Kitabı oku: «Портрет моего времени в 4-х пьесах», sayfa 2

ЛИДИЯ. Ну ладно. А чего одеть-то?

ЮРКА. Что нравится, то и одевайте.

В это время из своей комнатки выходит бабка Анна в старомодном плаще и, стараясь быть неслышной, направляется ко входной двери. Всё-таки она нечаянно задела телефон, который стоял в прихожей на трюмо, и с него соскочила трубка. Лидия Петровна тут же метнулась в прихожую.

ЛИДИЯ. Куда собралась? К Горбоносовой пошла кудахтать?

АННА (беззащитным и слабым голосом). Что ты, Лидочка. За творожком схожу.

ЛИДИЯ. Ты ж говорила, денег нет –  «за творожко-ом».

АННА. Нету, нету, Лида. На творожок только нашла. Уж больно голодно мне. Хорошо, хоть пенсия завтра.

ЛИДИЯ. Ладно – сироту из себя тут корчишь. Надо было головой думать, когда дом-то продавала.

АННА. Надо, надо, Лида. Уж прости, старую.

ЛИДИЯ. Бог тебя простит. Иди уже… (Улыбается довольная.) А то доведёшь до греха, бухну по башке вот этим телефоном.

Бабка Анна прекрасно понимает благодушное настроение дочери, но продолжает гнуть свою линию.

АННА. Ой, не надо, Лида, убьёшь совсем… Хотя, может, и лучше, если бы убила. Не мучилась бы…

Бабка Анна протискивается в приоткрытую дверь, словно кошка, и исчезает.

ЛИДИЯ. Вот кому надо в театре-то работать. Ни один артист так не сыграет. Думаешь, у неё денег нету? Ага. Под матрас бумажки свои насуёт и трясётся над ними… (Изображает бабку Анну.) Натуральный хорёк. На книжку-то боится теперь класть.

Юрка, завершив кормёжку, агукает с ребёнком, трясёт погремушками, которые привязаны над кроватью.

Я, между прочим, в молодости в самодеятельность ходила. Всем нравилось, как я роли изображала.

ЮРКА. Да я вижу. У вас тут целая династия.

ЛИДИЯ (подтрунивая). Уж скажешь тоже – династия.

ЮРКА (улыбаясь). Я говорю. Бабке Анне уже народную артистку надо давать.

ЛИДИЯ (подсмеиваясь). Ей только дай. Если Анна власть почувствует, она тут всех со свету сживёт. Ты бы видел, как она дедом Петром крутила. Он у неё со двора не вылезал – всё мастерил и мастерил.

ЮРКА. Может, любил.

ЛИДИЯ. А чего же не любить-то, она его на семнадцать лет моложе. А если б замуж за него не вышла, пропала бы. Убили бы или проституткой сделали. Тут не то что любить, тут надо благодарить человека по гроб жизни.

Вдруг слышен звонок в дверь.

У Светки ключи-то есть? К вам, что ли?

ЮРКА. Вряд ли.

ЛИДИЯ. Ну не знаю к кому тогда. (Растерянно.) Открывать, что ли?

ЮРКА. Вы хозяйка.

ЛИДИЯ (кокетливо вздохнув). Ой, да вдруг этот Бабаев припёрся. Не знаю, чего и говорить-то ему, поди, уговаривать начнёт…

ЮРКА. Скажите, что разводитесь с ним.

ЛИДИЯ (улыбаясь). Да ну тебя, скажешь тоже!

Лидия Петровна идёт ко входной двери и открывает её. Из-за двери слышен мужской голос.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Извините, Анна Семёновна здесь живёт?

ЛИДИЯ. Здесь.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Можно её позвать на минуточку.

ЛИДИЯ. Зачем это?

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Ну, скажите ей, Игорёк пришёл.

ЛИДИЯ. Нету её. Да и была бы, я не позвала. Откуда вы взялись?

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Я друг Анны Семёновны. Подскажите, куда она пошла. Пожалуйста.

ЛИДИЯ. Ну конечно. Может, вы бандит какой. (Закрывает дверь, потом сразу же открывает.) Уходите, не стойте под дверью. Иначе я милицию вызову.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Всё, я пошёл уже…

Лидия Петровна захлопывает дверь.

ЛИДИЯ. Ну и рожа у этого Игорька. Надо спросить у неё, что за ошманделков она тут привечает.

Вечер того же дня. Лидия Петровна сидит на кухне за столом и уплетает варенье ложкой прямо из банки. Юрка и Света сидят на диване в зале. Телевизор вроде бы как работает, но фоном, потому что никто его не смотрит – Юрка делает форму из пластилина для будущей отливки из гипса. Света вяжет. Супруги разговаривают так, чтобы их не было слышно на кухне.

СВЕТА. Это кому ты?

ЮРКА. Соседка просила на день рождения дочки. Дёшево и сердито. (Поднимает форму и ставит перед своим лицом.) Африканская маска. Великий дух озера Чад.

СВЕТА. Не доматывалась до тебя? (Кивает в сторону материной комнаты.)

ЮРКА. Да нет. Договорились даже, чтоб я портрет её нарисовал.

СВЕТА. Ты же портреты не умеешь рисовать.

ЮРКА. Ну уж, что-нибудь да нарисую. Я же не мог её послать.

СВЕТА. Ой, Юр, смотри, а то и так житья нет… Бабаев-то не заходил?

ЮРКА. Даже не звонил.

СВЕТА. Ну, теперь начнётся свистопляска.

ЛИДИЯ (из кухни). Светка, домашнего варенья не хочешь? Меня Горбоносова угостила. Гляди, а то щас всю банку сожру.

ЮРКА (полушёпотом). Иди.

СВЕТА (мотая головой). Она меня щас своими рассказами достанет.

ЛИДИЯ (из кухни). Юрка, иди варенья тебе намажу. Мне сладкого нельзя много-то.

ЮРКА (громко). Лидия Петровна, у меня руки в пластилине. Я уж лучше доделаю. А то расслаблюсь…

ЛИДИЯ (из кухни). Надо иногда расслабляться. Вона – грыжа выскочит, тогда ничё уж не надо.

ЮРКА (полушёпотом). Света, иди.

СВЕТА (полушёпотом). Отстань.

Лидия Петровна появляется в дверях залы с банкой в руках.

ЛИДИЯ. Чё тут шушукаетесь? Мне кости, что ли, моете?

СВЕТА. Мам, отцепись, а.

ЛИДИЯ. Чего отцепись – я в своём доме с родной дочерью разговариваю. Юрка, скажи мне как мужчина, если женщина не пьёт и не курит, она предпочтительнее для мужчины или нет?

ЮРКА. Никогда об этом не думал.

ЛИДИЯ. Ну, а ты подумай. От неё же не воняет там куревом да водкой.

СВЕТА. Мам, я курю – и к чему ты это?

ЛИДИЯ. Да так… Бабаев мне говорит – я, говорит, курящих женщин на дух не переношу. С юности, говорит, их сторонюсь. Говорит, как будто с пепельницей целуешься. Врёт, поди, а?

ЮРКА. Ну, он же не курит, а я курил.

СВЕТА. Мам, даже если ты гинеколог, а его бывшая жена продавщица в овощном магазине – это ничего не значит.

ЛИДИЯ. А чего же значит? Любовь, что ли?

СВЕТА. Хотя бы любовь.

ЛИДИЯ. Да ну на хер со своей любовью – отец твой говорил, что меня любит, а к матери вон на Урал сбежал и носу не показывает.

СВЕТА. Значит, разлюбил.

ЮРКА. Мужчины не любят долго сидеть на одном месте.

ЛИДИЯ. Чего ты городишь-то! Хочешь сказать, от Светки тоже убежишь? Мой отец с Анной всю жизнь прожил. Она вон ему рога ставила с этим со счетоводом Гороховым, а он, дурак, верил ей.

СВЕТА. Мам, откуда ты знаешь. Чего ты себя накручиваешь. Просто ты искала мужиков, которые к тебе были равнодушны.

ЛИДИЯ. Зачем это?

СВЕТА. Потому что ты упёртая. Ты упрёшься в одно место – и давишь, и давишь. Ты всё время кого-то заставить хочешь. Ах, ты не любишь, значит, полюбишь!

ЛИДИЯ. Я Козерог, что я с собой сделаю.

СВЕТА. И что? А я Лев, я в роскоши люблю жить: я что грабить должна идти, если у меня шиш в кармане?

ЛИДИЯ. Да я страдала с твоим отцом, а не жила – «упёртая»! Твой отец просто эгоист махровый – даже цветок за всю жизнь не подарил. Хоть бы раз его попрекнула. (Пародируя бывшего мужа.) «Ой, Лидочка, у меня язва, мне волноваться нельзя». Я ему супы в отдельной кастрюльке готовила, котлеточки на пару̀ – тьфу! А к матери уехал и уже, говорят, бабу какую-то нашёл. Сука он! Месяцами со мной не спал! Как же он там бабу-то нашёл, а? Юрка, скажи, сколько нормальный мужчина может не спать с женщиной?

ЮРКА. В армии я два года не спал с женщинами.

ЛИДИЯ. Ну, там вас бромом поили, чтоб не страдали, я знаю. Вот нормальный мужчина моего возраста, вот если он не импотент, вот как он может месяцами не спать с женой, которая лежит у него под жопой – как? Мастурбирует, что ли?

СВЕТА. Мам, не ори, Дашку разбудишь.

Во внезапно наступившей тишине слышно, как в замочную скважину вставляется ключ. Лидия Петровна приставляет палец к губам, мол, «тихо!» и идёт на кухню. Входная дверь медленно отворяется и входит бабка Анна в своём плащике. Она старается быть неслышной, и на цыпочках крадётся к себе в комнату. Сзади к ней так же неслышно подкрадывается Лидия Петровна и хватает её за шиворот.

ЛИДИЯ. А ну признавайся – куда ходила?

АННА. Батюшки!.. Лидочка, не погуби.

ЛИДИЯ. Говори, где моталась?!

АННА. Лидочка, я к подружке зашла. Я не была у Горбоносовой. Христом богом клянусь.

ЛИДИЯ. Ты мне богом здесь не клянись. Ты своим поганым ртом не имеешь права даже слово это произносить. Точно у Горбоносовой не была?

АННА. Точно. Клянусь. Отпусти, Христа ради!..

Лидия Петровна цепко держит плащ своей матери и мотает её из стороны в сторону.

ЛИДИЯ. Я тебе не верю! На колени становись, гадина! Живо становись!

Бабка Анна встаёт на колени и молитвенно складывает ладони.

АННА. Вот. Клянусь тебе… Лидочка, я к подружке зашла, ещё с бывшей своей работы. Чайку попили.

ЛИДИЯ. Чего ты врёшь-то, паразитка!

АННА. Вот. Перекрещусь тебе. (Крестится.)

ЛИДИЯ. А может ты у Игорька у своего была?

АННА. У какого Игорька?

У бабы Анны мгновенно поменялось выражение лица с молитвенно-сиротского на тупо-удивлённое.

Не знаю я никакого Игорька.

ЛИДИЯ. Не знаешь? Вот с таким вот шрамом на лбу. Щёки обвислые, как у алкаша.

АННА. Что-то я не пойму, о чём ты говоришь. (Она невозмутимо встаёт, как будто и не становилась только что на колени и не плакала о пощаде, и отправляется к себе в комнатку. Ворчит на ходу.) Навыдумывают ерунды какой-то и валят всё на меня…

ЛИДИЯ (обескураженно). Вота, вота… Светка, ты видела?

СВЕТА. Мама, я в ваших концертах не участвую.

ЛИДИЯ. Всю руку об неё сломала. Костлявая, как будто из камней сделали её… (Трясёт своей ушибленной рукой.) Господи, когда уж бог приберёт это исчадье.

Действие второе

Прошло несколько дней. На улице сильный ветер – видно, как гнутся деревья за окном. В стекло бьют редкие, но тяжёлые капли дождя. Лидия Петровна сидит на кухне и пьёт чай вприкуску с блинами. Юрка в зале раскрашивает сделанную из гипса африканскую маску.

ЛИДИЯ (разговаривая из кухни). Юрка, ты куда в такую непогодь жену отправил? Да с ребёнком ещё.

ЮРКА. К подруге пошла. Сколько дома сидеть.

ЛИДИЯ. Обманываешь меня. К Корчевскому она пошла. Я знаю, он вчера из Москвы приехал. Мне люди всё докладывают. А ты не знал как будто? Чего молчишь?

ЮРКА. Лидия Петровна, я о другом думаю.

ЛИДИЯ. Смотри, пол не уделай мне. Насчёт Москвы пошла разговаривать?

ЮРКА. Наверно.

ЛИДИЯ. Ну и дураки, в Москве сейчас одни бандюки собрались. А ребёнка чего, в приют, что ли?

ЮРКА (в бессильной злобе, про себя). Твою-то мать…

ЛИДИЯ. Ей надо ясельки хорошие. Тут-то у меня знакомых полно, в любой ясельный садик хоть сейчас. Могу и с нянькой на дом договориться… (Ждёт ответа.) Прям клещами из тебя слов не вытащишь.

ЮРКА. Корчевский обещал помочь.

ЛИДИЯ. Иди блинчиков поешь. Тёпленькие ещё. С маслицем.

ЮРКА. Спасибо. Я сытый.

ЛИДИЯ. Ну-ну… Смотри, как бы твой Корчевский Светку не охмурил. Он ещё до Валерки всё вокруг её охаживал. Он видный, высокий. У нас на заводе, знаешь, как за ним девки бегали.

ЮРКА. Она не в его вкусе.

ЛИДИЯ. Да прям! Он, поди, нарочно так сказал.

ЮРКА. Он мальчиков любит. Кроме вас об этом все уже давно знают.

Пауза. Лидия Петровна поперхнулась, и стучит себя в грудь кулаком.

ЛИДИЯ (откашливаясь). Косточка, что ли?.. Вот… И вас Москва до свалки доведёт… И я тут помру от обжорства.

ЮРКА. Мы будем наезжать.

Лидия Петровна входит в дверь залы, и наблюдает за Юркой, облокотившись о дверной косяк.

ЛИДИЯ. Ну что, Айвазовский, рисовать-то меня когда начнёшь? А то уедешь вдруг.

ЮРКА. Вам же картины мои не нравятся.

ЛИДИЯ (невинно закатывая глаза). Ну уж и сказать ничё нельзя. Светка вон в горячке меня чуть не отлупила… (Помолчав немного.) Мне больше всех та вон картинка нравится.

Лидия Петровна кивает головой в сторону картины, на которой изображено что-то абстрактно-космическое.

Когда долго смотришь, как будто улетаешь куда-то.

ЮРКА (скрытно и довольно улыбаясь). Называется «Космические грёзы». Я в состоянии медитации писал.

ЛИДИЯ. А ты лицо-то сможешь нарисовать?

ЮРКА (криво усмехнувшись). Хы, Лидия Петровна! – да хоть щас.

ЛИДИЯ. Ну, переодеваться мне, что ли?

ЮРКА. Переодевайтесь.

ЛИДИЯ. Может, в зелёное, поспокойней? Или в красное лучше?

ЮРКА (подумав). В синее.

ЛИДИЯ. Ну, в синее так в синее.

Лидия Петровна идёт к себе в комнату переодеваться, и говорит уже оттуда, одновременно примеряя разные платья.

ЮРКА. Да пошутил я, в какое оденетесь…

ЛИДИЯ (переодеваясь). Не пойму я тебя, Юрка: замужнюю девушку вроде как охмурил, а с женщинами постарше обращаться совсем не умеешь.

ЮРКА (тяжело и безнадёжно вздыхая). Я не умею охмурять.

ЛИДИЯ. Ой, не умеешь. Светка, что ли, тебя охмурила, от мужа увела? Валерка-то моряк: из плаванья, знаешь, сколько всего привозил. Не пил, не курил. Не каждая ведь такого мужика на артиста променяет.

ЮРКА. Лидия Петровна, мы существуем в других понятиях: любит не любит, нравится не нравится.

ЛИДИЯ. Дак что ж по-вашему: сегодня одну полюбил, завтра другую, послезавтра за третьей пришарманился. Юрка, так ведь себя истратишь – до старости лет не хватит. Уж мне в смотровом кабинете чего только про своих мужей не рассказывали. Одна пришла с большой пуговицей от пальто – где думаешь – в интимном месте… (Смеётся.) Прям как в анекдоте… Муж, говорит, дурак прикрутил себе, чтоб приятно мне сделать. Я говорю, чего ж у него совсем эрекции, что ли, нету?.. А она говорит, в молодости зато по девкам летал как петух в курятнике…

ЮРКА (с желчной ухмылкой). У меня особый способ есть, как не истратиться.

ЛИДИЯ. Да ладно. Поделись с больными своим способом, глядишь, и денег заработаешь.

Лидия Петровна появляется в ситцевом девичьем платьице: коротенькое, с огромными лиловыми цветами – явно, одето не по возрасту и не к месту.

Что за способ такой?.. Или секрет огромный?

Юрка тупо смотрит на неё, не понимая, что делать дальше. Лидия Петровна воспринимает это как победу своего женского оружия.

(Игриво улыбаясь.) Слишком вызывающее, наверно?.. Что уж: жёлтое ярко будет. А всё остальное – мусор один.

ЮРКА. У вас врождённый вкус. Что надо.

ЛИДИЯ. Ну так: я когда в театральном кружке занималась, мне хорошие роли давали. Я бы в театре уже народной артисткой была бы.

Лидия Петровна сама берёт стул и ставит его посреди комнаты. Садится на него так, словно в сильно опьянённом состоянии: широко расставив ноги и вытянув их вперёд, руки опустив вниз как плети. Голова свалена набок.

ЮРКА. А глаза-то закрыли зачем? Я же не гипнотизёр.

ЛИДИЯ. Так я не знаю как… Так, что ли?

Тело её остаётся в прежнем положении, но шея вытягивается, а глаза смотрят куда-то вверх.

ЮРКА. Уже лучше. Надо сесть как-то посвободней.

ЛИДИЯ. Куда уж свободней-то. Задрать, что ли, ноги?

ЮРКА. Нет, нет, я имел в виду, надо их как-то поставить… Вот так, что ли… Привстаньте пока…

Юрка ловко приподнимает Лидию Петровну за руки, поворачивает стул. Усаживает её в полупрофиль, забрасывает одну ногу на другую, одну её руку кладёт на ногу ладонью вверх, другую – свободно опускает вниз.

Вот так… отлично… На переднем плане плавная линия изгиба, переходящая в колено… сюда…

Пока Юрка занят своей тёщей, из комнатки появляется бабка Анна и незаметно наблюдает за ними из-за двери.

ЛИДИЯ. Хорошо хоть бабка Анна не видит, а то бы уж сплетен всем наговорила бы. Скажет, зять с тёщей, пока жены нет, любезничают.

ЮРКА. Она даже с бабками на лавке не сидит… И голову чуть-чуть набок.

ЛИДИЯ. Не сидит, потому что разогнали её. Она уже всех соседей грязью полила. Это ведь не человек. Ты знаешь сколько она нам с Ангелиной крови попила – на танцы Ангелина из окошка бегала, да. Всё запрещала. Я в саду постоянно работала: то крыжовник обирать, то яблони окапывать, то пруд чистить – умотала всех!.. Ангелина уехала отсюда: ни одного письма даже ей не написала, аж до самой смерти. Двуличный человек она. Теперь сироту казанскую корчит из себя.

ЮРКА. Знаете что: давайте я вас сфотографирую, а потом по фотографии сделаю портрет.

ЛИДИЯ. Да я больше слова не скажу.

ЮРКА. При чём здесь это. Мне так удобней и проще.

Юрка достаёт фотоаппарат и настраивает объектив.

ЛИДИЯ. Это ведь надо – про своих родителей сказать «кулаки». Я, говорит, даже их не жалею. Ещё и Ленину поклоняется – богоотступнику. Вместо мозгов помойка одна.

ЮРКА. Так, улыбаемся. (Делает два снимка.) Готово. А вы сами-то, Лидь Петровна, давно в Бога поверили? После того, как Союз развалился?

ЛИДИЯ (с лёгкой и беспечной усмешкой). Так а чё: про Бога не говорили ничего – нету его и нету. Все жили себе, да и жили. А сейчас из каждого утюга про церковь и про веру долдонят. Не захочешь – поверишь.

ЮРКА. А бабка Анна почему верила?

ЛИДИЯ. Да никогда она не верила, ты что. Врала, всю жизнь врала.

Слышен звонок в дверь. Бабка Анна неслышно проскальзывает к себе в комнатку.

Юрка, иди открой, а то неприлично мне. Платье какое-то дурацкое нацепила – вот ненормальная… (Усмехнувшись, исчезает в своей комнате.)

Юрка идёт открывать. В прихожую входит Игорёк.

ИГОРЁК. Мне к Анне Семёновне надо на пять минут. (Пытается протиснуться вперёд.)

ЮРКА. Погоди, мужик. (Перегораживает ему дорогу.) Ты чего, в магазин, что ли, за фунфырём забежал.

ИГОРЁК (крича). Анна Семёновна, меня здесь не пускают!

Из комнатки выходит бабка Анна.

АННА. Юрочка, пусти его, пожалуйста. Он мне в одном важном деле обещался помочь. Это мой товарищ. По вере.

ЮРКА. Ну… раз товарищ.

Юрка отходит в сторону, и Анна с Игорьком исчезают в комнатке. Слышно, как они запирают дверь на защёлку. В самый последний момент, на ходу одевая кофту, из своей комнаты выскакивает Лидия Петровна.

ЛИДИЯ. А ну-ка, давай не запирайся там! (Колотит в дверь кулаком.) Будешь мне тут всяких бомжей водить. Ты что, хочешь, чтоб нас обчистили?.. Чего молчишь… (Прислушивается, приложив ухо к двери.) Бубнят чего-то.

Юрка подходит к двери и показывает Лидии Петровне знаками, чтобы она молчала. Говорит рядом с дверью, чтобы им было слышно.

ЮРКА. Лидия Петровна, может, милицию вызвать?

Лидия Петровна, поняв, что надо делать, быстро оказывается возле телефона и начинает громыхать трубкой.

ЛИДИЯ. Так, я вызываю милицию… (Набирает номер.) Сейчас приедут, и пусть к чёртовой матери дверь ломают! (Нажимает на рычаг, сбрасывая звонок.) Даже дверь не жалко. Скажу, ворвался грабитель, взял бабку в заложники. Заперся изнутри!.. Скажу, чтобы ломали дверь! Анна, ты слышишь? Выгоняй его к чёртовой матери!

ЮРКА. Надо, правда, вызвать милицию – что это за буратино.

ЛИДИЯ (полушёпотом). Ага, что люди потом скажут! Весь дом увидит – милиция к нам приехала – разговоров на полгода.

ЮРКА. При чём здесь люди, мы для себя живём или для людей?

ЛИДИЯ (держа палец на рычаге). Алё, милиция?.. Приезжайте, пожалуйста, улица Гагарина двадцать пять пятьдесят один. Здесь террорист какой-то ворвался и заперся в комнате. Сейчас приедете? Ну, хорошо… (Кричит в дверь комнатки.) Анна, слыхала? Сейчас милиция приедет.

Пауза. Юрка подходит к двери комнатки и слушает, что там за дверью. А там тихо.

ЮРКА. Она вам не верит.

ЛИДИЯ. Сейчас поверит! Я к Бабаеву пойду, попрошу его дверь выломать и выкинуть эту пропитуху! Я лучше Бабаева в твоей комнате поселю, а тебя в приют сдам для слабоумных – поняла?

ЮРКА. В это даже я не поверю.

ЛИДИЯ (в бессильной злобе грохнув кулаком по двери). Открывай, кожура старая!.. Юрка, чего стоишь, иди долото возьми – будем замок выковыривать.

Юрка идёт к чемоданчику с инструментами, который стоит в лоджии. Пока зятя нет, Лидия меняет агрессивный тон на спокойный.

Аня, Юрка со Светкой скоро уедут – клянусь, я тебя со свету сживу, ненароком на тебя кастрюлю с кипятком опрокину. Если хочешь со мной по-хорошему – подчиняйся. (Кричит.) Юрка, ты где?

ЮРКА (из лоджии). Сейчас. Не найду никак.

ЛИДИЯ. Встречайся с кем хочешь, только не в квартире. Нечего заразу тут разводить. (Опять меняет тон.) Бессовестная. Тебе же семьдесят с лишним лет – уже гормонов-то нету. У тебя уже сенильный кольпит, сухость – в таком возрасте сексом даже опасно заниматься.

ИГОРЁК (из-за двери). Вы очень нехорошие слова говорите, Лидия Петровна. Мы с Анной Семёновной чисто по нашей вере встречаемся.

ЛИДИЯ. А вас не спрашивают. Анна, чего молчишь? Вину свою чувствуешь?

АННА. Лида, ей-богу, мы ничего плохо не делаем. Только о Боге разговариваем.

ЛИДИЯ. Ну разговаривайте, а зачем закрываться-то.

АННА. Игорёк-то безобидный, жалостливый…

Анна несмело открывает дверь.

Это Юрка вон про тебя всё спрашивает, всё вынюхивает: наверно, хочет гадостей каких собрать об тебе.

В это время появляется Юрка с долотом в руках.

ЛИДИЯ. О Боге они разговаривают.

ЮРКА. Аки паки житие мое…

Слышно, как со стороны лоджии кричит Света.

СВЕТА. Юра! Юра!..

Юрка бежит в лоджию. Кричит вниз.

ЮРКА. Сейчас – подожди!

Бежит ко входной двери.

Пойду помогу коляску наверх поднять. (Уходит.)

ЛИДИЯ. Ну, выходите. Ромео и Джульетта.

Из комнатки выходят бабка Анна и Игорёк.

Вы, Игорёк, давайте поскорей уходите, а то у меня зять взрывоопасный. Если разойдётся, его не остановить. Каратэ занимался, боксом…

ИГОРЁК (суетливо). Хорошо, хорошо. Анна Семёновна, до свидания…(Гладит её руку.) Просвирок я вам куплю… Ну и свечек ещё… (Уходит.)

ЛИДИЯ. Ну, Анна, даже на старости лет не угомонишься.

Вечер этого же дня. Света на диване агукает с ребёнком, который лежит в окружении подушек. Рядом стоит Лидия Петровна, за ней стоит бабка Анна. Все улыбаются ребёнку и агукают.

АННА. Обожаю малышек. Вот бы ещё Светочка такую же сродила.

ЛИДИЯ. Она тебе что – курица, каждую неделю нестись. Хоть бы эту на ноги поднять.

СВЕТА. Дашка-букашка… Ту-ти, ту-ти, ту-ти… Дашка-промокашка!.. Туси-пуси-туси…

ЛИДИЯ. Что уж ты её промокашкой называешь. Доченька Даша – солнышко наше! Скажи, Дашенька?..

АННА. Дашенька-черепашенька.

ЛИДИЯ. Сама ты черепаха старая – скажи, Даша… (Вдруг что-то заметила.) Светка, глянь, у неё краснота прямо возле преддверия влагалища. Надо присыпкой обработать.

СВЕТА. Мам, ты в смотровом кабинете, что ли? Сказала бы «пися», по-человечески.

ЛИДИЯ. Вечно ты недовольная. (Свете.) Юрка-то куда помчался? К Корчевскому?

СВЕТА. Маску понёс. (Продолжает играть с ребёнком.) А куда наша Дашенька спряталась?..

ЛИДИЯ. Нельзя вам с таким маленьким ребёнком по чужим квартирам мотаться.

СВЕТА. Мам, не начинай.

Слышен телефонный звонок.

ЛИДИЯ. Горбоносова, что ли, на ночь глядя.

Идёт к телефону и поднимает трубку.

Слушаю… Вовка, ты, что ли?.. Ну, а чё ты в трубку-то пыхтишь. Куда я тебе позвоню – по крыше кирпичом?.. Ничего я не начинаю!.. Погоди, я к себе в комнату уйду…

Лидия Петровна уходит в свою комнату вместе с телефоном, чтобы вести разговор без свидетелей.

АННА. Не люблю я этого Бабаева. Они ещё когда с Аркашкой дружили, он так его от женитьбы отговаривал. Зачем, говорит, тебе эта коробу̀шка-толстушка. Негодник, сам её к рукам и прибрал.

СВЕТА. Баба Ань, откуда ты всё знаешь?

АННА. Ой, Светочка, отец твой сам ко мне приходил и жаловался. Вот так сядет напротив меня и всё говорит, говорит…

СВЕТА. Баб Ань, не фантазируй. А то у тебя чёртики из-за спины полезут. Скажи, Даша.

АННА. Дурочка ты, Света: старые люди понапрасну не скажут. Я бы могла много про неё рассказать.

СВЕТА. Не нужны мне твои сказки-разукраски… (Занимается ребёнком.)

АННА (обиженно). Ишь ты. Погоди, муж тебе с твоей же матерью рогов понаставит.

СВЕТА. Баб Ань, отвали отсюда! Гадости всякие несёшь.

АННА (угрожающе). Ну-ну… Ты пока гуляла с дочкой, она тут перед Юркой раздевалась. Прямо выплясывала перед ним: и так повернётся, и эдак!.. (Показывает, кривляясь.) Светочка, так противно было смотреть на это. И он всё вокруг прыгал, прыгал, как чёрт на сковородке. Не по-божески ведь…

СВЕТА. Баб Ань, хватит интригами заниматься. Ты лучше со своим Игорьком разберись.

АННА. Что ты, Светочка, Игорёк святой человек. Вот так вот сядет со мной, за руку возьмёт и про Бога рассказывает. Жизнь, говорит, тяжёлая. Но он специально страдает, чтобы очиститься. Так и сказал.

СВЕТА. Баб Ань, не смеши голубей – ему надо в наркологии очиститься. Смотри, а то он обчистит сбербанк твой под матрацем.

АННА. Что ты, он честный – мне руку предлагал. Как, говорит, увидал вас, Анна Семёновна, так сразу понял, что вы с неба посланы. Только вы, говорит, душу мою спасёте.

СВЕТА. Та-ак, вот это уже интересно. Ма-ам! Иди сюда!

ЛИДИЯ (из своей комнаты). Не ори – я с человеком разговариваю. Полоумная…

АННА. Светочка, не говори Лиде. Христом богом прошу!

СВЕТА. Здрасьте! Ты, баб Ань, здесь какого-то бомжа вместо мужа пропишешь – нам что: любоваться на это?.. Слушай, а вы случайно не расписались уже?..

АННА. Ну что ты, Света, говоришь такое. У него своё жильё имеется.

СВЕТА.  Жильё?

АННА. Ну. Он дворником на Щорса работает, ему там где-то комнатку в подвале выделили. Вода и электричество там.

СВЕТА. Да, хоромы царские.

Лидия Петровна возвращает телефон на место в прихожую и входит в залу. Лицо её мрачнее тучи.

(Взглянув на мать.) Ты чего?

ЛИДИЯ. Всё.

СВЕТА. Чего всё? Мам, не молчи.

ЛИДИЯ. Уезжает он.

СВЕТА. Ну, ты и говорила – в деревню уедет.

ЛИДИЯ. Не в деревню. На Алтай куда-то.

СВЕТА. Ничего себе.

ЛИДИЯ. К знакомому поедет.

СВЕТА. А сын?

ЛИДИЯ. Сын сам по себе. Как и вы, говорит, в Москву собрался.

СВЕТА. Ну, а ты чего расстроилась?

ЛИДИЯ. Чего-чего – ничего!

СВЕТА. Ты же знала, он уедет. Чего изменилось-то?

ЛИДИЯ. Его деревня – вон – пять километров отсюда, а на Алтай – это, считай, в Америку. Господи, Светка, до чего ж ты глупая иногда!

Лидия Петровна идёт на кухню и достаёт из холодильника блюдце с нарезанными кружочками колбасы. Начинает по одному кружочку аккуратно забрасывать в рот, тщательно и часто их пережёвывая.

Бабка Анна умоляюще смотрит на внучку. Света вздыхает и раздосадованно качает головой.

Раздаётся звонок в дверь. Никто не двигается с места. Звонок становится более настойчивым.

Светка, к вам, что ли?

СВЕТА. У Юрки ключи есть. Все наши друзья знают, что ты вернулась.  К нам никто не пойдёт.

ЛИДИЯ (жуя колбасу). Ну, и кто же?..

Пауза. Потом опять раздаётся звонок.

Анна, к тебе, что ли, гости пожаловали?

Анна медленно и согбенно идёт на кухню, словно на казнь.

АННА. Лидочка, не сердись только. Я сейчас его назад отправлю.

ЛИДИЯ. Игорька, что ли, сваво?..

Снова раздаётся звонок. Лидия Петровна подскакивает на месте, словно ужаленная.

Я сама его сейчас отправлю!

Лидия Петровна подлетает к двери и резко распахивает её. На площадке стоит Игорёк в какой-то дурацкой шапке с завёрнутыми вверх полями.

Господи, ну и видок. Чего надо?

ИГОРЁК. Я бы хотел сказать несколько слов Анне Семёновне.

ЛИДИЯ. Не надо ничего ей говорить. И ходить сюда не надо.

Позади Лидии Петровны стоит бабка Анна и отчаянно пытается из-за спины дочери подать руками знаки Игорьку, но тот явно ничего не видит.

ИГОРЁК. Разрешите всего несколько слов.

ЛИДИЯ. Ни слова не надо. И забудьте сюда дорогу.

ИГОРЁК. Ну позовите её, пожалуйста.

ЛИДИЯ. Вы издеваетесь, что ли? Так: разворачиваемся – и вперёд, с барабаном и с песнями!

ИГОРЁК (упрямо и настойчиво). Вы не имеете права. Анна Семёновна моя жена.

ЛИДИЯ. Чи-иво?..

Секунду поколебавшись, Лидия Петровна заталкивает Игорька в прихожую. Баба Анна незаметно ускользает к себе в комнатку.

(Кричит.) Анна, иди сюда, тут к тебе муж пришёл. (Игорьку.) А вы на кухню проходите. Водки нет, правда, зато чаю нальём. (Снова кричит.) Анна, иди сюда, говорю!

Света оставляет уснувшего ребёнка на диване, и входит на кухню, посмотреть на любопытное зрелище. У входа в кухню останавливается бабка Анна. Игорёк садится за стол на табурет.

АННА. Лидочка, я здесь… Здравствуйте, Игорь Иванович. (Демонстративно кланяется ему.)

Игорёк привстаёт и тоже кланяется.

ИГОРЁК. Здравствуйте, Анна Семёновна.

ЛИДИЯ. Господи, какие церемонии. (Анне.) Чего ты кланяешься как царю-батюшке. Он теперь муж твой.

АННА. Что ты, Лидочка, я уж стара замуж-то.

ЛИДИЯ. Не знаю, может, ты в книгу рекордов Гиннеса хочешь? Ну-ка, давай неси паспорт свой.

Баба Анна уходит к себе в комнатку.

Вот ведь удумала чего. И, главное, втихаря всё.

СВЕТА. Мам, она мне сейчас сама всё рассказала.

ЛИДИЯ. Что замуж вышла?

СВЕТА. Говорит, он только руку предлагал.

ЛИДИЯ. Сейчас посмотрим. Анна, чего копаешься! У тебя паспорт в сейфе, что ли?

АННА. Иду, Лида, иду.

Баба Анна семенит на кухню, раскачиваясь из стороны в сторону. Несмело протягивает паспорт своей дочери.

ЛИДИЯ (листая паспорт). Ну смотри, Анна. Если соврала, то я вас обоих – юных возлюбленных – тут закопаю… Чистый паспорт-то… (Показывает дочери развёрнутый паспорт.) Что же это вы, Игорь Иванович, всех в заблуждение вводите?

ИГОРЁК (невинно хлопая глазами). Это не заблуждение. Я считаю Анну Семёновну своей небесной женой.

ЛИДИЯ. Батюшки! (Сдерживая желчную улыбку.) Светка, это что ещё за крендибоберы? (Игорьку.) С небес, что ли, свалилась?

СВЕТА. Это он образно так выразился.

ИГОРЁК. Нет. Я всё правильно сказал. Анна Семёновна мне дана небесами. Она, конечно, очень скромный человек – я вижу, как её все обижают. И вы обижаете. Но она всегда всем прощает.

ЛИДИЯ. Так, понятно… Анна, паспорт ты больше не увидишь. А то, не дай бог, этот божеский человек тебе совсем мозги набекрень свернёт. И даже не вздумай у меня в комнате рыться!.. (Трясёт паспортом у Анны перед носом.) Я его своей старой знакомой отдам.

АННА. Горбоносовой?

ЛИДИЯ. Нет, не Горбоносовой. Ты её близко не знаешь.

ИГОРЁК. Лидия Васильевна…

ЛИДИЯ. Петровна я.

ИГОРЁК. Лидия Петровна, то что вы делаете… это дискриминация личности. Даже нарушение закона. Верните, пожалуйста, паспорт Анне Семёновне.

ЛИДИЯ. Ой, какие умные слова.

Из залы раздаётся плач ребёнка. Света спешно уходит к ребёнку.

Ребёнок из-за вас проснулся. Давайте-ка, покиньте помещение.

ИГОРЁК. Я никуда не пойду, пока вы не пообещаете, что не будете обижать Анну Семёновну.

ЛИДИЯ. Щас! Ещё в собственной квартире я буду перед кем-то обещания раздавать. Анна, убирай своего мужика, пока я его не выкинула!

Анна стоит не шелохнувшись.

Ну, сама напросилась!.. (Подходит вплотную к Игорьку.) Повторяю для слабослышащих – убирайтесь отсюда вон!

Игорёк сидит не шелохнувшись.

Не понимаете словами? Хорошо, будем руками!..

Лидия Петровна хватает его за руки и тащит из-за стола. Игорёк упирается.

Грязь мне разносят!.. Бомжатник устроили!.. Сволочи!..

СВЕТА (из залы). Мам, чего там за возня у вас?

Баба Анна хватается за сцепленные руки и тащит в свою сторону.

АННА. Лидка, не трогай человека! Отцепись, говорю!

ЛИДИЯ. Ах ты, гнида старая – против дочери идёшь!

АННА. Отцепись, Лидка!..

В самый разгар битвы в квартиру заходит Юрка. Услышав возню, он влетает на кухню.

ЮРКА. Задолбал!..

 Юрка хватает под мышки Игорька и практически выносит его вон из квартиры.

АННА (крича вслед). Юрка, оставь его!

ЛИДИЯ (крича вслед). Юра, выставляй его из подъезда! Гад, ещё упирается в чужой квартире!.. Так, Анна, можешь убираться к своему Игорьку в канализацию. Мне здесь зараза не нужна. Тут маленький ребёнок. У меня здесь ценные вещи. Всё! До свидания!

Анна проскальзывает к себе в комнатку ни говоря ни слова.

Светка, дверь этой гадине больше не открывать! Бабку Анну – в Дом престарелых. (Кричит в дверь комнатки.) Шизофреникам тут не место!