Kitabı oku: «На цифровой игле», sayfa 3

Когда мы всем семейством уехали в Испанию в долгожданный отпуск, я сразу заметил, что со мной что-то не так. Мне стоило большого труда вставать с кровати, и в голове, казалось, постоянно царил хаос. Ничто не радовало меня. Все виделось в черном свете. Мне хотелось только спать, и я делал это по четырнадцать, пятнадцать часов в сутки, и все равно не чувствовал себя отдохнувшим. По возвращении домой я обратился в поликлинику, и после ЭКГ и исследования моей крови мне поставили диагноз «синдром хронической усталости». Я ничего не понял! Почему сейчас. Стресс ведь закончился! Почему теперь, когда все пришло в норму?

Депрессия, обрушившаяся на моего пациента, может показаться нелогичной даже с исторической точки зрения. Легко понять, что страх помогал нам выживать, но тот, кто впадает в нее, хуже ест, сторонится других и равнодушен к сексу. А, значит, такой человек уменьшает свои возможности выжить и передать гены дальше. И почему депрессия возникает зачастую уже после окончания периода стресса?

Цена за продолжительный стресс

Самая распространенная причина того, что человек впадает в депрессию, продолжительный стресс. Для нас с тобой он чаще всего связан с трудностями дома и на работе, но стрессовую систему наших предков запускал не невероятный наплыв электронных писем, на которые не хватает времени отвечать, и не ремонт затопленной соседями ванной комнаты, а хищные животные, люди, желавшие их убить, голод и инфекционные заболевания. Те, кто тогда в течение длительного времени подвергался сильному стрессу, возможно, находились в полном опасностей мире, и это еще сказывается на нас.

Мозг воспринимает сильный стресс как то, что опасности скрываются повсюду, и тогда есть смысл в его заботе о том, чтобы человек замкнулся и как бы натянул одеяло на голову. С помощью каких средств он может заставить нас сделать это? Конечно, чувств! Мозг старается убрать нас из того, что с его точки зрения представляется полным опасностей окружением, используя для этого наше настроение, и загоняет нас в депрессивное состояние, чтобы мы обособились от всего.

Будь он идеально приспособлен к реальностям нашего мира, продолжительный стресс заканчивался бы улучшением нашего состояния. Проблемы, которые мучили моего пациента, нельзя ведь решить, натянув одеяло на голову. На такую логику мозгу, однако, наплевать, он ведь формировался не для современного мира. Решение поэтому сводится к тому, чтобы вынудить нас замкнуться, поскольку в его понимании стресс означает, что вокруг хватает опасностей, ведь так все происходило в течение почти всего нашего пребывания на земле.

Если тебе это кажется довольно спорным, то тебя можно понять, когда представляешь эволюционные объяснения наших чувств и поведения, такая реакция вполне предсказуема. Однако есть пара аргументов, усиливающих тезис о том, что депрессия может быть частью стратегии, посредством которой мозг защищает нас от опасного мира. И один из них приходит с неожиданной стороны: со стороны нашего иммунитета.

Депрессия – защита от инфекций?

Из-за генов существует вероятность, что ты можешь оказаться в депрессии, но нет какого-то одного специального, отвечающего за нее, зато сотни из них вносят в это дело свою крошечную лепту. Гены не могут заставить тебя в какой-то момент впасть в депрессию, однако им по силам сделать тебя уязвимым перед ней. При их исследовании было сделано странное открытие. Ряд генов, способствующих увеличению вероятности ее возникновения, также активизируют иммунитет. Столь неожиданная генетическая связь навела на мысль, что с помощью депрессий мозг, возможно, защищает нас от инфекций.

Это может показаться притянутым за уши с твоей точки зрения, поскольку против таких проблем у нас всегда под рукой антибиотики, но они появились ведь сравнительно недавно. Пенициллин открыли в 1928 году, и поэтому каждый третий ребенок в США умирал, не достигнув пятилетнего возраста, еще в начале ХХ-го века. И тогда список причин смерти возглавляли воспаление легких, грипп, туберкулез и диарея – все исключительно инфекционные заболевания. Что же касается наших далеких предков, то в то время смертность от них, скорей всего, была гораздо выше. Тот, кто получал травму на охоте, мог не только истечь кровью, но и умереть от попавшей в рану инфекции.

Поэтому не стоит удивляться, что эволюция создала ряд разных механизмов для защиты от этого зла. Одним из них является наш иммунитет, благодаря другому мы чувствуем сильное отвращение к испорченной пище, не позволяющее нам отправить ее в рот, и он называется «поведенческой иммунной системой». Еще один сводится к выведению нас из ситуации, когда есть риск травмы или заражения. Именно здесь, возможно, и существует связь между депрессиями и инфекциями. А именно, многие гены, которые влияют на опасность депрессии, похоже, имеют две задачи: во-первых, заботиться о том, чтобы при необходимости запускался наш иммунитет, а во-вторых, сделать так, чтобы мы оказались недосягаемыми для ран и инфекций. И последняя из них выполняется за счет погружения нас в депрессию.

Но эти гены активизируются не только когда мы получаем травму, но также только если есть опасность таковой, поскольку тогда они заботятся о том, чтобы иммунитет приготовился к встрече как бактерий, так и вирусов. А когда есть риск получить рану? Ну естественно, в полном угроз мире! А что, собственно, сигнализировало об их изобилии вокруг нас? Конечно же, сильный стресс!

Важно уметь объяснить человеку, что он чувствует

Другими словами, мой пациент, оказавшийся во власти депрессии, когда он находился в отпуске после сильного стресса, возможно, стал жертвой собственного мозга, таким образом попытавшегося защитить его от инфекций и прочих опасностей. И когда он лежал в номере отеля, полностью потеряв интерес к жизни, его мозг просто решал проблемы, с которыми приходилось сталкиваться нашим предкам. Но в таких случаях человеку обычно недостаточно сказать, что с ним не происходит ничего страшного. Как психиатр я давно заметил, насколько важно бывает для моих пациентов понять, какую роль могут играть их чувства. Ведь когда им становится ясно, что страх в прошлом спасал нас от смерти, а депрессии могут являться средством защиты от инфекций и конфликтов, их взгляд на вещи меняется. Тогда они порой начинают думать, что «я не по собственной вине оказался в таком состоянии, а просто мозг делает то, что требовалось от него в мире, выглядевшим совсем иначе, чем тот, в котором я живу», и им зачастую сразу становится легче на душе.

Сигнал тревоги

Есть еще одна причина почему надо понимать, что продолжительный стресс может привести к депрессии, и что при нем организм в первую очередь ориентирован на борьбу или бегство в ущерб таким вещам как переваривание пищи, сон, настроение и секс. Дело в том, что большинство людей, становившихся жертвами его тяжелых последствий, заранее получали сигналы тревоги в форме проблем со сном и с животом, предрасположенности к инфекциям, скрипа зубами, ухудшения памяти и раздражительности. Почему же они не обращали внимания на них?

В моем понимании они просто не воспринимали их как сигналы тревоги. Не связывали эти симптомы непосредственно со стрессом. И очень жаль, поскольку если вовремя понять их суть, есть хорошие шансы избежать депрессии. Связанные со стрессом проблемы, включая и ее, значительно легче предотвратить, чем потом разбираться с ними, и поэтому такие симптомы можно считать божьим даром, если рассматривать их в качестве сигналов тревоги. Когда человек понимает, что стресс представляет собой и как он выражается внешне, он может сбросить обороты пока еще не стало слишком поздно.

Правило «выживает сильнейший» работает далеко не всегда

Один из генов, увеличивающих опасность депрессии, является главным для вырабатываемого мозгом вещества под названием серотонин, которое делает человека более восприимчивым к стрессу. Когда данный ген искусственным путем удаляют у мышей, они лучше переносят его. Естественно, напрашивается вопрос, почему вообще существует такой ген, и почему эволюция не избавилась от него? Возможно, причина в том, что самый сильный, самый ловкий и самый невосприимчивый к стрессу вовсе не обязательно становится тем, кто выживает. По меньшей мере, всегда было столь же важно избегать опасностей и конфликтов, справляться с инфекциями и не умереть от голода в мире, где с едой все обстояло достаточно плохо. Возможно, одной из главных причин, почему многие так страдают от депрессии и страха, является то, что они просто-напросто помогали нам выживать.

Надеюсь, ты сейчас уже хорошо понял, какие функции выполняют наши чувства, как страх и депрессии могли играть решающую роль для нашего выживания, и как сформирована стрессовая система организма, чтобы защитить нас от смертельных опасностей. Теперь пришло время разобраться, как все это сказывается на нас, живущих в современном компьютеризированном мире.

3
Мобильный телефон – наш новый наркотик

Как нам удается заставлять вас тратить на нас столь значительную часть вашего времени и внимания? Мы эксплуатировали слабые места человеческой психологии. Мы делаем вам небольшую инъекцию дофамина.

Шон Паркер, бывший исполнительный директор и член правления Facebook

Если у тебя нет мобильного телефона под рукой, то я думаю, ты наверняка знаешь, где он находится. Иначе, возможно, ты не смог бы сконцентрироваться на этих словах. Первое, что мы делаем, когда просыпаемся утром, тянемся за мобильником, мы расстаемся с ним только ложась спать, когда кладем на тумбочку у кровати. Мы трогаем мобильный телефон 2600 раз в день, и берем его в руку в среднем через каждые десять минут за то же время. Хотя, похоже, даже этого нам недостаточно, примерно 30 процентов из нас (а у молодежи в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет эта цифра достигает 50 процентов) также проверяют его по меньшей мере один раз за ночь.

Стоит нам остаться без мобильника, и нашему миру сразу грозит катастрофа. 40 процентов из нас скорее остались бы без голоса на целый день (и это правда!), чем без телефона. Куда бы мы ни посмотрели вокруг себя: в городе, в кафе, в ресторане, в автобусе и за обеденным столом (и даже в спортивном зале) – везде все таращатся на свои мобильники. Как бы мы ни относились к этому, налицо зависимость! Но чтобы понять, как мобильным телефонам и дисплеям удалось заполонить весь мир, надо снова обратить взгляд на наш мозг.

Задача дофамина

Если бы кому-то пришло в голову написать книгу о веществе, выступающем в качестве химического посыльного мозга, главным героем ему стоило бы выбрать дофамин. Это также достойный кандидат, если у кого-то возникнет желание понять, почему мобильный телефон столь популярен. Дофамин часто описывают как важную часть «системы вознаграждения» мозга, но фактически это не совсем правда. Его наиважнейшей задачей является не подарить нам хорошее самочувствие, а заставить нас выбрать, на чем сосредоточиться. Дофамин – наш мотор.

Когда ты голоден и кто-то ставит еду перед тобой на стол, твой уровень дофамина возрастает только от одного ее вида. То есть он увеличивается не когда ты ешь, а заставляет тебя выбрать еду и говорит тебе, что ты должен сосредоточиться на ней. Если дофамин скорее мотивирует нас делать какие-то вещи, чем дает нам почувствовать удовольствие от них, откуда тогда оно появляется позднее? Возможно, важная роль здесь принадлежит эндорфинам, «гормонам радости». Дофамин возбуждает у тебя желание взять лакомства, лежащие перед тобой, но именно эндорфины делают так, что их вкус нравится тебе.

Дофамин играет важную роль в «системе вознаграждения» мозга, которая подобно стрессовой системе формировалась и развивалась в течение миллионов лет. И для обеих из них современное общество – чуждый мир. «Система вознаграждения» подталкивает нас к различному поведению, которое должно позволить нам выжить и передать наши гены дальше. Поэтому, естественно, нет ничего странного в том, что еда, общение с другими (а оно важно для стадных животных вроде человека) и секс стимулируют увеличение уровня дофамина. То же самое происходит с ним из-за мобильника, и в результате у тебя возникает сильное желание взять его, когда ты получаешь смс. Фактически он использует несколько основных механизмов системы вознаграждения. Сейчас мы рассмотрим это подробнее.

Мы любим все новое

С эволюционной точки зрения человеческая жадность к знаниям выглядит очень естественной. Узнавая больше об окружающем мире, мы увеличиваем наши возможности выжить. Тот, кому известно, как изменения погоды влияют на поведение льва, или в каких ситуациях антилопы наиболее беспечны, так что можно подкрасться к ним, имеет лучшие шансы добиться успеха на охоте и не стать добычей хищника.

Учтя данное обстоятельство, природа снабдила нас инстинктом поиска новой информации. Какое вещество в мозгу отвечает за него, ты наверняка уже догадался: дофамин, конечно! Когда ты узнаешь что-то новое, мозг вырабатывает его, но он также заставляет нас учиться лучше.

Мозг жаден не только до новых знаний, они также интересуют его в виде новых мест и событий. В нем есть вырабатывающие дофамин клетки, реагирующие только на все новое. Если ты видишь что-то знакомое тебе, например улицу, где ты живешь, они бездействуют. Зато, если в твое поле зрения попадает нечто новое, вроде неизвестного лица, они внезапно активизируются. То же самое повторяется при виде чего-то интересного.

Существование дофаминовых клеток, запускающихся от новой информации (помимо прочего, касающейся новой внешней среды), означает, что мозг награждает нас за все новое. Уже с рождения мы запрограммированы искать неизвестное, и это стимулирует нас посещать новые места, встречаться с новыми людьми и интересоваться новинками. Вероятно, данный инстинкт служил способом заставить наших предков исследовать новые возможности в мире, где было мало еды и ресурсов.

Давайте сейчас вернемся на сотню тысяч лет назад и представим себе двух женщин, которые пытаются решить вечную проблему добывания пищи. У одной есть инстинкт, толкающий ее на поиски всего нового и исследование новых территорий, тогда как у другой он отсутствует. Я думаю, у первой наилучшие перспективы найти еду. Ведь чем больше человек перемещается, тем выше его шансы обнаружить съедобное.

Теперь мы быстро переместимся вперед в наше время. Мозг, по большом счету, остался неизменным, поэтому страсть до всего нового по-прежнему живет в нас. Однако сейчас она выражается не только в желании видеть другие места. Она порождает стремление впитывать знания и информацию, которые мы получаем через мобильные телефоны и компьютеры. Для каждой новой страницы на экранах мозг вырабатывает дофамин, и в результате нам хочется кликать все дальше и дальше. И «следующая страница», похоже, интересует нас значительно больше той, где мы в данный момент находимся. Ведь мы останавливаемся менее четырех секунд примерно на пятой части из них. И только четыре процента от общего числа страниц занимают у нас более десяти минут.

Когда мы добываем новую информацию, а ведь именно этим мы, по сути, и занимаемся независимо от того, читаем ли новости, просматриваем электронную почту или лазаем в социальных сетях, наша система вознаграждения активизируется точно таким же образом, как все происходило с нашими предками, когда они видели новые места. В реальности, с точки зрения действия мозга, люди ведут себя настолько одинаково, как при поиске информации, так действуя с целью получения вознаграждения, что эти типы поведения порой трудно различить.

Мозг отдает предпочтение «возможности»

При запуске системы вознаграждения, однако, главную роль играют вовсе не деньги, еда, секс или новые впечатления, а в первую очередь, это делает ожидание. Ничто не активизирует ее столь сильно, как наличие потенциальной возможности получения чего-либо.

В 30-х годах прошлого столетия исследователи обнаружили, что крысы, которым для получения пищи требовалось нажать на некий рычаг, делали это чаще, если их в результате кормили далеко не каждый раз. И они больше старались, если добивались своего в 30–70 процентах нажатий.

Пару десятилетий спустя исследованию подверглась группа обезьян, которым включали некий звук, после чего давали немного сока. Оказалось, что их уровень дофамина повышался уже от сигнала и значительно больше, чем когда они пили сок. Этот опыт показывает, что сам дофамин не является дарующей наслаждение «наградой», а скорее говорит о том, на чем нам необходимо сфокусироваться. Ученые также обнаружили, что уровень дофамина возрастал еще сильнее, когда сок только иногда следовал за сигналом. И больше всего его вырабатывалось, если это происходило через раз.

Феномен, ранее наблюдавшийся у крыс, следовательно, повторился у приматов. И то же самое касается человека. Когда испытуемым предлагали вытянуть карту, которая могла принести им деньги, оказалось, что сильнее уровень дофамина поднимался, когда они не знали наверняка, что им повезет, а не в случае, когда каждый раз был гарантирован выигрыш. И точно как при опытах с крысами и обезьянами, обильнее он вырабатывался, если вероятность успеха составляла 50 процентов. Следовательно, для мозга целью является путь, под которым подразумевается зачастую не 100-процент-ная возможность достижения в будущем некой цели.

Это выглядит довольно странно, поскольку вроде бы мы наоборот должны отдавать предпочтение наиболее надежной альтернативе, но факты упрямы. Однако почему мозг так расставляет приоритеты, со всей уверенностью трудно сказать. Скорей всего, причина в том, что главной задачей дофамина является мотивировать нас.

Та же самая «возможность» объясняет страсть к мобильникам!

Представить себе, что одна из твоих прапрапрабабушек стоит перед несколькими деревьями, только время от времени дающими урожай. Поскольку плодов не видно с земли, ей приходилось карабкаться наверх. Если она там ничего не находила, то для нее было важно залезть также на другие деревья. Та, которая не сдавалась после очередной неудачи, рано или поздно получала в награду калорийные фрукты, и ее шансы на выживание увеличивались.

Многие вещи в природе непредсказуемы, точно как в примере с изредка плодоносящими деревьями. Никогда не знаешь заранее, получишь ли ты награду за свои усилия. Возрастание дофамина, когда нужный результат не гарантирован, может выполнять ту же самую функцию как в случае, когда мы оказываемся перед чем-то новым, оно заставляет нас продолжать поиски, даже когда мы не знаем, сможем ли добиться успеха. Вероятно, данный инстинкт помогал нашим предкам обнаруживать и использовать то немногое, что годилось в пищу в мире, где с ней были большие проблемы.

Сегодня унаследованная от них страсть, толкающая нас упорно заниматься вещами, где мы не уверены в успехе, может принести нам проблемы, помимо прочего, ведь это она заставляет нас стоять перед однорукими бандитами и игровыми столами в казино. Все знают, что если играть долго, обязательно проиграешься, и все равно делают это. Причина наверняка в занимательности процесса, но без сомнения, у некоторых все заходит так далеко, что превращается в зависимость. При понимании как система вознаграждения относится к ненадежным альтернативам, азарт в игре выглядит абсолютно естественным, а возможный выигрыш может казаться неслыханно соблазнительным. «Ещё пару партий в покер, в этот раз мне обязательно повезет».

Однако не только казино и букмекерские конторы эксплуатируют этот заложенный в нас механизм. Отчасти также из-за него у тебя возникает страстное желание взять в руку мобильник, когда он звуковым сигналом сообщает о получении смс или е-мейла: возможно, это что-то важное. В большинстве случаев дофамин больше подскакивает, когда ты слышишь его писк, чем когда читаешь само послание. Одна только мысль, что это, возможно, важно, заставляет нас схватить телефон, поскольку «просто надо проверить», не случилось ли чего. И так мы поступает часто. Через каждые десять минут когда не спим.

Социальные сети запускают наш центр вознаграждения

Помимо букмекерских контор и производителей мобильных телефонов, очень ловко используют нашу страсть к неизвестному исходу социальные сети. Facebook, Instagram и Snapchat старательно создают у нас желание взять мобильный телефон и проверить, не пришло ли важное обновление или «лайк». Они специально подкидывают нам знаки одобрения, когда наша система вознаграждения находится на пике своей активности. «Рука с поднятым большим пальцем» зачастую появляется у тебя в качестве реакции на твою отпускную фотографию не в ту же секунду, когда кто-то нажимает у себя кнопку «Нравится». Facebook и Instagram в состоянии задержать оповещение до наиболее благоприятного для них момента, чем они, собственно, и занимаются. Разделяя такие стимулы на маленькие порции, они заставляю нас воспринимать каждое «сетевое» поощрение как вожделенную мечту.

Создатели социальных сетей тщательно изучили нашу систему вознаграждения и прекрасно знают, как наш мозг любит «неизвестность» и с какой частотой им следует действовать. С помощью своих знаний они возбуждают у нас желание постоянно хвататься за мобильник. В случае «надо проверить, а вдруг я получил еще один «лайк» работает тот же самый механизм, как и в ситуации с еще одной партией в покер, когда обязательно должно повезти.

Многие компании подобного рода нанимали специалистов по поведению людей и психологов с целью обеспечить их приложения как можно более эффективным воздействием непосредственно на систему вознаграждения мозга, вызывая максимальное привыкание. Если судить по их прибылям, с этой задачей им явно удалось справиться.