Kitabı oku: «Седьмая печать (фрагмент 9): Зелёный Охотник», sayfa 4

«Убирайтесь!» – снова мысленно крикнул Дольский и увидел, как остальные мародёры, побросав вынесенные из дома вещи, в ужасе бросились бежать.

«Ага!» – он мысленно захохотал, поворачиваясь лицом к Незнакомцу.

– Великолепно, – одобрил тот. – Ты делаешь успехи. Но хватит. Остановись. Погаси себя. Слышишь?

– Себя?

В то же мгновенье Дольский почувствовал, что горит. Всё полыхало в нём, не обжигая. И остановить огонь он был не в силах. Он хотел сказать что-то в ответ, но вместо слов из его рта, с кашлем и криком, вылетали сгустки пламени.

«Что со мной? Я горю? Горю!»

Его била дрожь, словно тело вот-вот готово было взорваться. И тут же он услышал, как где-то далеко дрожит встревоженная его болью земля.

«Стой! Ты должен овладеть собой», – услышал он свой голос. Но грохот в недрах земли усиливался. И тогда он вспомнил Марию. Её сияющие глаза. Как синие бездонные воды… Воды… Поющие потоки его любви…

И огонь внутри начал стихать.

– Я тебя предупреждал. – Незнакомец смотрел на него сочувствующе. – Будь осторожен. Этой энергии достаточно, чтобы разрушить весь мир, но недостаточно, чтобы его воссоздать. Я знал одного человека, который, обладая подобной силой, предпочел погубить себя, чем казнить этот мир.

– И что с ним стало?

– Он где-то умирает бесконечно в иных мирах.

Дольский пристально взглянул в глаза Незнакомца, и ему показалось, что они на миг стали печальными. «Печальные глаза на лике Смерти… Почему я так подумал? …Не всматривайся…»

– И всё-таки я их спас, – торжествующе сказал он, с трудом переводя дыхание.

– Не уверен, – Незнакомец насмешливо улыбнулся. – Можно ли вообще спасти кого-то, пройдя или прервав его путь? Ты их не спас, а лишь отсрочил их гибель, сыграв в спектакле предназначенную тебе роль. У каждого из нас своя роль на Карнавале Жизни, даже у Смерти.

– И что их ждёт? – с напряжением спросил Дольский.

– Через год, летом, крестьяне, озлобленные набегами мародёров, нападут в Чёрном Лесу на них. Из пойманных – двух закопают живьём, а шестерых повесят. Но другие, сбежавшие от них в лесу, приведут большой отряд. Вся деревня будет сожжена, а жители после долгих пыток перебиты. В том числе и Счастливчик Ганс. Его после долгих мучений поставят с пятью крестьянами в ряд друг за другом и одной пулей, пущенной из мушкета в лоб первому, покончат со всеми разом.

Дольский подавленно молчал.

– Куда я попал? – наконец заговорил он. – Что за мир наоборот? Мне душно в нём. Душно…

Комок подкатил к его горлу. От охватившего его бессилия Дольский стал задыхаться, словно погружаясь в какую-то щемящую боль, как в воду. Вода текла сквозь него, омывая душу, но не могла смыть той липкой грязи, в которую, как ему казалось, он был погружён.

– Брось, – прервал его мысли Незнакомец. – Не спеши осуждать тех, кого не понимаешь, ведь люди – это всё. И у каждого из них – свои авгиевы конюшни³ и свои сады Гесперид⁴.

И словно подтверждая его слова, чей-то голос, звучавший за его спиной, тихо нараспев сказал:

Да, человек есть башня птиц,

Зверей вместилище лохматых,

В его лице – миллионы лиц

Четвероногих и крылатых.

И много в нём живёт зверей,

И много рыб со дна морей,

Но все они в лучах сознанья

Большого мозга строят зданье…

– Ты принадлежишь к тем, кто φυχή έστιν δ άνθρωπος αϋτος⁵, – продолжил Незнакомец, перейдя вдруг на древнегреческий. – Мыслящим высотой. Но люди бывают разные. Разные, потому что в отличие от всех остальных – животных, рыб, насекомых – им дан выбор. И как они воспользуются им, от тебя не зависит. Я понимаю, это тебя мучит. Но стоит ли печалиться о том, что от тебя не зависит? Стоит ли себя винить в этом? Стыд и ощущение вины могут сжечь их носителя. Как ангела-хранителя Адама.

– Как это? – удивился Дольский. – Никогда об этом не слышал.

– Да разве только это? – в голосе Незнакомца слышалась неприкрытая ирония. – Ты знаешь Каабу – главное святилище ислама в Мекке, в один из углов которого заделан священный чёрный камень?

– Конечно.

– Так вот. По одной легенде этот камень был белым, но почернел от грехов паломников. А по другой – он всегда был чёрным, так как представляет собой упавшего с неба, почерневшего и окаменевшего ангела-хранителя согрешившего Адама. Вот так. Впрочем, считается, кровью Христовой с Адама был смыт первородный грех. Ведь череп его был когда-то похоронен в земле на Голгофе. И таким образом, кровь Христа, пролитая им на кресте, изливалась на останки Адама, смывая с него первородный грех. «Look, Lord, and find both Adams met in me», – как писал Джон Донн. Так с Адама грех был смыт, но не с людей.

– Создаётся впечатление, – заметил Дольский, ковыряясь в своей тарелке, – что первородный грех уже заложен в человека с его рождением и проявляется в его недостатках.

– Но почему заложен? – воскликнул, отрываясь от еды, Незнакомец. – Вот в чём вопрос. Что это? Проклятье Бога? Или возможность вознестись к Богу через искупление? И вы, наследники Адама и дети Господа, должны решить. И вот тут-то и выясняется, что глупо бороться со своими недостатками, пытаясь просто искоренить их. Наивные людишки, заявляющие, что весь материальный мир изначально греховен, не стремятся переработать свои страсти, чтобы стать их хозяевами и использовать их энергию во благо, а пытаются их в себе просто убить. Или, если сказать иначе, отрубить себе крылья. Не понимая истинной причины необходимости приобретения власти над своими страстями, они вынуждены опираться на авторитет традиции, но никакой авторитет не может оградить человека от страстей и сомнений. И уже зародившись, они начинают терзать человека, заставляя его с ещё большим усердием терзать свою плоть.