой спешили прорваться в столицу многочисленные легковушки и автобусы из ближних и дальних пригородов – на работу ехали жители Подмосковья, и москвичи-дачники, надышавшиеся кислородом, нехотя возвращались в смог мегаполиса.

Глядя на медленно ползущую трехкилометровую вереницу машин параллельной полосы, Стэн эгоистично радовался оттого, что для него и Лизы начало пути оказалось удачным – до Быково пролетели, нигде не притормозив.

В Жуковском начался дождь, асфальт мгновенно потемнел, и шины автомобилей зашумели так, словно кто-то отрывал длинную ленту скотча, приставшего к стеклу. Летние дожди желанны, сильны и стремительны – вскоре Стэна ослепило солнце, игравшее в каждой повисшей на растениях капле влаги, и асфальт запарил, словно только что вынутый из печи.

Услышав через приоткрытое окно внедорожника какой-то знакомый шум, Стэн поднял глаза и увидел спортивный самолетик, словно бы повисший в небе.

– Вспомнил! Я бывал здесь как-то, на авиашоу «Макс».

Плавно крутанув руль, Стэн добавил:

– А в дачный кооператив, по-моему, нужно сворачивать сюда, на Кратово.

Машина въехала на территорию дачно-садового кооператива с ностальгическим названием «За индустриализацию».

Попетляв среди разномастных заборов из профнастила или сетки-рабицы, в каждом переплетении ромбов которой все еще поблескивали искрящиеся капли, дорога привела их на улицу Чехова. За заборами возвышались сосны и старого «покроя» дачные дома «на две семьи». По замыслу проектантов, по-видимому, развитие чувства собственничества, порождаемое индивидуальными участками, должно было компенсировать коммунальное по своей сути жилье.

Дом Вахмистровых совершенно не бросался в глаза. В отличие от новостроек он сохранил, судя по всему, свой исходный облик. Стэн проехал мимо, потом вернулся, ориентируясь на номера домов, но снова проскочил нужный. Наконец, они с Лизой решили оставить машину в тени сосновых крон и отправились на поиски пешком.

Хозяйка, Мила Львовна Вахмистрова, ждала гостей на веранде.

– А я смотрю, незнакомая машина туда-сюда ездит под окнами… Уж не ко мне ли? Вы не из газеты? – промурлыкала она, спускаясь по ступеням крыльца навстречу Лизе и Стэну. – Вы Лиза?

– Да, я вам звонила. А это Степан. Мой…

– Я понимаю, – вывела из затруднительного положения замешкавшуюся Лизу Мила Львовна. – Бой-фрэнд, как сейчас говорят. Пожалуйте в наши апартаменты, в «Сумасшедший дом», как говорит мой муж.

«Она знает, – подумал Стэн, – что „эпатмент“ на английском означает „садовый домик“, или так шутит про свой домишко?».

Внутри «Сумасшедший дом» выглядел очень уютно. В отличие от модного нынче дизайна «под старину», здесь историю не имитировали, а реально проживали люди, и эти люди имели весьма разные вкусы.

– Может быть, чайку с дороги? – предложила гостеприимная хозяйка.

Миле Львовне очень шло ее имя – так и хотелось произнести «какая милая женщина». Ее густые каштановые волосы придавали улыбчивому лицу с проницательным взглядом карих глаз выражение солидности. Что как-то не вязалось с некоторой суетливостью в поведении.

– Спасибо, – возразила Лиза. – Мы добирались до вас не больше часа, так что дорогой это назвать нельзя. И хотелось бы сразу увидеть главное… Мы вообще-то немного торопимся…

– Ну, без чая я вас все равно не отпущу, – категорично заявила Мила Львовна. – В кои-то веки из любимой газеты… А главное… Главное у нас на чердаке. Вот сюда пожалуйте, по лесенке…

Женщины стали подниматься первыми по крутым ступенькам. Идя за ними вслед, Стэн по инерции взглянул вверх и уткнулся взглядом в обтянутые белыми брюками ягодицы Лизы, после чего фантазии мгновенно унесли его в медленно приближающееся «а уже пот-о-о-о-ом…».

– Мила Львовна, а когда кооператив получил такое интересное название «За индустриализацию»? – решила поддержать беседу Лиза.

– А-а-а-а… Это давно, в тридцатых годах. Здесь давали участки рабочим от завода имени Серго. Тогда же ценили рабочий класс – вон сколько, по двадцать соток давали. Ну, не только рабочим… Здесь и артистам дачи давали, и ученым, и из органов некоторым. А теперь вот новые русские поскупали чуть не все…

– Занятно.

– Вот, посмотрите, – Мила Львовна открыла старый зеленый сундук с металлическими наугольниками, отчего в проникающем через слуховое окно луче заклубилась пыль, и вытащила из него кипу бумаг и конвертов. – Вот, здесь есть такие загадочные послания, какие-то шифры, планы… Я думаю, ОНИ охотятся за этими бумагами.

– Кто они? – наивно поинтересовался Стэн.

– Как кто? – удивилась Мила Львовна, слегка поджав губы. – ОНИ!

– Ах, да… – поправился Стэн, но было поздно. Больше Мила Львовна к нему не обращалась, демонстрируя свои «сокровища» исключительно Лизе, проявившей полное понимание того, кто такие ОНИ.

– А вы разрешите мне это сфотографировать? – спросила Лиза так, словно уже никуда не торопилась и боялась только одного – ответа «нет».

– Конечно, Лизонька! Можно, я буду вас так называть? Ведь ради этого я вас и пригласила сюда, – радостно объявила Мила Львовна, раскладывая на крышке сундука конверты, письма и планы, которые Лиза щелкала, держа на вытянутых руках перед собой цифровую мыльницу. Вспышка на мгновенье озаряла комнату, и женщины согласованными движениями, словно сообщницы, убирали одни и раскладывали на крышке сундука другие бумаги. В их слаженных, целеустремленных действиях было что-то от шпионов из старых советских фильмов.

По окончании съемок компания спустилась вниз в том же порядке, в котором поднималась, и Мила Львовна принялась хлопотать с самоваром на веранде, чтобы напоить гостей чаем. При этом она ни на секунду не умолкала, сообщая подробности того, чем обнаруживали себя ОНИ. Оказалось, что однажды ОНИ перерыли весь чердак, но, видимо, открывать сундуки их цивилизация еще не научилась, и все бумаги остались в целости. В результате ОНИ взяли старый алюминиевый таз, в котором когда-то Вадик, муж Милы Львовны, использовал для промывки фотографий после фиксажа. Их заинтересовал и большой моток медного провода, которым Вадик хотел заменить алюминиевую проводку в доме.

Расставлять на столе чашки хозяйке помогала Лиза, а Стэн пристроился на краешке дивана, возле этажерки, на которой лежали подшивки «Астрала». Некоторые фразы и даже целые абзацы лежащей сверху «передовицы» были подчеркнуты разноцветными фломастерами.

– Я заметила, что ИХ интересуют только цветные металлы, – доверительно сообщила о своем наблюдении Мила Львовна.

– Как вы думаете, – испытующе прищурившись, спросила Лиза. – Чем это можно объяснить?

– Я думала над этим, – дежурная улыбка исчезла на время с лица Милы Львовны, она явно ожидала подобный вопрос. – Вполне возможно, что у НИХ проблемы с тарелкой.

– С какой тарелкой? – поинтересовался Стэн, почти не слушавший Милу Львовну, и тут же пожалел, что встрял в разговор, поймав испепеляющие взгляды двух пар женских глаз.

– С летающей, разумеется! – голосом директора гимназии заявила Мила Львовна. – ИМ нужен стройматериал, запчасти и топливо.

– А что с топливом? – испуганно спросила Лиза, оторвавшись от чашки чая, ароматизированного вялым листом бадана.

– С топливом – самое таинственное! – перешла вдруг на громкий шепот Мила Львовна, которая даже не успела из-за разговора притронуться к своему чаю. – ОНИ, по-видимому, пользуются таким топливом, для активации которого необходим спиртовой раствор. Дело в том, что на веранде у нас стоит тумбочка с аптечкой, так вот все спиртсодержащие препараты…

– А можно воспользоваться туалетом? – перебил рассказ о самом таинственном Стэн.

И снова дамские глаза метнули в него по снопу искр, прежде чем Мила Львовна объяснила, что туалет за домом.

Услышать продолжение загадочной истории Стэну было не суждено, но зато в туалете ему попались на глаза аккуратно нанизанные на гвоздик в стене прямоугольные газетные куски размером чуть больше ладони. Стэн сразу же узнал в них «Астрал».

– В самом деле сумасшедший дом, – прошептал Стэн. – А Лизка пишет свои статьи для душевнобольных.

Провожая гостей, Мила Львовна вышла на веранду, и попросила сфотографировать ее на фоне дома, что Лиза незамедлительно сделала, выставив в меню фотоаппарата самое высокое разрешение.

– А эту фотографию вы поместите в газету?

– Обязательно, Мила Львовна, – бодро отрапортовала Лиза. – Думаю, она пойдет на титул, во всю полосу!

– Ой, смотрите, а вот и Вадик приехал из Москвы, – с наигранной радостью сообщила Мила Львовна, напряженно глянув куда-то за спины гостей.

Будто по команде Лиза и Стэн обернулись. По улочке к дому шел нагруженный сумками мужчина лет пятидесяти с лишком. Одинокую прядь седых волос, очень приблизительно маскировавшую обширную лысину, ветерок то откидывал с его лица, то закрывал ею мужчине глаза, и тогда он вертел головой, как собака, чтобы убрать волосы с глаз – руки были заняты.

– Как он, бедный, волок все это? – жеманно пожалела мужа Мила Львовна и, уже обращаясь к мужу, громко добавила с нотой сожаления в голосе: – Ты мой верблюдик, я тебя совсем заждалась…

Стэн взглянул на Милу Львовну, и в этот момент маленькое облачко буквально не секунду закрыло солнце. Но и этого мгновенья было достаточно, чтобы Стэн поразился тому, как игра света и тени изменила приветливо улыбающееся лицо немолодой женщины. Она уже не выглядела добродушной домохозяйкой. Жесткие складки по углам ее губ вдруг заставили Стэна подумать о том, что в действительности Мила Львовна может быть женщиной весьма решительной. Такая женщина не могла пригласить корреспондента для того, чтобы показывать и рассказывать ему всякую ерунду про инопланетян. Тогда зачем? Стэн задумался и снова взглянул на подошедшего уже «верблюдика».

Поправив движением мышц лица совсем сползшие на кончик носа очки и скорчив при этом нелепую гримасу с открытым ртом, мужчина заметил гостей и сокрушенно произнес:

– Отец попал в больницу.

– Да, что ты! – протянула Мила Львовна таким голосом, что не оставалось сомнений – ее это известие не особенно тронуло. – Что с ним?

– Предынфарктное состояние, – покачал головой «верблюдик». – Я скорую вызвал.

Снова посмотрев на гостей, мужчина вдруг спросил, словно они не могли его слышать:

– Это из газеты, что ли?

– Да, – радостно подтвердила Мила Львовна, – Из «Астрала»…

«Верблюдик» диковатым взглядом уставился на «газетчиков».

«Да здесь просто заповедник придурков, – подумал Стэн. – Наверное, это на них так самолеты действуют».

А самолеты и в самом деле разошлись не на шутку, тарахтели и верещали над самой головой, словно их задача сводилась прежде всего к тому, чтобы сделать дачников невротиками.

– Извините, что я вмешиваюсь, – вдруг произнесла Лиза. – Ваша жена рассказала такие интересные вещи, которые происходят на вашей…

– И вы поверили во всю эту чушь? – перебил Лизу Вадик.

«Похоже, не такой уж он и придурок», – подумал Стэн.

– Не важно, поверила ли я, – с улыбкой ответила Лиза. – Важно, чтобы поверили читатели.

Мужчина молча уставился на Лизу, вдруг в его лице что-то неуловимо изменилось, и он предостерегающе понизил голос:

– Вы знаете, девушка, на этом доме лежит проклятье…

«Нет, все-таки я тороплюсь с выводами, – пришла Стэну мысль в порядке самокритики».

– И это проклятье, – продолжал между тем мужчина, – неминуемо падет на вас, если вы решите опубликовать этот материал. Не делайте этого, пожалейте себя…

– Я подумаю над вашими словами, – уклончиво ответила Лиза, и кивнула головой, прощаясь.

Стэн с Лизой пошли к машине, а Вахмистровы стояли и смотрели им вслед. Мила Львовна улыбалась, а Вадик морщился и тяжело дышал. Его седую прядь разметал ветер и пронзили солнечные лучи. Он чем-то напоминал в этот миг библейского пророка. Когда мотор негромко заурчал, и Лиза помахала в открытое окно внедорожника рукой, мужчина вдруг вскрикнул:

– Запомните мои слова: проклятье падет на вас!

– Вот, идиот! – прошипела Лиза, закрывая окно.

– А ты будешь писать про эту дачу?

– Стэн, я тебя умоляю… Ты думаешь, Астралопитеку интересно, падет на меня проклятье или нет? Оно на меня падет как раз в том случае, если я не напишу статью. Он сразу вспомнит мне деньги, потраченные на поездку в Барнаул, а заодно сегодняшний день посчитает, как отгул за мой счет… Разумеется, я напишу статью. И напишу так, чтобы у читателя захватило дух. – Лиза выпалила все это с некоторым раздражением, но потом с нотой оптимизма в голосе добавила больше для себя:

– Я по опыту знаю, что самые эффектные статьи получаются из самого слабого материала. Вроде сегодняшнего… Кстати, фотки нужно перекинуть.

Лиза вынула из сумки ноутбук, открыла и включила его. Пока компьютер загружался, она достала из фотоаппарата карту памяти и вставила ее в подходящий порт ноутбука. Ей потребовались несколько минут, чтобы скачать снимки на жесткий диск компьютера.

– Вот, черт! – воскликнула она, покопавшись в сумке. – Нет свежей флешки.

Просмотрев пару флешек на компьютере, она выбрала одну с семейными фотографиями и скопировала туда последние снимки.

– Но ты же поняла, – продолжал между тем Стэн, – что ее муж категорически против публикации…

– Муж не хочет, а жена хочет, – продолжая заниматься со снимками, отшутилась Лиза. – Их, Вахмистровых, не поймешь…

– Это у нас такие принципы?

– Что ты, милый, – вдруг холодно возразила Лиза, закончив возню с компьютером и закинув все на заднее сиденье, – позволить себе такую роскошь, как принципы, из нас двоих можешь только ты, поскольку ни от кого не зависишь в финансовом плане, а я завишу. И мне нужно выжить в этом волчьем мире, в котором принципиальных нищих съедают первыми.

Стэн хотел было извиниться, но передумал, и больше они не разговаривали до самой Москвы.

Внедорожник встал у дома Лизы, она собрала вещи в сумку, молча выбралась из машины и уже завела руку, чтобы громко хлопнуть дверкой.

Исключительно для того, чтобы потешить оскорбленное самолюбие, Стэн подумал, что она могла бы сказать «спасибо», но вместо этого вдруг произнес:

– Как я понимаю, о сексе не может быть даже речи…

Голубые глаза Лизы становились почти белыми, когда она злилась не на шутку. Именно такими глазами она посмотрела на Стэна, спокойно захлопнула дверку машины и ушла. Стэн смотрел ей вслед еще минуты три – пока Лиза не исчезла из вида – но она так и не обернулась.

Статья никак не шла. Лиза сидела над ней уже второй день, а текста набралось всего на страницу, да и тот не ахти… Время от времени она выводила на монитор ноутбука фотографии, сделанные на даче у Вахмистровых, вчитывалась в переснятые документы из сундука и снова открывала вордовский файл, чтобы записать пару-тройку предложений. После чего зевала, и все мысли сводились к одной – а не сварить ли кофейку. Только раз она остановила взгляд на снимке, где был изображен улыбающийся чему-то Стэн. Лиза смотрела на фото добрыми, почти фиолетовыми глазами и не могла вспомнить, чему же он улыбался. Потом она вдруг встряхнула головой и, закусив нижнюю губу, продолжила писать статью.

А в это самое время Стэн, сидя в своей мастерской, рисовал на листе бумаги карандашом нож, торчащий между ушей. Точнее не рисовал, а копировал с картины Босха «Сад земных наслаждений». Рисунок был сформирован уже в общих чертах, когда грифель от сильного нажима вдруг сломался, и Стэн с досадой швырнул карандаш в угол. Сцепил пальцы рук на затылке, закрыл глаза и так сидел, ни о чем не думая и ничего не желая.

Небольшой кабинет Астралопитека был насквозь прокурен. Правда, надо отдать должное, он был прокурен дорогим, ароматным табаком – главный редактор «Астрала» курил трубку и даже коллекционировал курительные трубки, как Жорж Сименон. Правда, на этом их сходство заканчивалось.

В подражание кому-то еще он завешал все стены кабинета разнокалиберными портретами Троцкого, Ленина, Сталина, Кирова, Молотова, Булганина, Кагановича и иже с ними. Когда Астралопитек вызывал к себе на ковер, чтобы сделать выговор или оштрафовать, деятели российской революции смотрели на вошедшего строго, с укором и даже презрением. И кабинет казался подвалом испанской инквизиции. Если же наоборот, приглашенного ждало поощрение, Берия, Хрущев и Маленков, казалось, радостно улыбались и только не подмигивали игриво. Ну, и кабинет тогда выглядел уютно и приветливо.

12 3 4 İz.

Есть зло, которое видел я под солнцем

Глава 1

Глава 2

Bu kitabı okuyanlar şunları da okudu