Kitabı oku: «Его Величество Авианосец», sayfa 8
Пушка заработала: Питер и правда – водил её лучом по поверхности скафандра, и стало видно, как под действием излучения чёртов студень отваливается слоями и ошмётками. Побелевшими, и уже неподвижными.
– Ага, наблюдаем скоагулировавшие фрагменты! Значит – мощность луча достаточная.
– Нет, док, не достаточная! Для полной гарантии нужно, чтоб эта тварь сгорела в пепел! А так – сами знаете! Сама себя же и сожрёт, и восстанет – как феникс!
– Чёрт. Похоже, ты прав, парень. Продолжай работать.
«Обработать» свою спину Питер не смог. Зато от души прожарил всё то, что оказалось на полу – превратив-таки в вожделенный пепел.
– Обработай весь пол, подошвы, и отойди в дальний угол. Запускаем Лэрда.
Лэрд Милнар, следующий лаборант был вооружён уже несколько другим оружием: боевым огнемётом. А поскольку скафандры пламени не боялись, парочка обработала друг другу всё, что было возможно: от макушек до рифлёных подошв ботинок. Особенно Лэрду пришлось потрудиться над излучателем: уж больно много щелей и потаённых местечек оказалось на самодельной конструкции. Док буркнул: «Чёрт. Придётся менять все провода. Изоляция – тю-тю!..». Затем скомандовал:
– Сидите там ещё полчаса. Я включу аэрозоль.
Когда аэрозоль наполнила помещение, повиснув в воздухе густым серым туманом, док скомандовал:
– Закрыть глаза! Зажигание!
Всё-таки – боевая аэрозоль недаром была запрещена совбезом ООН: стена огня, полыхавшего несколько секунд так, что даже сквозь светофильтры смотреть было больно, сказала о том, что если кто и выжил внутри помещения до этого, теперь-то точно: обуглился в подгорелые шкварки.
От лаборантов, пытавшихся, конечно, хоть краем глаза взглянуть, что это бушует вокруг них, слышались только междометия: «Ух ты!», «… твою мать!», и «Вау!»
– Внимание! Коллинз, Милнар. Ещё раз – подошвы. Хорошо. Сесть на пол, задрать ноги. Запускаю второе облако аэрозоля.
И только после того, как отпылала вторая стена огня, Мангеймер разрешил «передовикам науки» вернуться в общую лабораторию.
Итог подвёл Коллинз, вылезший из мастодонта в насквозь пропотевших (Или это был не пот?!) штанах:
– Знаете, док, за такое нужно давать и премиальные, и зарплату по другой категории. И… И на пенсию отправлять досрочно!
Док поспешил вылить на разгорячённые головы ушат холодной воды:
– Обязательно так и сделаем. Если останемся живы.
– … несомненно, процессор устроен наподобии наших. Однако за восемь-то тысяч лет произошло неизбежное. Тонкие, буквально наноразмерные, слои полупроводников в главной плате оказались повреждены. Ну, это, как я уже говорил – просто результат диффузии атомов. И многое из того, что хранилось в памяти, восстановлению уже не подлежит. Разве что найдём другую плату, где повреждения окажутся не столь… м-м… Глобальны. Пока же – вот. То, что удалось, как говорится, «с миру – по нитке…»
Доктор пошелестел (Скорее, как обычно – для вида!) бумагами перед собой. Генерал, да и остальные офицеры отлично знали: у Мангеймера такая память, что он может легко воспроизвести – причём дословно, как для Официального Протокола – то, что говорилось на любой из планёрок за последние десять лет. Однако молчание никто не нарушил. Доктора перебивать или торопить нельзя – себе дороже выйдет.
– Так вот. Разумеется, моя версия о том, что это – исследовательский корабль-лаборатория для разработки супероружия, подтвердилась. Мы нашли обрывки этих самых «сверхсекретных Директив», части «Отчётов о проделанной работе», и финансовые сметы по затратам на оборудование, реактивы, и тэдэ. И, конечно, ведомости на заработную плату научного персонала. Эти последние дали нам особенно много. (Шучу, разумеется!)
Так вот: этого чудо-оружия, похоже, сами разработчики, и их начальство боялись настолько сильно, что запретили даже на световой год подлетать к Дому. Ну, то есть – туда, откуда происходит этот корабль и его экипаж. Зато временем и средствами их не ограничивали. Думали, наверное, что разом снимут все сливки-пенки, если чёртовы учёные всё сделают, как указано в Техническом задании. Ну, то есть – получат все те «потрясающие боевые характеристики», что в мечтах навоображал себе их Главный Штаб.
Ехидный взгляд доктора генерала нисколько не «пронял». Док продолжил:
– Ну так вот. Все эти, и даже многие дополнительные требования, новый «продукт» удовлетворил. Так говорится в последнем отчёте. А больше отчётов с «Батмара Прангла», как называлась эта посудина, не поступало. Выводы делайте сами.
– То есть, вы хотите сказать, доктор, что ни один человек…
– Да. Именно это я и хочу сказать. Им не имело смысла даже спасться на шлюпках – все судёнышки для экстренной эвакуации, тем не менее, – док ткнул пальцем в бумаги, – как здесь указано, «были выведены из строя офицерами, чтобы предотвратить…»
Да вы знаете – чего предотвратить.
– Да. Думаю, мы знаем. Потому что, – генерал говорил тихо, но все слышали каждое слово, потому что сейчас все, кажется, даже затаили дыхание, – чёртова штуковина уже здесь, у нас. Я приказал никому пока не говорить, но полчаса назад механик Коралл Сингх видел «странные зелёные куски, похожие на мармелад», вываливающиеся из решётки системы вентиляции. К счастью, механик оказался сообразительным, и пытаться потрогать не стал. Сразу выскочил наружу, запер отсек, и сообщил вахтенному. А тот – мне. И вот я вас спрашиваю, доктор Мангеймер.
Что нам нужно сделать, чтоб «Рональд Рейган» не превратился в «Батмар Прангл»?
Билла приказ эвакуироваться в помещения кормы уже не удивил.
Слухами, как говорится, корабль полнится. Ему уже наплела с три короба догадок и подозрений Стелла – вот прямо из её постели его боевой приказ и сдёрнул.
Мозг в черепной коробке Билла пробуксовывал: очень всё странно! Он мог бы поспорить, что в лаборатории дока Мангеймера чёртовы учёные справились с ситуацией – иначе там не отменили бы особый режим. И не выпустили всех этих, в …опу перепуганных, и почему-то чихающих и сморкающихся, лаборантов и лаборанток, в общую столовую…
С другой стороны – последним чужака посещал он. И Том.
Поэтому в казарму Билл и поторопился пойти в первую очередь.
И точно.
Том сидел на своей койке, даже не пытаясь двинуться к корме, или собрать «личные вещи». Билл встал напротив. Кулаки как-то сами собой сжались, хотя тон он постарался сделать нарочито спокойным:
– Том. Это – ты?
– Что – я? – Том чуть приподняв голову, искоса глянул в лицо коллеге.
– Ты знаешь – что. Зар-разу, говорю, на корабль – ты принёс?
Том даже паузы не сделал:
– Да, я.
А вот Билл паузу сделал. Более того – ему пришлось, разжав кулаки, присесть на койку напротив Тома, и продышаться, чтоб спросить:
– А на …уя?
– Я хотел отомстить.
– Отомстить?
– Да, отомстить. За отца.
– Не понимаю.
– А-а, так ты никогда не слышал… Да, собственно, я и не делился ни с кем.
Ладно. Времени у нас теперь навалом, потому что я так думаю, раз чёртовы инопланетники, хотя и знали, как бороться, и уж наверняка подстраховались тыщу раз, не справились – наши тем более не справятся… Расскажу.
Так вот. Мой отец, Ремер Коню, служил здесь интендантом. Потом кто-то из местного начальства пустил налево (Не знаю – кто, и кому именно, да мне и на…ть!) партию списанных одеял. Ну, тех, тёплых, из настоящей верблюжьей шерсти. А по документам получилось, что это сделал как бы отец.
– Погоди-ка… Но ведь ты – не Коню?!
– Ага. Я взял фамилию по матери. И сунул кое-кому – всё, что накопил, пока работал мойщиком на автомойке… Ну, умелец-хакер кое-что про меня из базы данных и стёр. А пожилой солидный бюрократ не отказался от «премиальных» – я стал другим человеком. Видишь – деньги до сих пор заставляют забыть о совести большую часть чиновников. Правда – не Флотских. Поэтому я так и не узнал, как звали того, начальничка отца.
Засекречено.
Ну так вот – об отце. Его, конечно, судил Трибунал.
И разжаловали, и сразу – в армейскую тюрягу. А там – сам знаешь, как. Особенно с теми, кто построптивей, и не хочет местным заправилам лизать …ницу. Отец продержался неделю. Нам его тело выдали в цинковом гробу. Но дядя привёл знакомого слесаря-сварщика, и тот вскрыл… На теле живого места не было от кровоподтёков и синяков. И зубов не осталось – только колышки. А ещё… Его долго насиловали – всё там… ну, разодрали до дыр, словом.
Дядя после этого сам слёг с инфарктом. Мать порыдала, покричала… А что она могла сделать?! Гроб снова запечатали, да похоронили.
После этого мать замкнулась. Поседела. Но в глазах-то я видел… А я тогда – пацан был восьмилетний. Но поклялся!..
Слушая всегда такого спокойного и рассудительного, хоть и замкнутого и несколько нелюдимого собрата по оружию – нет, бывшего собрата! – Билл думал, какими случайностями обусловлена подчас наша жизнь. Чужая растоптанная судьба, и горе родных и близких невинно осуждённого и убитого – явно по чьей-то команде… Чтоб не «вскрылась» банальная кража!
И вот как оно обернулось! Правда, воров и бюрократов этот прецедент вряд ли остановит, даже если о нём раструбить по всем СМИ. Только вряд ли раструбят.
Всё, как всегда, засекретят…
Кастовая солидарность высших офицеров вошла в поговорку.
– … ну вот и сделал, что смог – думаю, большего вреда проклятому «Рональду» нанести я и не смог бы.
– Да, пожалуй. Понятно. Сам пойдёшь в карцер, или мне тебя отвести?
– Не нужно меня никуда вести. Я… Сам схороню своих мёртвых.
Только сейчас Билл заметил, что в зажатом кулаке Том держит капсулу синего цвета – бентит! Он попытался вскочить, броситься…
Но, конечно, опоздал – ведь Том тоже десантник. Был.
Когда Билл набирал код рубки, пальцы заметно дрожали.
– … как?! Сам? Хм-м… Ничего не трогайте там, капрал. Сейчас я пришлю санитаров и наряд полиции.
Билл вернулся на койку. Сел. Невидящими глазами уставился в одеяло на койке, где ещё сохранилась вмятина от сидевшего тела. На скрюченный в немыслимой позе труп на полу он не смотрел – как и на вытекшую из посиневшего рта синюю пену.
Ворвавшемуся наряду полиции он без возражений позволил себя «арестовать» и увести… Хотя ни в полиции, ни во врачах надобности уже не было никакой.
Месть свершилась.
И месть – страшная.
Генерал выглядел плохо. Мешки под глазами стали ещё серей и больше, чем обычно. Но голос звучал чётко: выучка и статус!
– Да. Это правда. Размысловича как раз и убрали после этого скандала. И я принял командование над «Рональдом Рейганом». Вместе с бывшим начальником Штаба полетели, конечно, и его, так сказать, ближайшие друзья и коллеги. Кого распихали по синекурам и заштатным должностям по Колониям, кого тихо и мирно отправили в запас. Со всеми выплатами и льготами. Получается, никто не пострадал. Ни административно, ни…
Жаль, что так получилось с этим Коню. Впрочем, я распоряжусь – если уцелеем и выкарабкаемся, чтоб его родным, если ещё живы, восстановили его пенсию.
И, повернувшись к Биллу:
– Значит, пока ты шёл впереди, он отстал, и просто… Зачерпнул полный цилиндр?
– Да, сэр. Это – его слова.
Генерал повернулся к Мангеймеру:
– Доктор. Раз Билл говорит, что Том пронёс вещество на «Рейгана» в стальном контейнере, и раскидал по запасам продуктов в холодильниках, чем это нам грозит?
Доктор не стал набивать себе цену паузами и хождениями вокруг да около:
– Голодом это нам грозит. В первую очередь. А во вторую – тем, что масса чёртова студня теперь наверняка – несколько сотен тонн. Сотен! То есть – нужно любой ценой ускорить изготовление чёртовых излучателей. И огнемётов!
– Но послушайте… То, что ваши умники собрали в кустарных, как говорится, условиях, там, в лаборатории, никак нельзя назвать удачной и портативной моделью. К тому же она крайне маломощна. И с очень ограниченной дистанцией поражения.
– Ага. А если проектировать эту штуку так, как положено, и строить промышленным методом – то есть, на подземных оборонных заводах! – то мы рискуем расплыться в зелёные какашки раньше, чем сможем подать СОС!
Генерал посопел. (На это уже ни доктор, ни Билл внимания не обращали – в контексте творящегося сейчас на Авианосце возмущение начальства – не самое страшное, что может с ними произойти!) Буркнул:
– Ладно, ваша правда. Собственно, я так и приказал: не мудрить, а просто скопировать. Только присобачить аккумуляторы помощней, да кристаллы – побольше. Двадцать восемь штук уже готовы, и работа идёт. Но – сами понимаете. Холодильники – ещё цветочки. Есть ещё жилые помещения в носу. Камбуз. Кондиционеры и водопровод.
Про то, что вся электропроводка будет попросту уничтожена, не упоминаю.
Хуже всего сейчас в складских помещениях. Боюсь, не то, что одеял – последнего носового платка не найдём, когда ребята закончат. А если и найдём – сами же уничтожим. Огнемётами. И аэрозолем. Для гарантии.
Ладно. Хорошо хоть, чёртовы таблетки-концентраты успели перетащить.
Две недели на голодном пайке, да ещё и на матраце на полу к моторном отсеке Биллу запомнились, разумеется, на всю, как это изящно пишут в книгах, оставшуюся жизнь.
Как и занудно-педантичная, скрупулёзная, и методичная, работа по «нейтрализации противника». Он знал, что на торцевой стене за спиной генерала теперь висит не карта известной части Галактики, а схема всех палуб и уровней «Рональда Рейгана». На которой теперь натыканы флажки – словно на карте боевых действий. Впрочем – почему – словно?
Авианосец, и правда, стал полем боя. Да ещё какого!
Пусть – почти бесшумного, но от этого вовсе не менее свирепого и отчаянного!
После просмотра учебно-документального фильма, где медленно и мучительно умирал несчастный Матс, то ругаясь, то взывая к собратьям-людям, и атаки на Коллинза, факты убедили не только Билла – но и всех остальных. Подстраховка и даже переперестраховка в таком деле не только желательна, но и необходима. Как воздух.
Который сейчас сжигали боевым аэрозолем.
(Благо, его запасы на «Рональде Рейгане» оказались не случайно: хоть официально запрещённые, они вовсе не были «уничтожены и дезактивированы», как предписывали указания чёртова ООН-а. Нет: цистерны с ЭйчПи просто были надписаны «антиоксидант», и мирно ждали своего часа в трюме. Вот и дождались!)
Первые попытки оттеснить студень одновременно по всему фронту – то есть сразу по всем палубам и помещениям корабля, окончились неудачей. Чёртова тварь, стоило обработать какое-либо помещение, и перейти в следующее, проникала в малейшую щель, нагло пользовалась воздуховодами, тоннелями электрокабелей, канализацией, и водопроводными трубами, чтоб вернуться. И снова притаиться там в виде тончайшей плёнки на полу! Чтоб не заметили!
К счастью, такая тактика врага оказалась предвидима – док Мангеймер вспомнил, что читал какую-то древнюю фантастику почти на эту же тему, («Мутант – 59», насколько он помнил!) и предупредил всех. Так что вскоре перешли на другую систему: обработанное огнемётами, а затем – для гарантии и аэрозолем «Эйч-Пи» помещение герметично изолировали от остальных: заваривали стальными накладками-заплатами щели системы воздухоподачи, канализационные сливы, проёмы от сожжённых розеток электропитания, выходы кабелей, труб, и т.д.
Так удалось добиться локального успеха: студень больше не мог продвигаться вперёд (вернее – назад, к корме), и большую часть помещений десантники смогли очистить. Правда, заваренные и герметизированные, они всё равно были бы бесполезны: ведь использовать «обработанные» комнаты в прежнем качестве было ну никак нельзя! Почерневшие стены, безобразные нашлёпки заплат из толстой броневой плиты, полное отсутствие сожжённого или вынесенного оборудования.
И обуглено-расплавленные остатки того, что вынести было невозможно…
Но с этим мирились, уповая на капитальную реконструкцию в доке.
Правда, до постановки в док нужно было убедиться, что враг уничтожен полностью. А не так, как на «Батмаре Прангле», от которого давно отошли на несколько миллионов километров, продолжая, впрочем, дрейфовать рядом. Сравнительно рядом.
Однако через три недели, когда последнее из трёх тысяч ста двадцати помещений было признано безопасным, генерал Шемпп приказал вернуться к чужому кораблю.
Старинный ли фильм «Чужие», или доводы доктора Мангеймера повлияли – но только за очистку внутренних пространств «Батмара Прангла» взялись капитально, и даже можно сказать, ретиво.
К моменту прибытия кораблей эскадры Флота с учёными светилами и высшим флотским руководством, изучать, собственно, было нечего.
Доктор Мангеймер однажды случайно (Ну, или – не случайно. После того, как было озвучено, что генерала ждёт Трибунал за самоуправство, док почти постоянно отирался на офицерской палубе.) увидел, как охранники службы Собственной Безопасности уводят генерала Шемппа на флагман, через стыковочный узел и рукав.
Генерал успел подмигнуть доктору на прощанье.
Больше на «Рональда Рейгана» Норман Шемп не возвращался.
А сам Авианосец снова на долгие пять месяцев застрял в сухом доке.
Зато от Студня остались только безопасные (Ну, сравнительно!) видеозаписи.
5.Разбиватели.
Билл повернул назад: в корме «осматривать» больше нечего.
Маршевых двигателей со всей их сложно-навороченной системой подачи/очистки/управления давно нет. Все помещения, предназначенные для технического обслуживания этой сложнейшей машинерии, пусты, и зияют свежестью нашлёпок наваренных на отверстия, и дыры в стенах, броневых заплат. (Совсем как это было тогда, когда они боролись с зелёной дрянью!) Почти все дроиды и механоиды изъяты, и укомплектовывают теперь другие, боевые, корабли.
Так что придётся вернуться назад – в коридоры и уровни складов и жилых отсеков.
По дороге Билл как-то инстинктивно завернул в комнату «рекреации», как они обычно называли биосад Авианосца.
Э-э, кого он пытается обмануть: вовсе не инстинктивно, а вполне сознательно!
А что: красиво у них тут. Было. Да и сейчас: стоит только повернуть общий рубильник и пощёлкать тумблерами питания, и все снова возникнет – словно ниоткуда. Поражая слух криками экзотических птиц, жужжанием насекомых, рёвом водопада и шелестом листвы, или – гулом прибоя, а обоняние – запахами моря с ноткой гниющих водорослей и йодом. Или нагретой солнцем травы, хвои или прелых листьев, гниющих замшелых стволов… А уж про зрение!..
Красотища.
Но не станет он этого делать. Автоматика поливает и освещает по двенадцать часов в сутки кадки с пальмами и соснами, даже несмотря на то, что давно здесь нет никого, подверженного «ностальгированию» и клаустрофобии, а голопроекция тайги или тропических джунглей на стенах – только лишний расход всё той же энергии. Да и пока он один – только тоску наведёт. Потому что он-то знает, что всё это (Ну, кроме Рона!) – вот именно! – лишь проекция…
Но вот Рон любит эту проекцию. И появляется теперь только здесь.
Молодец. Настоящий «солдат». Дисциплинированный.
– Рон! – Билл позвал, ощущая как и обычно – и неловкость, и ностальгию. Собственно, так бывало и тогда, когда здесь посменно толпились чуть ли не все десантники авианосца. Да и штатские.
И, конечно, чувствовал он и любовь и нежность к странному созданию.
А ну как – обиделся? И не прилетит?
Но Рон прилетел. Беззвучно чирикая, плюхнулся бесплотным пушисто-взъерошенным тельцем ему на плечо, и бодро засунул клюв Биллу в ухо.
Билл расплылся в улыбке, разошедшейся по всему лицу: со стороны, наверное, могло бы показаться, что кто-то запустил в лужу кирпичом!
– Ах ты, паршивец нахохленный! Скучал? Ну подожди – вот он! – Билл достал из нагрудного кармана комбеза то, что хранилось там всегда – кусочек рафинада.
Глядя, как маленький загнутый клюв пытается угрызть сахарок, Билл умилялся. Действительно: более любимого существа у него сейчас на Авианосце не было. А, может, и не только на Авианосце… И, может, именно совесть, и понимание того, что это – из-за него крохотный обаятельный призрак остался жить в оранжерее, и заставило, в числе всего прочего, попроситься дослуживать отпущенный ему тем, кто Свыше, срок, именно здесь?..
Он вздохнул. Ну вот: теперь образа еды, и ощущения его радости от встречи, маленькому разбивателю хватит надолго. Да, в принципе, хоть на всю оставшуюся жизнь Билла: эманации любви и удовольствия от «общения», как сказал тогда док, обеспечивают крохотное псевдотельце на века! То есть – умри Билл прямо сейчас, Рон мог бы жить на одной только его «аккумулированной эмпатии» неизмеримые годы…
После чего, (или сразу, как Билла не станет) крошечный Странник мог бы вновь присоединиться к своим – в их вечных поисках «Хозяев».
Но всё равно, каждый раз приходя сюда, Билл доставал этот кусочек сахара, и умилялся, глядя как питомец пытается своим бесплотным клювом угрызть виртуальное для него лакомство. И тычется затем ему в шею, пытаясь выразить приязнь и благодарность…
Ах, где сейчас то беззаботно-наивное время, когда они познакомились?
И стали друг другу… Нужны?
Звука не было.
А вот это было странно – потому что когда тельца птиц врезались в переборку, по-идее должно было слышаться хотя бы как в бородатом анекдоте: «Чпок-чпок-чпок!»
Поэтому Билл позволил себе усмехнуться, выдохнуть, и опуститься снова на койку. И со смаком и хрустом суставов потянуться.
Его напарник Питер О,Салливан, зар-раза такая, так и не проснулся. Странно.
Так что – получается, это – не сон?!
Сейчас проверим: как раз сердито захрюкал-запикал чёртов будильник, и товарищ по каюте сердито зарычал, поворачиваясь от стенки:
– Убью я когда-нибудь гада, который разработал этот гнусный сигнал!..
– Ага. Убьёшь, точно. Когда изобретёшь машину времени, и вернёшься на пятьсот лет назад. Ладно, ворчливый старый хрыч, подъём.
Умылись, оделись, и совершили остальной туалет быстро: времени на стандартные действия по приведению себя в «рабочую форму» Устав даёт в обрез. А вот пока шли длиннющим коридором палубы «Би» к столовой, Билл успел всё же спросить соседа по каюте, старослужащего, правда, переведённого в их взвод всего три года назад:
– Скажи, Питер. Тебе сегодня птицы не снились?
Странно, но Питер довольно долго молчал. Может, перебирал в памяти смутные обрывки уже почти выветрившихся нечётких образов? Или просто думал, что бы потактичней ответить на тупой вопрос?
– Вообще-то, если честно, не помню. Хотя… Ну вот разве что под утро. Перед самым подъёмом – да, снилось что-то про как раз птиц. Словно через нашу каюту несётся стая каких-то попугаев. Цветастых таких, и крикливых. Вот: звук будильника так преображается у меня в…
– Да нет. Ничего у тебя не преображается. Всё верно. Я птиц видел. И – не во сне.
– Да ну, на …?!
– Нет, правда. Я не прикалываюсь. Я… – Билл, стараясь не путаться, и не мямлить, рассказал, что огромную стаю странных крылатых разноцветных тварей вроде попугаев, видел минуты две – как они, вылетев из одной стены, тут же влетали в другую.
Питер почесал могучей пятернёй в затылке. Затем покачал головой, хмыкнул, и треснул Билла немаленькой ладонью по загривку:
– Скотина. Почти купил.
– Да нет же, балда ты такая! Я и правда – видел! Птиц. Вот так, как тебя. Но… Вот что странно: когда они «влетали» в переборку, звука слышно не было: словно они – бесплотные. Призраки. Но – красивые, зар-раза – ну вот прямо как те, что мы видали в зоопарке на Понтии-2. Я ещё подумал: вот бы хорошо, на «Рональде» был какой-нибудь живой уголок, что ли – ну, какие бывают в Детдомах!
– Ага. Сейчас тебе уголок. Два раза. А вонища? А корм? А перья и пух, забивающие решётки климатизаторов в ближайших отсеках? А – персонал для обслуживания?
– Да знаю я, – Билл раздражённо дёрнул плечом. – «Отвлекающие факторы». «Деморализующие запахи». Лишний вес. И всё такое прочее. Но – красиво же! И, если честно, меня в Детдоме наши попугайчики умиляли. Всё прям по Инструкции: «развитие у ребёнка первичных понятий о заботе, любви и гуманности», мать её…
– Ладно, «гуманный» ты мой. Ребятам хотя бы про наши глюки не трепись. Подумают, что мы напару нанюхались Травки Ффарсутт…
– Твоя правда. Ладно, не скажу.
Однако на следующую ночь всё повторилось – и снова под утро.
Стая странных «попугайчиков» летела бесшумно, хотя видно было, как некоторые птицы открывают клюв, словно переговариваясь, или о чём-то предупреждая.
Билл лежал молча, кусая губы. И думая, стоит ли будить Питера. Однако эта проблема решилась сама собой:
– Чёрт. А я-то думал – ты прикалывался. – несмотря на то, что Питер лежал носом к переборке, он, как профессиональный морпех, отлично видел всё и боковым зрением. Но теперь он развернулся лицом к Биллу, – Твоя правда: красивые, чертенята!
– Эх, мне бы одного такого! Даром, что бесплотный: наверное, не «воняет». И корма много не жрёт. И «обслуживать» не надо.
– Да, наверное, не надо… А как ты себе это представляешь? Поймать призрак попугая призраком сачка?
Билл руку удержал: нельзя так много чесать многострадальный затылок. (Перенять у майора Дорохова привычку вместо этого мирно теребить мочку уха так и не удалось!) Да и мысль ему в голову приходила именно такая! Хотя…
– Нет, думаю, это – плохая мысль. Нужно тогда обзавестись и призраком клетки, и призраком поилки/кормушки, и так далее – по всему списку. А что самое главное, как мне кажется – такому ничего не будет стоить выбраться из любой клетки, если его посадить туда силой.
– Ну так в чём же дело?! Попробуй уговорить какого-нибудь попугая! Пусть добровольно живёт с нами! Вот потеха-то будет! Ребята о…уеют!
Билл, ощущая, что, хоть напарничек и прикалывается, но что-то рациональное в его совете, как ни странно, есть, привстал с кровати. Вышел на середину комнаты.
Бесплотные тела скользили мимо, неторопливо двигая крыльями. (Ага, как же! Очень «сильно» помогают им эти самые крылья – в вакууме космоса!) Клювы всё так же открывались – словно стая переговаривается. Ах, блин – какой красивый вот этот!..
– Эй, птица!.. – Биллу было неудобно перед Питером, но желание хотя бы попробовать заиметь пернатого питомца пересилило стеснение, – Погоди! Хочешь жить с нами?
Он чувствовал, что его восхищение красавцем размером с доброго голубя – подлинное. И понимал в то же время, что, если честно, у него нет ничего, что могло бы привлечь внимание, или вызвать желание у загадочных и бестелесных странников Вселенной – жить с ним! Но…
Но роскошный красавец-попугай вдруг словно затормозил в воздухе, беззвучно хлопая бесплотными крыльями, и завис перед его лицом.
Не смея поверить в своё счастье, Билл быстро – боялся, что иллюзия птицы передумает! – вытянул руку, и…
Попугай на неё сел!
– Блин!!! (Питер сказал и другие слова.) Ну ты даёшь! Оффигеть!!! Вот уж не думал, что такое возможно!!!
– А я, что ли, думал?! Но… Какой красивый! – Билл, не смея пошевелить рукой, в которую, как показывали глаза, вцепились немаленькие лапки с аккуратными коготками, а как показывали ощущения – ничего в его руке не изменилось, застыл. Он еле сдерживался, чтобы не погладить такое роскошное, переливающееся сине-оранжевым, как у попугая ара, оперение. Но куда там аре – до этого: ещё и с бирюзовыми, и малиновыми, и фиолетовыми тонами кромок крыльев, и подхвостья, красавца!
– Ага. Красивый-то он – красивый, базара нет… Но чем ты будешь его кормить?
– Не знаю. Сегодня попробую что-нибудь спереть на камбузе, у кока Эндрюса.
– Хм… Если хочешь, конечно, чтоб за тобой гонялись по всему Авианосцу со сковородкой или скалкой, то – конечно. Воля твоя. – отвратительный склочный характер главного кока, ненавидящего тех, кто без спросу лез в его вотчину, или клянчил каких-нибудь продуктов – неважно для каких целей! – будь это хоть сам док Мангеймер, заведующий всей научной частью – был известен всем.
Билл всё ещё стоял, глядя на птицу, которая тоже молчала, (В смысле – не раскрывала немаленький клюв!) и пришлось Питеру самому полезть в свой шкафчик:
– На, держи, балда такая. Застыл тут, понимаешь, как девственница перед мужским стрип-клубом, – Питер медленно, чтоб не спугнуть, протянул напарнику кусочек неизвестно откуда взявшегося, и каким чудом завалявшегося там, на полке, рафинада.
– С-спасибо. – Билл, тоже медленно, протянул потенциальному питомцу кусочек, мысленно сплюнув через плечо.
Питомец долго глядел Биллу в глаза. Повернулся и к Питеру.
– Ешь, ешь! – поторопился тот проворчать. – Это мне Линда презентовала. Для… Ну, неважно для чего! Сахар – сладкий! Правда-правда!
Осторожно, словно перед ним игрушечный Дворец из нанопитов, странная птица приблизила клюв к лакомству, и…
Попробовав сахар розовым язычком, откусило кусочек!
– Знаешь, если ребята не видали, как они пролетают «сквозь» «Рональда Рейгана», мы будем выглядеть идиотами. – О,Салливан шёл впереди Билла, и оглядывался через плечо, – Одна надежда. Что они побоятся выставить идиотами – себя. И промолчат. Субординация и дисциплина, мать их!..
Билл и сам понимал, что заявившись с «приобретением» на плече в столовую, они могут, как выразился Питер, «навести шухеру». Но не оставлять же доверившуюся ему птицу – одну в каюте?!
Кто знает – может она обидится? И улетит.
Поэтому он и шёл позади напарника, с которым договорился, что если что – тот отгоняет непрошенных «почитателей» и «фанатов» красавца-попугая.
– Наверное, да. Хотя, если честно, думаю, что если они не видели эти стаи, то и Рона не заметят.
– Ага, тоже возможно. Ну, или, как я всё же думаю, сделают вид, что не заметили – хотя бы, чтоб не выглядеть параноиками, наблюдающими глюки!
Они вошли. Столовая как всегда в это время была полна звоном и стуком: ложек по подносам и чашкам, и запахами – похоже, кок Эндрюс сегодня решил побаловать всех бифштексами. Питер и Билл прошли за свой стол – к совзводникам.
– Разрешите, сэр?
Лейтенант Бровцын, новый командир взвода, указал ладонью:
– Займите свои места, сержант, капрал.
На Рона лейтенант не смотрел, из чего Билл сделал неверный вывод о том, что всё произошедшее – не больше, чем их с Питером «персональная» галлюцинация.
Однако когда они покончили с трапезой, и взвод всё ещё находился за столом под командой «вольно», лейтенант произнёс:
– Внимание, взвод. Кто видит… Птицу на плече старшего сержанта – поднимите руку.
Подняли все. Мало того – сидевшие за соседним столом бойцы лейтенанта Проста тоже подняли руки. На что Прост проворчал:
– Я не приказывал поднимать. Ну-ка – быстро опустили.
Дисциплина у морпехов всегда на уровне – руки соседей дружно опустились. Бровцын же продолжил:
– Старший сержант. За пронос на корабль без разрешения постороннего существа я должен наложить на вас дисциплинарное взыскание. Отправляйтесь в карцер, и сидите там шесть часов – одну вахту. Однако… В связи с чрезвычайностью обстоятельств последних двух дней, до этого прошу рассказать. Как вы обзавелись этим… Существом.
– Есть, сэр! Я уже два дня под утро видел… – Билл натренировался на напарнике, и рассказал чётко и бодро.
