Kitabı oku: «Дюльбер 1918», sayfa 3
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Моя сестра нарушила все правила императорского дома и вышла замуж за обыкновенного полковника. Мы с мамой всегда это осуждали. Брак заключается на всю жизнь, и особы царской крови должны заключать браки только с равными.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Благородные люди не всегда счастливы. Ведь счастье женщины – это мужчина, которым она гордится. Господь послал нам с мужем маленького сына – Тихона. Это маленький лучик света, который принес в наши сердца неожиданную радость.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Повторяю, тебе, Ольга, что члены царствующего дома должны вступать в брак с равными по крови. Выйдя замуж за Куликовского ты уже не Романова.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Да, мама не привечает Николая. Не приглашает на семейные встречи, всячески дает понять, что он им не ровня. Но я не обижаюсь. Мое главное желание – делать добро простым людям. Я люблю ходить по избам, беседовать с крестьянами, я даже была в одной крестьянской семье крестной матерью. А к нарядам и драгоценностям я равнодушна.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Хорошо же они тебя отблагодарили, эти простые люди.
ИРИНА. А я вот счастлива вашим счастьем, Ольга.
В это время Милица возбужденно ходит по гостиной.
МИЛИЦА. Я не могу успокоиться. Давайте сейчас узнаем наше будущее.
ИРИНА. А как это?
МИЛИЦА. А проведем сеанс спиритизма.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. И что для этого нужно?
Милица начинает ходить по гостиной. Подходит к круглому столу со стульями.
МИЛИЦА. Так, нужен устойчивый стол, доска для спиритизма и новое блюдце. На блюдце надо начертить стрелку, которая будет указывать на нужные буквы. Доска у меня есть.
Милица достает доску, блюдце и кладет эти предметы на стол. Чертит на блюдце стрелку.
(Обращается к Ольге Александровне). Ольга, откройте форточку, пожалуйста, ведь духу нужно как-то попасть в дом. Медиум буду я. Так, сколько сейчас времени?
Ольга Александровна открывает форточку.
ИРИНА. Уже почти двенадцать часов ночи.
МИЛИЦА. Отлично, сеанс можно проводить не ранее полуночи. Нельзя задавать вопросы про смерть, загробную жизнь и про существование духа. Нужно зажечь свечи и выключить свет.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. А дух кого будем вызывать?
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А давайте дух папа́, Александра Третьего.
МИЛИЦА. Тогда нужна его фотография.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. У меня есть его фотография. Сейчас принесу.
Ксения Александровна уходит.
Ирина зажигает свечи и гасит свет. Ксения Александровна приносит фотографию Александра Третьего, которую ставит на фортепиано.
МИЛИЦА. Так, все садитесь все за стол и приложите ладони на край блюдца, не прижимая его к доске.
Женщины рассаживаются вокруг стола и прикладывают ладони к блюдцу.
ИРИНА. Думаете, у нас получится вызвать дух Александра Третьего?
МИЛИЦА. Надеюсь, получится. Я верую в сверхъестественное. Я изучала труды восточных мистиков, выучила персидский язык и даже написала трактат, за что получила в Париже диплом почетного доктора теологии. Так, вы все молчите. Говорить буду я.
Милица начинает говорить таинственным голосом.
Есть только один священный цветок в пустыне нашей жизни. Этот цветок – любовь.
Есть одна неизменная звезда среди всех блуждающих звезд. Это звезда – любовь.
Есть только одна надежда в этой бесконечной ночи. Это надежда – любовь.
Дух Александра Третьего Романова, приди.
Повторяйте за мной три раза.
ВСЕ ЖЕНЩИНЫ. Дух Александра Третьего, приди, дух Александра Третьего, приди, дух Александра Третьего, приди.
МИЛИЦА. Вопрос меня терзает все тот же, что скажет дух о нашей судьбе, что ждет нас, что спасет нас, скажи, святой царь.
В это время зажигается свет, и в гостиную входят Александр Михайлович и Феликс.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Чем вы тут занимаетесь? Прекратите немедленно!
Ксения, как это понимать? У вас что, сеанс спиритизма?
ФЕЛИКС. Ага, опять эта гадалка. Думаете, я забыл, что это вы, Милица, привезли в Петербург доктора месье Воше, этого колдуна и шарлатана, и познакомили его с государыней Александрой Федоровной. И Распутина вы тоже в Петербург затащили. И после вас государыня стала водить дружбу со всякими колдунами и гадалками. Вы только хорошо на фортепиано играете.
Женщины выглядят растерянными.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Вы, Милица, как встретите, как вы говорите, «замечательного человека», так сразу везете его в Императорский дворец. Я вам заявляю, что спиритизм – это хуже всякого опиума или эфира. Сначала думаешь, что все это вроде ничего, но постепенно и незаметно втягиваешься и уже без этого жить не можешь. Вот и Александра Федоровна очень этим увлеклась.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Никакого общения с духом не получилось. Вы помешали. Идемте спать.
Картина пятая
Комната Задорожного во дворце. На вешалке висят бушлаты. Стол, несколько стульев, кожаный диван. На стене висит телефон. У окна стоит пулемет «Максим». Задорожный сидит на диване и бреется. Степан сидит на стуле и чистит маузер.
ЗАДОРОЖНЫЙ (смотрит в зеркало). Бог мой, до чего я страшен. Впрочем, моя мать все равно меня любит. А моя подружка, глядя на мои уши, часто говорила, что люди с маленькими ушами очень хитрые.
СТЕПАН. А у вас и подружка есть? И где она сейчас?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Жила на моей родине, в Харьковской области. Что с ней сейчас, не знаю.
СТЕПАН. Товарищ комиссар, а почему такое странное название у дворца? «Дюльбер».
ЗАДОРОЖНЫЙ. «Дюльбер» в переводе с тюркского означает «прекрасный, великолепный».
СТЕПАН. А на входе что написано не по-нашему?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Это на арабском. «Да благословит Аллах вошедшего сюда».
СТЕПАН. Вот и хорошо. Теперь дворец будет принадлежать народу, и эту надпись можно оставить. А кто такой бог?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Незримая сила на небесах.
СТЕПАН. А есть ли он, бог-то?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Коли веришь, есть, а если не веришь, нет. Во что веришь, то и есть. Вот тебя обидели, и это хорошо.
СТЕПАН. А что же здесь хорошего?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Потому что ты можешь простить, можешь иметь радость прощения.
СТЕПАН. А товарищ Ленин говорит, что религия – это опиум для народа.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Человеку вера нужна. Потому что если сохраним веру, то найдем силы и выдержать. Вот сейчас Россия распята, как Христос. И так же воспрянет, как он, но силой не оружия, а духа.
Степан откладывает маузер и начинает читать газету вслух.
СТЕПАН. Товарищ Троцкий пишет: «Мы истребляем буржуазию как класс. И первый вопрос, который мы должны задать товарищу, – к какому классу он принадлежит. Какого он происхождения, воспитания, образования, профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого, и в этом суть красного террора. Война, как и революция, основана на устрашении». Правильно пишет товарищ Троцкий.
ЗАДОРОЖНЫЙ. А зачем все время проливать кровь? Вот у нас Советская власть в Крыму с января одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. Это хорошо? Да, хорошо. Но она проявляется часто в самой жестокой форме, во всех городах льется кровь, свирепствуют банды матросов, идет повальный грабеж. Что же здесь хорошего? Ты хочешь застрелить всех, как собак.
СТЕПАН. Ну товарищ Троцкий же пишет.
ЗАДОРОЖНЫЙ. А у тебя свои мысли-то и своя голова есть? Что ты все чужие мысли говоришь? То этот говорит, то тот говорит. Ты имей мужество пользоваться собственным умом.
СТЕПАН. А что же тогда, товарищ Задорожный, Советская власть?
ЗАДОРОЖНЫЙ. А я до конца сам не понимаю. Будем руководствоваться классовым чутьем, революционным сознанием и рабочей совестью.
Слышны ржание лошадей, стук лошадиных копыт и звук подъезжающих подвод. Голоса людей все громче. Раздаются крики: «Эй, Задорожный, выходи! Открывай ворота». Задорожный выглядывает в окно.
Да что там такое? Никуда выходить я не буду.
Звонит по телефону.
Охрана, что у вас там происходит? Кто приехал? Начальник отдела по борьбе с контрреволюцией Ялтинского Совета товарищ Драчук? Гоните его в шею.
Задорожный кладет трубку и садится на диван. Раздается звонок телефона. Задорожный снова берет трубку.
Что? Хочет поговорить? Ну ладно, пропустите его и с ним одного солдата. Только пусть оружие оставят на посту охраны. И без глупостей, обыщите там их тщательно.
Входят Драчук и Василий. Оба в длинных пальто. На голове Драчука меховая шапка-нансенка, придающая ему еще более свирепый вид. У Василия на шее повязан длинный шарф. Оба с сигаретами во рту.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Что за маскарад, товарищ Драчук? Вы чего не по форме одеты?
ДРАЧУК (агрессивно.) Не ваше дело, товарищ Задорожный.
ВАСИЛИЙ. Вы нам зубы тут не заговаривайте.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Что вам надо?
ДРАЧУК. У меня предписание произвести обыск в имении. У вас укрывается генерал Орлов, который подавил революционное движение в Эстонии в одна тысяча девятьсот седьмом году.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Это полная чушь. В соседнем имении проживает князь Орлов, а не генерал Орлов. И по своему возрасту он никак не мог быть генералом в одна тысяча девятьсот седьмом году. Убирайтесь вон.
ДРАЧУК. Ну мы еще разберемся, какой это Орлов. Товарищ Задорожный, хватит болтать, Ялтинский Совет предъявляет свои права на Романовых, которых Севастопольский Совет держит за собой незаконно. Мы даем пять минут на размышление. Иначе будем стрелять.
ЗАДОРОЖНЫЙ.К черту Ялтинский Совет. Предлагаю уйти по-доброму, а то я дам вам отведать севастопольского свинца. Ялтинский Совет состоит из налетчиков, объявивших себя коммунистами. А правительство большевиков осуществляет власть над Крымом через Севастопольский Совет.
Степан направил винтовку на Драчука с Василием.
СТЕПАН. Сказано вам – пошли отсюда.
ВАСИЛИЙ. Вы изменяете рабоче-крестьянскому делу.
ДРАЧУК. Ялтинский Совет доложит о вашей контрреволюционной деятельности товарищу Ленину. Мы не советуем шутить с правительством рабочего класса.
ЗАДОРОЖНЫЙ. А вы покажите мне ордер на арест заключенных, подписанный товарищем Лениным. То-то, нет его. И не говорите мне о рабочем классе. Я старый большевик и принадлежал к партии еще в то время, когда ты сидел в тюрьме за кражу.
Я не буду принимать никаких решительных мер до получения телеграммы от товарища Ленина.
ВАСИЛИЙ. Они вам дорого заплатили, товарищ Задорожный?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Достаточно, чтобы хватило на ваши похороны.
ДРАЧУК. Что вы сделали для революции, товарищ Задорожный?
ЗАДОРОЖНЫЙ. Я перед тобой отчитываться не буду. Партия знает мои заслуги.
ДРАЧУК. Наша задача – превратить Севастополь в революционный оазис Черноморского побережья. Севастополь должен стать Кронштадтом юга. А вы укрываете Романовых, которые десятки лет пили кровь трудового народа.
ЗАДОРОЖНЫЙ. А передо мной не агрессивный отряд белых, а царская семья, женщины, дети. Зачем их убивать?
ВАСИЛИЙ. Вы не горите идеей революции, в ваших глазах нет революционного порыва.
ЗАДОРОЖНЫЙ (подходит к Василию и смотрит в глаза.) А я в твоих глазах вижу следы вчерашней пьянки.
ДРАЧУК (подходит к Степану). А ты, браток, тоже своего комиссара поддерживаешь? А как же борьба с контрреволюцией, чувство пролетарской справедливости?
СТЕПАН. Вам же сказали – убирайтесь, и дело с концом.
Степан еще ближе приставляет винтовку к груди Драчука.
Задорожный подходит к пулемету и поворачивает его на Драчука с Василием.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Так, вы мне надоели. Даю одну минуту – и буду стрелять.
Он взводит курок на пулемете.
ДРАЧУК. Хорошо, мы уходим. Пошли, Василий. Но вы еще пожалеете об этом, товарищ Задорожный. Мы очень скоро вернемся, и вам с Романовыми несдобровать. Учтите, мы не остановимся ни перед какими средствами для того, чтобы довести дело революции до победного конца.
Драчук и Василий уходят.
Конец первого действия. Занавес.
Действие второе
Картина первая
Прошло полгода. Поздний вечер, в комнате полумрак. За окном видны отблески грозы и слышен шум шторма. Играет тревожная музыка. В гостиной мирно беседуют узницы замка «Дюльбер».
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Это лето очень жаркое, уже его конец, а жара не спадает. И постоянные шторма.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Эти грозы и шторма находятся в соответствии с нашим
духовным состоянием.
Мария Федоровна подходит к зеркалу и внимательно смотрит на свое лицо.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Я совсем сделалась старухой от волнений и тревог. Кожа на лице съежилась, все лицо покрыто морщинами. Меня скоро никто не узнает.
МИЛИЦА. Ну что вы, Мария Федоровна. Мы берем с вас пример. Ваши характер и сила
воли поражают.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Вот именно, может, характер и поражает, а лицо удручает.
Она опять садится в кресло.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Давайте пить кофе.
Она разливает всем кофе в чашки.
ИРИНА. Какой-то странный вкус кофе.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Я его сварила из собранных в дубовой роще желудей.
МИЛИЦА. Откуда?
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Задорожный принес.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А вы заметили, что Задорожный стал к нам гораздо
лучше относиться? Достаточно вежлив, по пустякам не придирается. В его фанатичной
вере в революцию есть даже что-то притягательное.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. И мне кажется, что он расположен к нам. Он же понимает, что мы никакой опасности не представляем. Он умный и тактичный человек. Ему удалось
за эти полгода установить свой авторитет.
МИЛИЦА. Может, он тайный монархист, который вначале увлекся революционным движением.
ИРИНА. А вы заметили, как он мило гуляет во дворе с моей дочкой Ириной? Это такая трогательная картина; огромный верзила ведет за ручку трехлетнюю девочку.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Феликс говорит, что он почти подружился с Задорожным. Феликс помогает ему каждый месяц писать отчеты в Севастопольский Совет о поведении Романовых. Пишет, что Романовы ведут себя хорошо. Он также убеждает товарища комиссара охранять нас как можно лучше, так как мы якобы носители государственных тайн.
МИЛИЦА. Наивные разговоры. А я думаю, что достаточно ему получить приказ из Петрограда, и он пристрелит нас с превеликим удовольствием.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ах, когда же наконец все это пройдет и мы опять сможем жить спокойно, как все приличные люди. У меня, например, страдает чувство чистоплотности. Здесь трудно принять ванну, уже несколько дней вообще нет воды.
МИЛИЦА. Почему в Европе живут хорошо и смирно люди. Каждый знает, что ему делать, исполняет свой долг добросовестно и не делает вреда другим. Это же так просто. А у нас разруха, голод, гражданская война.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Это потому, что люди перестали верить в Бога. Может, за то и расплачивается русский народ, что отказался от Бога. В царствование моего мужа в России было открыто пять тысяч церквей и часовен. И молитва была постоянным спутником нашей жизни. Как бы ни испытывал нас Господь, если сохраним веру и будем молиться, найдем силы выдержать.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Мама, а есть ли новые письма от Ники?
МАРИЯ ФЕДОРОВНА (вздыхая.) Мысли о Ники не дают мне покоя. Последнее письмо от него было в апреле этого года. Я нахожусь в подавленном состоянии в ожидании новых бед и несчастий. В последнем письме он рассказывал, что с ними ужасно обращаются. Дом с двух сторон окружен высокими стенами, из-за которых ничего не видно. Кормят плохо.
МИЛИЦА. Я не понимаю, почему он вообще находится в тюрьме? Что плохого он сделал?
ИРИНА. Советы цинично заявляют, что они беспокоятся о его безопасности, так как народ якобы хочет с ним расправиться.
Входит Петр Николаевич.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Ах, как у вас хорошо. Пахнет кофе… Правда, какой-то незнакомый запах. Забываешь об ужасах гражданской войны. Я пришел сказать, чтобы вы закрывали окна у себя на ночь. Ожидается сильный ветер и дождь. Есть ли новости от Ники?
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Увы, никаких. Как мучительно жить в отсутствие достоверных сведений.
Встает, поворачивается к иконам и крестится.
Боже, спаси моих сыновей, помоги им в тяжких испытаниях.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Отсутствие новостей – плохой признак.
Пауза. Раскаты грома все сильнее.
Входит Задорожный. У него скорбный вид. Он пытается что-то сказать, но видно, что ему очень трудно говорить.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Задорожный, что случилось? Говорите яснее.
ЗАДОРОЖНЫЙ (говорит сбивчиво и тихо.) У меня для вас плохие новости. Севастопольский Совет получил сведения о том, что бывший российский император… бывший российский император… мертв, как, впрочем, и вся его семья.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА (кричит.) Что? Повторите громче.
ЗАДОРОЖНЫЙ. Их расстреляли в ночь на семнадцатого июля одна тысяча девятьсот восемнадцатого года в Екатеринбурге, в подвале Ипатьевского дома. Погибли все: император Николай Второй, императрица Александра Федоровна, наследник цесаревич Алексей, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Также убили повара, камердинера, врача и горничную. Всех…
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Это ложь, это чудовищная ложь.
ЗАДОРОЖНЫЙ. К сожалению, это правда.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА (сдерживая слезы.) Главная обязанность человека, Задорожный, быть честным. Лгать скверно и грешно. У вас приступ дурной лжи.
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Это ложь.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Ложь.
ИРИНА. Ложь.
Задорожный, чувствуя себя здесь лишним, уходит.
Мария Федоровна в возбуждении ходит по комнате.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Нет, нет. Я никогда не поверю в смерть Ники. Никогда. Последний раз, когда я его видела, я застала сына внешне спокойным, но глубоко проникнутым сознанием ответственности момента… а дети, мои внучки и внук. За что их расстреляли? Чем они виноваты?
