Где-то здесь. Избранные стихотворения из трёх книг

Где-то здесь

Избранные стихотворения из трёх книг

Андрей Драгунов

© Андрей Драгунов, 2018

ISBN 978-5-4490-2830-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Где-то здесь

«Пока ещё чернеет словом лист…»

Пока ещё чернеет словом лист

и лампочка горит, пыльцой наморщась —

от мотылька – наивный оптимист,

желающий согреться… Где-то площадь

ещё шумит и музыка без нот

из репродуктора моё терзает ухо —

пока ещё… фонтан смывает пот

с брусчатки площади. Какая-то старуха

бутылки собирает из бачков,

остатки пирожков себе на ужин —

начало века… видимо таков

удел того, кто никому не нужен,

по крайней мере в данный день и час.

Синоптик обещает потепленье —

ещё… и мотылёк согреется как раз —

последний раз, под утро в понедельник.

октябрь 21. 2014 год.

«Когда и листья закончились – голый лес…»

Когда и листья закончились – голый лес

стал почти забором. «Ау» пропадает в ветках,

не найдя адресата… кого-нибудь вообще,

кто ещё различаем в древесных сухих отметках,

как какой-нибудь, скомканный ветром, сушёный лист —

разотрёшь в ладони – останется только мусор —

ничего из того, что было – так пианист

разбирает ноты в клавишах. Савик Шустер

разбирает буквы, вдавленные в эфир,

но слова стекают, как мальчик по белой простыне…

не помогает, даже, тёплый в углу сортир —

важная вещь, особенно, поздней осенью,

а зимой – тем более. На сколько хватает рук —

потянуть за ветку, чтоб, как пером, по луже

расписаться, комкая дрожащий, неровный звук,

будто бы лужа, точно, как я – простужена…

и не спешит согреться под коркой льда,

чтобы дожить до первого потепления…

Деревья, совсем пустые, сквозь облака

пропускают небо в лужу – без сожаления.

октябрь 22. 2014 год.

«Как листва стекается с мусором в водосток …»

Как листва стекается с мусором в водосток —

утекает прошлое, выжатое из камня —

до последней капли – Создатель не слишком строг

в выборе методов – всё убежит до капли

из последней струйки, что, как по щеке слеза —

на рукава рубашки в большую клетку,

смяв за собой ресницы, вообще глаза,

как уже ненужную в пейзаже – вообще – отметку.

И мокрые пальцы, сжимая в кулак листву,

как холодные ветки, надеются не замёрзнуть

с наступлением холода, что ближе всегда к концу,

по крайней мере – года… тем паче к звёздам.

Но терзает память, оставшаяся не у дел,

потому что бумага терпит, но не погода —

осень кончается, снег у подъезда сел,

как с пирожками школьники – не удобно

для проживающих, как на траве дрова,

смяв под собой оставшуюся природу,

т.е. тычинки, пестики, чьи права

и без того нарушены огородом,

что как последняя радость для этих мест,

тем более осенью, когда урожай в подвалах…

если останется что-то, что мышь не съест,

то до весны сохранится под одеялом.

октябрь 22. 2014 год

Вещь

Вот и ты состарилась рядом со мной,

пепельница, купленная на распродаже,

из какого-то старого дерева, с чешуёй,

как у ящерицы, или у рыбы, даже.

Но поскольку и ты состарилась, как и я —

не имеет значения – что видишь перед собою —

долгие годы ты выручаешь меня…

Не представляю – как жил бы с такой другою.

октябрь 24. 2014 год.

«Выходя из дома, теряешь опору. Стенку…»

Выходя из дома, теряешь опору. Стенку,

так как не знаешь когда случится обратно…

Термометр бьётся в минусовую отметку,

отмеряя уже не градусы – срок, вероятно.

И слова замерзают на выдохе, как при испуге,

точно зная количество смёрзшихся капель —

до последней, поскольку никто в округе

не способен вычислить… да и зачем им, кстати,

все эти вычислы, теряя в чернилах время —

вспомнишь однажды – считай выходной потерян…

глянешь в окно, где листья в следах старенья —

это единственное, в чём можешь быть точно уверен —

и прошло пол жизни, как будто бы время года,

смяв за собой пейзаж, как ночные простыни —

от греха подальше, чтобы в момент ухода

ничего не портило картину цветастой осени,

или зимы, тем паче, с её безличием,

что, как пустое зеркало – выцветает

с наступлением сумерек… и мается безразличием

к происходящему, к тому, что вот-вот растает

и сольётся с облаком, что, как и ты – из дома,

в птичье пространство, что, как всегда – на убыль —

за горизонт, где в звучных раскатах грома

происходит всё то, что позже пойдёт на уголь.

октябрь 25. 2014 год

Памятка

У комнаты есть граница, за которой ничто. Пустырь,

то есть почти что облако, трущееся о небо,

как о штанину боком, вытертым, поводырь,

переходя дорогу туда, где ни разу не был.

Но покидая комнату, без веских на то причин,

переходя предел, к которому был приколот —

находишь, увы, не облако, а несколько крепких мужчин,

что объяснят доходчиво, как был этот мир расколот —

с помощью крепких рук, с уликами и примером…

и никого вокруг – ты оказался первым.

И, оставляя комнату, не оставляй следов,

чтобы никто из нынешних не перешёл границу,

надеясь в чужом пространстве на выгоду и улов —

а это всего лишь только – исписанные страницы.

октябрь 27. 2014 год.

Из записок путешественника

…и лодка ткнулась в камень мостовой,

поскольку та переходила в воду

от дома у воды. Я сам не свой

ступил на берег и обрёл свободу,

по крайней мере – землю под ногой.

Погода, как всегда в морских краях —

не лучше и не хуже – ровно сыро,

но лучше, чем в исхоженных морях,

когда за бортом скомкано полмира —

в остатках рыбы или в якорях.

Число строений здесь, на берегу —

не спорящих с величием канала —

пять или шесть, включая ту трубу,

что подаёт тепло под одеяло…

и прочую земную ерунду.

Кантора, что зарплату выдаёт

за сельдь из банки, пряного посола,

стена к стене стоит – за ней завод,

где рыбка та, не избежав улова,

становится закуской в Новый год.

Хорошая дорога, почта склад,

откуда расплываются товары:

шелка; посуда; рыба – всё подряд —

лишь бы остаться с выгодным наваром

и, по возможности – был покупатель рад.

За складом, сразу, автомагазин,

хотя здесь – ни дорог, ни направлений —

кругом вода, а в лампах керосин…

Велосипед, от непременной лени —

весь транспорт, но не требует бензин

и смены масла… Почта и сбербанк

на площади – ещё из прошлой жизни —

с колоннами, с гербами разных стран —

но вытерлись и собственностью пыли

с годами стали. И еще фонтан.

Конечно церковь с нищим у дверей —

он в прошлом, как сказали, был матросом,

но судно сгинуло и он с тех самых дней

«стреляет» у прохожих папиросы

и сторожит… оставленных детей.

Велосипед скучает у кафе…

Сюда не забредают офицеры

в просоленных, измятых галифе…

У барышень другие кавалеры

и помыслы… конечно, под шафэ —

майор ещё не значит – генерал —

что толку в переездах и скандалах…

Сбежать от сюда – каждый бы желал,

чтоб не искать трубу под одеялом —

но не на столько, чтоб идти в подвал…

куда-нибудь ешё, где сладок хлеб,

но не единым… Без любви – увольте!

И здесь найдётся женщине ночлег —

без выкрутасов – Можно ли, позвольте…

Без шарканья подошвой о паркет.

На почте из приезжих суета —

открытка с адресом – вся радость очевидца,

что посетил далёкие места —

без конвоира и не, как убийца…

И совесть тоже, в общем-то, чиста.

Число людей – стремительно – к нулю —

убрать приезжих – будет мёртвый город.

Из местных – только нищий, что свою

твердит молитву, поднимая ворот

ч порывом ветра, резким к ноябрю.

Когда сзывает с пристани гудок,

толпа приезжих стайкой до причала…

Открытки с видами, утоптанный песок

на башмаках… тепло под одеялом —

в каюте, где забыться на часок.

Испить баклажку крепкого вина,

забыть, что видел и домой вернуться…

И только в небе полная луна,

к которой никогда не прикоснуться,

напоминает – жизнь не так длинна.

октябрь 27. 2014 год.

«Восточный ветер приглушает звук…»

Восточный ветер приглушает звук,

спешащего последнего трамвая,

звенящего на стыках – Тук-тук-тук,

но нотный стан почти не различаем,

засыпанный последнею листвой,

как и положено в такое время года —

развеется потом, сама собой —

на то она, как сказано – природа.

Останется немного до весны —

на корм цветам газонным вдоль дороги.

Ну а пока – размоченные сны

под коркой снега, что терзает ноги

своим присутствием, увы – не среди нот,

а лишь под каблуком – и тем довольна —

от маленьких, казалось бы щедрот —

дожить до потепления достойно —

не слиться с мусором в канаву до тепла,

до срока, т.е. в тёплый понедельник.

Трамвай спешит подальше со двора,

от остановки, как простой бездельник,

сбивая колесом с «железки» снег

ещё не прочный, но вполне липучий

ко всем предметам… Смех летит сквозь снег…

На стыках – Тук-тук-тук – на всякий случай.

октябрь 27. 2014 год.

«…и вся вина твоя, что ты прожил…»

…и вся вина твоя, что ты прожил

пол жизни на Чайковского, у «Дружбы» —

теперь где ЗАГС. Лишь сквер остался жив,

фонтан засох и никому не нужен.

Ты слишком много помнишь из того,

что помнят лишь деревья с фонарями,

которые стоят без ламп давно,

без мотыльков, но с белыми следами

от голубей, которым всё равно —

вся эта жизнь, Чайковский и другие —

вон старый вяз – обычное бревно

после распила, как чужое имя,

услышанное ранее тобой,

когда ещё названья вспоминали

на раз-два-три, как ноты под рукой…

и песенку про дружбу напевали…

и память длилась, как в реке вода,

неспешная вода – из речки в море —

доступная для зрения игра —

воды, песка и ветра на просторе…

И медленная музыка звучит

почти не слышно, будто ниоткуда…

и только голова болит. Болит —

что в жизни не случилось даже чуда.

октябрь 28. 2014 год.

«И вода всё та же, но сколько воды утекло…»

И вода всё та же, но сколько воды утекло,

пока лодка стучалась в пристань и скрипело весло

в уключине, будто перебивая волну

с её тихим шёпотом, вторгшимся в тишину,

как вторгается Мавр в спальню, шепча – Люблю,

убивая потом в объятьях любовь свою,

как ненужную вещь… Шевельнёшь волну

пальцами – испугавшись, бежит в глубину,

то есть туда, где потом и прячет свои мечты,

в которых песок – обязательно, но никак не ты.

октябрь 28. 2014 год.

Только что… рядом

И Ангел знал всё с самого начала —

чем всё кончается, но теребил перо,

куда-то подгонял. В глухих подвалах

холодной осенью укутывал крылом,

чтоб не замёрз до времени, до срока

и чтоб страница не была пуста,

чтобы история не выходила боком —

чернилами – не ягодкой с куста

на мёрзлый чернозём, червям на радость,

снежинкам на прокорм зимой в ночи…

Когда и Ангел спит, и сердце сжалось —

от холода – перо ещё скрипит.

октябрь 28. 2014 год.

«Театр многоярусный – есть Рай…»

Театр многоярусный – есть Рай,

по крайней мере, точно, для поэта

с построчной жизнью, где из края в край

слоняется душа, ища ответа…

но находя лишь зыбкие черты

в исписанных листах, воспоминанья…

и что-то, что не видно с высоты,

а лишь вблизи, но тоже без названья,

без имени… и лиц не разобрать,

слоняясь за душой в пространстве Рая,

среди других, таких же… и узнать

кого-то – времени – при жизни – не хватает.

октябрь 29. 2014 год.

Отъезд

Игорю Кучину

Переезд с каждым разом даётся трудней. Сложней.

Выберешь место – его уже кто-то занял —

опоздал с отъездом – всего на несколько дней —

не то чтобы лень – так, завозился с вещами…

а билет на поезд действителен только раз —

не успел к отправке – вокзал тебя точно примет

и согреет скамейкой, сделанной на заказ —

к юбилею города, чьё трижды менялось имя…

и в другую сторону свезёт именной состав,

куда есть билеты в наличие, без доплаты,

предоставив купе на сутки, как батискаф

в мутной водичке, где лица всегда измяты

на конечной станции, где точно, никто не ждёт —

разве что – погода очередную жертву,

обозначив границы снегом, что не сойдёт,

что вполне естественно – по местным меркам.

Но приезжий топчет ботинком чужой ламинат

и цепляет взглядом балконы, колонны, арки,<b