Kitabı oku: «В ожидании весны», sayfa 6

Спотыкаясь, не желая знать плохого исхода, я побежал по следу. Солнце снова закрылось плотной серой пеленой. Подул холодный северный ветер, пробравший до кости. С каждым шагом я чувствовал всё острее, как устал, как проголодался, как замёрз за последние дни. Силы вдруг почти полностью покинули нетренированные мускулы. Но следы вели дальше. Местами на снегу виднелись небольшие лужицы крови. Злоба брала при виде их, злоба на людей, на весь мир. И я шёл дальше.

Овалы следов вывели меня к устью, заставили обогнуть полуголые холмики с торчащими из них палками и ветками, прошли сквозь реденькую лесополосу в самом низу, провели через незамёрзший ледяной ручей, чёрная вода которого мирно журчала в проталине.

Наконец, я вышел на границу занесённого снегом поля и свалился от усталости. Сил больше не осталось. Сзади журчал себе ручеёк, шелестели ветвями за спиной голые деревья, разрезали ветер; исполосанный, он разбегался по полю, задевал зачем-то вертикально вкопанные в землю трубы, и гудел.

Я встал на колени и увидел, что следы кончаются в паре метров передо мной; на снегу в том месте, где они кончались, был выдавлен отчётливый силуэт лежавшей на боку собаки. Вот только тела нигде не было видно. И других следов от этого временного лежбища тоже видно не было. Будто исчезла моя собака.

Я лёг на спину. Глаза стали слипаться. Ноги и руки постепенно заполнило приятное, но немного утомляющее тепло. Только горлом я чувствовал какой-то холодок, когда делал глубокий вдох. Как будто только что пожевал мятную жвачку.

Ветер спотыкался об трубы и напевал красивое трезвучие. Поднимал снежную пыль над белыми барханами и шелестел ею. Я снял перчатки, подложил их под голову и сложил твердеющие ладони дуделкой. И прогудел ответ ветру.

Ветер разыгрался сильнее, стал порывистым, добавил высокую трель на одной из труб по-тоньше. Я снова подыграл, а затем изобразил старого ворона: «кро-о-кро-о». Ветер немного успокоился и прогудел низкий ответ на более широкой трубе.

Облака надо мной понеслись с бешеной скоростью. Кажется, опустись они ниже, – то порезались бы о верхушки берёзок. А ветер всё пел и пел. Протяжно. Задумчиво. Глубоко.

Отцу бы это понравилось…

Я закрыл глаза.

…Душа его холодна. Забирает живых на пир, но пира всё нет и нет. Только ветер гуляет по полям. Это воет стая гончих, это шелестит тряпьё, это странники поют свою грустную песню…