Kitabı oku: «Снега, снега», sayfa 5

– Поумерило, – согласно кивнул головой Лёха. – Да, ещё как…

Про себя же он подумал: «С безлюдных островов и сбежать не в пример легче. Куда – сбежать? Зачем? Ну, мало ли. Подумаем. Заполярная тишина, она эффективно и многопланово способствует всяческим раздумьям и размышлениям…».

– О том, что желательно «задействовать семейную пару», – продолжил епископ. – Есть у тебя, отрок, достойная кандидатура? Естественно, женского пола?

– Есть, отче.

– Кто такая?

– Графиня, из шестого женского барака. Она, говорят, «автоматом» прошла на третий уровень. Значит, можно форсировать и прохождение двух следующих. Мол, обычные формальности.

– Знаю такую девицу, симпатичная. Да и с уровнями особых проблем не наблюдается. Вот, только…

– Что такое? – забеспокоился Лёха. – А неё что-то неладное с Прошлым? Не может быть! Третий уровень «на автомате» – дорогого стоит… Разве я не прав?

– Прав. Не прав. Философские категории, не более того, – проворчал Альберт. – Ничего я не знаю про истинное Прошлое этой барышни, её мысли «не считываются» нашей аппаратурой. Что – само по себе – говорит о многом… Дело, собственно, в другом. Согласится ли потомственная и избалованная аристократка поехать на далёкие заполярные острова? Что она там позабыла, а? Никакой тебе, понимаешь, общественной жизни. Никакого полноценного общения с болтливыми и задорными подружками. Лишь белое безмолвие, снега, метели, вьюги да однообразные повседневные дела…

– Она согласится.

– Уверен?

– Уверен.

– Ладно, переговори с Графиней. Только не тяни.

– Вы же сказали, что у меня есть месяц.

– Сказал. Но две недели – как минимум – уйдёт на согласование и оформление всех необходимых документов. Так что, не тяни с разговором. Кроме того…

– Что ещё?

– Астероид приближается, – напомнил епископ. – Желательно всё оформить до его падения. На всякий случай и общего спокойствия ради… У тебя всё?

– А, что случилось с Актрисой? – спросил Лёха. – Неужели, отправили на заморозку?

– Тебе-то какое дело?

– Никакого. Просто… Мы же с ней вместе «прибыли» в ваш Мир. Боевая подруга, так сказать. Не более того. Вот, и интересуюсь.

– Интересуется он, видите ли, – непонятно вздохнул Альберт. – У тебя, отрок, теперь другая симпатия объявилась. Графиня благородная, бургундских голубых кровей. О ней, сероглазой, и беспокойся… А с Мэри, Бог даст, всё будет хорошо. Замнём дело. Тем более, гигантский астероид приближается к планете. Сейчас Великой Инквизиции не до мелочей. К Судному Дню, как ты правильно заметил, готовятся… Всё, отрок, иди. Встретимся на днях, тогда окончательно и договорим наш разговор. Вот, возьми охранный жетон, чтобы к тебе Ангелы не вязались с разной ерундой. Всего хорошего.

– И вам, отче, не хворать, – поднимаясь на ноги и беря со столешницы светло-жёлтый металлический овал, украшенный непонятными символами, вежливо попрощался Лёха. – Обязательно договорим…

Выйдя на крылечко кельи, он тихонько прошептал под нос:

– Из таких шустрых и сексуальных девиц, как наша Мэри, получаются не только образцово-показательные генеральши, депутатши и чиновницы. Но, как выясняется, и епископши. Благо в этом Мире и епископам жениться не возбраняется. Диалектика, блин… Ага, прав старина Альберт. Облака, зависшие на западе, действительно, слегка светятся. В 1908-ом году, перед падением знаменитого Тунгусского метеорита – по свидетельствам очевидцев – наблюдались аналогичные природные явления…

Пройдя через лагерный плац, он подошёл к учебному корпусу.

Справа от центрального входа была установлена широкая скамья, на которой, ссутулившись и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, располагался Облом. Рядом со скамейкой – с лазерным пистолетом в правой ладони – стоял уже знакомый старший Ангел.

«Классные «пушки» у Ангелов, – подумалось. – Если предохранитель «отщёлкнуть» в крайнее положение, то луч, выпущенный из такого пистолета, разрезает человека напополам. Можно, при желании, тело противника и в тоненькую лапшу нашинковать… При переводе же чёрного рычажка в срединное положение, поражающая сила лазерного луча уменьшается в разы. Он только лишает оппонента – минут на сорок-пятьдесят – сознания, что очень удобно при проведении различных полицейских операций… Начальное положение предохранителя? В этом случае выпущенный луч «превращает» выбранного индивидуума – на пару-тройку часов – в безвольного и покорного идиота. Третий вариант, скорее всего, применяется при «мягких» разгонах демонстраций, митингов и прочих несанкционированных сборищ… Так что, Облому ещё повезло. Легко отделался, бродяга славянский…»

– Привет! – дежурно отметился Лёха, небрежно демонстрируя светло-жёлтую бляху.

– Видались, – высокомерно поморщился старший Ангел. – Значит, отпустили?

– Как видишь. Епископ – справедливый и думающий человек.

– Это – да. Не спорю.

– Правильно. Не стоит – лишний раз – ругать собственное начальство. Особенно, когда находишься перед следящими видеокамерами.

– Юморист ты, переселенец. Сразу видно, что в своём Мире, елочки зелёные, имел к армии самое непосредственное отношение.

– Имел. К чему скрывать? А с этим мордастым гавриком что приключилось? – Лёха небрежно ткнул пальцем в скучающего Облома. – Нагрубил кому-то?

– А ты сам у него спроси, – разрешил Ангел. – Ему лучом только слегка досталось. Вскользь.

– Ответит?

– Щёлкни – для начала разговора – ему пару раз по длинному носу.

– Шутка такая, ангельская насквозь?

– Делать мне больше нечего, служивый. Щёлкай, не сомневайся…

Лёха, пожав плечами, последовал совету старшего Ангела.

– А, что? Куда? В карцер? – вздрогнув, испуганно заморгал реденькими ресницами Облом.

– Успокойся, братан. Это всего лишь я.

– Лёха?

– Угадал. Что случилось-то?

– Виноват я, вспылил. Понимаешь, на занятиях по католической этике разбирали мой рассказ. Ну, о том, как я попал в этот Мир. Про то, как убегая от свирепого смилодона, прыгнул в старинный колодец… Помнишь?

– Помню, – подтвердил Лёха. – Ты как-то рассказывал. Продолжай.

– Ангел-преподаватель сказал, что я неправ.

– То есть, надо было не убегать, а вступить с клыкастым смилодоном в смертельную схватку? Зряшное дело, на мой взгляд…

– Зряшное. И преподаватель это подтвердил. Мол, правильно я убегал. Правильно залез в колодец.

– В чём же тогда суть претензий?

– Вот, и мне не очень понятно, – широкая и обычно добродушная физиономия Облома превратилась в маску вселенской скорби. – Преподаватель говорит, что я поступил правильно. Но только теперь должен непременно мучиться – от искреннего осознания собственной вины. Мол, сбежав, бросил подчинённых на растерзание… А для облегчения этих душевных терзаний я должен, нет, прямо-таки обязан, проводить всё свободное время в церкви. Во-первых, усердно моля Господа нашего о прощении. Во-вторых, прося у него облегчения и мудрого совета. Что-то там ещё – в-третьих, в-четвёртых, и в-пятых… Как оно тебе?

– Солидно.

– А, поскольку, я так не поступаю, то – по мнению уважаемого Ангела-преподавателя – являюсь законченным моральным уродом, которому никогда не пройти на третий уровень… После этого всё и началось. Я принялся спорить, возражать, в конце – как водится – слегка психанул. Нагрубил…

– Дурак ты, Облом, – лениво и беззаботно зевнул Лёха. – Это же был элементарный тест на послушание. А ты, дурилка славянская, всё принял за чистую монету.

– Это как?

– Задницей об косяк, как любит выражаться один мой знакомый епископ. Тебе, брат, надо было тупо и покорно твердить, мол: – «Всё верно, господин преподаватель. Вы, безусловно, правы. Осознал. Мучаюсь. Каюсь. Обещаю, что всё свободное от занятий и общественных работ время буду проводить в церкви…».

– А, если бы потом проверили?

– У тебя есть свободное время? Не смеши меня, пожалуйста.

– Как же всё просто, – обиженно захлюпал носом Облом. – Попался на крючок, как безмозглый речной ёрш. Обидно. Очень жаль…

– Запоздалые сожаления, – презрительно хмыкнул старший Ангел. – Сейчас явится патруль и сопроводит тебя, психа несообразительно, в карцер. Недели на полторы для начала, – сердито посмотрел на Лёху. – Иди отсюда, переселенец. То есть, на занятия…

В вестибюле учебного корпуса к нему тут же подошла парочка Ангелов. Дабы поинтересоваться, мол: «Кто такой? Почему не на занятиях? В карцер захотел, грешник закоренелый?».

Предъявленный светло-жёлтый жетон все вопросы снял, и Ангелы, тут же заскучав, удалились.

Лёха подошёл к доске объявлений и приступил к вдумчивому изучению расписания занятий на дообеденное время: «Первая и третья мужская казарма – «Изучение Ветхого, Нового и Новейшего Заветов». Первая и третья женская казарма – «Нравственные основы католицизма. Роль женщины в современной католической семье». Вторая и четвёртая мужская казарма – «Классические псалмы. Их роль в современном понимании католицизма»… Тьфу, мать его! Ненавижу псалмы. Не пойду. А, собственно, зачем? У меня же имеется охранный жетон. Конечно, не стоит им злоупотреблять, тем самым привлекая к себе нездоровое внимание. Но псалмы, честное слово, стоят того. Чтобы не сдохнуть – одноразово – от умилительной слащавости…»

Он три с половиной часа позанимался в спортзале. Поупражнялся на турнике и брусьях, побаловался с тренажёрами, потягал гири и штангу, от души помолотил по тугой боксёрской груше. Даже успел принять полноценный душ. После чего и прогудела короткая визгливая сирена, сигнализируя – тем самым – о наступлении обеденного перерыва.

– В борще мясо отсутствует, – изучив содержимое тарелки с помощью столовой ложки, сообщил Капуста. – Бардак, одно слово.

– Как у тебя? – спросил Хан. – Обошлось?

– Ерунда, читали занудные и надоедливые нотации, – равнодушным голосом ответил Лёха и заговорщицки подмигнул: – «Мол, есть важные новости. Но о них расскажу потом – в приватной обстановке, без посторонних любопытных ушей…».

– Я так и думал.

– Почему котлета такая маленькая? – снова заныл вечно голодный Капуста. – Ещё пару дней назад она была в полтора раза больше и толще…

– А у вас – что новенького? – спросил Лёха.

– У нас? – задумался Хан. – Ничего. Хотя… Посмотри внимательно налево. На столы третьей мужской казармы. Заметил?

– Половина посадочных мест пустует. Присутствуют только китайцы. А куда подевались наши чернокожие орлы?

– Подогнали автобусы, загрузили в них команду Варвара и увезли.

– За территорию «Чистилища»?

– Ага.

– Получается, «в расход»?

– Не похоже, – встрял в разговор Капуста. – «В расход» забирают в тёмное время суток, чтобы – лишний раз – не будоражить переселенцев. Причём, поодиночке, или же маленькими группками. А здесь – среди бела дня. Ничего и никого не стесняясь. Причём, у Варвара рожа была довольная и злорадная – до полной невозможности.

– Так всё и было, – подтвердил Хан. – Я лично видел через окошко нашей учебной аудитории.

«Странные дела творятся, – задумался Лёха. – Суточные продовольственные порции заметно сократились. Ребят из третьего барака – сугубо негров и мулатов – куда-то увезли. Что происходит? Это как-то связано с возможным падением астероида?»

По завершению обеда старший Ангел объявил:

– Прошу подойти ко мне добровольцев, записавшихся на мытьё грязной посуды.

Первым из-за стола поднялся Хан. Шагая следом за другом, Лёха поинтересовался:

– А ты, родной, почему записался? Мытьё посуды – удел закоренелых лентяев и законченных тупиц, которых – рано или поздно – отправят «в расход». Ты же, морда узкоглазая, всегда славился степным упорством и упрямством. Всегда уверял, что тебе, мол, даже нравится учиться… Что случилось?

– Ничего не случилось, – неуверенным голосом заверил Хан. – Просто, вот, блажь нашла.

– А, понятно. Блажь – с аметистовыми глазами горной ламы…

Лёха, так и не заметив, куда подевался Хан, встал рядом с длинной металлической мойкой, заполненной – до самых краёв – грязными мисками, кружками, вилками и ложками. Через минуту к мойке подошла Графиня.

– Привет, Ванда! – чувствуя, как учащённо забилось сердечко, поздоровался Лёха. – Отлично выглядишь.

– Спасибо, – мило улыбаясь и не отводя в сторону смелых серых глаз, откликнулась девушка. – И тебе, Алекс, всего хорошего… Можно, я встану на той стороне мойки, напротив тебя? Не возражаешь?

– Конечно. В смысле, не возражаю…

– Переселенцы! Приступаем, благословясь! – объявил – через мегафон – сердитый голос старшего Ангела. – Попрошу завершить все работы за полтора часа! После чего вас проводят в учебные аудитории!

Лёха, открыв краны с горячей и холодной водой, предложил:

– Поговорим?

– Поговорим, – усердно намыливая поролоновую губку, согласилась Ванда. – Ты так и не завершил ночной рассказ. Состоялось ли реалити-шоу «Снега, снега»? Рассказывай!

– Мне надо с тобой обсудить один важный вопрос…

– И его обязательно обсудим, – лукаво стрельнув серыми глазами, пообещала девушка. – Только потом. После твоего рассказа.

– Но…, э-э-э…

– За полтора часа всё успеем. Не спорь со мной. Начинай!

– Как скажешь, – покорно вздохнул Лёха. – Слушай…

Глава седьмая
Лёха. Ретроспектива 03. Ванавара

Вернувшись домой, Лёха – первым делом – включил компьютер и «влез» в Интернет. Минут через десять-двенадцать он смущённо пробормотал:

– Стыдно быть, пихточки сибирские, такими необразованными и тупыми… Якутия здесь, естественно, не при чём. Самый ближайший крупный населённый пункт – от места падения Тунгусского метеорита – городишко Усть-Илимск. Лететь из Москвы до Усть-Илимска – с пересадкой в Братске – и арендовать там вертолёт? Настолько этот маршрут актуален и оптимален? Сейчас, сейчас, ребятки… Ага, можно же спокойно долететь до Красноярска, откуда – три раза в неделю – до посёлка Ванавара летает славный и проверенный АН-24. А в Ванаваре, как раз, и находится штаб-квартира государственного заповедника – «Тунгусский». У них и вертолёт имеется… Стоп. Заповедник? Это несколько усложняет дело. Надо срочно звонить шефу…

– Хочешь поменять маршрут? Меняй, – выслушав подчинённого, вальяжно разрешил Ёпрст. – Заповедник, говоришь? Не бери, Петров, в голову. Я прямо сейчас позвоню Суркову и всё согласую. Наш проект-то имеет ярко-выраженную политическую подоплёку. Причём, с много обещающей тенденцией. Собираемся, как-никак, продавать лицензии мировым акулам киноиндустрии. Прецедент, мать его – в одно место. В рамках глобальной модернизации, объявленной Президентом Медведевым. Так что, никуда не денутся, морды высокопоставленные, пойдут нам на встречу. Думаю, что в этом…э-э-э, как там его?

– В Ванаваре, – любезно подсказал Лёха.

– Ну, и наименование. Хрен моржовый выговоришь… Думаю, что в данном населённом пункте тебя встретят с распростёртыми объятьями. То бишь, со знаменитым сибирским гостеприимством. Смотри, много водки не пей. А если, всё же, придётся, то закусывай хорошенько. Желательно пельменями… И, наконец, самое главное… Напрягся, бродяга?

– Есть немного.

– Накомарник, родной, не забудь купить, – напомнил заботливый Ёпрст. – Гы-гы-гы!

«Летать на АН-24 – удовольствие откровенно-сомнительное, – решил для себя Лёха. – Во-первых, трясёт – при взлёте и при попадании в воздушные ямы – не приведи Бог. В том плане, что сытный утренний завтрак так и просится наружу. Активно и настойчиво просится… Чего ожидать от предстоящей посадки? Во-вторых, кресла во время полёта – вместе с пассажирами – мелко-мелко подрагивают. Зубы – время от времени – начинают выбивать ритмичную дробь… В-третьих, из иллюминатора практически ничего не видно. Плоскость крыла, покрытая изысканной паутиной ржавчины, да большой серый веер, образованный лопастями винта двигателя…»

Лишь когда самолёт, плавно заходя на посадку, завалился вправо, ему удалось высмотреть внизу широкую зеркальную полосу, отливавшую старинным благородным серебром.

– Очень красиво! – восторженно объявил пассажир, сидящий в соседнем кресле. – Это, надо думать, Подкаменная Тунгуска. То есть, знаменитая Угрюм-река.

– Нет, ребята, Угрюм-река – это Нижняя Тунгуска, – возразил рослый бородач с заднего ряда. – А Подкаменная Тунгуска именуется по-местному – «Чулакан». Или же – «Катанга», если дело касается её верховий…

Посадка – по степени тряски – многократно превзошла взлёт.

«Следовательно, состояние лётного поля в Варнаваре гораздо хуже, чем в Красноярске, – болезненно морщась, предположил Лёха. – Чёрт, кишки, похоже, завязались в уродливый морской узел. Больно, блин горелый! Об обеде с ужином, скорее всего, придётся позабыть…»

Самолёт, наконец-таки, замер.

– Слава тебе, Господи, – чуть слышно пробормотал бородатый пассажир с заднего ряда. – Думал, что всё. Помираю. Типа – трындец нашей деревушке многострадальной…

– Попрошу на выход, господа и дамы! – в узком проходе между рядов пассажирских кресел появилась краснощёкая стюардесса средних лет. – Торопимся, уважаемые. Торопимся! Не спим и сопли не жуём! Не забываем носильные вещи…

– Дай отдышаться, сестричка, – взмолился бородач. – Мутим меня чего-то. И в висках колет.

– Захирел российский народец. Обмельчал, – возмутилась краснощёкая деваха. – На выход проходим! Кому сказано, блин? Сибирский чистый воздух, он очень целебный и полезный. Даже покойникам помогает. В смысле, иногда…

– Чем же он им помогает? – поинтересовался Лёха.

– Тебе, приезжий белобрысый ухарь, этого не понять, – прозвучал неожиданный ответ. – Просто поверь мне на слово… Подъём, слабосильные! На выход!

Жизнерадостная тётенька не соврала. Несколько раз вздохнув полной грудью, Лёха осознал, что голова прояснилась, да и запутанный морской узел из кишок – в животе – слегка ослаб.

– Необычайно-приятный воздух, – подтвердил бородач. – Пахнет колодезной водой, полевым разнотравьем и – чуть-чуть – ванилью…

Было достаточно тепло – на уровне плюс двадцати двух-трёх градусов. Лёгкий восточный ветерок приятно обдувал разгорячённое лицо. Солнце было скрыто за белыми, неправдоподобно-пухлыми кучевыми облаками.

Возле неказистого бревенчатого барака, являвшегося местным «залом ожидания», стоял низенький очкастый дяденька, облачённый в мятый светло-коричневый костюм, со смешной старомодной шляпой на голове. В ладони левой руки человечек крепко сжимал ручку потрёпанного чёрного портфеля, а в ладони правой – бурую квадратную картонку, на которой красным фломастером было начертано: «Алексей Петров».

«Крыса бюрократическая», – подумал Лёха и, вежливо улыбнувшись, сообщил:

– Это я и есть, Алексей Петров.

– Как я рад! – залебезил очкарик. – Рад приветствовать вас, господин Петров, на гостеприимной сибирской земле! – бросив на землю кусок бурого картона и вытянув вперёд узкую ладошку, представился: – Василий Васильевич Суздалев, директор Тунгусского заповедника.

– Очень приятно, – заверил Лёха, осторожно отвечая на вялое директорское рукопожатие. – Польщён и тронут.

– Да, я прямой потомок того самого Константина Суздалева, – неожиданно засмущался Василий Васильевич.

– Ага. Конечно. Я именно это и имел в виду…

– Действительно, это мой прапрадед, глава местной охотничьей артели, первым прибыл – в далёком 1908-ом году – на место падения легендарного Тунгусского метеорита. Не считая, конечно, диких эвенков и тунгусов… Бледный вы очень, Алексей… м-м-м…

– Просто – Алексей. Молод я ещё для отчества.

– Как скажете. Бледный вы очень, Алексей. Не можется?

– Такое впечатление, что в желудке – невесть откуда – образовалось парочка булыжников, – признался Лёха. – Тяжеленные такие, колючие.

– Это всё из-за трудного перелёта. Понимаю, – заверил директор заповедника. – Поможем, не вопрос. Пройдёмте к лимузину…

«Лимузин» оказался видавшим виды Уазиком.

«Похоже, что наш очкарик не так и прост, как хочет казаться, – смекнул Лёха. – По крайней мере, с юмором дружит. Уже неплохо. Глядишь, и споёмся…»

Уазик, несуетливо переваливаясь на ухабах, неторопливо пылил по узкой просёлочной дороге, а Василий Васильевич, ловко вертя автомобильную баранку, увлечённо рассказывал:

– Наш заповедник был организован совсем недавно, в 1996-ом году. Площадь его огромна, около трёхсот тысяч гектаров, а с деньгами туговато… Конечно, кое-что мы, всё-таки, сделали. Во-первых, построили крепкую опорную базу здесь, в Ванаваре. Во-вторых, обустроили – уже непосредственно рядом с местом падения Тунгусского метеорита – ещё три полноценных туристических объекта: на западном склоне горы Стойкович, на левом берегу речки Хушмы и на кордоне «Пристань». Есть и другие интересные намётки, но финансовых средств катастрофически не хватает… А тут ваш гениальный проект – «Снега-снега»! Константин Алексеевич обещал, что прибыль от его осуществления мы с вами будет делиться по-честному…

«Все обещания Ёпрста надо делить на три. А ещё лучше – на четыре, – подумал Лёха. – Мол, возьми в кассе – наличкой – миллионов пятнадцать… Ага, конечно, с разбега. Да, не пригибаясь. Дали четыре двести семьдесят пять рублями, и совершенно дурацкими банковскими векселями – пятёрку. Правы были мудрые дядьки из телевизора – нашим Миром правит международная жидо-масонская гопота, объединившаяся в тайный союз. То бишь, в Ложу. Мать их всех… Говорят, что – независимо от нас – существуют различные параллельные Миры. Интересно, а кто правит-царствует в них?»

Машина въехала на территорию посёлка. По сторонам замелькали низенькие, обшарпанные и непрезентабельные домишки. Напротив каждого неказистого строения – вдоль обочин дороги – возвышались длинные поленницы дров.

– Большая деревня, – заметил Лёха.

– Большой посёлок, – поправил Василий Васильевич. – Сейчас здесь проживают более четырёх тысяч человек. Есть несколько магазинов, забегаловок, школа, поликлиника, больница, дом престарелых. Столица Тунгусско-Чунского района, короче говоря. Чуня – это речка такая.

– А, что это за странное названье – «Ванавара»? И почему дрова сложены вдоль дороги?

– В незапамятные времена здесь, на берегу Нижней Тунгуски, располагалось большое родовое стойбище эвенков. Потом – лет так триста пятьдесят тому назад – сюда пришли двое русских переселенцев. Муж и жена. Иван и Варвара. Эвенки тут же переделали их имена на свой туземный лад: Ваня – Вана, Варя – Вара. Вот, и получилось – Ванавара… Дрова? Местное население – законченные и идейные лентяи. Без серьёзной нужды и пальцем не шевельнут. А, что вы хотели? Эвенки, тунгусы, метисы. Русские? В основном – потомственные охотники и бывшие зеки… Дрова привезли по дороге, рядом с ней и вывалили. Здесь же их распилили и покололи. Куда-то перетаскивать? А, собственно, зачем? Строить специальные сараи-дровяники? Не смешите, право…

– Украсть же могут, – хмыкнул Лёха.

– Украсть? Дрова? – искренне удивился директор заповедника. – Нет, полностью исключено.

– Почему?

– Это же Сибирь-матушка. Если охотника застукают за проверкой чужих капканов, то сами, наверное, понимаете, что будет. Мол, тайга – закон, медведь – хозяин. Данный принцип и на бытовые моменты постепенно перенёсся… Колотые дрова воровать у соседа? Не, себе дороже… Понятное дело, что самосуд в посёлке не практикуется. Мол, зачем? Мы же приличные и цивилизованные люди. Но можно – ненароком – и в тайге столкнуться. Нос к носу… Понимаете, Алексей, о чём я толкую?

– Понимаю, – подтвердил Лёха. – Есть высший суд. Суд – таёжный. Медведь – прокурор. Рыжая белочка – адвокат.

– Во-во, и я о том же…

– Чем занимаются местные честные идальго и их благородные жёны?

– Охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод. Если без устали «шустрить», то можно и себя прокормить, и семью, и любовницу… С октября по апрель охотники расходятся по закреплённым за ними участкам. Для себя добывают лося и дикого северного оленя. Соболя, куницу и белку – на продажу… Рыбачат, понятное дело, круглый год. Хариус, ленок, щука, сорожка, окунь, немного тайменя. Основные грибы – рыжики и белые грузди. Ягода – голубика, брусника, клюква, чёрная и красная (дикая), сморода… Ну, и огородничество знатно развито в Ванаваре. Каждая тутошняя семья одной только картошки по пятнадцать-двадцать мешков выращивает… Раньше – недалеко от посёлка – функционировал прииск «Хрустальный», где добывали исландский шпат. Камушек такой, применяемый в разнообразных оптических приборах. Работа, какая-никакая. Давно это было, до Перестройки…

Машина, устало хрюкнув, остановилась около солидного двухэтажного здания, обшитого светло-коричневым сайдингом.

– Прибыли! – объявил Василий Васильевич. – Это она и есть, центральная усадьба государственного заповедника «Тунгусский». За домом находится большой приусадебный участок – полноценный огород, клубничная плантация, ягодники, свинарник, крольчатник, коровник. Мы гостям предлагаем даже свежее козье молоко… Сейчас я провожу вас в гостиничный номер. Устраивайтесь, отдыхайте, можете и душ принять. Поселковая дизельная энергетическая станция – по летнему времени – не работает. Но вода – пусть и слегка – нагревается на солнце в чёрном баке, установленном на крыше… А минут через пятнадцать-двадцать спускайтесь в столовую.

– Мне сейчас не до еды, – поморщился Лёха. – Извините, хлебосольный хозяин.

– Будет – до еды, – заверил очкарик. – У меня имеется – на такой экстренный случай – волшебная целительная микстура…

Одноместный номер произвёл на него самое положительное и благоприятное впечатление.

– Сюда и иностранца не стыдно поселить, – признал Лёха. – Всё чистенько и крепко. Канализация и душ работают. Туалетная бумага, китайские дезодоранты. Просторная прихожая. Имеется даже встроенный в стену сейф… Не, ребята, доморощенные бизнесмены, с сейфом – явный перебор. Извиняйте…».

Достав из рюкзака дипломат с наличностью, он спустился вниз и, следуя указаниям Василия Васильевича, повернул по коридору направо.

Столовая штаб-квартиры заповедника была обустроена и обставлена в лучших традициях русского классического гостеприимства, мол: «Всё для вас, дорогие господа зарубежные туристы. Всё – для вас! Доставайте, родимые, доллары и евро…».

«Стереотипы, мать их, – понимающе хмыкнул Лёха. – Оленьи, медвежьи и кабаньи головы по стенам, старинные иконы – в золочёных рамах – по углам. Стены оббиты идеально-струганной вагонкой из лиственницы и кедра… Какие узоры и оттенки! Здорово, действительно, жёлто-серо-зеленоватая лиственница сочетается с розово-бордовым кедром. Полы – примерно на восемьдесят процентов – застланы полосатыми домоткаными половичками. Два десятка внешне грубых, явно стилизованных столов. Такие же скамьи и табуреты… Мило, ничего не скажешь. И пахнет здорово – утренней свежестью, сосновой стружкой и недавно выпеченным хлебом. Молодцы…»

– Прошу вас, дорогой гость! – приветствовала его молоденькая черноволосая официантка. – Проходите в отдельный кабинет. Проходите. Будьте такими добренькими…

«Однако! – мысленно восхитился Лёха. – Очень завлекательная юбочка! А под ней… В смысле, из-под неё… Как, интересно, надо правильно говорить? Короче говоря, ноги – просто обалдеть! И, вообще, облик у девицы характерный. Глаза – с лёгкой и ненавязчивой развратинкой. Натуральная Татьяна – из знаменитого романа «Угрюм-река». Бывает…»

За цветастыми ситцевыми занавесками до пола обнаружился просторный эркер, посередине которого располагался прямоугольный, богато накрытый стол.

«Сейчас меня стошнит, – подумал Лёха. – И пускай. Предупреждал же по-честному, мать их сибирскую…»

– Танька, прекращай прожигать гостя похотливыми взглядами! – велел Василий Васильевич. – Наливай пиво! Человеку неможется, а она, шалава, только об одном и думает…

– Чичаза, чичаза, – ловко управляясь с объёмной керамической баклагой, засуетилась черноволосая деваха. – Вот, пожалуйте. Угощайтесь!

Пиво было очень ароматным и абсолютно чёрным.

«Отменная штуковина! – ставя на стол опустевшую пивную кружку, решил Лёха. – Забористое, с лёгкой пикантной горчинкой. Божья благодать в чистом виде, если выражаться по сути…»

– Ещё? – лукаво улыбнувшись, спросила Татьяна.

– До краёв, красавица…

Покончив со второй кружкой, Лёха поинтересовался:

– Где же такое классное пиво производят?

– По документам – в Братске, – старательно протирая бумажной салфеткой очки, сообщил Василий Васильевич.

– По документам?

– Ага. Так-то, по-настоящему, его варят у нас, в Ванаваре. По старинному рецепту восемнадцатого века. Ячмень, горох, лесной хмель, мёд, немного щавеля… Легализоваться и получить официальную лицензию? Такая конкретная головная боль, доложу я вам. Да и взяток при этом надо раздать – без счёта. Проще нужные бумажки – за сущие копейки – купить. Кстати, и раньше так делали. И при царе, и при коммунистах… Как, извините, поживают – в вашем городском желудке – колючие сибирские булыжники?

– Спасибо. Полностью растворились. Без следа. Наоборот, аппетит потихоньку просыпается. Зверский.

– Так закусывайте, не стесняйтесь… Может, водочки?

– Спасибо, но я – по пиву…

– Танька, не спи! Наполняй гостю кружку!

– Чичаза, чичаза…

Стол поражал разнообразием. В том смысле, что разнообразием предложенных закусок.

– Студень из рябчиков. Очень рекомендую. Ещё утром перепархивали по куруманнику, – тыкая толстым указательным пальцем, хлебосольно вещал Василий Васильевич. – Хариус горячего копчения. Малосольная икра тайменя. Варёная оленятина. Сохатина. Вяленый медвежий язык… Угощайтесь!

– Спасибо, – сыто икая, вежливо поблагодарил Лёха. – Благодарствуйте. Всё очень вкусно…

– Танька, шалава, не спи! Наполняй гостю кружку!

– Чичаза, чичаза…

Минут через пятнадцать директор заповедника, загрустив, поделился сомнениями:

– Понравится ли у нас иностранным телевизионщикам? Зимой здесь морозы лютуют. Температура воздуха опускается ниже пятидесяти градусов. Иногда даже термометры, не выдержав, лопаются.

– Ерунда, – вяло обгладывая глухариное крыло, заверил Лёха. – Экзотики, как известно, много не бывает… Кстати, а можно зимой добраться до места падения метеорита на снегоходах?

– Запросто. От Ванавары до «Пристани» – по прямой – будет ровно шестьдесят шесть километров. По факту – около семидесяти пяти. Полтора часа пути. Если, конечно, ехать по натоптанной тропе.

– Блеск! Это и будет первым этапом нашего реалити-шоу. Мол, кто доехал и – при этом – не окочурился, тот и продолжает игру… Подайте-ка мне, милейший Василий Васильевич, тарелку с рябчиковым студнем. Пробу сниму. Уговорили…

Вновь заколыхались цветастые занавески, и Татьяна, входя, торжественно объявила:

– Сибирские пельмени! Господа, подвиньтесь, пожалуйста. Я на столе немного приберусь и миски расставлю.

– Пельмени без водки – удел законченных параноиков, – снимая с мясистого носа бухгалтерские очки, выдал директор заповедника. – Так, по крайней мере, наш комбат любил говаривать.

– Где служить довелось? – заинтересовался Лёха.

– ВДВ. Псковская краснознамённая дивизия.

– Уважаю. Бывал… Наливай, браток!