А летом в доме появился ёжик… Но это уже совсем другая история…
старый будильник
сломан стоит на окне
призраком детства
звонкий когда-то
нынче почти молчалив
тикает хрипло
он мне не нужен теперь
время иное
нынче мобильник со мной
детства могильщик
старый будильник
днём забываю тебя
но почему-то
каждое утро
хочется мне приласкать
сонной рукою
стёртую кнопку твою
неисчислимо
было касаний её
в детские годы
старый будильник
я прикасаюсь к тебе
словно к младенцу
я тот младенец
В тот год торфяники горели –
и горький дым душил ночами.
А в каждом доме возле двери
этажились узлы с вещами.
В то лето жаркое, сухое,
тот, кто и в бога-то не верил –
на всякий случай шёл к иконе…
Вокруг торфяники горели.
Вокруг торфяники горели.
Леса проваливались в ямы.
И снова, словно в сказке древней,
ходили сторожа ночами.
Кружили по деревне сонной
и колотушками стучали,
чтоб те, кто спал в тревожной дрёме, –
под этот стук спокойней спали…
…Я помню год тот с малолетства –
и страх, и запах гари в доме.
И что ровнее билось сердце
под мерный стук – прекрасно помню.
И, повзрослев тогда, наверно, –
забыть смогу теперь едва ли:
жара… торфяники горели…
и колотушки в ночь стучали.
Мальчик любил наблюдать за тем, как
море играет палитрой оттенков.
Мальчика звали Прохоров Генка –
девятилетний шкет.
Море плескалось – и билось в скалы,
чайки, охотясь, в волну ныряли…
Лет с той поры утекло немало.
Боже мой, сколько лет!
Мы корешились… то бишь дружили.
В тайне от мам Беломор курили.
Генку лечили от лейкемии –
плох он был. Очень плох.
"Геночка умер…", – рыдалась фраза…
…Я б и не вспомнил о том ни разу,
если б не тонкая книжка сказок
с дарственной "…от Г. Прох.".
Мы – очень мирные игрушки.
Нас – тридцать две в одной коробке.
Мы все друзья и все подружки,
но это так, пока мы здесь…
Но здесь лежать наш срок – короткий,
поскольку Ваньке и Андрюшке
устроить шахматную бойню
неймётся – прям на стенку лезь!
Вот-вот поставят нас на клетки
воинственные эти детки.
И нам придётся есть друзей –
от скромных пешек до ферзей…
Прошло очередное Рождество,
На улицу выбрасывают ёлки,
И с ними – отсверкавшими – родство
Я чувствую и берегу осколки
Ушедшего всего.
С. Кодес. Зимний вальс
Как ждали в детстве мы, мальчишки, эти ёлки.
Не потому, что блёстки там встречались и шары.
Шары те били мы на мелкие осколки –
нам только ствол был нужен для игры.
Из тех стволов – варганили мы клюшки:
двор ожидал хоккей – не с шайбой, а с мячом.
Крестились, видя нас, подъездные старушки…
нам было наплевать: всё было нипочём.
Мы были молоды! И мы не рассуждали
про жизни преходящность и т.д.
Играли во дворе; совсем не в виртуале
тогда играли мы, сейчас играют где.
Как далеки те годы! Мать честная!
Подумать страшно – пять десятков лет.
И половина нас – на лёд уже не встанет.
А половины нас – уже на свете нет.
Сменились времена. Пришли иные игры.
И во дворах гниют, лишённые любви,
другие ёлки, сбрасывая иглы.
Другой финал у ёлок… Се ля ви.